Geum.ru

Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель)

Вид материалаДокументы

Содержание


Некоторые проблемы замены наказания более строгим
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

Е.М. Романовская


The article is devoted to the some questions of the delimitation the theft and another crimes.


У кражи есть несколько смежных преступлений, надлежащее отграничение от которых является условием её правильной квалификации.

К таким преступлениям могут быть отнесены мошенничество (ст. 159 УК), грабёж (ст. 160 УК), присвоение и растрата (ст. 161 УК), неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166 УК), умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества.

Соотношение состава кражи с каждым из смежных составов преступлений имеет свои особенности, которые нуждаются в самостоятельном анализе.

Так, казалось бы, мошенничество отличается от кражи весьма существенно и их трудно перепутать. При мошенничестве потерпевший сам, как бы добровольно, отчуждает преступнику своё или вверенное ему имущество, а при краже виновный завладевает таким имуществом тайно, незаметно для собственника, владельца и для посторонних.

Возможность ошибочной квалификации по статье о мошенничестве вместо статьи о краже и наоборот, а, следовательно, и необходимость более тщательного изучения ситуации возникает в случаях, когда обман или злоупотребление доверием используется виновным для облегчения доступа к имуществу.

По справедливому замечанию А.И. Бойцова получение доступа к имуществу в результате обмана или злоупотребления доверием «является всего лишь условием, облегчающим в дальнейшем тайное его изъятие не только без какого-либо участия потерпевшего, но и вообще помимо его воли» [1]. Таким способом совершаются кражи, например, лицами, получившими в магазине одежду для примерки или лицами, согласившимися временно присмотреть за вещами на вокзале, либо занести вещи в вагон. Как кража квалифицируется хищение чужого имущества, также, если доступ к этому имуществу виновный получил в связи с порученной работой либо выполнением служебных обязанностей [2].

При разграничении кражи и грабежа необходимо руководствоваться разъяснениями Пленума Верховного Суда РФ, изложенными в постановлении от 27 декабря 2002 г. «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» [3]. В этом постановлении указывается: «Как тайное хищение чужого имущества (кража) следует квалифицировать действия лица, совершившего незаконное изъятие имущества в отсутствие собственника или иного владельца этого имущества, или посторонних лиц либо хотя и в их присутствии, но незаметно для них. В тех случаях, когда указанные лица, видели, что совершается хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует тайно, содеянное также является тайным хищением чужого имущества» [4].

Если завладение чужим имуществом происходит в присутствии лиц, на безразличие которых виновный рассчитывает, то содеянное следует квалифицировать как кражу. Такими лицами в представлении виновного могут быть его родственники, друзья, коллеги по работе и т.д. [5]

Молчаливое согласие, на которое рассчитывает виновный, в таких случаях не вызвано подавлением или игнорированием их воли со стороны виновного. В.В. Векленко, анализируя подобные случаи хищений, обоснованно замечает, что «если расчёт виновного на попустительство не оправдался, и он вынужден был прибегнуть к открытому игнорированию тех, кто пытался препятствовать, либо применить к ним насилие, ответственность должна наступать за грабёж или разбой в зависимости от обстоятельств происшедшего» [6].

Отграничение кражи от присвоения и растраты проводится по субъекту преступления. В составах присвоения и растраты он специальный. Его особенность заключается в том, что виновный похищает имущество, «которое ему вверено для хранения, реализации, ремонта, обработки, перевозки, временного пользования и т.д., а значит, находится в его правомерном владении, либо виновный в силу служебного положения наделён правом отдавать распоряжения по поводу использования данного имущества, которое, таким образом, находится в его ведении» [7].

Если тайное хищение совершается лицом, не обладающим каким-либо из указанных полномочий, но имеющим доступ к похищенному имуществу по работе или в силу иных обстоятельств, то содеянное должно признаваться кражей. Полномочия субъекта присвоения или растраты не могут быть абстрактными, они должны быть строго конкретизированными и закреплёнными письменно.

В.И. Плохова, внесшая значительный вклад в теоретическую разработку проблемы борьбы с присвоениями и растратами, приводит данные по уголовным делам этой категории, рассмотренным в 2001 г. судами Алтайского края. Там факт вверенности похищенного имущества в 66, 6% случаев был подтверждён документально [8].

Практику документального оформления факта наделения того или иного лица определёнными полномочиями в отношении вверенного имущества В.И. Плохова считает «более правильной» [9], и с этим нельзя не согласиться.

Состав кражи чужого имущества имеет большое сходство с составом неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения. И в том и в другом случае виновный изымает чужое имущество на какое-то время и обращает его в свою пользу или пользу других лиц. Временный характер пользования угнанным транспортным средством, а, следовательно, отсутствие признаков хищения, предлагается использовать в качестве критерия для отграничения угона от кражи.

В момент задержания угонщика с поличным, цель угона для задерживающих чаще всего не очевидна, и её определить трудно ввиду отсутствия в ст. 166 УК РФ признаков предусмотренного ею состава преступления. Имеющийся в ней отрицательный признак – «без цели хищения» - мало что даёт для уяснения характера действий виновного. А главное не ясно как долго угонщик может использовать угнанное им транспортное средство, чтобы не выйти за рамки состава преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ.

Сам угонщик не обязан доказывать отсутствие у него цели хищения. З.А. Незнамова предлагает судить о целях преступника по объективным признакам его поведения: «Изготовление поддельных документов на автомобиль, изменение его внешнего вида, замена деталей, номеров на деталях, разукомплектование транспортного средства, - отмечает З.А. Незнамова, - свидетельствуют о цели хищения» [10].

Несомненно, наличие в действиях виновного этих признаков даёт основание сделать вывод о его намерениях, но на этом трудности в определении цели не заканчиваются. Цель хищения может быть и при отсутствии указанных признаков, когда подлинные намерения преступника требуется установить, например, при его задержании на стадии покушения, или сразу же после перемещения транспортного средства с места стоянки. Г.А. Борзенков так оценивает рассматриваемую ситуацию: «Установить же цель угона, является ли завладение временным или необратимым, пока завладение автомобилем ещё не завершено, бывает достаточно сложно. Решению этой задачи способствовали бы корректировка законодательного определения хищения и диспозиции ч. 1 ст. 166 УК» [11].

На мой взгляд, более приемлемым является предложение по рассматриваемому вопросу А.Н. Игнатова, который, отмечая трудности в доказывании цели хищения при задержании лица с угнанной автомашиной, делает вывод, что «Большой эффект в борьбе с угоном автомобилей принесло бы не разграничение составов на угон с целью хищения и без такового, а установление более строгой ответственности за любой угон независимо от цели, как это сделано в Республике Узбекистан (ст. 267 УК)» [12].

В рамках действующего уголовного законодательства соотношение составов кражи и неправомерного завладения транспортным средством представляет интерес также в случаях изменения виновным цели преступления. Так, если, например, виновный совершил угон транспортного средства, а затем решил его похитить, то всё содеянное, согласно сложившейся судебной практики, охватывается составом кражи и дополнительной квалификации по ст. 166 УК РФ не требуется. Однако, если виновный, не преследуя цели похищения угнанного транспортного средства, похищает, находящиеся в нем вещи или какие-либо детали, механизмы с этого транспорта, то налицо совокупность преступлений, предусмотренных ст. 166 и 158 УК РФ,

Заслуживает внимания и вопрос о соотношении составов кражи чужого имущества и умышленного его уничтожения или повреждения. Если виновный, похитивший чужое имущество, затем его уничтожил или повредил, то наказываться он должен только за первое преступление. Применение наказания и за второе преступление по существу означало бы двойное наказание фактически за одно и тоже [13].

___________________

Бойцов А.И. Преступления против собственности. СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс». 2002. С. 321.

См., например: Российское уголовное право: в 2 т. Т.2. Особенная часть / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. М., 2006. С. 184;

Бойцов А.И. Преступления против собственности. СПб. 2002. С. 322.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 2. С. 2-6.

Там же. С. 2.

См.: Владимиров В.А., Ляпунов Ю.И. Социалистическая собственность под охраной закона. М., 1979. С. 39; Ответственность за корыстные посягательства на социалистическую собственность. М., 1986. С.. 100.

Векленко В.В. Квалификация хищений. Омск. 2001. С. 87.

Российское уголовное право. в 2 т. Т. 2 Особенная часть. М., С. 195.

Плохова В.И. Ненасильственные преступления против собственности. СПб. 2003. С. 278.

Там же.

Уголовное право. Особенная часть. Учебник для вузов / Отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова, Г.П. Новосёлов. М., 1997. С. 250.

Российское уголовное право: в. 2 т. Т. 2. Особенная часть. М., 2006. С. 210.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общей ред. В.М. Лебедева. М. 2004. С. 394.

См., например: Бюллетень Верховного Суда РФ, 1995. № 6, С. 8; Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 10. С. 30.


Вестник Омского университета. Серия «Право». 2006. № 1 (6). С. 288-307

© В.М. Степашин, 2006

УДК 343

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЗАМЕНЫ НАКАЗАНИЯ БОЛЕЕ СТРОГИМ


В.М. Степашин


The article is devoted to the some problems of the substitution 0f the penalty for more strict.


Важнейшими этапами реализации уголовной ответственности выступают назначение и последующее исполнение постановленного приговором суда наказания. Злостное уклонение осужденного от отбывания назначенной меры государственного принуждения влечет негативные для него последствия, предусмотренные действующим уголовным и уголовно-исполнительным законодательством.

В современной юридической литературе предпринимались попытки классификации уклонения от исполнения наказаний. Так, С.Ф. Милюков и О.В. Старков называют следующие его типы в зависимости от вида их юридической регламентации:

1. Признанное преступлением в Особенной части УК;

2. Предусмотренное в Общей части УК;

3. Уклонение, не предусмотренное действующим УК;

4. Уклонение от исполнения уголовно-правовых мер воздействия;

5. Наказания с неотвратимостью воздействия;

6. Уклонение от наказания, предусмотренное уголовно-исполнительным законодательством;

7. Уклонение от исполнения принудительных мер воспитательного воздействия [1].[2]

Вряд ли предложенный вариант классификации заслуживает одобрения, поскольку, с одной стороны, он охватывает (вопреки заявленному наименованию) как уклонение от собственно уголовного наказания, так и от иных мер уголовно-правового характера (условного осуждения, принудительных мер воспитательного воздействия и т.п.). С другой стороны, авторы в приведенной классификации уклонений от отбывания наказания необоснованно упоминают, например, о наказаниях, уклонение от отбывания которых невозможно. Кроме того, обращают на себя внимание терминологические неточности и смешивание различных по своей правовой природе классификационных критериев.

Безусловно, градация видов уклонения от отбывания наказания возможна по различным основаниям. Набольшую практическую ценность, как представляется, имеет их классификация, учитывающая юридические последствия действий, образующих уклонение от отбывания мер государственного принуждения.

Во-первых, уклонение от отбывания наказания приостанавливает течение срока давности исполнения обвинительного приговора. Во-вторых, такое уклонение может повлечь применение мер взыскания, предусмотренных уголовно-исполнительным законодательством. В-третьих, уклонение осужденного от отбывания наказания в виде ареста, лишения свободы, а также специальных наказаний для военнослужащих при определенных обстоятельствах может образовывать самостоятельный состав преступлений (ст. ст. 313, 314, 337-339 УК РФ). Наконец, в-четвертых, назначенные ранее наказания могут быть заменены более суровыми мерами - вплоть до лишения свободы на определенный срок.

Еще И.Я. Фойницкий отмечал: «Так как ни одна карательная мера в её исключительном применении не может достигать всех тех разнообразных целей, к которым стремится институт наказания, и обществу приходится иметь в своем распоряжении множество различных мер, то нужно, чтобы между ними было возможно установить известное соответствие, допускающее выбор между ними, зачет, замену одного другим и т.д.» [3]. Институт замены наказания более строгим в полной мере соответствует и современным международным стандартам в сфере уголовного и уголовно-исполнительного права. Например, п. 14.1 Стандартных минимальных правил ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением («Токийских правил») прямо предусматривает, что «при нарушении условий, подлежащих соблюдению правонарушителем, мера, не связанная с тюремным заключением, может быть изменена или отменена» [4].

Механизм замены наказания более строгим, тем не менее, остается относительно малоизученным, а в юридической литературе ему даются различные оценки.

Так, по мнению В.Д. Филимонова, «определяя наказание за преступление в соответствии с принципом справедливости, нормы, устанавливающие уголовную ответственность, закрепляют в своем содержании штрафные санкции. В связи с тем, что эти нормы играют в системе уголовного права определяющую роль, другие правовые нормы не должны допускать превышения установленного ими верхнего предела» [5]. При этом В.Д. Филимонов, тем не менее, считает допустимой такую замену, «когда уклонение от отбывания назначенного наказания приобретает общественную опасность, свойственную преступлению», предлагая рассматривать злостное уклонение от отбывания штрафа, обязательных и исправительных работ, а также ограничения свободы, в качестве уголовного проступка [6]. Аналогичное мнение ранее было высказано В.С. Минской [7].

Аргументы, положенные в основу такого решения, следует оценивать критически. В частности, В.Д. Филимонов полагает, что смысл криминализации злостного уклонения, либо установления соответствующих штрафных санкций «должен состоять не в усилении ответственности за ранее совершенное преступление.., а в назначении такого наказания, которое по своей тяжести соответствовало бы тяжести ранее назначенного наказания, но в отличие от первого могло быть реально исполненным» [8]. Однако, при этом игнорируется то обстоятельство, что необходимость производства замены наказания обусловлена не объективной невозможностью исполнения меры государственного принуждения, установленной приговором суда, а умышленными действиями осужденного лица, целенаправленно и злостно избегающего претерпевания уголовно-правового возмездия, определенного судом с учетом требований экономии уголовной репрессии и достаточности кары для достижения целей уголовного наказания. В этой связи закономерен переход к иному наказанию, которое не просто «в отличие от первого могло быть реально исполненным», а являлось бы более строгим, репрессивным по отношению к первоначально назначенному.

Криминализация же злостного уклонения от отбывания наказания представляется излишней, она способна привести лишь к более громоздкой и продолжительной процедуре возложения ответственности на лицо, избегающее выполнения требований приговора суда о воздаянии за содеянное. Реализация такого положения «чревата противоречиями теоретического характера и осложнениями в практике» [9]. Кроме того, криминализация злостного уклонения не обеспечит, а значительно сузит гарантии реализации государственного принуждения в отношении преступника: во-первых, она повлечет сокращение числа деяний, образующих злостное уклонение (так, например, не каждое уклонение от отбывания наказаний в виде содержания в дисциплинарной воинской части или лишения свободы признается преступлением); во-вторых, ужесточения репрессии может не произойти в силу действия иных уголовно-правовых институтов (назначения более мягкого наказания, освобождения от уголовного наказания и ответственности и т.д.).

При уклонении от исполнения наказания принуждение должно обеспечиваться возможностью замены другой, более строгой мерой. Именно при замене наказания более строгим применяется санкция нормы уголовного права [10]. Как справедливо отмечает С.Ф. Милюков, «взаимозаменяемость наказаний представляется особенно важным свойством, поскольку каждое наказание должно обеспечить реализацию двух главных принципов уголовного права, находящихся в диалектическом противоречии. Во-первых, это принцип справедливости, требующий всемерной защиты приоритетных для российского общества институтов (личности, собственности, окружающей среды, конституционного строя и др.), во-вторых, принцип гуманизма (или как его еще называют - экономии репрессии), побуждающий суд назначить виновному предельно мягкое, щадящее его наказание» [11].

Тем не менее, понятие «злостности» уклонения применительно к отдельным видам наказания нуждается в уточнении.

Так, ч. 1 ст. 30 УИК РФ, определяющая злостное уклонение от отбывания обязательных работ, относит к нему, в частности, нарушение осужденным трудовой дисциплины более двух раз в месяц. Подобное законодательное решение не представляется удачным. Согласно ст. 189 КЗОТ РФ, «дисциплина труда – обязательное для всех работников подчинение правилам поведения, определенным в соответствии с настоящим Кодексом, иными законами, коллективным договором, соглашениями, трудовым договором, локальными нормативными актами организации». Очевидно, что понятие «нарушение трудовой дисциплины» (в законодательстве о труде говорится о «дисциплинарном проступке») выглядит аморфным и неопределенным.

В равной степени, остается неясным, является ли необходимым условием для признания неоднократных нарушений трудовой дисциплины злостным уклонением от отбывания обязательных работ применение работодателем дисциплинарных взысканий в виде замечания или выговора (ч. 1 ст. 192 КЗоТ РФ), а также наличие предупреждения уголовно-исполнительной инспекции (например, в ч. 3 ст. 46 УИК содержится более удачная формулировка: «Злостно уклоняющимся от отбывания исправительных работ признается осужденный, допустивший повторное нарушение порядка и условий отбывания наказания после объявления ему предупреждения в письменной форме за любое из указанных в части первой настоящей статьи нарушений»). Данные вопросы не находят разрешения ни в УИК РФ, ни в Инструкции Минюста России от 12 апреля 2005 г. № 38 о порядке исполнения наказаний и мер уголовно-правового характера без изоляции от общества.

Думается, что нарушения трудовой дисциплины, способные образовывать злостное уклонение от обязательных работ, должны быть умышленными и существенными, повлекшими как применение дисциплинарного взыскания, так и вынесение предупреждения о замене отбываемой меры более строгим наказанием. Кроме того, как верно отмечает Ю.М. Ткачевский, «действия, составляющие злостное уклонение, должны совершаться именно с целью уклонения от отбывания наказания» [12].

Серьезные нарекания вызывала первоначальная редакция ст. 32 УИК РФ, определявшая злостное уклонение от уплаты штрафа, не учитывавшая возможностей рассрочки и отсрочки его уплаты. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. этот недостаток был устранен, однако одновременно были внесены существенные коррективы в содержание понятия злостного уклонения от отбывания наказания в виде штрафа, под которым стала пониматься неуплата штрафных сумм в установленный срок. Тем самым, оказались нивелированными причины неисполнения наказания: стремление осужденного избежать наказания, либо объективная невозможность уплаты штрафа (например, И.Я. Фойницкий отмечал, что уголовное право «знает замену наказания как по физической или фактической невозможности применения нормального наказания, так и по невозможности юридической» [13]). В последнем случае (при физической невозможности исполнения наказания осужденным) замена штрафа более строгим наказанием становится явно несправедливой, т.е. фактически «наказанием за бедность» [14].

Нельзя не согласиться с С.С. Уткиной в том, что, как минимум, ч. 1 ст. 32 УИК РФ следует дополнить словами: «без уважительных причин после сделанного судебным приставом-исполнителем письменного предупреждения, а также скрывшийся с целью уклонения от уплаты штрафа» [15].

Тем же законодательным актом в уголовное законодательство была внесена и другая сомнительная новелла о возможности взыскания штрафа с родителей или иных законных представителей несовершеннолетнего с их согласия (ч. 2 ст. 88 УК РФ), вызвавшая многочисленные критические и, несомненно, справедливые возражения [16]. «С подобным, разумеется, категорически нельзя согласиться, - пишет Н.А. Лопашенко, - поскольку такой шаг посягает не только на принцип личной ответственности, но и на принципы вины и справедливости. Позиция разработчиков законопроекта, а также законодателей, бездумно принявших такое положение, мягко говоря, вызывает удивление и недоумение» [17].

Помимо очевидной абсурдности такого нововведения, следует отметить и то, что оно породило ряд проблем в сфере исполнения штрафа. Остается неясным: 1) образует ли злостное уклонение от отбывания данного наказания неуплата штрафа в установленные сроки родителями или законными представителями несовершеннолетнего осужденного; 2) возможна ли в таких случаях замена наказания более строгим осужденному несовершеннолетнему, учитывая, что в его действиях не содержится никаких признаков уклонения от отбывания наказания, либо препятствования тому; 3) допустимо ли при таких обстоятельствах возложение ответственности на родителей или законных представителей осужденного, либо взыскание штрафа в принудительном порядке, предусмотренном гражданским законодательством Российской Федерации.

Тем самым фактически создана законодательная основа обмана суда родителями (иными законными представителями) несовершеннолетнего преступника [18].

Единственно верным вариантом разрешения данной проблемной ситуации видится исключение из действующего уголовного законодательства антиправового по сути положения о возможности взыскания штрафа с родителей или иных законных представителей осужденного несовершеннолетнего.

Небезупречно и предложенное в уголовно-исполнительном законе понятие злостного уклонения от отбывания наказания в виде ограничения свободы, которым признается «самовольное без уважительных причин оставление осужденным территории исправительного центра, невозвращение или несвоевременное возвращение к месту отбывания наказания, оставление места работы или места жительства на срок свыше 24 часов» (ч. 3 ст. 58 УИК). Думается, что формально определенный, но единственный критерий, позволяющий разграничить уклонение от отбывания ограничения свободы и злостного уклонения от него – продолжительность отсутствия осужденного на территории исправительного центра, месте работы или жительства - нельзя признать достаточным, тем более с учетом весьма жесткого последствия (замены ограничения свободы лишением свободы на тот же срок).

В этой связи органичным было бы указание в ч. 3 ст. 58 УИК на цель подобных действий осужденного – уклонение от отбывания наказания.

Дискуссионным является и вопрос о возможности «многоэтапной» замены наказания более строгим вследствие злостного уклонения от его отбывания.

Ю.М. Ткачевский отмечает, что ст. 28 УК РСФСР 1960 г. предусматривала замену исправительных работ лишением свободы в случае злостного уклонения от отбывания наказания лица, осужденного к исправительным работам без лишения свободы, т.е. из редакции следовало, что исправительные работы, назначенные лицам, злостно уклоняющимся от уплаты штрафа, не обеспечивались заменой в случае злостного уклонения от их исполнения. Создавалась тупиковая ситуация. Законодатель в УК РФ устранил эту несправедливость [19]. С ним солидарны С.Ф. Милюков и О.В.Старков, заявляя о том, что «в результате означенной замены осужденный к штрафу… может оказаться в заключении… в результате последующей замены исправительных работ лишением свободы» [20]. Многоэтапную замену допускают также В.И. Радченко, А.С. Михлин, И.В. Шмаров [21] и другие авторы

Б. Карганова, напротив, считает невозможной многоступенчатую замену наказаний, поскольку закон, в частности, говорит о замене наказания лицам, осужденным к исправительным работам. Но исправительные работы, при замене ими штрафа, отбываются не по приговору, а по постановлению суда [22]. Такую же позицию занимает С.С. Уткина, резонно отмечая, что «замена штрафа исправительными работами имела бы предупредительное значение лишь в случае дальнейшей возможности замены исправительных работ лишением свободы» [23].

В.Д. Филимонов полагает, что действующий УК вовсе не дает ответа на вопрос, могут ли, например, обязательные и исправительные работы, назначенные за злостное уклонение… в свою очередь на том же основании заменяться лишением свободы [24].

Действительно, в УК РФ законодателем используются различные формулировки, исключающие единообразное решение вопроса о многоступенчатой замене наказаний, поскольку предусматривается замена в случаях злостного уклонения:

от уплаты штрафа, назначенного в качестве основного наказания (ч. 5 ст. 46 УК);

осужденного от отбывания обязательных работ (ч. 3 ст. 49 УК);

от отбывания наказания лицом, осужденным к исправительным работам (ч. 4 ст. 50 УК),

от отбывания наказания лицом, осужденным к ограничению свободы (ч. 4 ст. 53 УК).

Таким образом, буквальное толкование содержания вышеуказанных норм приводит к выводу, что штраф, обязательные и исправительные работы могут быть заменены более строгим наказанием вследствие злостного уклонения от их отбывания только в случае, если эти меры принуждения изначально были назначены приговором суда. В то же время злостное уклонение осужденного от отбывания обязательных работ повлечет ужесточение наказания независимо от того, что являлось основанием для их исполнения. Следовательно, обязательные работы могут быть заменены более строгой мерой принуждения и если они назначены приговором суда, и при их исполнении вместо штрафа, от уплаты которого осужденный злостно уклонялся. В отношении иных мер государственного принуждения замена более строгим видом наказания может носить однократный, разовый характер.

Подобное законодательное решение трудно признать удачным, поскольку оно не гарантирует реализации государственного принуждения как возмездия за совершенное преступление.

Как представляется, основанием для перехода к более строгому виду наказания следует признать злостное уклонение осужденного от применяемого к нему наказания.

Обращает на себя внимание непоследовательность законодателя при решении вопроса об обязательности замены наказания более строгим. Если применительно к штрафу, обязательным работам и ограничению свободы в законе употребляется слово «заменяется», что предполагает обязанность суда осуществить подобное ужесточение карательного воздействия, то «в случае злостного уклонения от отбывания наказания лицом, осужденным к исправительным работам, суд может заменить неотбытое наказание» (ч. 4 ст. 50 УК).

Прав Ю.М. Ткачевский, отмечая, что злостное уклонение от отбывания наказания – это твердо выраженное нежелание отбывать его. Все способы иного воздействия на осужденного уже исчерпаны, но не помогли… Но если это так, то постановка вопроса о замене рассматриваемого наказания лишением свободы должна быть обязательной, а не факультативной, т.е. «должна» иметь место, а не «может» иметь место [25]. Вряд ли можно объяснить законодательное установление «особого» режима исполнения исправительных работ, при котором принятие решение о замене исправительных работ более строгим наказанием вследствие злостного уклонения от их отбывания отдано на усмотрение суду.

Уклонение осужденного от отбываемого наказания всегда должно влечь негативные для него последствия, однако институт замены наказания более строгим не отвечает указанному требованию.

Так, злостное уклонение осужденным от отбывания наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью не предусматривает какого-либо усиления репрессии. Согласно ч. 1 ст. 36 УИК РФ «В срок указанного наказания не засчитывается время, в течение которого осужденный занимал запрещенные для него должности либо занимался запрещенной для него деятельностью», что вряд ли возможно признать адекватной мерой реагирования на противоправное, игнорирующее требования закона поведение осужденного.

Е.С. Литвина отмечая, что ответственность осужденных за такие нарушения практически не установлена, предлагает установить уголовную ответственность за злостное (повторное) нарушение осужденным требований приговора о назначении наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельность после применения к нему мер административной ответственности [26]. С.Ф. Милюков также предлагает дополнить УК РФ ст. 314-1, по которой самовольное занятие запрещенной должности или занятие запрещенной деятельностью признаются самостоятельным преступлением и наказывается штрафом, либо обязательными работами, либо исправительными работами, либо лишением свободы на срок до двух лет [27].

Как упоминалось выше, подобное решение проблемы представляется малопродуктивным, не обеспечивающим единообразие последствий злостного уклонения от отбывания назначенных наказаний. Более верным представляется установление правила о замене рассматриваемого наказания более строгим, например, обязательными либо исправительными работами или ограничением свободы со штрафом в размере, кратном доходу, полученному за время, в течение которого осужденный фактически занимал запрещенные для него должности либо занимался запрещенной для него деятельностью. В случае, если рассматриваемое наказание назначено при условном осуждении, то злостное уклонение от отбывания лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью должно влечь за собой отмену условного осуждения.

Трудно признать удачным последнее законодательное решение о последствиях злостного уклонения от уплаты штрафа, назначенного в качестве дополнительного наказания. Аналогичное положение было известно и последнему советскому УК РСФСР 1960 г., оно подвергалось заслуженной критике. Как пишет Ю.М. Ткачевский, «большой недостаток ст. 30 УК РСФСР заключался в том, что в ней не предусматривалась возможность замены штрафа, назначенного в качестве дополнительного наказания, в случаях злостного уклонения от его исполнения» [28]. Представляется, что в этой части необходимо вернуться к первоначальной редакции ч. 5 ст. 46 УК РФ, установив единые последствия неуплаты штрафа в установленный срок независимо от того, в качестве основного или дополнительного наказания была предусмотрена эта принудительная мера.

В то же время обращает на себя внимание и то, что уклонение от отбывания дополнительных наказаний в виде штрафа, а также лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, назначенных при условном осуждении, не только не предполагает их замены более строгой мерой государственного принуждения, но и не служит основанием для отмены условного осуждения и применения назначенного наказания реально. Как представляется, в этой части ст. 74 УК РФ нуждается в корректировке.

Замена наказания предполагает переход к более строгой по своему содержанию мере государственного принуждения, поскольку причиной замены является противоправное поведение осужденного, стремящегося избежать наказания, назначенного приговором суда. На это обстоятельство справедливо обратил внимание А.К. Музеник, отметив, что «наказание-«заменитель» и наказание, обладающее способностью подлежать замене, находится в соподчинении друг с другом. Вследствие чего строгость наказания, подлежащего замене, как правило, может быть увеличена или уменьшена на величину, обеспечивающую приемлемый, относительно плавный переход от одного наказания к другому” [29].

Следует отметить, что действующее законодательство не только не обеспечивает подобное ужесточение, но и, напротив, допускает фактическое смягчение карательного воздействия на осужденного. Это стало возможным ввиду существенных недостатков действующей системы наказаний. Поэтому вряд ли можно безоговорочно согласиться с тем, что при замене наказания более строгим ориентиром может служить перечень видов наказаний, предусмотренный в ст. 44 УК РФ [30], поскольку законодателем недостаточно строго соблюден принцип расположения видов наказаний в зависимости от их строгости, тяжести.

Иногда считается весьма сложным соотносить наказания с разным содержанием карательного потенциала [31]. С такой точкой зрения согласиться нельзя: любой вид наказания, в зависимости от его содержания и условий его исполнения (отбывания), содержит в себе различные по объему и степени интенсивности карательные компоненты и элементы воспитательного воздействия. Так, А.Ф. Мицкевич предпринял попытку создания ранжированного перечня наказаний, построенного на основании их способности лишать преступника возможности совершения преступлений (без лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельность), и пришел к выводу, что такой перечень в целом совпадает с перечнем наказаний, установленным в ст. 44 УК РФ: в предложенном построении лишь арест и содержание в дисциплинарной воинской части поменялись местами, поскольку арест по своему режиму соответствует общему режиму в тюрьме, а содержание в дисциплинарной воинской части – колонии общего режима [32].

Однако, следует признать, что действующая система наказаний дезорганизована еще в большей степени. В юридической литературе последних лет на это обстоятельство неоднократно обращалось внимание [33].

Так, К.Р. Самвелян отмечает, что иерархия расположения наказаний в УК 1996 г. не соответствует их действительному карательному содержанию [34]; в частности, справедливо обращается внимание на то, что обязательные работы могут быть более легким наказанием, чем лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, однако при этом недостаточно обоснованно признается за штрафом место действительно наиболее мягкого наказания [35]. По мнению Б. Каргановой, И.В. Дворянскова и других авторов, исправительные работы содержат значительно меньший карательный заряд, нежели штраф [36]. С.С. Уткина справедливо отмечает, что сопоставление финансовой составляющей злостно неуплаченного максимального штрафа и максимума исправительных работ, делает очевидным, что считать исправительные работы в данном случае более строгим наказанием по меньшей мере наивно [37]. Правда, при этом автор необоснованно полагает, игнорируя минимальные значения штрафа, что в настоящее время фактически штраф занял в системе наказаний место между ограничением по военной службе и ограничением свободы, т. е. место, которое ранее занимала конфискация имущества [38].

Очевидно, что сопоставление различных видов наказаний по их строгости возможно только, исходя из индивидуальных количественных (срока или размера) и качественных значений каждой меры государственного принуждения, но факт остается фактом – принцип расположения наказаний в точном соответствии с их жесткостью в действующем законе не выдержан. В этой связи, при замене наказания вследствие злостного уклонения осужденного от его отбывания, необходимо обращать внимание не только на место заменяемого и замещающего наказаний в перечне ст. 44 УК РФ, но и анализировать их фактическое содержание, заложенный в этих мерах уровень правоограничений.

Реализации замены наказания более строгим препятствует и очевидная рассогласованность норм Уголовного кодекса, предусматривающих такую ротацию, и правил, определяющих сферу применения отдельных мер государственного принуждения.

Так, штраф, обязательные и исправительные работы, в частности, могут быть заменены ограничением свободы и арестом, последние два вида наказания, согласно действующему закону, могут заменить назначенные судом обязательные, либо исправительные работы. При этом следует учитывать, что в отношении всех указанных мер государственного принуждения установлены существенные ограничения в применении. Например, в соответствии с ч. 4 ст. 49 и ч. 5 ст. 50 УК, исправительные и обязательные работы не назначаются лицам, признанным инвалидами первой группы, беременным женщинам, женщинам, имеющим детей в возрасте до трех лет, военнослужащим, проходящим военную службу по призыву, а также военнослужащим, проходящим военную службу по контракту на воинских должностях рядового и сержантского состава, если они на момент вынесения судом приговора не отслужили установленного законом срока службы по призыву.

Как следствие, это в отдельных случаях исключает саму возможность замены назначенного судом наказания, от отбывания которого имело место злостное уклонение, более строгой мерой государственного принуждения, поскольку наказания-«заменители» не могут быть применены к отдельным категориям осужденных. Например, санкции ч. 1 и ч. 2 ст. 129 УК, помимо штрафа, предусматривают наказания в виде обязательных работ, исправительных работ и ареста. В случае уклонения от уплаты штрафа осужденной за эти преступления беременной женщиной усиление наказания осуществить невозможно, вынесенный приговор обречен быть неисполненным. Если же штраф будет назначен ей за заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 207 УК РФ предусматривает наказания в виде штрафа, исправительных работ, ареста и лишения свободы), то суд вынужден будет заменить изначально назначенную меру только лишением свободы, несмотря на наличие в санкции двух альтернативных наказаний, поскольку в качестве «замещающего» наказания может выступить только лишение свободы, что фактически ухудшает положение лиц данной категории по сравнению с другими осужденными.

Неясным остается вопрос и о возможности замены несовершеннолетним осужденным наказаний в виде штрафа, обязательных либо исправительных работ лишением свободы. Так, в соответствии с ч. 6 ст. 88 УК РФ «Наказание в виде лишения свободы не может быть назначено несовершеннолетнему осужденному, совершившему в возрасте до шестнадцати лет преступление небольшой или средней тяжести впервые, а также остальным несовершеннолетним осужденным, совершившим преступления небольшой тяжести впервые». А. Бриллиантов в этой связи отмечает, что назначение указанным категориям несовершеннолетних лишения свободы невозможно, а замена штрафа лишением свободы формально не запрещена, поскольку законодательных ограничений нет [39]. С данным подходом следует согласиться, если прибегнуть к филологическому толкованию упомянутой нормы, поскольку ч. 6 ст. 88 УК запрещает именно назначение лишения свободы. Однако представляется, что такой вывод противоречит генеральному курсу законодателя на либерализацию уголовной ответственности несовершеннолетних, стремлению избежать применения к ним лишения свободы, поэтому анализируемая норма, на наш взгляд, нуждается в корректировке.

В остальных же случаях препятствий для замены штрафа предусмотренным в санкции лишением свободы нет замены штрафа лишением свободы [40]. Подобное законодательное решение вызвало неоднозначную реакцию. Например, В.Д. Филимонов полагает: если законодатель сочтет необходимым такую замену, то он обязан установить уголовную ответственность за злостное уклонение от уплаты штрафа в крупном размере (если размер штрафа небольшой, то уголовная ответственность, по его мнению, исключается) [41].

Следует констатировать, что причиной дискуссий такого рода стал крайне неудачный, недостаточно проработанный механизм замены штрафа более строгим видом наказания, зафиксированный в действующем законодательстве.

В соответствии с ч. 5. Ст. 46 УК «В случае злостного уклонения от уплаты штрафа, назначенного в качестве основного наказания, он заменяется в пределах санкции, предусмотренной соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса». В.Д. Филимонов прав, отмечая, что «Бросается в глаза отсутствие фактического решения вопроса о замене штрафа другим наказанием. … в УК есть статьи, в которых в качестве вида наказания предусмотрен только штраф, а также статьи, в которых помимо штрафа предусмотрено только лишение свободы» [42]. Справедливо обращается внимание на то, что закон не предусматривает четкого эквивалента таких замен в зависимости от размера штрафа, отсутствуют критерии для определения продолжительности нового вида наказания, назначаемого в порядке замены [43].

Так, И.Н. Лемперт предлагает при замене штрафа более строгим наказанием установить требование пропорциональности, исходя из расчета: 2 500 рублей, либо заработная плата или иной доход осужденного за две недели за: два месяца лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью; - сорок часов обязательных работ; - один месяц исправительных работ или ограничения по военной службе; - двадцать дней ограничения свободы; - десять дней ареста, содержания в дисциплинарной воинской части или лишения свободы. При этом общий срок лишения свободы не может превышать пяти лет [44].

Предлагаемый вариант совершенствования механизма замены штрафа более строгим видом наказания выглядит небесспорным, поскольку он, прежде всего, не решает проблемы выбора судом адекватного «заменяющего» вида наказания (суд сможет заменить назначенное ранее наказание как на исправительные работы сроком на два года, так и на лишение свободы продолжительностью пять лет). К сожалению, система санкций, как таковая, в действующем законодательстве отражена весьма условно, но мы полагаем, что реализация подобного предложения не устранит существующий дисбаланс между тяжестью деяния и предусмотренным за него наказанием (в том числе – при применении правил о замене наказания более строгим).

По мнению С.Ф. Милюкова и О.В. Старкова, определенным ориентиром в этом направлении может служить ч. 3 ст. 30 ранее действовавшего УК РСФСР 1960 г., в соответствии с которым суд имел право заменить неуплаченную сумму штрафа исправительными работами из расчета один месяц исправительных работ за два МРОТ [45].

С.С. Уткина, пытаясь разрешить исследуемую проблему, сопоставляет максимальные значения штрафа и обязательных работ, по её мнению, «на сегодняшний день для взрослых неуплаченный штраф или его часть могли бы заменяться обязательными работами в пропорции «за каждые 480 рублей неуплаченной суммы – 1 час обязательных работ», а для несовершеннолетних – «за каждые 3,2 рубля неуплаченной суммы – 1 час обязательных работ» [46]. При этом, во-первых, по-прежнему не решается проблема избрания судом вида замещающего наказания, невозможность применения отдельных мер государственного предупреждения к ряду категорий осужденных, не проводится связь между предлагаемой пропорцией и законодательными пределами для обязательных и исправительных работ. Кроме того, остается неразрешенным вопрос о возможных пропорциях при замене штрафа иными, более строгими видами наказания (например, лишением свободы).

Наконец, предлагаемое решение не учитывает особенности экономической ситуации в Российской Федерации. Так, благодаря современным показателям инфляции, в течение двух лет штраф, исчисляемый в рублях, ожидает девальвация в 20-25%. Вряд ли это может свидетельствовать об адекватном снижении характера и степени общественной опасности тех деяний, совершение которых может повлечь назначение виновным штрафа. В то же время, реальное содержание наказания штрафа в размере, допустим, пятисот тысяч рублей, назначенного за тождественные преступления в 2004 и 2006 годах, будет существенно отличаться. Это обстоятельство весьма негативно сказывается и на механизме замены штрафа более строгим наказанием.

Таким образом, институт замены наказания более строгим представляет собою специфический механизм уголовно-правового обеспечения исполнения наказаний. В то же самое время такая замена является правовой реакцией на негативное поведение осужденного к исполнению наказания, элементом прогрессивной системы [47]. Необходимость корректировки рассматриваемого института очевидна.

1. Замена наказания более строгим вследствие злостного уклонения от его отбывания должна быть императивной, не зависящей от судебного усмотрения.

2. Подобная замена должна осуществляться в отношении любого применяемого к осужденному наказания, а не только от назначенного по приговору суда. В законодательстве следует установить правила, обеспечивающие многоэтапность замены наказаний более строгим и, в конечном итоге, фактическое применение к виновному государственного принуждения.

3. Основанием такой замены может служить только злостное уклонение от его отбывания, т.е. противоправное поведение осужденного, сопряженное с существенными нарушениями режима исполнения наказания, преследующее цель уклонения от его отбывания.

4. Злостное уклонение от отбывания дополнительных наказаний, назначенных при условном осуждении, должно влечь отмену условного осуждения.

5. Замещающее наказание должно не формально (исходя из расположения в перечне наказаний), а фактически по своему содержанию быть более строгим.

6. При замене наказания более строгим необходимо соблюдать принцип пропорциональности: замещающее наказание не должно быть существенно (чрезмерно) более строгим, нежели заменяемое.

___________________

1, 2 Старков О.В., Милюков С.Ф. Наказание: уголовно-правовой и криминопенологический анализ. СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. С. 222-223..

Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М.: Добросвет-2000 Городец, 2000. С. 69.

Сборник стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия. Нью-Йорк, 1992. С. 184.

Филимонов В.Д. Норма уголовного права. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 46.

Там же. С. 272, 275.

Минская В.С. К вопросу о замене наказаний в случае злостного уклонения осужденного от их отбывания // Развитие теории наказания в уголовном и уголовно-исполнительном праве. М., 2000. С. 124.

Филимонов В.Д. Указ. соч. С. 272-273.

Уткина С.С. Уголовное наказание в виде штрафа Томск: Изд-во Том.ун-та, 2004. С. 147.

Благов Е.В. Применение уголовного права. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 75-76.

Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. СПб.: СПбИВЭСЭП, 2000. С. 151.

Ткачевский Ю.М. Прогрессивная система исполнения уголовных наказаний. М.: Зерцало, 1997. С. 123.

Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 103.

Уткина С.С. Указ. соч. С. 157.

Там же. С. 149.

См, например: Боровиков В. О совершенствовании института уголовной ответственности несовершеннолетних // Уголовное право. 2003. № 4. С.10; Лемперт И.Н. Правовая характеристика штрафа как вида уголовного наказания. Автореф. канд. дис. Красноярск, 2004. С. 7, 17. Бриллиантов А. Изменения законодательства о наказании // Российская юстиция. 2004. № 5. С. 38; Жевлаков Э. Обновленное уголовное законодательство и проблемы его применения // Уголовное право. 2004. № 3. С. 30.

Лопашенко Н.А. Основы уголовно-правового воздействия. СПб., Юридический центр Пресс, 2004. С. 233.

Уткина С.С. Указ. соч. С. 153.

Ткачевский Ю.М. Указ. соч. С. 122.

Старков О.В., Милюков С.Ф. Указ. соч. С. 70.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.И. Радченко. М., 1994. С. 55.

Карганова Б. Место штрафа в системе наказаний по УК РФ // Уголовное право. 2003. № 4. С. 33.

Уткина С.С. Указ. соч. С. 151-152.

Филимонов В.Д. Указ. соч. С. 272.

Ткачевский Ю.М. Указ. соч.С. 70-71, 119.

Литвина Е.С. Наказание в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Автореф. канд. дис. Томск, 2003. С. 19.

Милюков С.Ф. Указ. соч. С. 194-195.

Ткачевский Ю.М. Указ. соч. С. 75.

Музеник А.К. К вопросу о замене наказания в процессе исполнения приговора // Актуальные вопросы правоведения в современный период. Томск, 1995. С. 197.

Филимонов В.Д. Указ. соч. С. 272-273.

Дворянсков И. В. Эффективность альтернативных наказаний. М.: Закон и право, 2005. С. 64-65.

Мицкевич А.Ф. Уголовное наказание. СПб.: Юридический центр Пресс, 2005. С. 194.

См. также: Бриллиантов А.В. Дифференциация наказания: уголовно-правовые и уголовно-исполнительные проблемы: Дис… докт. юрид. наук. М., 1998. С. 216-218; Михлин А.С. О системе наказаний и освобождении от наказаний // Вопросы уголовной ответственности и её дифференциации (в проекте Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации). Ярославль. 1994. С. 37-39; Селиверстов В.И. Система наказаний нуждается в существенной доработке // Там же. С. 80-83.

Самвелян К.Р. Уголовно-правовые санкции: проблемы конструирования и применения: Автореф…дис. канд. юрид. наук. Волгоград, 1997. С. 8.

Там же. С. 16.

Карганова Б. Указ. соч. С. 33.

Уткина С.С. Указ. соч. С. 151-152.

Там же. С. 97.

Бриллиантов А. Изменения законодательства о наказании // Российская юстиция. 2004. № 5. С. 39.

Карганова Б. Указ. соч. С. 33-35.

Филимонов В.Д. Указ. соч. С. 275.

Там же. С. 272.

Ткачевский Ю.М. Указ. соч. С. 120.

Лемперт И.Н. Указ. соч. С. 8, 22.

Старков О.В., Милюков С.Ф. Указ. соч. С. 70.

Уткина С.С. Указ. соч. С. 158.

Ткачевский Ю.М. Указ. соч. С. 126.


Вестник Омского университета. Серия «Право». 2006. № 1 (6). С. 308-313

© В.С. Максимов, 2006

УДК 343