Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель)

Вид материала

Документы

Содержание Compulsory insurance is relevant to private law since it is aimed at protection of individuals property interests. О редакции некоторых статей уголовного кодекса российской федерации Отграничение кражи от смежных составов преступлений

Подобный материал:

• Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель), 3171.93kb.
• Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель), 4825.94kb.
• Оргкомитет конференции: Председатель, 64.43kb.
• Председатель Наблюдательного Совета нп «Научно-информационный центр общественной, 158.29kb.
• Председатель Наблюдательного Совета нп «Научно-информационный центр общественной, 180.36kb.
• Программа организационный комитет председатель: Старостенков М. Д. д ф. м н., проф.,, 207.71kb.
• Волков Владимир Анатольевич, председатель Исполкома ма «Большой Урал» Бабушкина Людмила, 387.91kb.
• Председатель Совета Федерации фс РФ валентина Матвиенко, Председатель Госдумы, 55kb.
• Программа самара 28 30 марта 2012 г. Организационный комитет конференции Председатель:, 185.87kb.
• Весёлая Курова, 1091.63kb.

Л.А. Червань


Compulsory insurance is relevant to private law since it is aimed at protection of individuals property interests.


Основной классификацией страхования является деление страхования на добровольное и обязательное. Одни авторы называют это формами страхования [1], другие – видами страхования [2].

Такая классификация страхования выработана не только наукой гражданского права, но и закреплена законодательно - в статье 927 ГК РФ указывается на существование добровольного (хотя прямо этот термин не фигурирует) и обязательного страхования.

Добровольное страхование осуществляется на основании договоров имущественного или личного страхования, заключаемых гражданином или юридическим лицом (страхователем) со страховой организацией (страховщиком).

Обязательное страхование – такой вид страхования, который осуществляется в случаях, когда законом на указанных в нем лиц возлагается обязанность страховать в качестве страхователей жизнь, здоровье или имущество других лиц либо свою гражданскую ответственность перед другими лицами за свой счет или за счет заинтересованных лиц.

В настоящее время в России обязательное страхование занимает особое положение в структуре страхования. Как отмечено в Концепции развития страхования в Российской Федерации (одобрена распоряжением Правительства РФ от 25 сентября 2002 г. № 1361-р), при существующем уровне платежеспособного спроса на услуги добровольного страхования приоритетным является обязательное страхование, которое позволит создать страховую защиту для потенциально рисковых групп населения, юридических лиц, а также значительно снизить затраты государства на возмещение ущерба пострадавшим в результате стихийных бедствий, аварий и катастроф.

Следует отметить, что приоритетность обязательного страхования не является результатом современного развития, а имеет давнюю традицию. Так, еще в 20-е годы прошлого столетия В.И. Серебровский писал: «В СССР страховой договор, естественно, играет роль значительно меньшую, нежели на Западе. Плановость хозяйства СССР делает и страхование одной из частей сложного хозяйственного механизма: государство применяет страхование там, где для государства это оказывается нужным и полезным. Во многих случаях, когда на Западе заключение страхования предоставлено обоюдному усмотрению сторон, в СССР в тех же случаях страхование является обязательным, возникает в силу закона, помимо желания и даже воли страхователя» [3].

Учитывая особое значение обязательного страхования, вопрос о правовой природе обязательного страхования, является ли обязательное страхование гражданско-правовым институтом, институтом публичного права, или смешанным правовым институтом, имеет особое значение, поскольку без установления характера данных правоотношений невозможно определить наиболее приемлемый способ их регулирования, который бы соответствовал целям этого вида страхования.

Вопрос о юридической природе обязательного страхования рассматривался многими авторами [4].

Так, еще В.И. Серебровский в своих трудах, посвященных страхованию, отмечал, что такой вид обязательного страхования как окладное страхование является публичным институтом [5].

По мнению В.И. Серебровского критерием разграничения публично-правовых и частноправовых институтов является следующее: во-первых, могут ли стороны самостоятельно определять условия заключаемого договора, во-вторых, свободен ли страхователь в выборе страховщика.

Следует отметить, что критерий отнесения обязательного страхования к публичному праву: отсутствие свободы волеизъявления сторон при установлении страховых отношений был положен в основу большинством приверженцев «публичной» правовой сущности обязательного страхования. Поэтому, полагаем, необходимо остановиться на анализе данного вопроса.

Специальные правила, касающиеся регулирования обязательного страхования, закреплены в ст. 927, 936, 936 ГК РФ.

Как уже было отмечено, в ст. 927 ГК РФ содержится определение обязательного страхования. В п. 1 ст. 936 ГК РФ закреплен порядок осуществления обязательного страхования: «Обязательное страхование осуществляется путем заключения договора страхования лицом, на которое возложена обязанность такого страхования (страхователем), со страховщиком».

Следовательно, для возникновения страховых правоотношений недостаточно указания лишь в законе об обязательности осуществления страхования. Страхователь должен выразить свое волеизъявление на заключение договора страхования и должен быть заключен договор в установленном порядке.

Одним из основных принципов заключения договоров является принцип свободы договора, то есть стороны по своему усмотрению без постороннего вмешательства, в том числе и государственных органов, самостоятельно определяют содержание договора, добровольно принимают на себя права и обязанности.

Законом, в частности ст. 927 ГК РФ, устанавливаются правовые гарантии свободы заключения договора, даже в том случае, когда страхование осуществляется в силу закона (обязательное страхование): страховщик не обязан заключать договор страхования на предложенных страхователем условиях.

Анализ нормативного материала, регулирующего тот или иной вид обязательного страхования [6], позволяет определить его структуру. Структура нормативно-правовой базы такова: нормы ГК РФ, устанавливающие общие для всех видов обязательного страхования правила, нормы специального закона, которым «вводится» определенный вид обязательного страхования и Правила страхования [7].

Нормы ГК и специального закона носят императивный характер, установление «иного» соглашением сторон не допускается. Природа же Правил страхования при обязательном страховании остается неопределенной.

Возможность определение условия страхования в Правилах страхования предусмотрена в ст. 943 ГК РФ. Здесь же определено значение Правил страхования для сторон: условия, содержащиеся в правилах страхования и не включенные в текст договора страхования (страхового полиса), обязательны для страхователя (выгодоприобретателя), если в договоре (страховом полисе) прямо указывается на применение таких правил и сами правила изложены в одном документе с договором (страховым полисом) или на его оборотной стороне либо приложены к нему. Причем при заключении договора страхования страхователь и страховщик могут договориться об изменении или исключении отдельных положений правил страхования и о дополнении правил.

Таким образом, Правила страхования согласно вышеприведенным нормам имеют рекомендательный характер и могут быть изменены по соглашению сторон. Однако при обязательных видах страхования имеется оговорка, что такие правила обязательны для страхователя и страховщика.

Так, ст. 5 Федерального закона от 25 апреля 2002 г. № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» устанавливает, что условия, на которых заключается договор обязательного страхования, должны соответствовать типовым условиям договора обязательного страхования, содержащимся в издаваемых Правительством Российской Федерации правилах обязательного страхования.

Таким образом, наличие Правил страхования существенно ограничивает свободу заключения договора. Страхователь и страховщик не могут устанавливать в договоре страхования иных условий страхования, изменяющих объем страховой защиты по сравнению с требованиями, предусмотренными Законом и Правилами страхования. То есть условия конкретного договора уже определены, их изменение не допускается.

Вопрос о правовой природе Правил страхования и роли этого акта в регулировании страховых отношений решается в литературе неоднозначно. Одни авторы признают обязательность Правил страхования для сторон, и наличие в Правилах указания на этот счет считают достаточным, чтобы признать императивность норм Правил страхования. Другие же полагают, что Правила страхования, сами по себе, не могут ограничивать волю сторон в части определения условий договора.

Так, в книге М.И. Брагинского, В.В. Витрянского «Договорное право» отмечается: «Договор, который заключен в качестве страхователя стороной, указанной в законе, представляет собой обычный договор страхования. Это находит свое выражение, в частности, в том, что стороны при заключении в подобных случаях договора связаны непосредственно только нормами, включенными в сам Закон. Правовая природа Правил страхования остается той же; сами по себе они никоим образом не связывают стороны. По этой причине содержащееся в Правилах страхования (стандартных) гражданской ответственности организаций, эксплуатирующих опасные производственные объекты, за причинение вреда жизни, здоровью или имуществу третьих лиц и окружающей природной среде в результате аварии на опасном производственном объекте указание на то, что сами по себе «настоящие Правила становятся неотъемлемой частью договора страхования и обязательными для страховщика и страхователя», не совсем точно. Имеется в виду, что при наличии закона об обязательном страховании за его пределами Правила становятся обязательными только при наличии в договоре соответствующей к ним отсылки» [8].

Конечно же, с высказанным авторами мнением можно согласиться и считать нормы Правил страхования обязательными только в том случае, если оговорка об этом непосредственно включена в договор. Необходимо при этом иметь в виду, что стороны не могут не включить это условие в договор. Поэтому, с какой бы стороны мы не рассматривали природу Правил страхования, придется признать их обязательность для сторон.

Таким образом, при заключении договора обязательного страхования стороны заключают договор на условиях, изложенных в законе и Правилах страхования, какая-либо самостоятельность сторон не допускается.

Однако необходимо отметить, что гражданское законодательство знает и иные договоры, при заключении которых воля сторон существенно ограничена законом. Достаточно вспомнить конструкцию «публичного договора», а также отдельные виды договоров, например, договор розничной купли-продажи, договор ренты, договор бытового подряда. Все эти договоры, включая договор обязательного страхования, объединяет одно – цель, ради которой устанавливаются такие ограничения – защита интересов экономически и юридически более слабой стороны – потребителя при договоре розничной купли-продажи и бытового подряда, или выгодоприобретателя – при обязательном страховании.

Таким образом, и в настоящее время характер обязательного страхования таков, что все условия страхования прописаны в актах, обязательных для сторон, и воля сторон не имеет правового значения. Однако, само по себе данное обстоятельство не видоизменяет сущность того или иного правового явления.

Тогда необходимо рассмотреть иной критерий, положенный В.И. Серебровским в основу отнесения обязательного страхования в публичных отраслях права: субъектный состав участников обязательного страхового правоотношения. Ранее в роли страховщика выступала только одна организация – Госстрах, которая являлась монополистом на рынке страховых услуг. Иные участники к осуществлению страхования не допускались.

Сейчас страхователь свободен в выборе страховщика – на страховом рынке в настоящее время действует не одна сотня страховых организаций, в том числе с участием иностранного капитала. Но влияет ли на характер обязательного страхового правоотношения количество страховщиков, допущенных к осуществлению обязательного страхования?

Ответ на это вопрос вытекает из вышеизложенной характеристики нормативно-правового регулирования этих отношений, а именно то, что предписания, содержащиеся в законе и Стандартных правилах, являются императивными и не подлежат изменению.

Следовательно, «личность» страховщика и страхователя не влияет на содержание обязательного страхового правоотношения. Вне зависимости от того, какая страховая организация будет выступать страховщиком в отдельно взятом договоре страхования, условия страхования будут такими же. Поскольку «личность» страховщика не влияет на содержание договора страхования, следовательно, количество страховщиков не влияет на саму суть обязательного страхования и субъектный состав не может быть положен в основу отнесения обязательного страхования к частноправовому или публично-правовому институту.

Но необходимо обратить внимание еще на один момент, характеризующий обязательное страхование, – не только повышенный контроль за реализацией страхователями и страховщиками предписаний закона об осуществлении обязательного страхования со стороны уполномоченных государственных органов, но и «вмешательство» государственных органов во взаимоотношение самостоятельных хозяйствующих субъектов – страхователя и страховщика. Например, при страховании ответственности организаций, эксплуатирующих опасные производственные объекты, таким органом является в настоящее время Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору [9].

Такое «вмешательство» государственных органов в сферу страхования проявляется в компетенции Федеральной службы по экологическому, технологическому и атомному надзору, которые достаточно объемны. Так, например, при выдаче лицензии она проверяет наличие у соискателя лицензии договора страхования, проверяет содержание договора на соответствие нормативным актам, контролирует правильность идентификации опасных производственных объектов и соответствия их отнесения к категориям по обязательному страхованию ответственности нормативным требованиям, контролирует правильность выполнения страховыми организациями, имеющими право на страхование ответственности организаций, эксплуатирующих опасные производственные объекты, условий, установленных договором страхования, представляются ежеквартальные отчеты о ходе проведения страхования ответственности за причинение вреда при эксплуатации опасных производственных объектов [10].

Компетенция государственных органов в рамках обязательного страхования, минимальная самостоятельность (вернее, ее отсутствие) сторон договора страхования при определении условий договора страхования говорят о высокой степени вмешательства публично-правовых образований в хозяйственную деятельность организаций – страхователя и страховщика. Такое вмешательство государственных органов свидетельствует, что обязательное страхование имеет повышенный интерес к себе со стороны государства в связи с особым общественным значением. Но повышенное внимание со стороны государственных органов не меняет правовую сущность обязательного страхования – частноправовой характер страхового правоотношения.

Таким образом, бесспорным является вывод, что обязательное страхование, в том числе и такие имеющие существенные особенности, являются институтом гражданского права и к публичным отраслям права не имеют непосредственного отношения.

Для подтверждения данного вывода необходимо обратиться к теории права, которой разработаны признаки, позволяющие определить принадлежность того или иного правового института к сфере публичного или частного права.

Основанием отнесения тех или иных отношений к предмету публичного или частного права служит не только метод их регулирования – диспозитивный или же императивный, но в первую очередь предмет правого регулирования – то есть отношения, которые подлежат регулированию.

Предметом регулирования частного права, а именно гражданского права, являются частные интересы отдельно взятого лица, что и имеет место при обязательном страховании – договор обязательного страхования касается только конкретного лица – страхователя и направлен на защиту имущественных интересов только этого лица, но не государства или иного публично-правового образования.

Публичные интересы представлены здесь только самым общим образом и выражены они в общем регулировании государством общественным отношений, целью которых является обеспечение стабильности хозяйственных процессов.

На наш взгляд, ошибочный вывод о публичном характере обязательного страхования обусловлен именно акцентированием внимания на методе правового регулирования обязательного страхования и упущение из виду его предмета, который обусловлен исключительно особым значением для благосостояния общества и не более.

___________________

Гражданское право. Том 2. Учебник. Издание третье, переработанное и дополненное./ Под ред. А.П. Сергеева, Ю.Л. Толстого. М.: ПБОЮЛ «Л.В. Рожников», 2001. С. 519 .

Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. М.: Статут, 2002. С. 522.

Серебровский В.И. Избранные труды по наследственному и страховому праву. Изд. 2-е, испр. М.: Статут, 2003. С. 467.

Перечень работ, авторы которых рассматривали данный вопрос, содержится в статье М.Д. Суворовой «О частноправовом характере института страхования»// «Правоведение». 1997. №4. С. 129.

Серебровский В.И. Указ. соч. С. 471.

Например, страхование гражданской ответственности владельцев транспортных средств, страхование гражданской ответственности организаций, эксплуатирующих опасные производственные объекты.

Например, Правила обязательного страхования гражданской ответственности владельцев транспортных средств (утв. постановлением Правительства РФ от 7 мая 2003 г. N 263), Стандартные правила страхования гражданской ответственности организаций, эксплуатирующих опасные производственные объекты.

Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С.637.

Указом Президента РФ от 09 марта 2004г. №314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти» Федеральный горный и промышленный надзор России преобразован в Федеральную службу по технологическому надзору, Указом Президента РФ от 20 мая 2004г. №649 «Вопросы структуры федеральных органов исполнительной власти» Федеральная служба по технологическому надзору преобразована в Федеральную службу по экологическому, технологическому и атомному надзору. Постановлением Правительства РФ от 30 июля 2004г. №401 «О Федеральной службе по экологическому, технологическому и атомному надзору» установлено, что Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору является специально уполномоченным органом в области промышленной безопасности.

Письмо Госгортехнадзора России от 23.05.98г. «О страховании ответственности за причинение вреда при эксплуатации опасных производственных объектов» // ИПС «Кодекс».


Вестник Омского университета. Серия «Право». 2006. № 1 (6). С. 274-282

© Ю.Я. Вольдман, А.С. Фролов, 2006

УДК 343

О РЕДАКЦИИ НЕКОТОРЫХ СТАТЕЙ УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ


Ю.Я. Вольдман, А.С. Фролов


In the article are analysed formulations of some clauses Criminal code of fhe Russian Federation.


Эффективность уголовно-правовых норм иногда зависит, прежде всего, от того, как они сформулированы в статьях Уголовного кодекса. В идеале нормы уголовного права, содержащие запреты под угрозой наказания, должны быть изложены так, чтобы были понятны не только юристу.

В жизни так, к сожалению, часто не получается. Даже высококвалифицированные юристы порой годами ведут дискуссии по вопросу о том, как надо понимать тот или иной уголовно-правовой запрет.

На помощь законодателю часто приходит Пленум Верховного Суда РФ, давая своё толкование уголовно-правовым нормам.

Однако, истолковывая нормы, допускающие различное их понимание, Пленум Верховного Суда РФ часто не без оснований идёт на риск заслужить упрёк в выполнении не свойственных ему нормотворческих функций.

Несомненно, принятый в 1996 г. Уголовный кодекс Российской Федерации, отличается от предыдущих российских уголовных кодексов более высоким уровнем законодательной техники. Он выдерживает самое критическое сопоставление с новейшими уголовными кодексами зарубежных стран. Вместе с тем имеются и причины, диктующие необходимость совершенствования Кодекса.

Самая общая претензия, как нам кажется, должна касаться не содержания кодекса, а порядка его принятия и подготовки проектов федеральных законов о внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс.

Практика показывает, что имеющийся в стране научный потенциал юристов в работе по совершенствованию уголовного законодательства используется недостаточно.

Многих ошибок, потребовавших срочного исправления, можно было бы избежать при рачительном отношении к накопленному опыту и знаниям известных учёных и практиков страны.

Среди юристов уже длительное время обсуждается вопрос о необходимости Федерального закона Российской Федерации, регламентирующего процедуру подготовки и принятия законов [1]. Отсутствие обязательного регламента, обеспечивающего высокий уровень правовой экспертизы, приводит к принятию законов с серьёзными ошибками.

Государственная Дума, признав необходимость правовой экспертизы предложений по совершенствованию Уголовного кодекса, пошла на беспрецедентный шаг. В законе «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации» от 13 июня 1996 г. было сформулировано правило, согласно которому «Проекты федеральных законов о внесении изменений и дополнений в Уголовный Кодекс Российской Федерации могут быть внесены в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации только при наличии официальных отзывов Правительства Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации».

Необычность этой меры состоит в том, что согласно ч. 3 ст. 104 Конституции Российской Федерации особый порядок внесения законопроектов в Государственную Думу установлен лишь для законопроектов о введении или отмене налогов, освобождении от их уплаты, о выпуске государственных займов, об изменении финансовых обязательств государства, а также для других законопроектов, предусматривающих расходы, покрываемые за счёт федерального бюджета.

Во всех этих случаях для внесения законопроекта в Государственную Думу требуется заключение Правительства Российской Федерации. Желание Федерального Собрания заручиться по проектам законов о внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс, заключением не только Правительства РФ, но и Верховного Суда РФ объяснимо. Однако, как показывает практика, на качестве принимаемых уголовных законов, это вряд ли сказалось.

Обратимся к редакции некоторых статей Уголовного кодекса РФ. Например, ч. 2 ст. 24 УК РФ на момент принятия УК гласила: «Деяние, совершенное по неосторожности, признаётся преступлением только в том случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьёй Особенной части настоящего Кодекса». Мысль предельно чёткая. Редакция статьи безупречная. Но она могла быть применена только в том случае, если бы в Особенной части Кодекса все деяния, наказуемые за их совершение по неосторожности, были бы специально предусмотрены. Но этого не было сделано. И в результате многие неосторожные преступления, а также преступления, наказуемые при наличии любой формы вины, автоматически были переведены в разряд умышленных.

Исправить положение можно было путём внесения необходимых поправок в статьи Особенной части УК, которые бы позволили правоприменителю безошибочно устанавливать неосторожные преступления. Вместо этого из Общей части Уголовного кодекса устраняется правило о наказуемости только тех неосторожных деяний, которые специально предусмотрены Особенной частью Кодекса. Заслуживает внимания законодательная техника, которая при этом была использована.

В формулировку ч. 2 ст. 24 УК РФ было внесено, на первый взгляд, незаметное изменение. Использованное в ней наречие «только» из середины предложения было перенесено ближе к его началу. В редакции Федерального закона от 25 июня 1998 г. № 92-ФЗ часть 2 статьи 24 УК РФ гласит: «Деяние, совершённое только по неосторожности, признаётся преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьёй Особенной части настоящего Кодекса».

Юридическая общественность не сразу заметила, что за этим, казалось бы, незначительным изменением редакции ч. 2 ст. 24 УК кроется фактический отказ от провозглашённого в прежней её редакции правила о возможности привлечения к уголовной ответственности за неосторожные деяния только в случаях, когда неосторожность указана в статье Особенной части Уголовного кодекса.

И.М. Тяжкова, например, в учебнике для вузов, оценивая рассматриваемое изменение в УК как важную новеллу, и, цитируя ч. 2 ст. 24 УК в новой редакции, сделала вывод о том, что отсутствие указания на неосторожность в статье Особенной части УК «служит основанием отнесения деяния к числу умышленных преступлений» [2]. Автором вначале осталось незамеченным то обстоятельство, что смысл, приписываемый им ч. 2 ст. 24 УК, был заложен в прежней редакции статьи, а в новой редакции он иной. Позднее И.М. Тяжкова пересмотрела свою позицию по рассматриваемому вопросу и пришла к выводу, что если законодатель не определяет субъективную сторону преступления, то «следовательно, он допускает возможность его совершения как умышленно, так и по неосторожности» [3].

Автор двухтомного «Курса российского уголовного права», опубликованного в 2004 г. третьим изданием, А.В. Наумов полагает, что если в описание преступления форма вины не указана, то для её установления необходимо руководствоваться ч. 2 ст. 24 УК РФ, имея в виду, что «в случаях, когда диспозиция статьи Особенной части не конкретизирует форму вины, предусмотренное этой статьёй преступление может быть только умышленным» [4].

Свою позицию по рассматриваемому вопросу А.В. Наумов обосновывает ссылкой на новую редакцию ч. 2 ст. 24 УК РФ [5]. Очевидно, исходя из такого понимания ч. 2 ст. 24 УК, А.В. Наумов отрицает возможность неосторожной формы вины в таких, например, преступлениях как заражение венерической болезнью (ст. 121 УК), заражение ВИЧ-инфекцией (ст. 122 УК) [6]. Анализируя состав доведения до самоубийства, А.В. Наумов прямо ссылается на то, что ответственность за это преступление «по неосторожности исключается в силу ч. 2 ст. 24 УК РФ» [7].

Иначе предлагает толковать ч. 2 ст. 24 УК В.Ф. Шепельков. Он полагает, что «Грамматическое толкование ст. 24 УК РФ с учётом произведённых в нём изменений позволяет сделать два вывода. Первый заключается в том, что под «деянием, совершённым только по неосторожности» следует понимать преступление с неосторожной формой вины. И, соответственно, согласно смыслу ст. 24 УК РФ в новой редакции следует, что если совершено преступление по неосторожности, то уголовная ответственность за него может наступить только при наличии в Особенной части УК РФ специального указания на неосторожность. Если же указание на неосторожность в отношении всего преступления отсутствует, то ответственность может наступить либо за умышленное причинение вреда, либо за преступление с двумя формами вины (ст. 27 УК РФ)» [8].

Второй вывод, который В.Ф. Шепельков делает из новой редакции ч. 2 ст. 24 УК РФ, по его мнению, допускает в свою очередь два варианта толкования. Не вдаваясь в детали его логических построений, замечу только, что они основаны на утверждении автора о наличии в УК помимо неосторожных, умышленных преступлений и преступлений с двумя формами вины ещё одной разновидности субъективной стороны преступления, «которая явно не обозначена в тексте УК и имеет признаки всех указанных видов вины» [9].

А.И. Рарог рассматривает новую редакцию ч. 2 ст. 24 УК РФ как возврат законодателя «к концепции преступлений с альтернативной формой вины: если при характеристике преступления форма вины в уголовно-правовой норме не указана, и она с очевидностью не вытекает из способов законодательного описания этого преступления, то оно может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности (например, заражение ВИЧ-инфекцией, разглашение государственной тайны)» [10].

Не делая каких-либо исключений для случаев, когда форма вины в преступлении очевидна, Н.Г. Иванов требование ч. 2 ст. .24 УК РФ объясняет так: «если не сказано, что деяние может быть совершено по неосторожности, следовательно, подразумевается, что возможно совершение преступления как умышленно, так и неосторожно» [11].

Однако в отличие от А. И. Рарога, который в качестве примера принадлежности к этой группе преступлений указывает на заражение ВИЧ-инфекцией (ст. 122 УК РФ), Н.Г. Иванов, анализируя это же преступление, пишет: «По смыслу закона субъективная сторона этого деяния может характеризоваться лишь неосторожностью в двух её видах» [12]. Отсутствие в ст. 122 УК РФ упоминания о неосторожности Н.Г. Иванов объясняет несовершенством уголовного законодательства, «установившего в ч. 2 ст. 24 императив неосторожного преступления, который в Особенной части далеко не всегда соблюдается» [13]. «В случаях подобного рода, - добавляет Н.Г. Иванов, - предпочтение должно быть отдано духу закона» [14].

С замечанием Н.Г. Иванова о несовершенстве уголовного законодательства по вопросу об определении форм вины в отдельных преступлениях, нельзя не согласиться. Однако, по нашему мнению, дело не только в том, что требования ч. 2 ст. 24 УК в Особенной части не соблюдены применительно к некоторым преступлениям. Действительно, например, в статье о типичном неосторожном преступлении – халатности (ст. 293 УК) неосторожность не указана.

Основная причина трудностей при определении формы вины в целом ряде преступлений, и, как следствие, наличия многих разногласий по этому вопросу в теории и правоприменительной практике заключается в том, что во многих составах преступлений, представленных в УК РФ, по прежнему, как это было и по УК РСФСР, допускается альтернативная форма вины.

По нашему мнению, наличие таких составов в УК РФ противоречит принципу справедливости. Чёткое деление всех преступлений на умышленные и неосторожные и, соответственно, установление различных санкций за их совершение позволило бы реанимировать в ч. 2 ст. 24 УК РФ прежнюю редакцию.

В нынешней редакции ч. 2 ст. 24 УК – излишняя. Она содержит тривиальную мысль: нельзя применять статью, в которой указана неосторожная вина в случаях совершения тех же действий умышленно. А какому юристу это может придти в голову?

Следующей статьёй, редакция которой, по нашему мнению, в настоящее время создаёт трудности при квалификации преступлений, является уже дважды изменённая за годы действия нового УК РФ, статья, определяющая совокупность преступлений (ст. 17 УК РФ). В связи с исключением из УК РФ института неоднократности преступлений понятие совокупности преступлений существенно изменилось.

Ст. 17 УК РФ в редакции Федеральных законов от 8 декабря 2003 г. № 162 – ФЗ и от 21 июля 2004 г. № 73 – ФЗ, гласит: «1. Совокупностью преступлений признаётся совершение двух или более преступлений, ни за одно из которых лицо не было осуждено. При совокупности преступлений лицо несёт уголовную ответственность за каждое совершённое преступление по соответствующей статье или части статьи настоящего Кодекса, за исключением случаев, когда совершение двух или более преступлений предусмотрено статьями Особенной части настоящего Кодекса в качестве обстоятельства, влекущего более строгое наказание».

Нуждается в уяснении предусмотренное в этой статье исключение из правила о совокупности преступлений. А точнее – о каких двух или более преступлениях в ней говорится? Касается ли исключение из правила только тождественных преступлений или оно распространяется и на сопряжённые преступления?

От того или иного решения этого вопроса зависит, в частности, квалификация убийств, сопряжённых с похищением человека либо захватом заложника (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ), с разбоем, вымогательством, бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ), с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера (п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

О необходимости квалифицировать такие преступления по правилам о совокупности преступлений говорится в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 года «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» [15]. Г.Н. Борзенков, анализируя составы убийств, сопряжённых с другими преступлениями, делает вывод, что «Из текста изменений ст. 17 УК не вытекает отрицание совокупности во всех этих случаях» [16].

Напротив, Караулов В.Ф. полагает, что разъяснение Пленума Верховного Суда РФ о необходимости квалифицировать убийства, сопряжённые с другими преступлениями по правилам о совокупности преступлений, в связи с новой редакцией ст. 17 УК «…уже не соответствует закону» [17]. Эту точку зрения разделяет и Ю.В. Голик, который, анализируя в учебнике для вузов составы убийств, сопряжённых с другими преступлениями, отрицает необходимость квалификации их по правилам о совокупности преступлений, а о рекомендации по этому вопросу Пленума Верховного Суда РФ даже не упоминает [18].

Редакция ст. 17 УК РФ, по нашему мнению, допускает оба приведённых варианта толкования. Очевидно, необходимо её ещё раз отредактировать, чтобы убрать основания для разночтения.

Редакция некоторых статей Уголовного кодекса РФ, на наш взгляд, нуждается в усовершенствовании путём их унификации.

Единообразия в описании преступлений требуют, например, статьи о преступлениях, в результате которых причиняется смерть двум или более лицам. Совершенно очевидно, что за гибель в результате преступления двух или более лиц должно предусматриваться более строгое наказание, чем за гибель одного человека. Такой подход законодателем применён, например, при установлении ответственности за убийство двух или более лиц (п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ), за причинение смерти по неосторожности двум или более лицам (ч. 3 ст. 109 УК РФ), за нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшие по неосторожности смерть двух или более лиц (ч. 3 ст. 264 УК РФ) и т. д.

Однако более двадцати статей Уголовного кодекса, предусматривающих ответственность за гибель человека, не содержат в качестве квалифицирующего обстоятельства причинения смерти двум или более лицам. Отсутствие единообразия в решении этого вопроса трудно объяснить.

___________________

См., например: Кузнецова Н.Ф. Памяти Михаила Давидовича Шаргородского //Российское уголовное право: Традиция, современность, будущее. Материалы конференции/ Под ред. И.М. Кропачева, Б. В. Волженкина. СПб., 2005. С. 32-33.

Курс уголовного права. Общая часть Т. 1: Учение о преступлении / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М., 1999. С. 318.

Курс уголовного права. Особенная часть. Т. 4 /Под ред. Г.Н. Борзенкова и В.С. Комиссарова. М., 2002. С. 481.

Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 1. Общая часть. М., 2004. С. 230.

См.: Там же

См. там же Т. 2 С. 98-100.

Там же. С. 82 – 82.

Шепельков В.Ф. Уголовный закон: преодоление противоречий и неполноты / Под ред. Н.И. Пикурова. М., 2003. С. 196.

Там же. С. 196-197.

Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., 2004. С. 171.

Иванов Н.Г. Уголовное право России. Учебник для вузов. М., 2003. С. 200.

Там же. С. 466.

Там же.

Там же.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. №3. С. 2 – 6.

Российское уголовное право. Особенная часть. Учебник / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. М., 2006. С. 26.

Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. Учебник / Под ред. Л.В. Иногамановой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., С. 26.

См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть. Учебник / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай. М., 2005. С. 23 – 26.


Вестник Омского университета. Серия «Право». 2006. № 1 (6). С. 283-287

© Е.М. Романовская, 2006

УДК 343

ОТГРАНИЧЕНИЕ КРАЖИ ОТ СМЕЖНЫХ СОСТАВОВ ПРЕСТУПЛЕНИЙ