Geum.ru

Мегаполис в зеркале

Вид материалаМонография

Содержание


Глава 5. Политика нейтрализации преступности и прогресс в общественной безопасности Новосибирска
5.1. Феноменология общественной безопасности и политика нейтрализации терроризма
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   25

Глава 5. Политика нейтрализации преступности
и прогресс в общественной безопасности Новосибирска


Глава 5. Политика нейтрализации преступности

Когда надежда так сильна, что совершенно изгоняет страх, она меняет свою природу и называется чувством безопасности или спокойной уверенностью.


Рене Декарт

5.1. Феноменология общественной безопасности и политика нейтрализации терроризма


5.1. Феноменология общественной безопасности

Выступая 10 марта 2005 г. на конференции, посвященной годовщине самых кровавых в Испании террористических актов, совершенных в Мадриде, бывший в то время Генеральным секретарем ООН Кофи Анан назвал терроризм главной опасностью XXI века. Таким образом, мировое сообщество в лице его самой представительной организации оценивает возросшую практически-политическую значимость данного социального явления.

Общественная опасность терроризма выражается в том, что он фокусирует в себе все остальные общественно опасные деяния, выступает их квинтэссенцией. Некоторое деяние осознается в качестве общественно опасного, если его ожидание порождает в обществе чувство тревоги, переживания страха и невыразимого ужаса. Поскольку главной целью террора является формирование в обществе атмосферы ужаса, то именно террор представляет собой преступление в его чистом виде – преступление как самоцель.

Таким образом, террор необходимо рассматривать как системно необходимую и высшую, всеобщую и наиболее абстрактную форму развития преступной деятельности. Становящаяся все более и более организованной преступность неэффективна без акций террора, совершаемых для того, чтобы устранить конкурентов, избежать оглашения порочащей информации, запугать или устранить неподкупного чиновника и т. п. Поэтому далеко не случайно, как пишет В. Ф. Антипенко, «эпицентр международной преступности все более формируется вокруг преступлений террористического характера» 1.

Структурно-функциональная определенность террора обусловливает его роль как решающего звена в системной организации преступности. Уголовный террор выступает своего рода «замковым камнем» в архитектонике преступной деятельности, поэтому борьба с ним является основополагающей в правоохранительной деятельности.

Особую общественную опасность терроризма В. Ф. Антипенко усматривает в том, что его объектом выступает международный (мировой) правопорядок. На его взгляд, «терроризм небезуспешно размывает международно-правовую систему, создавая условия для правового коллапса. Терроризму все чаще удается провоцировать международное сообщество на ответные действия, легитимность которых вызывает сомнения, подталкивая его тем самым к решению международных проблем за рамками существующего права» 2. Терроризм, как полагает В. Ф. Антипенко, навязывает мировому сообществу «насильственную систему разрешительных мер», провоцируя международное уголовное право на субъективизм, администрирование и тоталитаризм, и именно в этом заключается его главная опасность.

В рассматриваемом противоборстве наблюдается отставание в разработке международно-правовых механизмов регулирования конфликтных отношений. В. Ф. Антипенко подчеркивает, что «система международного права уступает в противоборстве терроризму, позволяя этому преступному явлению в опережающем ключе опутывать право и создавать внутриправовые патовые ситуации» 3. Рассматривая такие патовые ситуации в современной практике террористической деятельности государственных спецслужб, С. И. Бахтин напоминает, что «война с терроризмом – это и борьба за верховенство закона, который террористы нарушают» 4.

Выявление эффективных способов противодействия терроризму становится важной сферой научных изысканий, причем в рамках не только технических, но и гуманитарных дисциплин. Научный подход к восприятию и оценке протекающих в мире процессов отличается объективностью, взвешенностью, системностью анализа. Подобный подход к терроризму как к определенному феномену, объективно протекающему историческому процессу дает основание сделать ряд важных выводов.

Во-первых, научный подход позволяет зафиксировать терроризм как спонтанное проявление более глубоких, фундаментальных процессов. В этом аспекте терроризм позиционируют как одну из множества тактических форм политической борьбы.

Во-вторых, как некоторое явление терроризм локализован в пространстве и времени, имеет конкретные масштабы, возникает и исчезает в зависимости от текущей политической конъюнктуры, оказывая значимое, но ограниченное воздействие на общественную жизнь. Это воздействие количественно фиксируемо и по эффекту может сравниваться с воздействием иных форм политической борьбы, а также иных природных (землетрясения, цунами, пандемии и другие стихийные бедствия) и социальных процессов (войны, революции).

С этой точки зрения современная ситуация с терроризмом в нашей стране вызывает определенное беспокойство, но следует признать, что интенсивность (частота) его проявлений весьма незначительна по сравнению с активностью террористов в Европе, а также в России в конце ХIХ – начале ХХ в. или Европе в 1960–1970-е гг.

Таким образом, ситуацию с терроризмом в современной России не следует драматизировать. В предшествующей истории были периоды более широкого его распространения.

Главным эффектом терроризма считается достижение ощущения ужаса, переживания неотвратимости надвигающейся катастрофы. Политическая победа достигается эскалацией чувства объективно неопределенной, диффузной угрозы, ведущей к дезадаптации и дезорганизации противника. Характер используемых при этом средств определяется их информационной эффективностью. Поэтому возможны и такие виды террора, как моральный террор, судебный террор, телефонный террор, информационный террор и т. п.

Террор опознается по состоянию ужаса, в котором переживается безосновность бытия. Деструкция основ, растворение порядка в хаосе открывает бездну, в которой не существует какой-либо точки опоры. Ужас является бессознательной рефлексией хаоса, архетипом мировосприятия, сопутствующим архетипу хаоса.

Катастрофа, т. е. порядковое снижение уровня организации, обеспечивается негативной психоэмоциональной динамикой, деморализацией, сужающей базис протекания рефлексивных процессов высокого уровня, опосредствующих целостность существующего порядка. Установка на распад некоторого социального порядка и позволяет субъектам терроризма видеть его цель в разрушении, хаосе, всеобщем уравнивании, смерти.

Субъект терроризма обычно стремится демонстрировать большую организованность, информированность, морально-психологическую устойчивость, представляя собой жизнеспособную альтернативу господствующему порядку. Таким образом, терроризм притязает на смену порядков, добиваясь негэнтропийных целей энтропийными средствами.

Любой социум представляет собой композицию различных социальных порядков. И террористические проявления сигнализируют о возможных напряжениях и подвижках в архитектонике социального организма, обусловленных неравномерностью развития его отдельных составляющих. Эти напряжения и подвижки могут проявляться по-разному, а террористическая форма их проявления сигнализирует о ситуации коммуникативного разрыва в иерархии порядков, отсутствии обмена взаимно значимой информации в том смысле, что передаваемые сообщения интерпретируются как содержащие информационный шум.

Таким образом, террористические проявления являются симптомом возможного в будущем разлома порядков, распада их композиции или деструкции одного из них.

Потеря основания есть и потеря самого себя, так как различение себя в мире происходит путем отождествления с собственным основанием. Растождествление проявляется в утрате идентичности, чувства принадлежности к какой-либо группе, включенности в нее. Состояние кризиса идентичности, стремление самоутвердиться и усилить чувство идентичности вхождением в группу, в которой можно проверить подлинность собственного Я, как раз и характерно для террористов.

Кризис идентичности обычно разрешается в возрасте поздней юности. Отсюда преимущественно юношеский и молодежный состав террористических организаций. С возрастом готовность совершать террористический акт существенно падает.

Таким образом, террористы рекрутируются из людей, ищущих опору в жизни и находящихся в состоянии повседневного, бытового ужаса. Причем «ужас может проснуться в безобиднейших ситуациях» (М. Хайдеггер). Идентифицируя себя по отсутствию идентичности, люди такого типа отождествляются и ассоциируются с такими же людьми, а затем в качестве коллективных субъектов Хаоса, Безосновности и Бездны отождествляют в террактах с собой других людей, ввергая их в состояние ужаса. Делая их своими, террористы выступают как освободители других и посредством других – освободителями себя.

Герои-избавители, разрушая текущий порядок, лишают людей привычных оснований бытия. Вместе с тем, многоуровневая организация порядка (порядка порядков) открывает скрытые основания бытия. Поэтому «когда ужас улегся, обыденная речь обычно говорит: “что собственно было? Ничего”» (М. Хайдеггер). Поэтому герои-избавители выступают героями-основателями, открывающими все более и более глубокие основания бытия миропорядка.

Соответственно терроризм далеко не всегда и не всеми оценивался отрицательно. Террор не только рассматривался как одна из приемлемых форм противоборства, но и лежал у истоков многих государств. Известный просветитель XVIII в. Монтескье описывал террор как повседневную практику деспотических государств. Субъекты ряда буржуазно-демократи­ческих революций (Англия, Франция, Россия и др.) и национально-освободительных движений (Алжир, Израиль, Ирландия, Италия, Польша, Палестина, Турция, Чечня) обращались к тактике терроризма. В этих государствах образ террориста ассоциировался с образом героического борца за свободу, а субкультура терроризма становилась образцом для подражания в новой организации культуры.

Только после Второй мировой войны во многих странах Запада террор перестает восприниматься как легитимная форма политической борьбы, оценивается как общественно опасное явление и криминализируется. Террор вытесняется за пределы правового поля и зачастую приобретает латентные формы. Напомним, что аналогичной переоценке в историческом процессе подверглись геноцид, рабство, тирания, пиратство и т. п.

Только начавшийся в последние десятилетия процесс вытеснения террора из политического оборота не является устойчивым. Политические субъекты могут открыто прибегать к терроризму, но не признавать этого. Они также могут поддерживать террористов опосредованно, в качестве спонсоров или «симпатизантов».

Тотальность террористических практик (аксиома: «виновны все») порождает своеобразный эффект отдачи (бумеранга) в системной динамике террористической деятельности: террор порождает контртеррор.

Возникновение эффекта отдачи может быть интерактивным, когда террор (прямо или системно) со стороны одного политического субъекта вынуждает противоборствующую сторону также обратиться к тактике террора (по формуле: «Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас»). Это оборачивание метода.

Эффект интерактивности вплоть до настоящего времени слабо учитывается в предотвращении террористических проявлений. «Как показали исследования, – пишет В. Ф. Антипенко, – принципиально важным для формирования эффективных международно-правовых антитеррористических норм оказалось именно соблюдение равных требований к субъектам террористического процесса» 5. Антипенко интерпретирует терроризм как международный социальный процесс, в котором хотя бы одна из сторон использует террористические акты. Поскольку действия той стороны, от которой исходят террористические акты, очевидны, подчеркивает он, то на нее и обрушивается вся мощь международного и внутригосударственного права.

В качестве субъектов-носителей террористического процесса В. Ф. Антипенко предлагает рассматривать обе конфликтующие стороны, которые должны разделить общую ответственность за создание условий для возникновения и эскалации терроризма. Этот подход отвечает, по его мнению, доминирующим в последнее время в международном праве принципам общей ответственности государств и народов за возникновение катастрофогенных планетарных предпосылок 6.

Возникновение эффекта отдачи может быть следствием оборачивания средств. Известный «стокгольмский синдром» отождествления террористов и заложников является двояким. Не только заложники могут идентифицироваться с террористами, но и террористы идентифицируют с себя с жертвами. В результате террористические практики выходят из-под контроля породившего их политического субъекта и переходят под контроль политического контрсубъекта.

Таким образом, любые действия политического субъекта, которые типизируются его контрсубъектом как террористические, неизбежно приведут к контртеррору. Соответственно террористическая деятельность противника должна рассматриваться как реакция, инициированная террористическими акциями со своей стороны.

Квалификация некоторого факта как факта терроризма является субъектно относительной и определяется социокультурным архетипом восприятия ужаса. Состояния ужаса спорадически возникают в самой массовой общественной практике, в том числе вследствие проведения социальными контрсубъектами отдельных акций, в которых не усматривается (в силу специфики собственных арехтипов восприятии) ничего страшного. С недостаточным учетом социально-психологического эффекта рутинных практик, возможно, связана генерация и эскалация террора.

На данную закономерность обращает, в частности, внимание В. Ф. Антипенко: «К сожалению, эскалация терроризма обусловливается неэффективностью международно-правовых актов, принимаемых в сфере борьбы с терроризмом. По своему содержанию они не предполагают эффективного воздействия на направленность международных социально-политических и экономических процессов, образующих основу для активизации терроризма… Международное право в сфере борьбы с терроризмом концептуально не определилось в исходной оценке общей ответственности международного сообщества за создание условий и возможностей для возникновения и распространения терроризма, а также для реализации террористических актов как таковых. Упорно избирая полем своего регулирования лишь тот сегмент терроризма, который связан в основном с объективной стороной преступных действий террористов, международно-правовые акты оставляют без должного внимания те политические, социальные и экономические аспекты международных отношений, которые порождают и усиливают террористические процессы во всем их многообразии и сложности» 7.

Террористические реакции современности, как правило, являются отдаленным и многократно отраженным от различных субъектов историческим эхом социокультурных практик террора далекого и недавнего прошлого. Поэтому в стратегической превенции террора существует проблема самоконтроля политической деятельности, долгосрочного расчета функции отклика в политическом пространстве легитимно предпринимаемых террористических действий.

Эффект бумеранга позволяет политическому субъекту использовать террор контрсубъекта как внешнее средство решения внутриполитических задач. Благодаря этой возможности в структуре политического субъекта содержится внутренний контрсубъект, выступающий спонсором или симпатизантом внешнего терроризма.

Поскольку внешний террор используется как инструмент разрешения внутриполитических противоречий, то его превенция достигается эффективным самоконтролем политического субъекта. В противном случае внешняя террористическая активность оказывается предвестником ротации элит в составе политического субъекта.

Оружием массового поражения, используемым террористическими организациями, является общественный резонанс, вызываемый чувствами страха и ужаса, которые распространяются и многократно усиливаются средствами массовой информации. Широкое освещение своей деятельности террористы рассматривают как самое важное вознаграждение, поскольку оно позволяет оказать влияние на массовое политическое сознание и дестабилизировать его.

Для предотвращения фобийных реакций населения на информационно-психологическое воздействие террористических актов на «болевые точки» общественного сознания может быть использовано только информационная блокада. Для этого необходимо, чтобы любой террористический акт был подвергнут максимально быстрому и тотальному вытеснению из памяти людей. Информация о нем должна подаваться в строго дозированном объеме и в течение строго ограниченного промежутка времени.

Политический этикет не должен допускать использования террактов в качестве информационных поводов в публичной политике: в целях консолидации общественного мнения при принятии непопулярных решений, для проведения предвыборных кампаний, повышения персональных рейтингов. Оправданным признается переход к суду военного трибунала по отношению к террористам.

Прогрессирующее отчуждение от терроризма, его делегитимизация имеет объективные основания. Становление целостного, взаимозависимого мира определяет неэффективность ряда форм политической и вооруженной борьбы (например, ядерной войны), ставящих под угрозу существование человечества в целом. Поэтому понижение уровня организации противника в рамках ликвидации прежнего мирового порядка рефлексивно влечет упразднение и субъекта терроризма. Глобальная неэффективность терроризма требует целенаправленной реализации тактики его сдерживания, локализации в отдельных очагах, деструкция которых не влечет за собой глобальных последствий.

Косвенным признаком начавшегося перехода терроризма в регрессирующую политическую форму является рост числа женщин в составе террористов. Как и в любой другой сфере общественной деятельности, переход мужчин из террористической деятельности в другие сферы занятости является признаком снижения сравнительной эффективности этой деятельности и более высокой перспективности иных форм политической борьбы.

Наметившаяся в долгосрочной перспективе тенденция снижения политической эффективности терроризма требует содействия, которое может быть реализовано: а) рутинизацией текущей практики противодействия террористической деятельности, б) урегулированием проблем в рамках иных форм политических взаимодействий. Террор должен оказываться все менее и менее политически продуктивным.

Тактика сдерживания и локализации террора является необходимой, но недостаточной в борьбе с ним. Более того, она может рассматриваться как объективный фактор эскалации терроризма. «…В ряде случаев политические решения, различного рода финансово-экономические шаги и санкции, а также международно-правовые акты лишь усиливают конфликтность и тем самым выводят терроризм на более высокий уровень эскалации», – отмечает В. Ф. Антипенко 8. Проблема на его взгляд оказывается в ином: «Если прибегнуть к абстрагированию и беспристрастно оценить состояние международного права в сфере борьбы с терроризмом, то можно прийти к парадоксальному выводу о том, что человечество на самом деле не желает изменить существующее положение дел и ликвидировать терроризм» 9.

Уровень террористической активности, формы и интенсивность ее проявлений определяются, по-видимому, состоянием субъектности человечества, структурой и содержанием его ценностных ориентаций. Как показывает историческая практика, ведущей тенденцией в развитии правоохранительной деятельности социального организма как целого является его гуманизация. Единственно эффективной альтернативой террору выступает ненасилие.

Снятие террористических практик в рамках нравственного прогресса общества становится объективным фактором редукции терроризма, индуцируемого у контрсубъекта. Активную нравственную коммуникацию между субъектами, практику «делания добра» следует оценивать как значимое социальное взаимодействие, нейтрализующее системный, фоновый терроризм. Поэтому этические инновации, моральная кодификация социальной деятельности и нравственный прогресс представляются магистралью в политике нейтрализации как терроризма, так и преступности в целом.