Geum.ru

Стенограмма парламентских слушаний "Гармоничное развитие семьи – залог процветания общества"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
В.А. Петренко

Спасибо Вам огромное, уважаемый господин де Рой! Всего Вам доброго, удачи! И спасибо Вам за поддержку вопроса по уполномоченному по правам ребенка. Я думаю, что у Вас сложится определенное отношение в этом плане и будет оказана помощь.

Я предоставляю слово Сухих Геннадию Тихоновичу, директору Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии Федерального агентства по высокотехнологичной медицинской помощи, члену Организационного комитета по проведению в Российской Федерации Года семьи.

Г.Т. СУХИХ

Уважаемая Валентина Александровна, уважаемые коллеги! Я с огромным удовольствием слушаю эти доклады. Совершенно замечательно освещен международный взгляд, который был озвучен в последнем сообщении.

У нас было подготовлено несколько иллюстраций, и если Вы позволите, чтобы Елене Борисовне… Елена Борисовна, я с огромным удовольствием сегодня впервые Вас вижу не с экранов телевидения, а слушаю здесь. Может быть, Вы увидите часть каких-то слайдов, которыми мы воспользуемся, но за мной должен кто-то еще выступать, и поэтому я постараюсь только частично использовать этот материал и экономить наше время.

Итак, создается семья, двое молодых людей решили в каком-то формате ее организовать. Но мне кажется, это еще не семья. Только когда у этих молодых или не совсем молодых, или зрелых людей появляется ребенок, и когда формат "два" превращается в формат "три", то тогда, наверное, это семья. А решить это не всегда бывает просто. И поэтому вся группа тех социальных вопросов, о которых вы говорили сегодня, или мы дискутируем, очень важна, и нужно сделать всё для того, чтобы молодые люди, вступившие в брак в любом из форматов – в официальный или неофициальный брак, – имели возможность иметь ребенка. И с медицинской точки зрения мы должны делать всё, чтобы люди понимали, что это надо делать как можно раньше, чтобы девушки, будущие молодые матери, понимали, что делать карьеру… Возвращаясь к формату вот этого тренда или траектории рождения ребенка в 30–35 лет, это не совсем замечательно с биологической точки зрения, потому что после 37 лет (и пусть меня простят женщины за это) начинается драматическое снижение количества настоящих зрелых яйцеклеток в яичнике, и проблема, которая решается шутя в 18–25 лет… Мы тратим 7, 10 лет и больше для того, чтобы случилась эта репродукция.

Хотя есть обратная сторона медали: дети, рожденные осмысленно, ожидаемые, – это дети блестящие, это дети, которые являются, возможно, частью элиты нашего общества, потому что в них вкладывается столько, сколько, наверное, не вкладывается ни в каких других. Но, говоря о высоких технологиях (здесь есть слайд "Вспомогательная репродуктивная технология", это то, что называется в народе "дети из пробирки"), мы можем гордиться этими программами, потому что они позволяют сегодня родить детей женщинам с абсолютными противопоказаниями: без маточных труб или с какими-то другими серьезными проблемами, даже без матки. И те беспрецедентные инвестиции, которые мы получаем сегодня…

Например, у меня тысячи квот, и каждая проба – это 5 тыс. долларов. Это маленький кусок... 5 млн. долларов брошено для того, чтобы одной тысяче вот этих женщин дать возможность родить ребенка. А так как естественный потенциал не выше 25, это значит только 200 или 250 случаев закончатся успешно. Но когда в жизни было, чтобы государство дало эти 5 миллионов, понимая, что это будет только 250? Если 100 таких центров по стране – это всего лишь 25 тысяч, а у нас сегодня 70 центров. И крупнее нашего нет.

Могут ли плюс 25 тысяч рожденных решить демографические проблемы? Валентина Александровна, конечно, нет. Но мы должны тратить на это деньги, понимая, что из каких-то семей, из части семей, из этих 25 тысяч семей уйдут трагедия, напряжение, и будут рождены те дети, в которых будет вложено безмерно много. Это первый аспект.

Второй аспект. Мы все время говорим… Например, наш крупнейший национальный центр назывался "Центр охраны здоровья матери и ребенка", сейчас это Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии. Мы говорим о женщинах молодых, зрелых, мы говорим о женщинах, перешедших рубеж, старше 45–50 лет. Где у нас мужчина?.. Такое ощущение, что есть "Боинг-747", у которого ресурс 40 тысяч полетных часов, и есть "Су-32", несуществующий, у него 500 тысяч налетанного времени, он должен отстреляться, он должен миллиарды сперматозоидов доставить до цели, и потом его не будет…

А задумываемся ли мы над тем, почему у нас так много (я каждый день с этим сталкиваюсь) 25-летних мужчин, страдающих бесплодием, у которых нарушен сперматогенез? Я уже не говорю о 45-летних. Почему мы громко не заявляем о том, что многие (начиная с 40 лет, а иногда и раньше) страдают эректильной дисфункцией? Потому что это закрытая тема и нам неловко об этом говорить. А мы хотим, чтобы семья была по-настоящему крепкая и здоровая, чтобы она была репродуктивная.

Почему мы с вами забываем, что женщина, переступившая 45–50-летний рубеж… Мы не говорим, что это женщина предменапаузального и паузального периода, мы говорим интеллигентно, это у нас центр женщин после 40, это очень правильно. Но мы понимаем, что у женщин этот "боинг" замечательный организован так, что может рожать с 15 до 50. Это не мы, эволюция над нами, над мужчинами, так не работала. Но даже она, начиная с этого периода, начинает бесконечно биологически разваливаться.

Что такое женщина в 50? Что такое женщина в 60? Это красивая, продуктивная, образованная, зрелая, на производстве, в обществе… А что такое женщина в 60, 65 и 70? Это блестящая бабушка, которая может поднять пятерых или скольких-то внуков. Мы можем оценить вклад этой программы? Где у нас специальные программы для женщин после 40?

Я сегодня на утренней конференции с огромной гордостью сказал своим коллегам, что мы получили большое количество денег, целенаправленно, для того, чтобы закупить препарат, стоящий 1 тыс. долларов, но введение одной ампулы этого препарата женщине, страдающей остеопорозом, позволяет в течение года не потерять, а нарастить эту компоненту. А значит, это десятки тысяч людей без перелома шейки бедра, без тяжелейших болей. Разве мы не можем себе позволить сегодня это, понимая, что это целенаправленная программа?

Я хочу сказать, что другой вариант… Был создан центр неонатальной хирургии. Сейчас мы очень рано начинаем наблюдать… Женщина ждет ребенка, но у этого ребенка, например, нет передней брюшной стенки, это гастрошизес, это кишечник у рожденного ребенка… Мы этих женщин берем на себя, потому что организована неонатальная хирургия. Это пороки развития почек, головного мозга, диафрагмальные грыжи – десятки патологий. Неужели мы не можем позволить оперировать этих детей в первые часы жизни? Нужно сказать, их немного, их 500–600 в год в нашей стране, во всей нашей стране, но их летальность… до 60 процентов в России, в центре – 4,5. А 600 человек, которым не спасли жизнь… Это, наверное, школа. И это два "боинга", не долетевших до цели…

И если сегодня… Это дорогой ребенок, его пребывание у нас обходится в среднем в 500–600 тысяч, а квота, которая дается министерством, – 100 тысяч. В данной квоте нет этой ужасной патологии… вот это опять тот же ребенок, а это – ребенок после операции, спустя три года. Вот эта часть не записана в стандартах высокой медицинской помощи, и мы должны отказать матери этого ребенка еще до того как она к нам поступила. Елена Борисовна, мы можем это сделать? Нет. Это о чем говорит? О том, что невозможно все прописывать.

Юриспруденция – великая наука, и надо всё законодательно делать, но есть вещи, когда жизнь опережает законодательные проблемы. Это значит, Валентина Александровна (мы просим Вас), если есть национальные центры, надо дать им такую свободу. Один, например, центр какой-то головной, например, Бокерии, есть мы, есть Давыдов с онкологией. И дать право решения вопросов нам, профессионалам, для того чтобы прекратили люди ждать единственное ежегодное выступление Президента, смогли пробиться и сказать, что у них больной ребенок, или они больны, а денег нет, что надо дать денег, и больной поедет в США или Германию. Это мы сделаем и здесь, эта волна не должна доходить до Президента или до вас. Она должна останавливаться на уровне "плотины" из профессионалов, которые представляют это. Поэтому если мы доверяем, если мы решили делать что-то в стране, надо больше доверять. И надо инвестировать не только точечно под обозначенные проекты, такие как: новорожденный, малолетние дети, андрология мужчины, женщина после 40 лет. Это должно быть точечным оружием, но должно еще быть и колоссальное доверие, потому что можно в том числе инвестировать не только в решение проблемы, но и в человека. Если бы не было инвестиций в Игоря Курчатова, Сергея Королева, Мстислава Келдыша, в человека без бизнес-планов, без больших ограничений, без бесконечных счетных палат и финансовых проверок… Верите? Спросите, когда мы это сделаем. Это очень важная вещь.

Наконец нам надо постоянно думать о том, что мы должны вписываться в международное сообщество. И здесь очень много есть вещей, например, центр… Мы можем бесконечно инвестировать в территории, это всё абсолютно правильно. Более того, мы живем в такое время, которого никогда не было и которое не переживала ни одна из развитых зарубежных стран. Мне очень приятно видеть на фоне талантливого – сложного, но талантливого – Зурабова совершенно блестящую Голикову Татьяну Алексеевну, блестящую и по организации мысли, и по масштабам, по универсальному движению денег и включению в профессию. Потому что настало необычное время, когда у руля стоят по-настоящему крупные, молодые, но государственные люди. И поэтому мне кажется, концентрация на каких-то очень конкретных проектах, посвященных детям, мужчинам и женщинам разных возрастных групп, должна стать абсолютным приоритетом.

И в этом отношении…

Вот рождение маловесных детей… Родился ребенок, позавчера прислали из Дубны… В Дубне уже погиб один из двойни, потому что надо было раньше все делать, а так очень поздно, 28 недель гистации только. Вечером вчера было сделано кесарево сечение, первая здоровая живая девочка, весом 764 грамма, а вес погибшего четыре дня назад плода — 920... Мы принимаем меры, для нас это обычная рутинная работа. Мы живем спокойно и знаем, что впереди, скорее всего, у нас все будет в порядке.

Но для того чтобы так твердо и уверенно идти, надо набраться смелости, надо сделать всё, чтобы возникла эта профессия. А для этого необходим тренинг, а не деньги. И когда мы говорим о том, что нам нужен тренинг под 17 строящихся перинатальных центров, под три федеральных, один из которых – наш... Нам нужен такой тренинговый центр, как в Страсбурге или в Баварии в Мюнхене, и он стоит дешево, потому что 10 тыс. кв. метров это только 5–10 млн. долларов. Это ничто. Иначе всё то, что строится, будет пустовать.

И надо забыть об амбициях, о каких-то лоббирующих ситуациях между Минздравом и кем-то еще, потому что всё, что касается детей, жизни матери и ребенка, должно быть абсолютно приоритетным. Мы нуждаемся в колоссальной поддержке и помощи со стороны всех сидящих в этом зале. Спасибо. (Аплодисменты.)

В.А. Петренко

Спасибо, Геннадий Тихонович, за блестящее выступление. У меня к вам есть единственный вопрос. Скажите, пожалуйста, как Вы считаете, должно быть квотирование на лечение детей?

Г.Т. СУХИХ

Валентина Александровна, я думаю, что ответ, конечно, все знают, и он должен быть таким – "нет". Я считаю, что, по сути, не может быть никаких квот на эту патологию, когда мы видим, что ребенок уйдет в кардиохирургию или в абдоминальную хирургию к нам или еще куда-то. Вообще я думаю, что сейчас вот опять реформирование: у нас нет агентства, и мы уже не Ростехнология, а, например, Минздрав… Но это не принципиально, главное, чтобы мы были на местах. Но нужно не потерять эту вот канву, эти новые правильные шаги адресной доставки денег.

Замечательно сказал зарубежный коллега, что не надо инвестировать в проекты, в международные институты, а надо инвестировать в здоровье, и инвестировать надо, как я сказал, адресно. Выбрали 10–12 головных центров, дайте им деньги, дайте деньги директорам, если вы им доверяете. Убейте их, если они не оправдали ваше доверие, но только этот оперативный прием может быть, и компоненты высокотехнологической медицинской помощи должны повышаться, это траектория не пикирующего, а взлетающего бомбардировщика.

В.А. Петренко

Спасибо. Теперь я понимаю: ваша фамилия Сухих, компания "Сухой", – всё очень близко. Спасибо.

Я с удовольствием предоставляю слово Альберту Анатольевичу Лиханову. Мы очень рады Вас здесь видеть, еще больше будем рады услышать. Мы знаем о Вашей огромной работе. Пожалуйста.

А.А. ЛИХАНОВ

Давно сказано, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Я думаю, что корректировать это выражение в принципе можно, но только в том случае, если благие намерения просчитаны заранее, имеют прогностику о том, чем закончится благое намерение. Мне кажется… Мы сейчас переживаем некую законодательную эйфорию и полное отсутствие прогностики, предполагающее или дающее точные знания, чем кончится дело.

Приведу несколько примеров. Вы знаете, что последние полтора-два года стали спешно, по-стахановски, раздавать детей-сирот семьям, соблазняя семьи деньгами, скажем честно и откровенно. Как минимум 5 тыс. рублей в месяц на ребенка, а в некоторых регионах эти суммы достигают 15 тысяч. Бедная семья начинает прикидывать и не то чтобы бизнес из этого делать, но принимает это как некую экономическую концепцию.

Я услышал однажды по радио "Свобода" речь губернатора Пермской области, где вообще очень много было детских домов: при советской власти – 59, а в последнее время, по-моему, уже к 70 приближалось. Я запомнил эти слова и цитирую, он сказал буквально следующее: "Мы на ребенка в год тратим 150 тыс.  рублей, а тут отдали в семью, это в три раза дешевле. И всё!"

Мне кажется, что действительно всё, приехали. Потому что нет прогностики, что будет дальше с детьми, которые "разошлись" по семьям. Я хочу просто предупредить (мы это публично делали, в прессе, в письмах к нашим властям) от обвала, который нас ожидает в этой ситуации. В лучшем случае ребенок там будет выучен, поставлен на ноги, поднят на крыло. Но в один прекрасный день ему исполнится 18 лет, он станет совершеннолетним, и надо будет решать проблему с его жильем. Что будет делать эта семья? Она вернет этого ребенка государству.

Вот уже и наше Министерство образования и науки открыто говорит, что этот стахановский инструмент работает неполноценно. На общее число отданных в семьи детей (не буду называть даже цифры, сколько отдали) есть уже 4 тысячи возвращенных детей. Что такое ребенок, возвращенный семьей в детский дом?

Эта процедура сопровождается тем, что активно закрываются детские дома. Можно про них говорить всё что угодно, действительно, там много печали, много несовершенств, низкая результативность. Но что будет после того, когда этих детей начнут возвращать? Вот это всё нужно просчитывать, это и есть прогностика, это и есть благое намерение. Да, я поддерживаю, я, может быть, один из первых, кто, создавая семейные детские дома, говорил о том, что спасение ребенка-сироты — в семье. Тем не менее в прошлом году, как известно, вновь выявлено 122 600 детей-сирот. Этот показатель не снижается в течение последних восьми лет.

Детский фонд с того времени как он появился, с 1987 года, ведет мониторинг, сколько детей-сирот вновь выявлено. 2 миллиона. Если взять количество всех людей, которые были сиротами или находились в сиротском положении, всех живущих, по возрасту еще не вышедших из этой группы, то получается, что из 140 миллионов наших людей примерно 10 процентов – это сиротский мир. Когда человек переступает порог совершеннолетия, никто не знает, что с ним происходит дальше. Многие погибли и погибают, к сожалению. Но те, кто живет, живут неустроенно и образуют очень часто то самое дно, по сравнению с которым Горьковское дно – просто философский идеал, которому можно порадоваться и поучиться.

Знаете ли вы, например, что вчера все московские радиостанции были в переполохе от того, что принят подзаконный акт или какой-то приказ, по которому ребята, которые заканчивают школу, 11 классов, если им уже исполнилось 18 лет, сразу после окончания образования или экзамена могут быть забраны в армию прямо у порога школы или из дома?

Была система двух отсрочек, теперь она отменена для этих детей. Идет паника, народ уже соображает, как увезти своих детей, получающих аттестаты, которым исполнилось 18 лет. Дети у нас идут в школу в 7 лет, плюс 11 лет, всем по 18 лет должно быть. А если ты заболел, проболел год, если два раза остался на второй год, то вообще судьба предопределена уже в третьем классе. Что мы делаем? У нас полно таких решений. Когда принимается благое решение: вот контрактная армия и… Другим решением мы просто дискредитируем первое. Значит, первое решение не было просчитано, спрогнозировано.

О благотворительности. Я представляю благотворительный фонд, который работает 20 лет. Мы всё прошли, всё проехали, что было с нашей стороны. Теперь есть закон о благотворительности, о благотворительных организациях, думаю, многих из вас это касается. Как вы знаете, по закону каждый гражданин имеет право 25 процентов своего годового заработка отдать на благотворительность. Вопрос первый: кто придумал эти 25 процентов? Почему, какое дело государству до процентов заработка частного гражданина? А если он хочет 125 процентов отдать?

И почему это не может его освободить от налогов? Мало ли что? Особенно старые работающие люди: они могут завещать дом. Хорошо, допустим, все эти 20 лет я в свой собственный фонд каждый год отдавал деньги. С наступлением закона о благотворительности 13 процентов, которые я платил от своих гонораров, как бы засчитывались, не вычитались. В этом году вдруг я узнаю, что налоговая инспекция не принимает мои благотворительные взносы в Детский фонд, а мы законодательно в Минюсте зарегистрированы как благотворительная организация, потому что сейчас действует какая-то налоговая инструкция, по которой зачитываются налоговые освобождения только в том случае, если ты отдал непосредственно больнице, непосредственно школе, непосредственно еще чему-то такому. Но это же противоречит закону о благотворительности! Там внятно прописано, что благотворительные организации, фонды имеют право получать донорские благотворительные взносы от своих граждан, вообще-то это полностью перекрывает нам кислород. Друзья, кто этим занимается, вы должны понять, что это перекрывает кислород. Нам никто не может дать, вернее, дать-то дадут, но люди, которые уже с этим не будут считаться, они на это плевали, и все равно дадут. Но законодательно создано препятствие для всей благотворительной деятельности в стране.

Дорогие законодатели, обращаемся к вам! Сколько же можно, создавая великое множество законов одной рукой, другой рукой (кто вас там замещает?) в это же самое время всё это ломать и отвергать?

Теперь, что касается семьи, Года семьи, нашей очередной эйфории. Дорогие мои, вы знаете, внутри семьи нет лада. Возьму, например, самое легкое: дети не знают своей семьи. Вообще нет такой традиции, чтобы дети знали свою семью, за исключением отдельных случаев. Что-то надо сделать для того, чтобы интерес к собственной семье с детства был достоянием, гордостью ребенка, этого человека. Мы в Белгороде (у нас есть там программа "Мир детства: грамотность, нравственность, творчество") провели с губернатором в рамках этого проекта конкурс школьных сочинений. Было домашнее задание на тему "История моей семьи – история моего края". И нас поразили результаты: мало того, что 90 тысяч  детей приняли участие в этом конкурсе… Я читал до поздней ночи эти сочинения. Детей просто подтолкнули, повернули лицом к своей семье: спросите у бабушки, дедушки, родителей, что с нами было тогда-то и тогда-то. Блистательные результаты. Я хочу сейчас попросить наше высокое собрание поддержать нас, мы хотим с газетой "Известия" обратиться к нашему министерству: давайте проведем такое сочинение повсеместно в начале нового учебного года, чтобы все дети написали его, чтобы они обернулись к своей семье, спросили у своих близких, с которыми они обедают, завтракают, ночуют: "А кто мы такие?" Без этой истории, без этого знания жизни не может быть.

Я вообще хочу сказать, что есть много ваших благих законодательных инициатив, но в то же время есть законы, которые все проблемы детства сбросили сегодня с федеральных плеч на региональные, понимаете? Вот жилье для детей-сирот: пусть покупает региональный бюджет. Но в одном регионе деньги есть, а в другом их нет. Я знаю, но не буду называть, любимые мной области… Например, 30 млн. рублей. И что же они купили на 30 миллионов? Хибары, помещения без клозетов, без всяких условий, оттуда бежать надо. То есть опять сиротам – худшее. И что они могут сделать? Они могут только взять, вновь проклиная власть. Зачем нам создавать такие условия?

В Белгородской области наша экспериментальная площадка. Десять лет назад мы создали для них документ под названием "Стратегические принципы защиты детства в Белгородской области". За эти годы наш проект перевыполнен процентов на 300. Местные законодательные органы по возможности все щели в законодательстве о защите детства заклеили своими законами, в том числе сиротские. Там осуществлены все наши проекты по всем типам сиротского благоустройства и так далее. У нас сейчас Год семьи, а мы шесть лет назад там организовали областной праздник под названием "Крепка семья – крепка Россия!"

И сегодня о бабушках и дедушках вспомнили, а у нас в этом году там уже были номинации "Лучшая прабабушка" и "Лучший прадедушка". И хочу сказать, что премию Детского фонда получает лучший отец – фермер, у которого три гектара, жена и семеро детей. И все подросшие ребята владеют сельхозтехникой, и в этой округе, где у него эти три гектара, они добились небывалых урожаев, ребята всё умеют делать. Самое главное – они социально адаптированы, социализированы. То, о чем мечтает наша школа, сделала семья сама без всякой, как говорится, посторонней помощи.

Так вот, хочу, чтобы, передавая полномочия в регионы, многие полномочия федеральная власть все-таки оставила у себя и несла бы ответственность в будущем за некоторые общенациональные беды в области детского мира. Понимаете? И сиротство не может быть разделено по областям и регионам, это наша общенациональная беда. И плохое здоровье детей – это общенациональная беда.

Мы, например, после развала Советского Союза все-таки сохранили фонды во всех бывших союзных республиках. Я свидетельствую, что медицина во многих из них сегодня находится в жутком состоянии. Едут родители, русские и нерусские, сюда, чтобы своих детей вылечить, потому что там диагноз толком поставить не могут.

Расскажу историю одной девочки из Молдавии. Не могли там поставить диагноз, доехала до Кургана, до ортопедического центра Елизарова. Девочку посмотрели: жуткое, редкое заболевание, в общем, кости у нее разлагаются. Девочке нужно 460 дней лежать неподвижно. День лежания стоит 1 тыс. рублей. А лечение – отдельно. Проект спасения одной этой девочки стоит 1,2 млн. рублей.

Мы внесли первый взнос, и к кому я обращаюсь? К Президенту Молдавии. Слава богу, девочку мы эту будем лечить. Но я хочу сказать, сколько же тысяч таких девочек и мальчиков сегодня нуждаются в межнациональной помощи.

И сегодня мы бодаемся с Украиной, с Грузией, не очень радостные отношения со многими другими республиками. А может быть, давно пора нам принять или создать какой-то ресурс, который помогал бы детям из тех регионов. Дети не виноваты, что Советский Союз распался, они должны получать помощь, и прежде всего мы должны спасать их здесь, в Москве. Вот, например, Геннадий Сухих, которого я люблю многие годы и знаю, уважаю…

Хочу сказать спасибо власти, что наконец-то решили учредить родительский орден, слава богу. Там еще и деньги полагаются, в общем, совсем уж великая радость. Так что я хочу позитивно закончить свою речь. Спасибо. (Аплодисменты.)