Рассказано ниже, происходит в параллельной реальности, удивительным и непостижимым образом похожей на нашу, иногда так, что становится по-настоящему не по себе
| Вид материала | Рассказ |
- Орифлейм побеждает целлюлит, 151.93kb.
- Даниленко Оксана Васильевна I. лекция, 90.26kb.
- «Анализ почерка как инструмент психодиагностики», 112.45kb.
- А. С. Пушкина "Евгений Онегин" "энциклопедия русской жизни" Сочинение, 47.89kb.
- Фотограф ищет свою картинку. Икогда находит, говорит: да, о’кей, это мое. То есть этот, 155.33kb.
- Курсовая работа на тему: «Я (не) хочу быть похожей на мать», 298.71kb.
- Сложилась такая ситуация, что настоящих специалистов, работающих с энтузиазмом и поднимающих, 188.68kb.
- Что такое сверхпроводимость, 73.86kb.
- О. И. Гацихо о планировании социологического исследования в праве, 111.68kb.
- 150-ти летию отмены, 2986.44kb.
– Они ждут, что ты ударишь их растопыренными пальцами. Они хотят, чтобы ты заметался, чтобы ошибся, чтобы... Они планируют, они затевают что-то страшное, не знаю, где и когда, они хотят тебя отвлечь, потому что знают, где у нас слабое место, и нашли его у тебя тоже, потому что его не было раньше, понимаешь?! Они что-то затеяли дикое, немыслимое, они хотят, чтобы ты ударил первым, и их ответ будет просто местью, они подставят тебя... Ты не можешь не ответить на это. Они это знают. И если ты сейчас... А потом... тысячи людей умрут... И вся эта европейская сволочь смешает тебя с дерьмом. Все эти социалисты, пацифисты, трусы и предатели... Скажут, что ты во всём виноват. Не нужно сейчас. Нужно выждать. Узнать. Успеть. Я в порядке, на мне даже царапины нет... Не смей сейчас. Не смей!
Они смотрели на неё – Богушек, король, генералы... И Майзель смотрел на неё, – впервые он так на неё смотрел:
– Какая же ты, мой ангел... – Майзель протянул руку и провел пальцами по её мокрой от слёз щеке. И, как всегда от его прикосновений, проснулась под сердцем у Елены бабочка. – Жизнь моя, какая ты молодец...
И снова развернулся к экрану, спросил, обращаясь к кому-то из военных:
– Мы что-нибудь знаем об этом?
– Намёки, пан Данек... Вы же знаете... Пока отработают переводчики, пока слепим в картинку... Конечно, они что-то затевают. Они всегда что-то затевают...
– Это не ответ, – рявкнул Вацлав. – Вы предупреждены о неполном служебном соответствии. Если у вас мало людей, чтобы эффективно работать с информационными потоками, какого чёрта не докладывали?!
– Так точно. Виноват, ваше величество.
– Предоставляю возможность исправиться. Сколько ещё тау-спутников у нас готовы к запуску?
– Шестнадцать, ваше величество.
– На стапелях?
– Около сорока. Степень готовности от семидесяти до... – генерал посмотрел в сторону, видимо, на экран своего ноутбука, – до девяносто двух процентов. В течение трех дней будут готовы ещё девять, к шестнадцати, о которых выше докладывал.
– У вас сутки на это.
– Есть сутки.
– Погода в Скайбэе?
– Благоприятная, ваше величество. Транспорт с грузом носителей должен через несколько часов войти в Страндхук.
– Свяжитесь с Квамбингой. Немедленно разгружать и готовить к старту. Спутники по готовности – в Намболу. Эти шестнадцать – прямо сейчас. Генштабу – готовность один, режим работы – круглосуточный по полному штатному расписанию. Десантным подразделениям, ВВС, ракетчикам и космосу – готовность один. Ты, – король показал пальцем на Майзеля, – как приземлишься, сразу ко мне. С Еленой вместе.
– Елена тебе зачем? – удивился Майзель.
– А мне так спокойнее. Пускай вместе с Мариной за детьми присматривает, будет меньше поводов шляться где ни попадя.
– Ваше величество, я...
– Молчать! Ты – такая же подданная, как и все остальные, – взревел Вацлав, похоже, по-настоящему рассердившись. – А я – твой король! Я приказываю тебе прибыть во дворец и поступить в распоряжение её величества впредь до особых указаний... С вами всё.
– Не всё, – Елена выпрямилась, слёзы высохли, словно их и не было никогда, а ставшие чёрными от гнева глаза засверкали. – Я не собираюсь исполнять идиотских приказов. Я не солдат, не лакей и не фрейлина, чтобы держаться за юбку королевы. И если у меня слёзы близко, это не значит, что я сопливая институтка. Вам понятно, Ваше Величество?!
– Вот это да, – прищёлкнул языком Вацлав. – Ну, ты и распустил её, Дракон...
– Она такая, величество, – сияя, кивнул Майзель. – Что выросло, то выросло. И не была бы со мной, а я – с ней, будь она другой...
– Запомните. Вы. Оба, – отчеканила Елена. – Я была, есть и буду с тем, с кем хочу, когда хочу и сколько хочу. Я не ваша. Я не твоя. Я ничья. Я сама. Своя собственная. Понятно вам?!
Богушек, генералы и спецназовцы слушали это, разинув рты и буквально остолбенев. Дракон и король слушали тоже. Господи ты Боже мой, подумал Гонта, да кто же эта женщина?!.
– Княгинюшка, – ласково сказал Вацлав, и Елена вздрогнула, потому как и не предполагала, что король умеет разговаривать таким голосом. И никто в жизни никогда ещё её так не называл. – Да брось ты, Христа ради. Мы же любя... Ты нас до смерти напугала. Приезжай, пожалуйста. Ты нужна сейчас королеве. А королева – тебе. Твой король просит тебя, дорогуша. Приедешь?
– Приеду, Ваше Величество, – смущённо сказала Елена. – Когда Вы просите, я не могу Вам отказать...
– Ну, славно, – прянично улыбнулся король и, подмигнув Майзелю, рявкнул: – Отбой!!! Объявляю экстренный сбор комитета начальников штабов...
Экран погас, и Майзель улыбнулся:
– О! Ты это видела?! А ты – креатура... Как бы не так! – и он двинул кулаком воздух.
И столько настоящей, чистой радости было в этом совершенно мальчишеском жесте, что Елена не выдержала и засмеялась. Снова сквозь слёзы.
Прага. Февраль
Потом они – как всегда, на сумасшедшей скорости, оглашая окрестности ревунами сирен и освещая округу сполохами проблесковых маячков и ксеноновых стробоскопов – неслись колонной во дворец, где Елена осталась с Мариной, а Майзель ринулся в Генштаб, где ждал его король... Во дворце было, как обычно, довольно безлюдно. В парке, где Марина гуляла с младшими детьми, кажется, даже не усилили охрану... Здесь, в Праге, впрочем, абсолютно некого было бояться. Ни один, как выражался Майзель, чурка или чучмек не мог переступить границ «христианнейшего королевства Европы». Когда-то Елену это приводило в бешенство. Но с некоторых пор, – после трагедий в Косово и Алжире, после 11 сентября, когда начиненный «семтексом» крытый пикап взорвался в подвальном гараже Нью-Йоркской Фондовой биржи, похоронив под обломками исторического здания почти тысячу человек, после всего, что увидела она в Чечне и Ливане, и что вылилось из неё в книгу о современном исламе и его адептах – она поняла, от какой напасти спас страну король, раз и навсегда выставив это зверьё за дверь и не оставив ни одной щёлочки, в которую они могли бы просочиться...
Королева встретила её так, словно они расстались вчера. И продолжила какую-то из множества их бесед, – несмотря на разницу во взглядах и положении, обе они ощущали глубокую симпатию друг к другу. И девочки обрадовались ей... И Елену чуть отпустило.
Они поужинали вместе с детьми и уложили девочек спать. Марина всегда старалась сама заниматься с детьми как можно больше, и это получалось у неё, вопреки занятости и напряжению, рождаемым её ролью в обществе... Елена всерьёз привязалась к королевской семье, несмотря на все свои прежние настроения, эти люди очаровали её своей поистине царственной простотой и достоинством, с которым они несли бремя короны. И они так любили Данека... Вацлав и Марина были среди тех немногих, с кем он переставал быть Драконом и становился совсем человеком.
Когда они остались с Мариной наедине, королева усадила Елену на диван, сама присела рядом.
– Что произошло, Елена? Он обидел тебя чем-то? – мягко дотронувшись до её руки, спросила Марина. – Ты так внезапно исчезла...
– Нет! – вскрикнула Елена, словно от удара. – Нет, Марина, нет... Он... он тут вообще ни при чём. Дело не в нём. Во мне...
– Что же так ест тебя, дорогая? Чувство долга? Солидарности? Ты чувствуешь себя виноватой перед своими друзьями, что ты с ним? Что с тобой? Расскажи мне. Я смотрела на вас, я думала, – Господи Боже, наконец-то всё будет уже... Я должна знать. То, что с ним происходит, происходит и с нами. Со мной. Ты знаешь, что он для нас с Вацлавом... Я просто смотреть на него не могла. Он сильный, он не подаёт виду, но я же чувствую... Расскажи мне, Еленушка. Тебе нужно об этом рассказать.
– Я не уверена. Но я скажу. Чтобы не было никаких... У меня никогда не будет детей, Марина.
Королева, прикрыв глаза, прижала пальцы к губам. И другой рукой сжала запястье Елены. И долго молчала... Потом спросила глухим, полных слёз голосом:
– Он знает?
– Да. Конечно. Он всё знает. Даже то, что ему совершенно не следует знать...
– Мы... мы можем что-нибудь сделать?
– Что? Ах, нет, Марина, какие глупости... Давно никто ничего сделать не может. Я пыталась когда-то. Нет.
– И поэтому ты...
– И поэтому тоже. Нельзя жить с любимым мужчиной и не хотеть от него ребёнка. Хотеть – и не иметь, – тоже. Хотеть самой, знать, что и он тоже, знать, что он жалеет тебя... Нельзя. Жалость убивает любовь. Беспомощность, невозможность... Он сильный, ты права. Он сильнее всех, кого я знаю. Он даже меня сильнее, хотя я думала, что так не бывает. Но это... Это раздавит его, Марина. Он не может не мочь. Это немыслимо. Он, который всё может, Дракон, повелитель огня, воздуха, земли и воды, не может сделать ребёнка какой-то вздорной смазливой щелкопёрке... Когда я вижу, как дети виснут на нём, как он с ними разговаривает, я готова убить себя, понимаешь, Марина?! Когда-нибудь это раздавит его. Или он возненавидит меня. И я, право, не знаю, чего я больше боюсь... Лучше я исчезну. Ему только-только сорок вот было, – что это за возраст?! Начало пути... Любая будет...
– Ему не нужна любая, Еленушка. Ты ему нужна...
– Ах, Господи, да всё понимаю я, всё... Разве можно кого-нибудь с ним... рядом?! Просто он слишком хорош для меня.
– Разве ты в чём-то виновата?!
– Конечно, Марина. Конечно, я виновата. А кто?! Кто мог бы заставить меня, если бы я не хотела тогда... это... – Елена замолчала, зажмурилась на мгновение. И снова посмотрела на королеву чёрными сухими глазами на белом, как простыня, лице: – Я сама захотела избавиться от ребёнка. Мне было девятнадцать лет, я была совершенно одна в чужой враждебной стране. Я сама это сделала. Я сама испугалась и сделала это. И теперь я могу сколько угодно уговаривать себя и поддаваться на уговоры других, что у меня не было выбора, не было выхода. Возможно, и так. Только детей у меня больше не будет. И я сама это решила. И отвечать за это мне самой предстоит, и тут, и там, – Елена резко дёрнула подбородком в сторону и вверх, в небо. – Только мне. Больше я никого не имею права впутывать в это. Тем более – его. Я уж как-нибудь сама.
– Но ведь ты любишь его, Еленушка. Я же вижу...
– Люблю?!. Ах, Марина... Какая же это любовь... кто-то души наши в одну слепил, пополам разрезал и каждому по половинке отдал. И рвутся из нас эти половинки, чтобы снова одним целым стать, и тащат нас на себе, за собой... И быть я с ним не могу, и уйти не могу, и жалко мне нас обоих до крика, потому что я вижу, как рвет его на куски моя боль...
– Прости меня, Еленушка. Это я виновата. Это... Это была моя идея – столкнуть вас. Я не знала... Я даже подумать такое не могла...
– Никто не мог, Марина. Я сама не могла. Не то даже, что в мыслях такого не было... Вообще. Что же мне делать-то, Господи?!
– А ты... ты не хочешь лечь в клинику? Совсем скоро новый специальный центр откроется... – спросила королева, не глядя на Елену. – Есть же какие-то технологии современные...
– Что?! Ах, перестань, Марина... Это даже не опухоль. Просто стопроцентная непроходимость.
– А всё остальное?
– Всё остальное... – Елена издала смешок, больше похожий на стон. – Всё остальное, как у всех. И даже ещё лучше... Я понимаю, что ты хочешь сказать... Но чудеса – это не конвейерная продукция, Марина. – У Елены вдруг встала перед глазами, как живая, старушка из булочной, напророчившая ей аж двоих детей, и снова похожий на стон смешок вырвался у неё из груди. – Не стоит на это надеяться. А кроме этого, как он сам говорит, столько ещё всего...
– Сколько вы вместе?
– Я не считала... Долго. Да разве во времени дело?! Просто такого, как с ним, не было у меня ничего даже отдалённо похожего...
– Не расставайся с ним, Еленушка. Что-то будет. Не знаю, что. Как-то повернётся... Должно повернуться как-то. Потому что... вы это заслужили. И ты, и он. А любовь на такие чудеса способна, какие и не снились нам, дорогая...
– Делай, что можешь, и да случится, что должно, – Елена усмехнулась. – Тебе не кажется, что это непристойно, – так растаскивать человека на цитаты? Ведь он же человек, правда? Всего лишь человек... И он ни разу этого не сказал вслух, – вдруг простонала Елена. – Ни разу, ты можешь представить себе это?! Всё остальное – пожалуйста, сколько угодно, – я хочу тебя, я жить без тебя не могу, я дышу тобой, ты жизнь моя, ты моя сказка, – всё, что угодно, только «люблю» не сказал ни разу... Почему, Марина?!
– А ты?
– Я?!
– Ты сказала?
– Нет...
– Так и будете бороться, да? Уступи, Елена. Ты женщина. Скажи первой. Увидишь, что будет...
И этот разговор они не успели завершить, – не очень-то и хотелось, но это другое дело, – Майзель вернулся, сгрёб Елену в охапку, и, едва попрощавшись с Мариной, утащил в «логово»...
Прага, «Логово Дракона». Февраль
Они набросились друг на друга так, словно с момента их расставания прошло не три дня, а сто лет. Потом Елена уснула, а когда проснулась, была уже ночь. И он стоял у её изголовья, – опять, как всегда, собранный, до блеска выбритый, снова готовый к бою... Он снова не спал. Елену выматывало это. Она хотела, чтобы он спал с ней рядом. Ничего другого, – просто спал, просто рядом, как все нормальные люди... Елена схватила его изо всех сил, прижалась к нему, прокричала шёпотом ему в лицо:
– Иди ко мне сейчас же... Не смей уходить на свою дурацкую охоту, пока я не отпущу тебя... Я сама тебя отпущу, я всё знаю... Люби меня скорей, я не могу без тебя, скорей, скорей...
Елена любила лежать у него на груди, не выпуская его из себя, чувствуя, как его плоть наполняет её изнутри до краёв, и тихонько сжимать его сильными маленькими мускулами своего лона... Она любила смотреть, как меняется в этот миг его лицо, словно тает, как утихает пожар, полыхающий в его глазах, как начинают они блестеть нежностью к ней и желанием.
– Мой мальчик, – прошептала Елена, погладила его по бедрам, поцеловала длинно горячими мягкими губами в плечо. – Мой маленький...
Майзель вздрогнул. Никогда ещё не слышал он от неё таких слов. Почувствовал, что это, – быть может, первая в жизни Елены попытка найти замену... А ей и в самом деле хотелось сейчас, чтобы он стал маленьким-маленьким, как мальчик-с-пальчик, чтобы можно было всегда, не выпуская, держать его в ладонях... Он погладил её по волосам, и Елене показалась, что рука его дрожит.
– Сними эту дурацкую фотографию. Я уже с тобой.
– Мне нравится. Пусть ещё повисит.
– Данек.
– Завтра.
– Данек.
– Хорошо. Сегодня.
– Я не должна этого говорить, но я скажу.
– Что?
– Мне это очень понравилось. Очень, очень, ужасно понравилось. Я раскисла. Я ревела, как... Я просто никак не могу разрешить себе поверить, что это про меня и со мной...
– Про нас, Елена. Про тебя, про меня... Про нас. Вместе.
– Ты понимаешь, что происходит? – шепнула Елена, улыбаясь ему в лицо.
– Да.
– Неужели? А ты знаешь, что с женщинами не бывает такого?
– Какого?
– Как со мной... Когда... Стоит тебе лишь прикоснуться ко мне...
– Правда?
– Так не бывает, Данек. Ты просто взрываешь меня, и всё... И уже...
– Тебе хорошо?
– Боже, какое глупое слово... Просто вот так, как сейчас, я хотела бы умереть... Молчи! Если умирать, то вот так... По-другому мне будет страшно, а вот так – нет... Понимаешь ты это, мой мальчик, мой малыш...
Он и в самом деле не пытался уйти, пока Елена не отпустила его сама. И когда отпустила, сказал:
– Собирайся.
– Куда?
– Со мной.
– Куда?!
– Просто со мной, Елена. Ты нужна мне сейчас рядом.
– Мы куда-нибудь едем?
– Да. В Рим.
– Зачем?
– Увидишь. Плохо, Елена. Мы можем не успеть.
– Господи. Что-то с понтификом?
– С ним всё в порядке. Пока, слава Б-гу. Ты едешь со мной?
– Конечно...
Рим. Февраль
В военной зоне аэропорта их встречал целый выводок одинаковых, как близнецы, автомобилей без номеров, в один из которых сели они с Еленой, причём Майзель – за баранку, а в остальные – офицеры контрразведки в штатском. Машины разъехались в разные стороны, несколько человек остались возле самолёта, готовя его к обратному полёту. Елена ни о чём не спрашивала, – когда мужчины воюют, им лучше не надоедать вопросами. Бой всё покажет сам... Важно было только одно – она была рядом.
Дорогой Елена ещё раз убедилась, что в соревнованиях по ралли в городе Майзель даст сто очков вперёд команде чемпионов мира. Остановился он только перед ватиканским шлагбаумом – на секунду, пока швейцарский гвардеец поднимал его.
Они стремительно прошли анфиладой дворцовых покоев, – их только провожали растерянными взглядами. Здесь нечасто бывали женщины, особенно в таком виде – в экзоскафандре и со сферой в руках. Понтифик был у себя в кабинете. Майзель легонько подтолкнул вперёд Елену, следом вошёл сам, шагнул к удивленно начавшему подниматься им навстречу из-за стола Урбану ХХ, проговорил по-чешски, несказанно удивив тем Елену:
– Салют, дружище. Елена, это Его Святейшество. Рикардо, – это Елена... Дальше будете знакомиться в Праге. Собирайся, друг мой...
– Что-нибудь объяснишь? – на хорошем чешском спросил понтифик. Елена едва успела, что называется, поймать свою нижнюю челюсть в полёте.
– Дорόгой.
– Что-то действительно серьёзное? Ты так никогда...
– Обязательно, – оскалился Майзель.
Они ещё отдавали какие-то отрывистые распоряжения, и Урбан ХХ, накинув длинный тёмный плащ прямо поверх сутаны, уже в дверях, что-то говорил стоящему навытяжку капитану гвардейцев... Потом они снова стремительно пронеслись по дворцовым покоям к машине. Майзель усадил Елену на заднее сиденье, понтифика – рядом с собой, и опять – сумасшедшая гонка по Вечному городу, под гудки автомобилей и свистки карабинеров...
Рим – Прага. Февраль
Едва они поднялись на борт, как «Сирокко» тотчас же начал рулёжку на взлёт, и буквально через три минуты они были в воздухе. И только увидев в иллюминатор приветственное покачивание крыльев взявших их под охрану – со всех сторон, сверху и снизу – «Фалконов» Королевского воздушного флота, Майзель перевел дух:
– Ну, так. Ориентирую. Зверьки затащили в катакомбы под Римом полдюжины портативных атомных фугасов, которые купили в бывшем Союзе. Один из них – прямо под Святым Петром. Наши люди уже работают, позвони премьеру, Рикардо, скажи, что будет немножко жарко...
Понтифик осенил себя крестным знамением:
– Надо эвакуировать город...
– Нельзя эвакуировать трехмиллионный город, – рявкнул Майзель. – Они рванут своё дерьмо, как только объявят эвакуацию. Нельзя мешать нашим ребятам. Всё будет сделано как надо, Рикардо. Просто позвони и скажи, что ты в безопасности.
– А Вацлав?
– У Вацлава хватает фронтов, дружище.
– Ты уверен, что это все? – подала голос Елена.
– Нет. Не уверен. Мы прочёсываем сейчас все, что можем. Люди из спецназа разведки уже работают в Италии. Много. Но и страна немаленькая, Елена.
– Нам меньше всего нужна сейчас война миров...
– Воина миров всегда нужна меньше всего, дорогая. Проблема в том, что, когда она стоит у твоего порога, уже не спрятаться и не отвертеться. Если бы я хотел её начать, я не стал бы суетиться и спасать друзей, а дал бы бомбам взорваться. И получил бы отличный повод закончить историю ислама на этом шарике. Но я так не сделал, за что ожидаю от тебя как минимум горячего поцелуя... Я думаю, что мы потянем ещё какое-то время, но долго не получится.
– Ну, поцелуй я тебе обеспечу, – Елена улыбнулась, хотя весело ей не было абсолютно. Просто он был совершенно неисправим.
– Не забудь, ты обещала, – он уткнул в сторону Елены указательный палец и сделал им круговое движение. Елена довольно чувствительно шлёпнула его по руке.
Понтифик с улыбкой наблюдал за их пикировкой. Несмотря на разворачивающиеся события, он сохранял подобающее ему достоинство и самообладание.
– А может, всё-таки ёбнуть? – задумчиво сказал вдруг Майзель по-русски.
Елена поняла и с иезуитской усмешкой тут же перевела фразу на чешский. Постаравшись при этом как можно точнее сохранить дух оригинала.
– Не нужно, я понимаю, – понтифик укоризненно покачал головой. – Перестань, Даниэле.
– Он понимает, – кивком подтвердил Майзель. – Его Святейшество свободно говорит на двух десятках языков и понимает ещё как минимум сорок... Я не перестану, Рикардо. И вообще это не я, забыл? Это они. Звони премьеру.
Закончив короткий разговор, понтифик сложил телефон и опять спрятал его куда-то в складки сутаны:
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь поселить тебя у себя дома, пока не вычистим город от бомб и от этой мрази. А потом... Бой покажет. – Он повернул голову к Елене: – Помнишь наш самый первый разговор?
– Ещё бы.
– Я оказался пророком.
– Тебя это радует?
– Меня это приводит в неописуемый восторг, – оскалился Майзель.
– Как ты собираешься узнавать...
– Лучше не спрашивай, Елена. Есть вещи, которые не стоит знать, потому что они лишают покоя навеки.
– А ты?!
– Я и так не сплю, – он усмехнулся, и Елену опять от этой усмешки едва не замутило.
– Да перестаньте же, дети мои, – вздохнул понтифик.
– Я не могу. Остапа несло... Я так расслабляюсь. Просто очень страшно, дружище.