Рассказы о природе для детей и взрослых

Анатолий Онегов

Избушка на озере

Детский сад

Черепок

Мирный договор

Озеро Сизых Чаек

Домик под липами

Москва

2005

Текст печатается в авторской редакции

А. Онегов Избушка на озере Москва 2000

Анатолий Онегов – замечательный русский писатель, автор многих книг, посвященных родной земле, родной природе: "Я живу в Заонежской тайге", "Вода, настоянная на чернике", "В медвежьем краю", "Следы на воде", "Лоси на скалах", "Еловые дрова и мороженые маслята", "Здравствуй, Мишка", "Русский мед", "Диалог с совестью", "Они живут рядом со мной". "Избушка на озере" – книга, в которую вошли маленькие повести о животных, написанные автором для детей и взрослых.

Все права сохраняются за автором (с) Анатолий Онегов . 2005

Избушка на озере

Моего щенка звали Бураном. Бураном зовут и сейчас большую охотничью собаку. У нее острые чуткие уши, внимательные умные глаза и доброе сердце верного друга.

Буран, милый мой Буран, ты помнишь наше озеро, наш маленький домик в тайге, надоедливых комаров, шепот волн и шорохи углей в нашей печке?.. Ты помнишь свою первую весну, свое лето?.. А помнишь, как на дорожку к озеру упал первый осенний лист с березы, а потом за дверями избушки вдруг оказался снег, и ты долго и осторожно обнюхивал его и никак не решался наступить лапой на белую землю?..

А еще весной ты умел только скулить, и тебя пришлось долго нести на руках по глубокому болоту. Тогда ты был смешным пушистым щенком, ничего не понимал, не знал, куда мы идем, и просто верил мне. Я же не обманул тебя, Буран, правда? Ведь твое детство прошло не так уж скучно в нашей избушке на берегу далекого таежного озера...

Об этом озере я мечтал давно, с самого моего детства. Мечтал уйти далеко-далеко в лес и пожить там рядом с птицами и зверями. Конечно, я видел животных и раньше. Видел в зоопарке, на птичьем рынке, приносил их домой и... запирал в клетки.

Я помню грустные глаза зайчонка за металлическими прутиками и еще сейчас слышу, как отчаянно стучат синички по деревянным планочкам своей тюрьмы. Долго наблюдать мучения животных я не мог и расставался с ними. Синички улетали от меня испуганные, но радостные, а тихий, замученный неволей грач так никуда и не улетел... Утром на дне клетки я нашел остывшее тельце погибшей птицы и долго плакал. Но не запирать животных в клетках было нельзя — они или убегали и улетали, или озорничали в комнате, а потому не нравились моим родителям.

Тогда и придумал я свой собственный зоопарк без клеток. Птицы и звери должны жить свободно и счастливо, но никуда не убегать от меня. Я знал, что бывают ручные белки и даже выдры, слышал о дружбе людей с грачами, воронами и скворцами. Но как сделать, чтобы медведи и лоси, тетерева и рябчики жили рядом со мной? Как сделать, чтобы они не боялись меня совсем, но жили своей собственной жизнью на воле? Если бы это случилось, наверное, о многих тайнах леса удалось бы узнать...

И тут я вспомнил одного рыжего, облезлого кота, которого, как и большинство деревенских котов, звали Васькой... Васька жил в деревушке на берегу Оки, где все остальные коты и кошки славились вороватым и хищным нравом. Коты и кошки таскали из кладовок масло и творог, разоряли гнезда мирных ласточек, донимали всячески скворцов и даже воровали в соседних дворах маленьких желтеньких цыплят. Все живое в округе трепетало перед мяукающими разбойниками, но нашего рыжего Ваську никто не боялся. По ночам он исправно охранял дом от мышей и крыс, а днем мирно поуркивал на крыльце или, развалившись, спал на крыше сарая. Под крышей жили ласточки, но Васька их не смущал. Добродушного кота не боялись и цыплята... Почему?.. Почему те же самые ласточки громко и испуганно кричали и беспокойно вились над забором, когда в крапиве ползла соседская кошка? Может быть, потому, что соседская кошка ползла, пряталась, готовилась к нападению?.. Я мог угадывать злые намерения противного животного, а могли ли разобраться в этом ласточки?.. Наверное, ласточки как-то по-своему все-таки понимали, что наш Васька никому не желал зла...

А если и мне прийти в лес тихо и добро, никого не пугать, не обижать, не кричать и не стрелять из ружья. Может, тогда лесные жители разберутся, что и я не думаю о плохом, и никуда не уйдут от человека...

Я сложил в рюкзак нужные мне книжки, взял с собой продукты, спрятал на груди под рубашкой крохотного щенка и отправился далеко в лес. Я шел туда, где на берегу тихого таежного озера стояла охотничья избушка.

В избушке давно никто не жил. Птицы и звери не боялись ее, и я очень надеялся, что мое незаметное поселение в таежном домике не слишком отпугнет животных, обитавших поблизости. И тогда моя давнишняя мечта о зоопарке без клеток, наверное, исполнится.

До избушки еще далеко. Впереди болото, мокрое и густое. Оно не успело еще высохнуть после весны, и кажется, что только вчера вот под этой елкой растаял последний островок рыхлого синего снега. Елка большая и угрюмая. Рядом другая, третья. Под ними темно и немного невесело. Вокруг тайга, настоящая древняя тайга, куда люди очень редко заходили с топором и пилой. Тайга молчит, будто насторожилась и проверяет, что за существо вступило в ее владения? Кто ты? Пришел ли с бедой или миром?

Внимательно присматривается и прислушивается к нам и большой черный дятел. У дятла на голове яркая красная шапочка. Он только что сидел здесь на сухой елке, но увидел человека, громко вскрикнул и на всякий случай отлетел в сторону. Дятел спрятался, сейчас я не вижу его, но хорошо знаю, что он недалеко, он замер, больше не стучит по елке, и из своей засады проверяет меня: кто я?

За худенькими стволиками рябины тревожно попискивает рябчик-курочка. Где-то совсем близко ее цыплята. Цыплята уже вывелись, уже бегают, могут хорошо прятаться, но курочка все-таки боится за них. Я не иду к цыплятам, я молчу, не шевелюсь, и рябчик-курочка скоро успокаивается.

И опять дорога, песни птиц, шуршание мышей в старой листве, стуки дятлов на еловых вершинах, и вдруг мирный голос тайги нарушил треск сучьев под ногами тяжелого животного. Я остановился и снял рюкзак. Передо мной на узенькой лесной дорожке ясно лежали следы больших острых копыт. Все понятно — это лось вышел на тропу впереди меня, постоял, послушал, попробовал носом воздух и поспешно скрылся.

Еще дальше на лесной тропке остались медвежьи следы: следы матери-медведицы и двух крошечных медвежат. Медвежата родились только в этом году, совсем недавно выбрались вместе с мамой из берлоги, а сейчас суетились, неслись к старым пням, ворошили их, залезали носами в каждую кротовую норку и бросались к мамаше-медведице при любом незнакомом звуке. А медведица вышагивала солидно, неторопливо, заботливо поглядывая за своими непоседливыми детишками.

Медвежье семейство прошло по тропе задолго до нас — еще утром. А сейчас вечер, и очень скоро внизу за лесным островом появится наше озеро...

У этого озера высокие крутые берега. С берегов в воду упали черные замшелые ели. Многие деревья упали давно, давно потеряли в воде свои ветви, и теперь от прежних елок остались только вымокшие и позеленевшие от времени корявые стволы. Завтра я отведу от причала свою лодочку, легкую, выдолбленную из осины, и осторожно поплыву дальше по озеру, в самый глухой угол, где к воде часто выходят лоси и где можно совсем близко увидеть медведя. В глухом углу начинается глубокий таежный ручей, и по ручью, как по дороге, можно добраться еще к одному озеру, еще к одной избушке.

Ручей я увижу только завтра, а сейчас передо мной наша избушка, пережившая не одну тяжелую северную зиму, моя лодочка, а сзади, справа и слева все та же тайга, которая еще расспрашивает нас с Бураном: кто мы?

Мы пока не входим в избушку. Я сижу на поваленном дереве рядом с рюкзаком и ружьем. Ружье у меня просто так, чтобы легче было отвечать на вопросы: «Зачем я ухожу в тайгу?» Мне не хочется пока рассказывать всем-всем о своей детской мечте, о дружбе с животными в лесу — а вдруг ничего не получится? И я просто показываю в ответ ружье и называю нас с Бураном охотниками.

А мой маленький охотник сладко спит и ничего пока не знает ни о птицах, ни о медведях. Наверное, он никогда и не узнает, зачем поют птицы, как своими голосами предупреждают соседей: «Не нарушайте границ нашего дома!..» Конечно, я буду рассказывать Буранчику все-все и о хитрых щуках, и о птицах гагарах, что осторожно живут на нашем озере, потом покажу ему нашего лося и научу не обижать жителей леса. Может быть, он что-то и поймет, поймет, как надо быть добрым, и сам поможет мне подружиться с птицами и зверями. Я очень верю в это. Верю, что из Буранчика вырастет настоящий умный Буран.

А пока завтрашнего Бурана облепили комары. Нахальные насекомые ходят по его мягкой шерстке и тщательно выискивают, где бы поближе подобраться к щенку. Когда комары подползают к самому носу, щенок просыпается, смешно трясет головой и скулит.

НАШИ ПЕРВЫЕ ДРУЗЬЯ

Новую квартиру всегда полагается сначала проверить и точно узнать, будет ли в ней хорошо. Говорят, что все сначала должна узнать кошка. Кошку всегда пускают впереди себя. Она высоко поднимает хвост и осторожно вышагивает по новому помещению. Если кошка останется в новом доме, то все в порядке.

У меня не было с собой кошки, и первым в избушку, конечно, забрался Буран. Щенок с трудом перевалился через порог, исчез в темноте, и тут же навстречу мне вылетела большая рябая птица. Рябчик! Рябчик уселся на дерево и тревожно закричал: «Пиу-пиу, пиу-пиу!» Это была курочка-мать. Она очень волновалась, беспокойно вертела головой, а рядом с ней уже тревожно попискивал и петушок: «Пии-пии-пиу, пии-пии-пиу! В лесу беда! Спасайтесь!»

Я хотел успокоить рябчиков, остановить беду и бросился в избушку ловить щенка. На полу у печки, около старого полена, около стены замерли крошечные лесные цыплята. Они не шевелились. Я зажег спичку, наклонился над сереньким комочком и разглядел, как он еще сильнее прижался к полу. Вот его глазки-бусинки, они живые, все видят, знают, но молчат, двигаться нельзя: не двигаться — единственное спасение, ведь маленькие рябчики еще не умеют летать. Не двигаться — вдруг враг не заметит и уйдет.

Но я вижу цыплят, не трогаю их и уношу из избушки щенка. И снова мы сидим на упавшем дереве, недалеко от двери и ждем, чтобы рябчики немного успокоились.

Курочка, серенькая беспокойная птица, смело бросается к избушке. Вот она уже на пороге, и снова раздается ее зовущий голосок: «Пиу-пиу, пиу-пиу». И тут же курочка немного отлетает в сторону, будто зовет цыплят за собой. Петушок подлетает ко мне почти вплотную, раскидывает крылья, притворяется больным и ковыляет по тропинке — как хочется ему, чтобы я побежал следом, ушел от избушки, а тем временем курочка уведет, спрячет цыплят.

Я делаю вид, что петушку удалось обмануть меня, иду за ним. А тем временем курочка снова появляется на пороге избушки, снова посвистывает в темноту, отлетает в сторону, еще раз посвистывает, и на пороге вдруг появляется первый цыпленок. Крошечный серенький комочек задерживается в дверях на мгновение и тут же шариком скатывается вниз на дорожку... Где он? Куда исчез?.. А на пороге мелькают еще и еще цыплята один за другим. И так же, как первый, скок на землю — и исчез.

Я прячусь за кустом малины, ласково поглаживаю щенка и вижу, как курочка-мать снова отпархивает в сторону, зовя детишек за собой. Маленькие рябчики появляются будто из-под земли по одному, по двое и короткими перебежками бросаются к матери. Быстро-быстро вперед, припасть к земле и исчезнуть.

Когда весь детский сад переместился на почтительное расстояние от избушки, петушок вдруг перестал обманывать меня и быстро спрятался в елке. Я облегченно вздохнул. Ведь только что могла разыграться лесная трагедия — что стоило моему несмышленому щенку неосторожно наступить на маленького птенчика или, играя, схватить его зубами.

Первую ночь в избушке мы долго обсуждали с Бураном недавнее событие, радовались благополучному исходу и были очень спокойны за рябчиков.

Но на следующий день от моего спокойствия не осталось и следа—утром Буран отправился на прогулку и принес в зубах маленького рябчика. Птенца щенок отдал мне. Цыпленок трясся на ладони, таращил глазенки и не пытался убегать. Я закрыл своего маленького друга в избушке и отправился искать семью рябчиков, чтобы вернуть малыша.

Далеко идти не пришлось. Семейство вовсе не собиралось покидать обжитое место. Цыплята и их беспечные родители разместились всего в каких-нибудь двадцати метрах от нашего домика, и курочка преспокойно приняла у меня заблудшего детеныша, который только что мог поплатиться жизнью.

Для меня наступили неприятные дни. Мне очень хотелось радоваться, что рядом с избушкой уже живут настоящие лесные птицы, но радоваться я не мог — ведь я совсем не знал, что еще может придумать мой неразумный друг.

В руках у меня появилась хворостина. Буран покорно выслушал мои наставления, подозрительно покосился на сухую ветку, но на следующий день снова отправился в гости к рябчикам и вернулся с новой добычей.

Хворостину пришлось пустить в ход. После хорошей взбучки Буран притих, и мне очень верилось, что теперь он все понял и навсегда оставит наших соседей, рябчиков, в покое.

И Буран действительно перестал обижать семейку рябеньких птичек. Даже больше — стоило заслышать ему голосок курочки или петушка, как он опасливо поглядывал в мою сторону и виновато крутил своим смешным хвостиком. Я торжествовал — наука пошла впрок. Но через несколько дней Буран куда-то исчез и явился домой с глухаренком в зубах.

Так вот оно что! Этот негодный пес понял, что совершать набеги вблизи избушки нехорошо, и стал отправляться подальше в лес. Наказывать щенка становилось опасно. А вдруг после очередной хворостины он разберется, что приносить добычу мне не имеет никакого смысла. Ну, ладно. Тогда ты будешь сидеть в избушке под замком. Я плотно прикрыл дверь, спрятал испуганного глухаренка в карман и отправился на поиски его мамаши. Час, два, три я бродил по тайге, но глухарей нигде не было. Что же делать? Оставалось одно: вернуться обратно, извиниться перед Бураном и попросить его о помощи.

Буран самодовольно вильнул хвостиком, прошмыгнул мимо моих ног на улицу, хотел было сбежать, но, увидев у меня в руках знакомую хворостину, независимо прошагал мимо рябчиков, будто не желал иметь с ними никаких дел, и не очень охотно поплелся впереди меня в лес.

Этот мохнатый чертенок, оказывается, хорошо помнил, где отыскал утром глухаренка. Я разрешил ему отыскать еще одного, потом поймал Бурана за заднюю лапу и уложил рядом с собой.

Перед нами разгуливали два нескладных птенца: один — только что обнаруженный, другой — пойманный щенком еще утром. Мы терпеливо ждали. Несколько раз Буран пытался вырваться и сбежать. Я не отпускал его, он сердился и грыз мои руки. И только после того как я снова помахал прутом перед его носом, щенок утихомирился и притворно закрыл глаза.

Мать-глухарка появилась не скоро. Громкое хлопанье крыльев и сердитое квохтанье раздались почти над нашими головами. Я прижал щенка крепче к земле и не шевелился. Квохтанье глухарки повторилось тише и спокойнее, и вокруг нас откуда-то появились еще и еще глухарята. Они смешно попискивали и, прячась за листьями папоротника, один за другим засеменили к высокой седой осине. Глухарка тут же спустилась на землю, внимательно осмотрела своих суетящихся детишек и, довольная, повела их следом за собой.

Еще долго из зарослей осинника и березняка доносились до нас квохтанье мамаши и тоненькие короткие голоски глухарят. Потом голоски глухарят смолкли, потерялись в тайге, вслед за ними перестал слышаться и голос глухарки. Мы поднялись наконец с сырой земли, отряхнулись и побрели к своей избушке.

Я был доволен, что и этот случай окончился благополучно, что мир в лесу не был нарушен и в этот раз. А Буран, наверное, как-то по-своему радовался тому, что без него, без Бурана, я никак не мог обойтись. Щенок носился взад и вперед по тропинке, старался на всем ходу схватить своими маленькими зубками каблук моего большого резинового сапога, с отчаянным лаем бросался на каждый пень и совсем не догадывался, что для него уже приготовлено самое неприятное наказание.

С завтрашнего дня я решил запирать Бурана в избушке и выпускать только тогда, когда сам собирался в лес...

ГОСТИ

Гостей мы начинали принимать с утра. Первой всегда появлялась наша любимица, нежная птичка-заряночка. Стоило открыть окошко, как заряночка уже сидела над столиком и ласковым голоском выводила: «Тик-тик, тик-тик...» Глупая, она, наверное, думала, что мы не проснулись. «Тик-тик, тик-тик», — повторяла птичка, приветливо помахивала хвостиком, любопытно вертела головкой и как в прошлый раз кокетливо хвасталась своим малиновым нагрудником... Я открывал дверь и встречал солнце. Заряночка улетала, улетала до следующего утра, будто в ее обязанности только и входило, что разбудить нас своим добрым «тик-тик».

Умываться! Скорей умываться! Буран несся впереди, опрокидывая на себя весь ночной туман, что сел на листья смородины и малины крупными холодными каплями. Я спускался к озеру вслед за щенком и негромко здоровался с куликами: «Фиу-фиу... Доброе утро!» Кулики всегда встречали нас по утрам на упавшем в воду дереве и тут же отвечали на мое приветствие: «Фиу-фиу, фиу-фиу... Мы здесь, мы здесь...»

Буран не сердился ни на заряночку, ни на куликов, но дрозды ему определенно не нравились. Крикливые хитрые птицы вечно торчали около избушки. Нет, они не просто слонялись вокруг, не просто трещали на меня с крыши домика и соседних ветвей — у дроздов все было продумано и предусмотрено. Стоило обратить на них излишнее внимание, отвлечься, как около котелка с кашей, оставленного без присмотра, уже орудовали их собратья. Те дрозды, что брали на себя роль грабителей, до поры до времени таились в кустах и только в нужную минуту выскакивали оттуда и быстро-быстро прыгали к добыче.

Обратно в кусты грабители убегали так же поспешно. Вслед за ними исчезали с крыши и крикуны. Проходила минута, две настороженной тишины, и все повторялось сначала. Снова на крыше избушки бесновались и верещали неугомонные птицы. Я внимательно присматривался к новым крикунам и сразу же догадывался, что дрозды поменялись ролями. Недавние грабители забрались на крышу и принялись отвлекать мое внимание, а те птицы, что так ловко обманули меня своим криком, теперь прятались в кустах и ждали удобного случая, чтобы подобраться к моему котелку. Об этом нетрудно было догадаться — носы новых крикунов были испачканы моей кашей.

Список воришек не оканчивался на дроздах... Как-то вечером я обнаружил, что свечку, оставленную на столе, кто-то поклевал. Свечку пришлось спрятать, но на следующий день почему-то замолчал радиоприемник. Я тщательно осмотрел приемник и с удивлением обнаружил, что провод, который соединялся с батарейкой, оборван. Батарейка тоже пострадала от клюва разбойника.

Наутро преступнику была устроена засада. Я тихо открыл окошечко и спрятался за печкой. Буран, как полагается настоящей собаке, улегся рядом и тоже ждал нарушителя... В окошечке появилась наша заряночка, как всегда весело прокричала нам свое «тик- тик» и улетела... Тишина... Мы чувствовали себя, как на границе при задержании опасного преступника. За стеной верещали дрозды, попискивали рябчики. И вдруг рядом с нашим окошечком раздалось звонкое и веселое: «си-си-сии, пинь-пинь-пинь...» Кто это? Синичка! Желтогрудая синичка с изящным черным галстуком от подбородка до голубенького хвостика... Скок на стол и к приемнику...

С тех пор приемник, свечи и все остальное, что очень интересовало нашу любопытную гостью, приходилось убирать подальше, но синичку мы не трогали. Скоро она вконец осмелела, преспокойно влетала и вылетала из дверей нашего домика и даже научилась сердито шипеть на щенка, когда тот пытался отогнать ее от своей собственной миски.

Число наших знакомых росло... Рябчики, разбойники-дрозды, заряночка, будившая нас, кулики, которые встречали нас по утрам на озере, синичка и, конечно, крапивник.

Крапивник был самым маленьким и тихим нашим другом. Он очень походил на крошечный бурый комочек с острым клювиком и смешно вздернутым треугольничком хвоста. Острый клювик всегда находил что-нибудь интересное для себя в кустах, на ветвях деревьев, а хвостик топорщился еще воинственней при виде опасности. «Трр-тик, трр-тик», — смешно покрикивал бурый комочек и на всякий случай прятался в куче хвороста. Исчезал он в своем убежище поспешно, как мышонок, но природное любопытство побеждало, и птичка-крапивник тут же высовывалась с другой стороны хвороста, чтобы еще раз убедиться: напугало ли ее действительно что-нибудь или нет.

Крошечный суетливый крапивник опережал всех моих соседей, когда требовалось оповестить лес о возможной неприятности. Только вот беда, голосок его был слишком слаб... Но главное — начать. «Трр-тик, трр-тик!» — и тут же трясогузки подхватывали сигнал тревоги и с грозным «цвиканьем» бросались на врага. Следом за трясогузками неслись отважные стайки дроздов. И надо отдать должное моим пернатым друзьям — враг частенько отступал перед мужеством и стройностью рядов смелых защитников.

Не отступали только вороны, да и то в том случае, когда численное превосходство оказывалось на их стороне. Тогда мои пернатые друзья поспешно скрывались в кустах и понуро переживали нашествие наглых завоевателей. Последнее слово тогда оставалось за мной. Я брал палку и под громкий лай Бурана прогонял ворон. Надо было видеть, как вслед за моим «ура!» пернатое государство оживало, раздавались воинственные голоса, а непрошеные гости убирались восвояси.

Больше всех, конечно, радовался нашей победе отважный крапивник, хотя за все время военных действий он так и не покинул своего убежища, но ведь именно он самым первым обнаружил врага и подал сигнал тревоги.

Blog

Рассказы о природе для детей и взрослых

Содержание

Анатолий Онегов

Избушка на озере