Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Вид материала

Документы

Содержание Использованные источники Е.В. Гендорф

Подобный материал:

• Предмет, метод и функции гражданского права, 751.43kb.
• В. А. Якушин Субъективное вменение и его значение в уголовном праве, 5419.54kb.
• Понятие «критическое мышление» и его характеристики, 304.37kb.
• Мышление и его патология Мышление, 686.03kb.
• Экзаменационные вопросы по дисциплине «римское право», 19.48kb.
• «Проблема формализма в праве: к вопросу о моменте возникновения права собственности, 44.82kb.
• «Языковое мышление» и его анализ, 266.61kb.
• Значение института юридического лица в современном российском праве и перспективы его, 242.69kb.
• Мышление, его виды и свойства. Мыслительные процессы; суждения и умозаключения, 144.6kb.
• План: Понятие мышления в психологии. Виды мышления, 126.54kb.

Использованные источники

1. Аграрное право: Учебник для вузов / Под ред. проф. Г.Е. Быстрова и проф.М.И. Козыря – М.: Юристъ,1998. - 534 с.

2. Гражданский кодекс Республики Беларусь 7 декабря 1998г. N 218-З: Принят Палатой представителей 28 октября 1998г.: Одобрен Советом Республики 19 ноября 1998г.: текст Кодекса по состоянию на 20.06.2008 г.- Минск: Амалфея 2008. – 672 с.

3. Кацубо, С. П. Правовое регулирование деятельности крестьянских (фермерских) хозяйств в Республике Беларусь / С. П. Кацубо // Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр», Национальный центр правовой информации Республики Беларусь. – Минск, 2008.

4. Лосев, С. Комментарий к новой редакции Закона Республики Беларусь «О крестьянском (фермерском) хозяйстве» / Сергей Лосев // Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр», Национальный центр правовой информации Республики Беларусь. – Минск, 2008.

5. Маньковский, И. А. Курс гражданского права. Общая часть: монография. В 3-х т. Т.1/ И. А. Маньковский.- Минск.: Молодежное научное общество,2006. -580 с.

6. О крестьянском (фермерском) хозяйстве: Закон Республики Беларусь 18 февраля 1991г. N 611-XII: в редакции Законов Республики Беларусь от 19.07.2005 N 44-З, от 09.07.2007 N 247-З// Национальный реестр правовых актов Республики Беларусь 15 марта 2001г. N 2/281.


Право подозреваемого давать показания


Лапич Е.Ю., Терегулова А.А.

Филиал Южно-Уральского государственного университета в г. Златоусте, Россия


Реализация ряда прав подозреваемого, зафиксированных в ст. 46 уголовно-процессуального кодекса РФ (УПК РФ), в настоящее время вызывает на практике серьезные проблемы, что связано как с несовершенством действующего уголовно-процессуального законодательства, так и с неправильным пониманием закона правоприменителями. Среди необеспеченных должным образом прав подозреваемого одним из наиболее важных следует считать право подозреваемого давать показания и объяснения. Необходимо, на наш взгляд, создать действенные гарантии реализации этого права, поскольку тем самым не только обеспечиваются нужды доказывания, но и возможность осуществления подозреваемым действенной защиты.

В соответствии с законом (п. 2 ч. 4 ст. 46 УПК РФ), подозреваемый вправе давать показания по поводу имеющегося в отношении него подозрения либо отказаться от дачи объяснений и показаний. При этом, как справедливо отмечает В.М. Быков, ч. 2 ст. 46 УПК РФ устанавливает, что лишь подозреваемый, задержанный в порядке, установленном ст. 91 УПК РФ, должен быть допрошен не позднее 24 часов с момента его фактического задержания [1, c. 58]. Обязательность допроса закреплена только еще за одним основанием вовлечения подозреваемого в процесс: в соответствии с ч. 1 ст. 223.1, дознаватель обязан допросить подозреваемого в течение 3 суток с момента вручения лицу уведомления о подозрении. В связи с этим полагаем не совсем точным высказывание С.А. Шейфера о том, что основанием для допроса подозреваемого служит акт, констатирующий его появление и возлагающий на следователя обязанность обеспечить его право на дачу показания, т.е. допросить подозреваемого, если он не отказывается от дачи показаний [2, c. 86–87]. В соответствии с действующим законодательством таким актом будет являться только протокол задержания либо уведомление.

Очевидно, что субъект правоотношений реально наделен правом только тогда, когда у другого субъекта имеется корреспондирующая этому праву обязанность. Право подозреваемого давать показания обеспечено соответствующей обязанностью должностного лица, ведущего производство по уголовному делу, не полностью. В результате страдают не только интересы защиты, но и возможность своевременно скорректировать версии предварительного следствия, в частности, отказаться от необоснованного уголовного преследования. Как справедливо указывает В.Ю. Мельников, необходима фиксация показаний задержанного, данных уже на первоначальном этапе задержания, поскольку они могут подтвердить причастность или непричастность лица к совершению преступления, а это, очевидно, является важным для определения целесообразности привлечения лица к уголовному делу в качестве подозреваемого [3]. Таким образом, неотражение в протоколе задержания объяснений задержанного, на наш взгляд, означает грубейшее нарушение его прав и ставит под сомнение законность признания лица подозреваемым. Между тем, ст. 92 УПК РФ не содержит требования фиксировать в протоколе объяснения задержанного.

Однако даже и в тех случаях, когда закон обязывает соответствующее должностное лицо допрашивать подозреваемого, регламентация этой обязанности не может считаться удовлетворительной. Речь идет о допросе дознавателем подозреваемого, уведомленного о подозрении в соответствии со ст. 223.1 УПК РФ.

В соответствии с этой нормой, в случае, если уголовное дело возбуждено по факту совершения преступления, а в ходе дознания получены данные, обосновывающие подозрение в отношении определенного лица, дознаватель: 1) составляет письменное уведомление о подозрении; 2) вручает подозреваемому копию уведомления, о чем составляется протокол; 3) допрос подозреваемого не позднее 3 суток с момента вручения уведомления. Институт уведомления о подозрении является относительно новым в уголовно-процессуальном праве России, поэтому, полагаем, целесообразно сравнить его с институтом привлечения лица в качестве обвиняемого, возможным только в рамках предварительного следствия.

Сравнение двух указанных процедур позволяет выявить недостатки уведомления о подозрении. В частности, если в процессе привлечения лица в качестве обвиняемого закон обязывает следователя допросить обвиняемого немедленно после предъявления обвинения (ст. 173 УПК РФ), то дознаватель может допросить подозреваемого в течение трех суток с момента вручения уведомления.

Почему законодатель установил такой срок допроса? Какое-либо логическое объяснение такому решению найти трудно. Однако следует отметить, что такая отсрочка будет, скорее всего, не в интересах самого подозреваемого, поскольку лишает его возможности незамедлительно приступить к защите от уголовного преследования.

На наш взгляд, обязанность следователя допросить подозреваемого не позднее 24 часов должна возникать с того момента, как он стал подозреваемым. И этот допрос следователь должен проводить независимо от того, по каким основаниям он стал подозреваемым: либо в отношении него возбуждено уголовное дело, либо он задержан, либо к нему применена мера пресечения до предъявления обвинения.

Для того, чтобы эту неточность в законе устранить, на наш взгляд, ч. 2 ст. 46 УПК РФ следует изложить в такой редакции: «подозреваемый должен быть допрошен не позднее 24 часов с момента возбуждения в отношении него уголовного дела, или его фактического задержания, или применения меры пресечения до предъявления обвинения, или вынесения уведомления о подозрении». С принятием законодателем нашего предложения сразу устраняется какой-либо повод для дискуссии о своевременности допроса подозреваемого в зависимости от оснований получения им статуса подозреваемого, а предоставленные п. 2 ч. 4 ст. 46 УПК РФ права давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении него подозрения будут полностью следователем реализованы.

Отметим, кроме того, что в УПК РФ должна быть норма, аналогичная ст. 123 УПК РСФСР, регламентировавшей вызов и допрос подозреваемого. Перед началом допроса следователь (дознаватель) должен разъяснить подозреваемому лицу, в совершении какого преступления он подозревается, и об этом должна быть сделана отметка в протоколе его допроса, удостоверенная подписями подозреваемого, его защитника и следователя (дознавателя). Для уяснения сущности подозрения ознакомления с отдельными процессуальными документами недостаточно, необходимо разъяснение следователем сути подозрения непосредственно перед началом его допроса.

Реализация права давать объяснения и показания подозреваемым и обвиняемым отличается от реализации аналогичного права другими субъектами уголовного процесса. Подозреваемый (как и обвиняемый) не несет ответственности за дачу ложных показаний, в том числе за заведомо ложный донос. Однако в науке уголовного процесса по поводу пределов права на защиту при даче показаний нет единой точки зрения.

На протяжении многих десятилетий в процессуальной литературе обсуждается вопрос о том, может ли подозреваемый в целях своей защиты оговорить заведомо невиновное лицо. Закон не возлагает на него ответственность за такое деяние.

А.В. Орлов пишет, что хотя оговор не влечет по общему правилу уголовной ответственности для подозреваемого и обвиняемого, такая ответственность предусмотрена за заведомо ложное заявление о преступных методах ведения следствия, хотя эти ситуации идентичны по своему содержанию и выражаются в использовании недопустимых способов защиты [4, c. 89]. В связи с этим автор поддерживает точку зрения тех ученых, которые с учетом практики Европейского Суда по правам человека делают вывод: заведомо ложное обвинение в совершении преступления иного лица должно повлечь для подозреваемого и обвиняемого ответственность за заведомо ложный донос.

Р. Куссмауль выражает противоположное мнение, утверждая, что «исходя из сложившейся практики и нравственных принципов необходимо законодательно закрепить за обвиняемым (подозреваемым, подсудимым) право на ложь, т.е. на сообщение любых ложных сведений, если это является способом его защиты» [5].

С. Зеленин утверждает, что заведомо ложные показания подозреваемого и обвиняемого не влекут уголовной ответственности не потому, что даны с целью защиты, а в силу того, что в ст. 307 УК РФ в качестве субъекта преступления названы лишь потерпевший и свидетель [6].

Действующий УПК РФ определяет пределы защиты только рамками самого Кодекса, что устраняет ответственность подозреваемого и обвиняемого за заведомо ложный донос. С таким подходом не соглашается А.С. Епанешников. Он утверждает, исходя из анализа ч. 3 ст.45 и ч. 2 ст. 17 Конституции РФ, что заведомо ложный донос должен быть наказуем вне зависимости от того, с какой целью он делается: оговорить другого или защитить себя [7, c. 75]. Аналогичной позиции придерживаются Европейский Суд по правам человека.

Полагаем, что подозреваемый не несет ответственности за заведомо ложные показания, и исключение составляют только те случаи, когда он дает заведомо ложные показания и обвиняет заведомо невиновное лицо в преступлении, причастность к которому подозреваемого не проверяется.


Использованные источники

1. Быков В.М. Актуальные проблемы уголовного судопроизводства. Казань: Таглимат, 2008.

2. Шейфер С.А. Следственные действия. Основание, процессуальный порядок и доказательственное значение. – М.: Юрлитинформ, 2004.

3. Мельников В.Ю. Процессуальное оформление задержания заподозренного лица и его допрос // Российский следователь. – 2003. – № 9.

4. Орлов А.В. Конституционные нормы, обеспечивающие обвиняемому право на защиту в российском уголовном процессе: монография. – Самара: Волжская коммуна, 2005.

5. Куссмауль Р. Право на ложь и право на молчание как элементы права на защиту // Российская юстиция. – 2003. – № 2. – 35.

6. Зеленин С. Пределы допустимой защиты // Российская юстиция. – 1998. – № 12. – С. 43.

7. Епанешников А.С. Защита прав и законных интересов подозреваемого и обвиняемого в российском досудебном производстве / под ред. А.П. Гуськовой. – Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 2003.


Инновации к всенародному обсуждению законопроектов


Ларкина Ю.С.

Дальневосточный филиал Всероссийской академии внешней торговли Минэкономразвития РФ, Россия

(юридический факультет, 3 курс)


Науч. рук.: Е.В. Гендорф


Начиная с 1994г. Государ­ственная Дума приняла, а Совет Федерации одобрил 2240 законов федерального уровня, в том числе 25 ко­дексов и 39 федеральных конституционных законов. Эти показатели деятельности Феде­рального Собрания представляются весьма внуши­тельными, если учитывать в первую очередь количе­ственную составляющую. Однако качество федераль­ного законодательства, (его влияние на реальную жизнь) явно оставляет желать лучшего. Этот вывод подтверждается нестабильностью федеральных зако­нов.

Нестабильность - не единственный недостаток фе­дерального законодательства. Поэтому естественна весьма острая его критика со стороны ряда крупных ученых и государственных деятелей. В числе крити­ков действующего законодательства - Председатель Совета Федерации С.М.Миронов и Председатель Кон­ституционного Суда России В.Д.Зорькин. Они отмечают, что нормой стали поспеш­ность и небрежность, влекущие постоянный пере­смотр законов, а также рост числа решений Конституционного суда, в которых призна­ются неконституционными те или иные положения за­конов из-за их неточности или неясности.

Объективности ради следует отметить, что законо­датели не безразличны к критике деятельности палат российского парламента. Заметным шагом на пути со­вершенствования проработки законопроектов стали подготовленные Советом Федерации аналитические доклады о состоянии законодатель­ства, в которых содержится немало толковых предло­жений по совершенствованию законопроектной дея­тельности. Предпринимаются и другие меры, направ­ленные на достижение этой цели. Среди них так называемые "'нулевые чтения". Данная форма работы над законопроектами стала широко применяться в Го­сударственной Думе четвертого созыва. К "нулевым обсуждениям" законопроектов привлекаются и члены Совета Федерации.

Однако "нулевые чтения" проводятся не по всем внесенным в Государственную Думу законопроектам, а только по внесенным Правительством РФ, которое само же инициирует такие "чтении" с расчетом полу­чить поддержку парламентского большинства, имею­щегося у депутатской фракции '"Единая Россия". При этом большая часть заседаний по предварительному обсуждению правительственных законопроектов про­ходит в закрытом режиме. Практике "нулевых чтений" нельзя дать однознач­ную оценку. Ее плюсы видятся, прежде всего, в ускоре­нии законодательного процесса. Положительное зна­чение '"нулевых чтений" проявляется и в том, что пра­вительство и парламентское большинство в лице фракции "Единая Россия" выдают феде­ральные законы, в которых учтены интересы партии, пользующейся в настоящее время поддержкой боль­шинства избирателей. Еще одним плюсом этой прак­тики является то, что такие законы имеют высокие гарантии стать реальными регуляторами соответствую­щих отношений и будут исполняться. Для нашей страны это имеет существенное значение.

В то же время очевидны и негативные последствия "нулевых чтений". Они проявляются в сужении воз­можностей для проведения депутатских дискуссий, так как в них не участвует парламентское меньшинство. В связи с этим при доработке правительственных за­конопроектов не учитывается мнение всех депутат­ских объединений, особенно оппозиционно настроен­ных к правительственным инициативам. Более того, такая практика не согласуется с конституционным принципом идеологического и политического много­образия и сужает сферу гласности, что недопустимо для демократического государства.

Однако, как представляется, наличие недостатков в практике "нулевых чтений" не должно стать основани­ем для отказа от нее. Их устранению может способ­ствовать создание нормативных основ для проведения "нулевых чтений". Видимо, следует присоединиться к мнению о том, что необходимы правила, которые позволили бы обеспечить открытость и гласность "нулевых чтений", привлечение широкого круга специали­стов и заинтересованных сторон, легитимность прини­маемых решений, ответственность участвующих в обсуждениях сторон.

Опыт проведения "нулевых чтений" мог бы стать своеобразной прелюдией для делегировании Феде­ральным Собранием Правительству России права при­нимать законы в сфере экономики. На мой взгляд, имеется несколько оснований для предоставления Правительству таких полномочий. Во-первых, оно осуществляет руководство названной сферой; во-вто­рых, располагает квалифицированными кадрами; в-третьих, сократятся сроки и количество подготавлива­емых подзаконных актов, а, следовательно, законы станут реальными законами прямого действия; в-четвертых, уменьшится нагрузка на Государственную Ду­му, в которую ежегодно поступает более 1 тысячи зако­нопроектов, внесенных субъектами права законода­тельной инициативы. И, наконец, сократятся сроки рассмотрения проектов федеральных законов. В законодательной деятельности Федерального Собрания слабо отражается конституционный прин­цип народовластия.[1] Из-за этого по существу не ис­пользуется потенциал различных общественных объ­единений и социальных групп населения страны. Нам представляется, что введение практики всенародного обсуждения наиболее принципиальных законопроек­тов может стать особо важным направлением совер­шенствования законодательной деятельности в Рос­сийской Федерации. Очевидно, что если бы преслову­тый Федеральный закон о замене натуральных льгот денежными компенсациями предварительно обсуж­дался в народных массах, то он имел бы иное содержа­ние. Да и массовых волнений после его принятия мож­но было бы избежать.

В демократических государствах, к числу которых относится Российская Федерация, законы должны из­даваться для блага народа. Достичь этой цели без уча­стия самого народа, как показывает практика законо­дательствования в течение последних 15 лет, не уда­лось. Более того, народ оказался по существу полностью исключенным из числа участников законо­дательного процесса на федеральном уровне. Вследствие такой деятельности законодательство Россий­ской Федерации крайне слабо влияет на происходящие в стране общественно значимые процессы. Россия многие годы находится в зоне риска, высокой корруп­ционности и преступности, выплат "черной" и "серой" зарплат, постоянного сужения гарантий реализации конституционных прав и свобод человека и граждани­на. Действующие законы создали условия для непо­мерного обогащения олигархического и криминально­го меньшинства, обнищания населения, особенно жи­телей небольших городов и сельской местности. Всего этого можно было бы избежать в случае надлежащей демократизации законодательного процесса.

Достичь коренных изменений в содержании зако­нодательства можно путем включения в законодатель­ный процесс широких народных масс и организаций, вы­ражающих их интересы. Право законодательной иници­ативы желательно предоставить федеральным профсоюзным органам. Целесообразно создать и га­рантии участия граждан России в законотворческой деятельности путем принятия федерального закона о народной законодательной инициативе. В таком за­коне можно было бы, во-первых, предоставить граж­данам РФ числом не менее 100 тыс. право законода­тельной инициативы в Федеральное Собрание; во-вторых, установить порядок сбора подписей граждан и внесения в парламент соответствующих законопроек­тов; в-третьих, определить процедуры обсуждения на­родных инициатив, в том числе порядок организации всенародных обсуждений законопроектов, обобщения и учета их результатов. Такой закон стал бы важной гарантией участия широких слоев российского обще­ства в законодательной деятельности, а следователь­но, и более полного учета общенародной воли в прини­маемых законах федерального уровня. При разработке названного законопроекта можно было бы использовать опыт ряда зарубежных госу­дарств, к примеру, Италии и Швейцарии. В этих госу­дарствах право населения на законодательную инициативу гарантируется конституциями. Так, согласно ст. 71 Конституции Итальянской Республики народ осуществляет законодательную инициативу путем внесения от имени не менее чем 50 тыс. избирателей предложений, составленных в форме постатейного проекта. Федеральная Конституция Швейцарской конфедерации устанавливает, что по требованию 50 тыс. граждан федеральные за­коны выносятся на народное голосование, а 100 тыс. граждан дано право предлагать полный или частич­ный пересмотр Конституции.[2] Если такая инициатива принимается, то Федеральное Собрание имеет право поддержать или отвергнуть ее либо противопоставить ей свой проект.

Предоставление права законодательной инициати­вы указанным выше группам российских граждан по­требует внесения изменений в Конституцию РФ и в не­которые законодательные акты федерального уров­ня. Но это, на мой взгляд, оправданно. Ведь таким образом будут усилены гарантии народовластия в Рос­сийской Федерации, что соответствует современному этапу развития страны. Порядок привлечения граждан и общественных объединений к законодательному процессу на федеральном уровне можно было бы определить и в более широком по предмету регулиро­вания Федеральном законе "Об организации законода­тельной деятельности в Российской Федерации".[3]

Решение этой задачи потребует, пожалуй, доста­точно длительного периода времени. Поэтому пока можно и нужно использовать уже имеющиеся возмож­ности привлечения граждан к законотворчеству, со­держащиеся в Федеральном законе "О порядке рас­смотрения обращений граждан Российской Федера­ции" от 2 мая 2006 г.[4] Данный Закон выделяет такую форму обращений граждан, как предложения, кото­рыми считаются рекомендации граждан по совершен­ствованию законов и иных нормативных правовых актов, а также по улучшению деятельности госу­дарственных органов и органов местного самоуправ­ления, развитию общественных отношений. В целом развитие народной правотворческой ини­циативы и привлечение общественных объединений к законотворчеству позволили бы принимать федераль­ные законы, обеспечивающие рост благосостояния всех граждан России и укрепление демократии в нашей стране.

Использованные источники

1.Конституция Российской Федерации

2.Конституции зарубежных стран.- М., 2003.- 78, 117-118с.

3.Федеральный закон "Об организации законода­тельной деятельности в Российской Федерации".

4.Федеральном законе "О порядке рас­смотрения обращений граждан Российской Федера­ции".


Право и права человека в условиях глобализации