8) [Текст]: научно-аналитический журнал серия «Право» (издаётся с 2007 г.)

Вид материалаДокументы

Содержание


С. Г. Лосев
Ключевые слова
Эволюция взглядов на объект преступления в науке уголовного права.
Современное состояние учения об объекте преступления в отечественной уголовно-правовой доктрине
Об эффективности специального предупреждения
Ключевые слова
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   44

С. Г. Лосев




К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ОБЪЕКТА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ДОКТРИНЕ



Аннотация: в статье рассматривается эволюция учения об объекте преступле-ния в Уголовном праве России. Даются предложения по совершенствованию теории объекта преступления в современной отечественной уголовно-правовой доктрине.

Annotation: in article doctrine evolution about object of a crime in Criminal law of Russia is considered. Offers on perfection of the theory of object of a crime in modern domestic criminally-right doctrine are given.

Ключевые слова: объект преступления, учение об объекте преступления.


Значение объекта преступления как элемента состава преступления в рамках классической теории состава преступления в основных чертах сводится к следующему:

а) Объект преступления – необходимая составная часть любого состава преступления. Отсутствие объекта разрушает конструкцию любого состава и делает невозможным квалифицировать деяние как преступление.

в) Объект преступления имеет принципиальное значение для кодификации уго-ловного законодательства. По признаку родового объекта преступления строится Особенная часть УК РФ.

г) Правильное установление объекта преступления позволяет отграничить пре-

ступление от других правонарушений и аморальных проступков. Кроме того, при явной малозначительности реального или возможного вреда какому-либо благу, даже охраняемому уголовным правом, не может идти речь о преступлении (ч. 2 ст. 14 УК Малозначительное деяние), так как объект не претерпевает того ущерба, который предполагается от преступления.

д) Объект преступления позволяет определить характер и степень общественной опасности преступного деяния, то есть какому именно социально значимому благу, охраняемому уголовным законом, и в какой степени причинен или мог быть причинен вред.

е) Объект преступления имеет важное, а иногда и решающее значение для правильной квалификации деяния и отграничения одного преступления от другого. Например, диверсия и терроризм – ст. 281 и 205 УК РФ.

В общем объект преступления можно определить как «то, на что посягает преступление, то, чему преступление причиняет ущерб». Однако конкретное содержание того, на что посягает преступление, остается дискуссионным.

Эволюция взглядов на объект преступления в науке уголовного права. Говоря об объекте преступления, необходимо отметить тот факт, что учение об объекте преступления за период своего развития пережило множество разнообраз-ных теорий, объясняющих то, что такое объект преступления. Разработке понятия и исследованию содержания объекта преступления посвящали свои работы такие известные дореволюционные теоретики-юристы, как В.Д. Спасович, А.Ф. Кистяков-ский, Н.Д. Сергеевский, Н.С. Таганцев, В.М. Хвостов.

Как правило, авторами, которые посвящают свои работы вопросам эволюции учения об объекте преступления, указывается, что в середине позапрошлого столетия была довольно распространенной так называемая нормативистская теория объекта преступления, базирующаяся на формальном определении преступления. Согласно этой теории преступление суть нарушение нормы права, следовательно, правовая норма и есть объект преступления, т.е. то, на что посягает преступное деяние. Обычно к представителям данной теории относят Н.С. Таганцева, однако вот эта цитата недвусмысленно указывает на то, что это не так: «Если мы будем в преступлении видеть только посягательство на норму, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения эпохи Петра Великого, считавшего и мятеж, и убийство, и ношение бороды, и срубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виноватый делал, одинаково не страшась царского гнева»1. Думается, что представлять в качестве сторонника теории автора, который ее открыто критикует и высмеивает, абсурдно.

Авторы юридической энциклопедии начала 20 века, определяя объект преступления, отмечали: «объектом или предметом, на который направляется преступление, являются те или иные жизненные блага; что когда нарушено какое-нибудь жизненное благо – и есть преступление. Но такое определение объекта преступления было бы неполно… Чтобы было преступление, необходимо не только причинить вред тому или иному благу; нужно еще, чтобы это благо было защищено уголовным законом. Таким образом, объектом или предметом преступления называются: а) тот или иной жизненный интерес; и б) норма права, которая его охраняет». Т.е. и в этом определении в качестве объекта преступления указывается на первом месте жизненный интерес, а не норма права. Можем предположить, что это связано с развитием социологической школы уголовного права как раз во второй половине 19 в. Именно с положениями этого направления в теории уголовного права связывают развитие представлений об объекте преступления как общественных отношений».

Помимо нормативистской в 19 в. существовала и теория субъективного права как объекта преступления. Этой теории придерживался, в частности, В.Д. Спасович, автор первого в России учебника по уголовному праву. Он указывал, что преступление представляет собой противозаконное посягательство на чье-либо право, столь существенное, что государство, считая это право одним из необходимых ус-ловий общежития, при недостаточности других охранительных средств, ограждает ненарушимость его наказанием. Это преступное деяние должно содержать посяга-тельство на известные общественные отношения. Содержанием же этих общественных отношений В.Д. Спасович считал субъективные права и юридические обязанности. Он писал: «Преступление есть посягательство на чье-либо право, а так как всякому праву в одном лице соответствует известная обязанность в других ли-цах, то преступление можно бы иначе назвать: отрицание известной обязанности. Юридическое право и юридическая обязанность всегда предполагают соотношение между двумя, по крайней мере, лицами»1. Подобной точки зрения придерживались П.Д. Калмыков, Д.А. Дриль.

Эта позиция также была подвергнута критике Н.С. Таганцевым, который отмечал в связи с этим, что «посягательство на субъективное право составляет не сущность, а только средство, путем которого виновный посягает на норму права, на которой покоится субъективное прав Право в субъективном смысле в свою очередь представляет отвлеченное понятие, как и норма, а потому само по себе, по общему правилу, не может быть непосредственным объектом преступного посягательства, пока оно не найдет выражения в конкретно существующем благе или интересе. Для преступного посягательства на такое право необходимо посягательство на проявление этого права»2.

Другой видный русский криминалист И.Я. Фойницкий несколько иначе подходил к решению проблемы объекта преступления. Не соглашаясь с пониманием объекта как конкретного блага или субъективного права, он считал, что собственно объектом преступного деяния «должны быть почитаемы нормы или заповеди, которые имеют своим содержанием известные отношения, составляющие условия общежития («не убей», «не покидай в опасности» и др.»

Сам же Н.С. Таганцев считал, что объектом преступления всегда является юридическая норма в ее реальном бытии. Он писал: «Жизненным проявлением нормы может быть лишь то, что вызывает ее возникновение, дает ей содержание, служит ей оправданием – это интерес жизни, интерес человеческого общежития, употребляя это выражение в широком собирательном значении всего того, что обусловливает бытие и преуспеяние отдельного лица, общества, государства и всего человечества в их физической, умственной и нравственной сферах. Жизнь общественная в ее индивидуальных и общественных проявлениях творит интересы и вызывает их правоохрану, в силу чего эти интересы получают особое значение и структуру, облекаются в значение юридических благ и как таковые дают содержание юридическим нормам и в то же время служат их жизненным проявлением, образуя своей совокупностью жизненное проявление правопорядка, При этом, обращая интерес жизни в правовое благо, право не только признает бытие этого интереса, не только дает ему охрану и защиту, но видоизменяет его в объеме, фор-ме, иногда даже в содержании, сглаживая его частный, индивидуальный характер и придавая ему социальное, общественное значение. Таким образом, посягательство на норму права в ее реальном бытии есть посягательство на правоохраненный интерес жизни, на правовое благо. Такими правоохраняемыми интересами могут быть: личность и ее блага – жизнь, телесная неприкосновенность, личные чувствования, честь, обладание или пользование известными предметами внешнего мира; проявление личности вовне, свобода передвижения и деятельности в ее различных сферах; возникшие в силу этой деятельности известные отношения или состояния – их неизменяемость, ненарушимость; различные блага, составля-ющие общественное достояние, и т.п. Причем, конечно, не всякий интерес этих групп получает правоохрану, а только тот, который может иметь общественное значение. Охраняемые интересы могут иметь реальный характер – жизнь, здоровье, неприкосновенность владения, или идеальный – честь, религиозное чувство, благопристойность и т.д. Эти интересы могут принадлежать отдельному лицу, физическому или юридическому, или отдельным общностям, существующим в государстве, или всей совокупности общественных факторов, всему обществу, или, наконец, государству как юридически организованному целому. Правоохрана может относиться или к самому интересу, защищая его непосредственно от разрушения, уничтожения или изменения, или охрана может быть направлена на юридическое отношение лица к такому благу – охрана возможности и свободы владеть, распоряжаться или пользоваться таким благом или интересом»1. Из всей этой обширной цитаты можно сделать вывод о том, что Таганцев рассматривал в качестве объекта преступления частный интерес отдельных физических или юридических лиц, интересы общества и государства, выраженные в уголовно-право-вом запрете и, следовательно, находящиеся под уголовно-правовой охраной.

В советской уголовной науке фактически отсутствовала дискуссия в определении объекта права. В послереволюционном уголовном праве взгляд на объект преступления как на охраняемые уголовным законом общественные отношения утвердился в качестве преобладающего. Так, еще в 1925 г. известный отечественный криминалист А.А. Пионтковский писал, что объектом всякого преступления являются общественные отношения, охраняемые аппаратом уголовно-правового принуждения. Авторы в основном критиковали дореволюционные теории, а также зарубежную уголовную науку, тогда как все, фактически, сходились в едином определении объекта преступления как общественных отношений (Б.С. Никифоров2, В.Н. Кудрявцев, Н.И. Коржанский).

Следует заметить, что подобная трактовка объекта преступления не только на-учно обосновывалась, но и базировалась на достаточно прочном юридическом ос-новании, поскольку руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г. опре-деляли преступление именно как «нарушение порядка общественных отношений, охраняемых уголовным правом».

Советские научные позиции сохраняют свою значимость и до сегодняшнего дня, и даже новейшие учебники уголовного права по большей части придерживаются данной концепции. Это имеет значение не только для отечественного уголовного права, но и для права стран СНГ. Так, например, в пособии по уголовному праву Украины указывается: «загальновизнано, що об'єктом злочину завжди виступає те благо, якому злочином завдається реальна шкода чи створюється загроза заподіян-ня такої шкоди. В науці кримінального права найбільш визнаною є точка зору, згідно з якою об'єктом будь-якого злочину є охоронювані законом про кримінальну відповідальність суспільні відносини. Об'єктом злочинів є не будь-які суспільні відносини (этим термином обозначаются общественные отношения), а лише ті, які поставлені під охорону закону про кримінальну відповідальність»3.

Современное состояние учения об объекте преступления в отечественной уголовно-правовой доктрине. В ранний постсоветский период наметился некоторый отход от однозначной трактовки содержания объекта преступления как общественных отношений. В немалой степени это объясняется политическим и организационным крахом КПСС и связанной с ней долгое время коммунистической идеологией.

В первую очередь, пожалуй, следует выделить позицию профессора А.В. Наумо-ва, который в своем курсе лекций и в учебнике по Общей части уголовного права высказал мнение о том, что теория объекта преступления, как общественного отношения, «срабатывает» не всегда и, следовательно, не может быть признана уни-версальной теорией1. В качестве альтернативы он предложил возможность возвра-щения к теории объекта, как правового блага. Если обратиться к другим работам А.В. Наумова, в частности комментарию к УК РФ, то можно найти такое определение объекта преступления – это «интересы, охраняемые уголовным законом»2.

Позицию, близкую к позиции Наумова, занял С.В. Бородин. Однако предлагаемые автором толкования объекта преступления конкретных составов преступлений могут, пожалуй, вызвать только недоумение. Так, комментируя положения ст. 105 УК РФ, автор указывает буквально следующее: «объектом убийства является жизнь человека, которая состоит не только из биологических процессов, но и включает общественные отношения, обеспечивающие жизнедеятельность человека и охраняющие его жизнь»3. Сама по себе постановка вопроса о том, что объектом убийства является жизнь человека, еще требует серьезного обоснования. Указание же на общественные отношения, как часть жизни наряду с биологическими процессами, вообще представляется абсурдным.

Появилась и совсем необычная трактовка объекта преступления. Так, по мнению авторов учебника по Общей части уголовного права, объект преступления – «тот, против кого оно совершается, т.е. отдельные лица или какое-то множество лиц, материальные или нематериальные ценности которые, будучи поставленными под уголовно-правовую охрану, подвергаются преступному воздействию, в результате чего этим лицам причиняется вред или создается угроза причинения вреда»4. Данная точка зрения получила развитие в революционной монографии Г.П. Новоселова. Автор отмечает: не только объектом каждого преступления, но и каждым из объектов многообъектного преступления выступают люди – индивиды или их малые или большие группы (объединения). И в этом плане так называемых безпоследственных преступлений не существует в принципе, по определению, речь идет о тех из них, которые не причинили реального вреда, хотя при определенных условиях могли его причинить5. С такой позицией соглашается И.Я. Казаченко, отметивший, что данное положение следует признать обоснованным, так как в любом случае причиняется или создается угроза причинения вреда ни чему-то (благам, нормам права, отношениям, интересам и т.п.), а кому-то, и, следовательно, как объект преступления нужно рассматривать не что-то, а кого-то1.

Компромиссную позицию занимают авторы курса уголовного права издательства Московского университета. В целом соглашаясь с позицией А.В. Наумова в том, что концепция объекта преступления не может в полной мере охватить всё многообразие объектов преступления, авторы предлагают такое определение понятия объекта преступления: «Таким образом, ссылка скрыта – это охраняемые ссылка скрыта социально значимые ценности, интересы, блага, на которые посягает лицо, совершающее ссылка скрыта, и которым в результате совершения преступного ссылка скрыта причиняется или может быть причинен существенный вред»2. Указанная позиция удобна тем, что само по себе понятие ценности может быть наполнено самым разнообразным содержанием.

Какими же общими недостатками страдают все рассмотренные теории, определяющие понятие объекта преступления? Во-первых, указанные теории попросту игнорируют логико-правовую природу состава преступления. В самом деле, как какие-либо реально существующие явления могут быть составной частью состава, который, как не крути, является всего-лишь схемой, системой признаков?

Критикуя авторов концепции «состав преступления – законодательная модель», Н.Ф. Кузнецова указывает: «Обращает на себя внимание очевидная непоследовательность сторонников состава как «законодательной модели» и «научной абстракции». При переходе к анализу подсистем состава – объекту, субъекту, объективной и субъективной сторонам они напрочь забывают о «моделях» и «абстракциях». Никто и никогда не пишет, что, например, объект преступления – не реальное социально-правовое явление в виде правоотношений и правоохраняемых интересов личности, общества, государства, а «законодательная модель» либо «научная абстракция». То же происходит и в Особенной части учебников и комментариев УК»3. Однако вряд ли можно назвать последовательной позицию самой Н.Ф. Кузнецовой, которая предлагает рассматривать «реальное социально-правовое явление» элементом системы признаков.

Итак, какие мы можем сделать выводы? Объект преступления как элемент состава преступления – всего лишь набор признаков, характеризующих охраняемые уголовным законом ценности, которым причиняется ущерб в результате совершения общественно-опасного посягательства. Исходя из этого, необходимо отразить в структуре курса уголовного права это отличие, изучая объект преступления за пределами состава преступления и четко различая объект – как ценность и объект – как элемент состава преступления, который есть всего лишь отражение реально существующего объекта. Во-вторых, необходимо по-иному расставить приоритеты в исследовании содержания объекта преступления.

В самом деле, рассмотрение охраняемых уголовным законом ценностей исключительно через призму объекта преступления может привести к парадоксальному выводу, что эти ценности значимы не сами по себе, а исключительно как «жертва» преступных посягательств. На первое место должен быть выдвинут объект уголовно-правовой охраны, просто в силу того, что данное положение в наибольшей степени соответствует реальному положению вещей. Кроме того, сам уголовный закон на первое место ставит именно данный вид объекта.

В. И. Морозов


ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ СПЕЦИАЛЬНОГО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

ПРЕСТУПЛЕНИЙ


Аннотация: статья посвящена понятию специального предупреждения преступлений, его соотношению с другими целями уголовной ответственности и его эффективности, а также методам измерения эффективности специального предупреждения преступлений и предложениям по ее повышению.

Annotation: the article is devoted to the concept of the special warning of crimes, his correlation with other aims of criminal responsibility and his efficiency, and also to the methods of measuring of efficiency of the special warning of crimes and suggestions on its increase.

Ключевые слова: специальное предупреждение преступлений, детерминанты преступности, лишение свободы, уголовная ответственность, метод Дельфи.


В научной литературе нет единого понимания термина «специальное предупреждение преступлений», поскольку он рассматривается в криминологическом и уголовно-правовом аспектах. В криминологии – это характеристика степени конкретизации мер воздействия на детерминанты преступности [17, с. 278]. В уголовно-правовом смысле понятие специального предупреждения характеризуется тем, что оно ориентировано на лицо, уже совершившее преступление, и служит для пре-дупреждения последующих преступных деяний со стороны данного лица путем воздействия на него в рамках конкретных мер, предусмотренных законодательством криминального комплекса (уголовным, уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным) [11, c. 25].

В этом аспекте и рассматривается мной данное понятие. Что касается содержа-ния специального предупреждения преступлений, то ряд авторов включает в него устрашающее и воспитательное воздействие [21, c. 60], иные – психологическое и воспитательное [8, c. 5], а некоторые – еще и лишение физической возможности совершать преступления [4, c. 156]. Вряд ли можно говорить о лишении возможности совершать новые преступления, поскольку даже лишение свободы лишь ограничивает такую возможность. Таким свойством обладает только смертная казнь, при исполнении которой вообще нельзя говорить о предупредительном воздействии на личность. Поскольку психологическое воздействие не совсем верно ограни-чивать только устрашением [14, c. 22], специальное предупреждение преступлений, по мнению автора статьи, включает в себя помимо специально-превентивного (устрашающего) и иные меры воздействия. Необходимо отметить, что специально-предупредительное воздействие оказывается как на сознательном, так и на подсознательном уровне, под которым понимается «стереотипизированная, синергичная с сознанием сфера человеческой психики. В него включаются установки, навыки, привычки и интуиция» [1, c. 77].

Говоря о специальном предупреждении как цели уголовной ответственности, необходимо отметить, что она, впрочем, как и понятие уголовной ответственности, не нашла законодательного закрепления. В УК РФ указаны в ч. 2 ст. 43 только цели уголовного наказания, к которым относятся: восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений, т.е. общее и специальное предупреждение. Поскольку уголовное наказание является одной из форм реализации уголовной ответственности и эти категории взаимосвязаны и структурно и функционально [6, c. 36], их цели не могут не совпадать. Однако уголовное наказание является не единственной формой реализации уголовной ответственности [2, c. 21]. К ним, на взгляд автора, можно отнести вынесение обвинительного приговора без назначения наказания, условное осуждение, освобождение от наказания несовершеннолетних с применением принудительных мер воспитательного воздействия или с помещением их в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа органа управления образованием, конфискация имущества (предусмотренная ст. 104-1 УК РФ). Заслуживает одобрения и поддержки опыт Республики Беларусь, в Уголовном кодексе которой закреплено понятие уголовной ответственности, указаны ее цели и формы реализации [20, c. 116-118].

Цель восстановления социальной справедливости «направлена в прошлое и трактуется как кара, воздаяние должного, полное или частичное возмещение, заглаживание, компенсация причиненного преступлением вреда потерпевшим или их близким, охраняемым уголовным законом общественным отношениям (социальным благам), а исправление, общее и специальное предупреждение преступлений исходят из направленности наказания в будущее [22, c. 74]. Однако В.В. Похмелкин, говоря о функциях социальной справедливости, обоснованно выделяет не только восстановительную, но и стимулирующую (предупредительную) функцию [15, c. 13], поэтому достижение социальной вряд ли возможно без достижения целей уголовной ответственности, направленных в будущее, в том числе и специального предупреждения.

Характеризуя цель исправления, ученые, рассматривающие ее через призму определенного результата, приходят к выводу, что «показателем достижения исправления является отказ лица от совершения нового преступления в период отбывания наказания и в пределах срока погашения судимости, а также отсутствие рецидива» [22, c. 75], подчеркивают, что «сущность исправления осужденного состоит в лишении данного лица общественной опасности, т.е. в устранении самой готовности к совершению им новых преступлений» [19, c. 256-257].

Некоторые авторы, как нам представляется, расширительно толкуют исправле-ние, говорят о «формировании у осужденного нравственного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития и стимулирование его к правопослушному поведению» [12, c. 138]. Еще С.В. Позны-шев разделял юридическое и нравственное, моральное исправление [13, c. 381], и права В.И. Зубкова, отмечая, что «не моральное, а именно юридическое исправление имеет в виду ст. 43 УК РФ» [3, c. 75], которое, по сути, сводится к отказу от совершения новых преступлений. Таким образом, результаты достижения цели исправления и специального предупреждения практически совпадают. Поэтому правы авторы, считающие, что исправление – это «цель-средство», а предупреждение – «цель-результат» [14, c. 24; 11, c. 36]. Что же касается соотношения целей общего и специального предупреждения преступлений то «ни одна из этих целей не может быть названа в качестве наиболее важной, а необходимость осуществления общего предупреждения преступлений должна реализовываться только в рамках потребностей специального предупреждения преступлений» [9, c. 140].

Таким образом, под специальным предупреждением преступлений понимается психолого-воспитательное воздействие на лицо, совершившее преступление, оказываемое в процессе применения к нему мер, предусмотренных законодательством криминально-правового комплекса, как на сознательном, так и подсознательном уровнях, с целью его удержания от совершения новых преступлений [10, c. 30].

Эффективность правовых институтов определяется, прежде всего, соотношением его целей и достигаемого результата [5, с. 381]. Целью специального предупреждения является несовершение нового преступления лицом, к которому применялись меры уголовно-правового принуждения, являющиеся формой реализа-

ции уголовной ответственности, в том числе и уголовное наказание и условно-досрочное освобождение. Если речь идет о лице, отбывшем уголовное наказание в виде лишения свободы, то цель, на взгляд автора, будет достигнута, если такое лицо не совершает нового преступления в течение срока погашения судимости. Если же судимость была снята, но до истечения срока ее погашения совершается новое преступление, то речь идет о недостаточно продуманном и обоснованном решении суда. Когда же уголовная ответственность реализуется в иных формах, не связанных с назначением уголовного наказания, цель будет достигнута, если новое преступление не будет совершено в течение срока давности привлечения к уголовной ответственности, предусмотренного для той категории преступлений, к которой относится совершенное лицом деяние.

Об определенных положительных тенденциях в поведении лица, совершившего новое преступление, может идти речь тогда, когда повторное деяние является менее тяжким, нежели то, которое совершено ранее. Это должно учитываться и в уголовном законодательстве, что происходит далеко не всегда. Так, например, при определении рецидива преступлений не учитываются судимости за ранее совершенное преступление небольшой тяжести (ст. 18 УК РФ). Если лицо, имеющее судимость за такое преступление, совершает более тяжкое деяние, это рецидивом не признается. В случае же совершения умышленного преступления небольшой тяжести лицом, имеющим судимость за более тяжкое преступление, то есть при наличии положительных тенденций в поведении виновного, в соответствии с действующим законодательством, будет рецидив. Очевидно, что должно быть наоборот. Вряд ли требует доказательств существование в УК РФ пенитенциарного рецидива, совокупности приговоров, то есть институтов, которые выступают в качестве уголовно-правовых последствий в том случае, когда новое преступление совершает лицо, имеющее не погашенную и не снятую судимость. Однако в соответствии с положениями ст. 18 УК РФ эти случаи далеко не всегда являются рецидивом. Фактически не учитывается как обстоятельство, отягчающее наказание, совершение лицом, имеющим судимость за неосторожное преступление, нового преступления, даже умышленного. Вряд ли это способствует повышению эффективности специального предупреждения преступлений. На взгляд автора, целесообразно в ст. 18 УК РФ дать понятие общего рецидива, под которым предлагается понимать совершение нового преступления лицом, имеющим судимость. Рецидив, предусмотренный в ч. 1 этой статьи, назвать опасным, в ч. 2 – особо опасным, а в ч. 3 – злостным рецидивом преступлений. Соответственно, положения статьи 68 УК РФ будут касаться только опасного, особо опасного и злостного рецидива.

Поскольку эффективность – есть качественно-количественная характеристика, отражающая определенное соотношение целей и результатов [18, с. 241], необходимо определить ее критерии. Специально-предупредительное воздействие может быть «неэффективным», «низкоэффективным», если соотношение результата и цели составляет не более 25%, «среднеэффективным», когда такое соотношение свыше 25, но не более 75% и «высокоэффективным, если этот показатель превышает 75%.

Одним из наиболее распространенных методов измерения эффективности спе-циального предупреждения преступлений является статистический метод. В этом случае учитывается количество лиц, из числа совершивших преступления, имеющих судимость и тех лиц, к которым ранее применялись иные принудительные меры уголовно-правового характера, являющиеся формой реализации уголовной ответственности. Недостатком этого метода является то, что не учитываются в данном случае те преступления, по которым не установлено лицо, виновное в их совершении.

В науке уголовного права для измерения эффективности специально-предуп-редительного воздействия применялся метод анкетного опроса осужденных, которым задавался вопрос: «Будете ли Вы в дальнейшем совершать преступления?» [8, с. 23]. Однако при использовании данного метода, на взгляд автора, необходимо опрашивать и лиц, уже отбывших наказание, а так же тех, к кому применялись иные меры уголовно-правового характера. Количественный показатель эффективности можно определить путем соотношения лиц, отрицательно ответивших на данный вопрос, к общему числу опрошенных. Качественный показатель может быть определен путем выяснения причин существования или отсутствия намерений совершать новые преступления.

Кроме того, для получения сведений об эффективности изучаемого нами правового института, целесообразно использовать метод экспертных оценок. В качестве экспертов, определяющих цель специального предупреждения, то есть какое максимальное количество лиц можно удержать от совершения новых преступлений путем рационального использования средств устрашения, исправления и воспитания, необходимо приглашать ведущих ученых в области уголовного и уголовно-исполнительного права, занимающихся данной проблематикой. Наиболее оптимальным здесь будет применение метода Дельфи [7, с. 701]. Результат специально-предупредительного воздействия должны определять наиболее опытные сотрудники органов внутренних дел, исправительных учреждений и уголовно-исполнительных инспекций.

Закономерности массовых общественных явлений складываются под влиянием множества факторов, которые действуют одновременно и взаимосвязанно [16, с. 172]. Поэтому при исследовании вопросов эффективности специального предупреждения преступлений необходимо изучать взаимозависимость фактов совершения новых преступлений и других факторов. Например, сюда можно отнести количество судимостей, вид и размер наказания, назначенного за ранее совершенное преступление, количество нарушений в период испытательного срока при условном осуждении, применение условно-досрочного освобождения, замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания и другие факторы. В статистике для изучения таких взаимосвязей используют метод корреляционного анализа. Для измерения взаимозависимости на интервальном уровне измерения можно использовать коэффициент корреляции Пирсона [16, с. 174], а на порядковом уровне – коэффициенты Спирмена и Кендалла [16, с. 183].

Таким образом, для изучения качественно-количественных показателей эффек-тивности специального предупреждения преступлений целесообразно использовать все перечисленные методы, что позволит компенсировать недостатки, характерные для каждого из этих методов и дать реальную оценку эффективности этого правового института, позволяющую выявить оптимальные пути ее повышения.

Изучение эффективности специального предупреждения позволит дать реальную оценку удерживающего воздействия, оказываемого законодательством криминально-правового комплекса, и практикой его применения на лиц, уже совершавших ранее преступления.


Литература

1. Еникеев М.И. Психолого-юридическая сущность вины и вменяемость // Советское государство и право. – 1985. – № 12. – С. 74-82.

2. Жовнир С. О понятии уголовной ответственности // Уголовное право. – 2006. – № 3. – С. 21-25.

3. Зубкова В.И. Уголовное наказание и его социальная роль: теория и практика. – М., 2002.

4. Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. – М., 1973.

5. Керимов Д.А. Философские проблемы права. М., 1972.

6. Козаченко И.Я. Уголовная ответственность: мера и форма выражения. – Свердловск, 1987.

7. Криминология: Учебник / Под. ред. В.Н. Кудрявцева и В.Е. Эминова. – М., 2007.

8.  Марцев А.И. Специальное предупреждение преступлений. – Омск, 1977.

9. Мицкевич А.Ф. Уголовное наказание: понятие, цели и механизм действия. – СПб., 2005.

10. Морозов В.И. Достижение цели специального предупреждения при множественности преступлений // Научный вестник ТЮИ МВД России. – Тюмень, 2002. – С. 30-31.

11. Никонов В.А. Уголовное наказание. Поиск истины. – Тюмень, 2000.

12. Орлов В.Н. О цели уголовного наказания в виде исправления осужденного: понятие, средства, критерии и степень оценки // Российский ежегодник уголовного права. – 2006. – № 1. – С. 127-138.

13. Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. – М., 1904.

14. Полубинская С.В. Цели уголовного наказания. – М., 1990.

15. Похмелкин В.В. Социальная справедливость и уголовная ответственность. – Красноярск, 1990.

16. Рабочая книга социолога. М., 1983

17. Совершенствование мер борьбы с преступностью в условиях научно- технической революции. – М., 1980.

18. Теоретические основы предупреждения преступности. М., 1977.

19. Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под общ. ред. Л.Д. Гаухмана, С.В. Максимова. – М., 2004.

20. Уголовный кодекс Республики Беларусь. – СПб., 2001.

21. Устинов В.С. Система предупредительного воздействия на преступность и уголовно-правовая профилактика. – М., 1983.

22. Цепляева Г. О целях, функциях и системе наказания // Уголовное право. – 2007. – № 3. – С. 73-75.