I. Святой Франциск и его время Глава II
| Вид материала | Реферат |
- Г. К. Честертон святой франциск ассизский, 1309.11kb.
- Чем святой князь Александр Невский прославил Русь?, 91.48kb.
- А также лучший план Бога для тебя. Бенни Хинн говорит, 1563.89kb.
- Историческая справка о некоторых достопримечательностях Красноуфимска Свято-Троицкий, 241.76kb.
- Предисловие переводчика 4 Глава Соображая духовное с духовным 6 Глава Церковь в кризисе, 5180.11kb.
- Легенды долины луары 3 дня / 2 ночи День первый, 60.27kb.
- План Введение 2 Глава Общая характеристика предприятия, его миссия и цели 4 Глава Анализ, 445.41kb.
- Проект положение о городском конкурсе «Юный Глава и его команда», 127kb.
- Из истории переписей населения, 32.45kb.
- Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 3700.54kb.
На первый взгляд, нет века, более противостоящего францисканскому духу, чем семнадцатый, когда в глаза бросается чванство и избыточность украшений. Однако он отмечает настоящий расцвет францисканства во всех латинских нациях. Многочисленны монастыри, многочисленны и активны объединения третьего Ордена, поддерживаемые не только братьями, но и членами правительств (особенно во Франции и в Испании), и усмиряющие религиозные битвы, сдерживающие протестантскую и янсенистскую пропаганду. Даже в Англии число терциариев тайно увеличивается; они противостоят законам Кромвеля.
Пробуждение огня
Третий Орден особенно завоевывает аристократию; можно было бы сказать, что он делает для воспитания правящих классов то же, что другие ордена делали с помощью колледжей, культуры, мысленной молитвы. Веревочным францисканским поясом подпоясываются Король Испанский (в 1685 году в Мадриде насчитывалось 25 тысяч терциариев), Анна Австрийская, Мария-Тереза Французская, Генриетта Английская, вице-короли, кардиналы, художники (как, например, Мурильо) и поэты (например, Лопе де Вега). В Риме вся знать входит в третий Орден, в Неаполе тоже, начиная с вице-короля, графа Эммануила Фонсека и его жены. В Бельгии третий Орден вербует в свои ряды аристократию и вовлекает народ, хотя бедные принимаются только в ответ на личный запрос, - из опасения, что они сформируют большинство и станут весомыми.
Такое положение дел, которое полностью искажает дух третьего Ордена, вызывает подозрение, что формализм и пиетизм в семнадцатом веке образуют основу третьего Ордена; но, изучив лучше францисканскую литературу того времени и прочитав аскетические труды и духовные указания, обращенные к грандам и кающимся дамам, мы заметим, что симпатию, которую францисканство встречало в классах, наиболее далеких от его духа, оно использовало, чтобы завоевать их и благотворно влиять и на дворян, как оно влияло на буржуа. А потом использовало возможности богатых, чтобы помогать бедным. Без щедрых материальных вкладов терциарии не смогли бы поддерживать больницы и приюты, содержать зернохранилища, винные погреба, аптеки, помогать незамужним женщинам, облегчать страдания больных, привлекать врачей, нотариусов на службу бедным, то есть совершать те неисчислимые благодеяния, которые прославили их в веках, а также давали им политическую силу. Общественное устройство меняется, но человеческая природа и миссия францисканства остаются. Если верить искусству Мандзони, францисканская бедность судьбоносно вращается в пышности и нищете 17 века. Отец Христофор перед лицом дона Родриго и отец Феличе с заботой о зараженных чумой представляют два противоположных типа поведения во францисканском духе, связанные с духом того времени: мужественная защита бедных и героическое милосердие.
Но семнадцатый век - это не только высокопарность, напыщенность и дурной вкус. Осужденный протестантскими писателями и их последователями, которые терпеть не могли контрреформацию, и итальянскими деятелями Возрождения, которые оплакивали попранную независимость, семнадцатый век находит сегодня своих защитников, которые справедливо указывают на серьезность его науки, его важность в политическом формировании наций, богатое искусство. Францисканство вносит свой вклад в серьезность этого века, что выражается в прогрессе знания и апостольства. В шестнадцатом веке францисканцы защищались и защищали Церковь от ереси методом, характерным для своего отца: прежде чем менять других, нужно изменить самих себя; поэтому они вернулись к строгости истоков, почти забыв о просвещении. Но обдуманную и методичную защиту контрреформации сменил духовный напор контратаки, и францисканцы по исторической необходимости должны были воскресить в памяти путь тринадцатого века и пройти от sancta rusticitas к знанию, и со строгостью древних спиритуалов вернуться к томам своих великих учителей Средневековья.
Философский подъем
Святой Бонавентура продолжает оставаться признанным, не только как мистик, но и как философ. Живым очагом изучения его писаний был принадлежащий конвентуалам Колледж Двенадцати Апостолов в Риме, где появились труды Петра Капулейо, Феликса Габриелли, Бонифация Августинуса; последователями Бонавентуры оставались, по большей части, капуцины; один из них, испанец Петр Тригозо, приблизительно в конце шестнадцатого века осуществил синтез догматической теологии святого Бонавентуры; другой, Маркантоний Галицио да Карпенедоло, попытался придать им систематичную структуру; еще один, Валериан Маньо, с бэконовской остротой занялся естественными и опытными науками, предсказав некоторые современные теории света, но от практических наук он поднялся до широкого, обобщающего все науки, теологического видения, какое было характерно для святого Бонавентуры. Валериан Маньо, который умер в 1661 году, ненамного опередил Варфоломея Барбериса, который с молодости посвятил себя изучению «ангельского доктора» и непрерывно занимался им почти пятьдесят лет, до глубокой старости, оставив такие выдающиеся труды, как Cursus Philosophiae ad mentem Sancti Boneventurae и Tabula Generalis всех текстов святого Бонавентуры, которая послужила путеводителем для последующих философских исследований.
Высокообразованным и плодотворно мыслящим ученым был и святой Лоренцо да Бриндизи. Гениальный полемист, для убеждения противников он использовал новый метод, свободный от априорности и от схоластических подразделений, отражающий гуманистические дискуссии и цицероновские моления, не отдаляясь вместе с тем от той высшей францисканской простоты, которая делает доступными даже для черни самые высокие рассуждения. Применение этого метода можно увидеть в его Lutheranismi Hypotyposis. Публикация работ святого Лоренцо содержит более десяти томов, которые подтверждают теологическое, экзегетское и патристическое значение великого капуцина.
Одним из самых заметных событий интеллектуальной истории францисканства семнадцатого века стало возвращение к Скоту. Первые нерегулярные признаки этого отмечались в шестнадцатом веке в виде комментариев Ликето, в начале семнадцатого века появились работы Суареса; это возвращение утвердилось в период между 1629 и 1630 годами как реакция на тенденциозные писания Бцовиуса против Скота, были созданы многие апологетические жития в защиту францисканского теолога; оно серьезно продолжалось после того, как декрет римской инквизиции подтвердил ортодоксальность Скота. На основании этого декрета капитул в Толедо в 1633 году постановил, что преподаватели философии Ордена должны следовать учению Скота; но, поскольку его труды были рассеяны, его тексты испорчены и искажены, а многие выводы неясны и спорны, капитул принял две разумные меры: организовать и поддержать необходимыми средствами создание Opera omnia Скота, доверив ее Луке Ваддингу, и поручить четырем экспертам написать курс философии ad mentem Scoti, чтобы воспрепятствовать необоснованной интерпретации работы, столь спорной и трудной даже для ученых.
Великий ирландский францисканец, который с большой мудростью управлял в Риме Национальным францисканским колледжем святого Изидора и который уже с 1625 года занимался публикацией Annales Minorum, не испугался громадной работы. Выбрав двух помощников, ставших для него и для дела теологами, соотечественниками, переписчиками, он принялся за дело; после четырех лет лихорадочного труда в европейских библиотеках, сбора, комментариев, типографской работы ему удалось опубликовать (1639) Opera omnia Скота в двенадцати томах ин-фолио, которая, не будучи критической и полностью правильной, понравилась ученым и сторонникам францисканства, жаждущим придать единообразие направлению своей школы. Менее чем за два года эта жажда была утолена, и начался расцвет изучения деятельности Скота, какого никогда не было раньше и не было после этого вплоть до наших дней. Сначала Испания (университеты Саламанки, Сарагосы, Алькалы), затем Италия, особенно южная; потом Франция усилиями двух прекрасных учителей - Фрассена, мягкого и уступчивого, и Бойвена; Ирландия в лице Уго Кавеллуса, Португалия с ее всезнающим Петром Мацедо из Коимбры внесли свой вклад в толкование и распространение трудов Дунса Скота. В этой работе отличились трое итальянских Конвентуалов: Мастио, Беллути и кардинал Лоренцо Бранкати ди Лауриа. Первые двое, преподаватели римского Колледжа святого Бонавентуры, опубликовали разнообразные Disputationes, много раз переизданные, а потом, в 1668 году собранные в Corso completo di filosofia secondo il Pensiero del Dottor Sottile.
Эти и другие теологические и этические труды, совершенные Беллути, и метафизические, совершенные Мастрио, составили значительное произведение, содержащее всю философскую и теологическую мысль «доктора остроумия». Кардинал Бранкати, известный и почитаемый в основном за толкование Комментариев Скота к III и IV книгам «Sentenze», был другом четырех понтификов; Климент Х назначил его хранителем библиотеки Ватикана, а Иннокентий XI возвысил его до кардинальского сана. В своих восьми томах ин-фолио Бранкати ясно освещает доктрины Скота, часто противопоставляя их, как боевое оружие, протестантизму, которое, по его мнению, Скот предвидел и с которым заранее боролся. В трактате о Воплощении, самом ценном из его Commentaria, он подробно раскрывает три основных тезиса Скота: о Воплощении, Царском достоинстве, предопределении Иисуса Христа; во втором он обрабатывает рассеянную и едва намеченную мысль в органичном и новом в своей впечатляющей актуальности развитии, показывая, как Христос обладает Царскими атрибутами и властью над временем и вечностью. В результате деятельности Лоренцо Бранкати ди Лауриа францисканство систематично формулирует то учение о Царском достоинстве Христа, глашатаем которого, как мы видели, был святой Франциск, поэтом - святой Бонавентура, первым теологом - Скот, и которое должно было ждать еще три века, прежде чем нашло Пия XI, утвердившего его. Французскому реколлету, отцу Эвтропию Бертрану из провинции Святых Таинств, принадлежит идея составить скотовскую Summa teologica, то есть распределить мысль Скота по тем же рубрикам, в тех же статьях и под теми же заголовками, что и Summa святого Фомы Аквинского. От этого труда, хорошо продуманного и полезного для проведения сравнения двух доктрин, осталось только два тома - о таинствах, опубликованные в Тулузе между 1656 и 1659 годами, в предисловии к которым автор открыто указывает, что хочет распространить учение Скота, придав ему порядок и методичность, как у Summa святого Фомы Аквинского. Попытка отца Бертрана получила одобрение со стороны отца Франциска Марии Рини, Генерального министра с 1670 по 1674 год, который указал на нее всем ученым Ордена в письме, свидетельствующем о «speciali affectu» к доктринам защитника Непорочного Зачатия. В самом деле, с возвращением Скота, в то время, как органично развивается идея Царского достоинства Христа, вновь начинается кампания в защиту Непорочного Зачатия Марии.
Защита догмы о Непорочном Зачатии
Для подтверждения обращенности семнадцатого века к идеальному достаточно взглянуть на борьбу, которую этот странный новаторский век развернул за истину, далекую от всякого практического интереса, - ненарушимую ab aeterno непорочность Девы. Религиозная и рыцарская Испания, которая с Возрождения превозносит многие францисканские идеи, заставляет своих королей выступить в защиту привилегии Марии; и воистину не было более достойного дела для короля.
Невыразительные и политически слабые фигуры Филиппа III, Филиппа IV и Карла II одушевляются их неожиданным значением защитников прав Девы силой своей королевской власти, в то время как францисканцы, которым содействуют самый старый и самый молодой ордена - бенедиктинцы и иезуиты - борются за эти права теологическим оружием против мнения доминиканцев, которые допускают освящение, но не Непорочное Зачатие Марии. Церковь пока не хочет ничего утверждать определенно; она действует чрезвычайно осторожно. На диспуты теологов, на праздники верующих в честь Непорочного Зачатия Павел V в 1616 году отвечает буллой, повторяющей осуждения, уже сформулированные Сикстом IV и Пием V, против тех, кто публично обсуждает эту тему; в 1617 году декрет инквизиции запрещает противникам Непорочного Зачатия излагать и защищать публично свои мнения, в то же время позволяя защитникам выражать свои.
Испанию это не удовлетворило. Пока Сигизмунд III Польский по совету отца Валериана Маньо основывает в 1616 году организацию Рыцарей Зачатия для защиты границ христианства от турок, Филипп III, благочестивый король, любимой молитвой которого была «О Мария,без греха зачатая, молись за нас» и который хотел быть похороненным в одеянии меньшего брата, послал три посольства в Рим, чтобы ускорить определение догмы: первым руководил монсеньор Плачидо Тозантес, епископ Кадиса, экс-Генерал бенедиктинцев; вторым - отец Антоний из Трехо, Генерал францисканцев, третьим - граф Альбукерк, вице-король Каталонии (у него ничего не получилось, несмотря на усилия отца Антония из Трехо, который взял себе в союзники секретаря и теолога Луку Ваддинга).
Ирландский брат, светловолосый, как король Давид (aureus, - как говорит его усердный биограф, - cuteque candida et rubicunda), первый раз приехал в Рим, облеченный прекрасной миссией адвоката Богородицы. В дипломатической миссии он не был украшением, у него было очень важное задание: разыскать документы и написать трактаты. Антоний из Трехо встретил огромные трудности, которые в конце концов подавили его, но боролся он энергично, оставив своему последователю подготовленную почву и помощь Ваддинга. Антоний ради любви к великому францисканскому тезису и благодаря уступчивости грандов Испании, посланных Филиппом IV, неустанно трудился три года при Павле V и Григории XV, писал трактаты, прошения, возражения, готовясь целыми днями в библиотеках Рима, пропуская трапезы, предпочитая гостеприимству кардинальского дворца францисканскую бедность монастыря святого Петра в Монторио; наконец, он собрал документы, которые ему было получено собрать, и изложил их в беспристрастном научном труде, который стал вехой на длинном пути, пройденном францисканцами до провозглашения догмы о Непорочном Зачатии.
Филипп IV пожал плоды его труда. На его дипломатические миссии Григорий XV ответил новой постановкой проблемы в трибунале инквизиции, где францисканский тезис защищали иезуит и францисканец, и делали это так эффективно, что с благословения Папы 2 июня 1622 года в базилике святых Апостолов и на Кампо дей Фьори был прикреплен декрет, который приказывал всем и каждому праздновать «Зачатие», а не «освящение» Мадонны; он запрещал отрицать и подвергать сомнению учение о Непорочном Зачатии не только публично, но и «лично», и утверждал меры, принятые предыдущими понтификами против нарушителей приказа.
Огромной была радость всех францисканцев по поводу этого декрета. Арацели, древний престол меньших братьев, оглашался пениями благодарности и радости три дня и три ночи. В эти годы и особенно после декрета Григория XV посвящение Непорочному Зачатию получило еще большее развитие во францисканской духовности. Меньшие братья, собравшись на капитул в Сеговии, поклялись отдать жизнь, если это будет необходимо, для защиты высшего достоинства Марии; на эту тему были осуществлены исследования; были утверждены мирские сообщества в честь Непорочного Зачатия во многих странах; почти в каждой францисканской церкви была своя Дева, увенчанная звездами, попирающая ногой землю, луну и змея, держащая на руках Младенца Иисуса, Который заостренным, как копье, крестом пронзает голову демону. Присутствие Младенца Иисуса говорит, что во францисканской концепции триумф Марии неотделим от триумфа Сына Божьего, более того, подчинен ему. Дева Мурильо, одна, озаренная божественным светом, является скорее прекрасным произведением искусства, чем соответствует христоцентрическому принципу Скота, основателю всего учения о Непорочном Зачатии. Исследования, проведенные в первой половине семнадцатого века, послужили вновь разгоревшейся во второй его половине борьбе против доминиканцев, которые поддерживали концепцию зачатия Непорочной Девы, а не Непорочного Зачатия Девы; такая перестановка слов вела не больше не меньше к позиции, предшествующей декрету Григория XV, то есть: освящение, да, но не Непорочное Зачатие Марии. В 1649 году Филипп IV смог представить под своим именем Иннокентию Х объемистый том, обработанный комиссией выдающихся францисканцев: Armamentarium Seraphicum et Regestum universale pro tuendo titolo Immaculatae Conceptionis, который, возможно, неявно повлиял на подготовку обнародованной в 1666 году Александром VII Конституции Sollecitudo omnium ecclesiarum, - торжественного документа понтифика, обновляющего и утверждающего все распоряжения, данные до этого времени Святым Престолом в честь Непорочной Девы, которая в 1645 году была избрана святой покровительницей францисканского Ордена. В конце семнадцатого века Карл II попросил через францисканцев и получил от Иннокентия XI разрешение на то, чтобы октава Непорочной Девы была обязательной во всей Церкви. Итак, семнадцатый век представляет такой уникальный факт: рыцари бедности равняются с самыми высшими суверенами самого роскошного в мире двора, чтобы защитить высшее преимущество Матери Божьей.
Политическое апостольство капуцинов
Не без причины францисканцы вновь подняли знамя Непорочной Девы; оно - знак призыва к борьбе и знак победы над протестантизмом, порочащим культ Девы. Ученые споры заставляют углублять мысль, но, имея стимулирующее и разделительное значение в интеллектуальной области и среди единомышленников, они ничего не стоят в области апостольства. В самом деле, души завоевываются молитвой и примером, а не спорами. Францисканская духовность, как мы уже видели, более всего избегает словесной борьбы и утверждается в действии. Немногие помнят, что важную роль в заключении мира при Вервене сыграли два францисканца, посланные Климентом VIII в делегации кардинала Александра Медичи, получившего задание развернуть переговоры между Филиппом II, Генрихом IV и графом Савойи: это были Франциск Гонзага, епископ Мантуи, и Бонавентура Секури из Кальтаджироне, Генерал меньших братьев. Гением делегации был отец Бонавентура, который сумел сноровкой и энергией завоевать доверие противостоящих сторон, и после долгих переговоров (во время которых он за два месяца 17 раз съездил из Парижа в Брюссель, мужественно проходя среди протестантских войск) ему удалось, с одной стороны, добиться от испанцев обещания уступить Кале, а с другой, отделить Генриха IV от голландцев и англичан (февраль-май 1598 года). Климент VIII признал заслуги отца Бонавентуры, назначив его Патриархом Константинополя и доверив ему в следующем году другую дипломатическую миссию, не менее щекотливую, хотя и не столь важную: разрешить старый вопрос о маркграфстве Салюццо между графом Савойским и Францией. Отец Бонавентура, если ему и не удалось завершить это дело, в любом случае, с неутомимым самоотречением преодолевая огромные трудности, подготовил Лионский мир, подписанный кардиналом Альдобрандини (1601).
Во Франции эта деятельность имела отважного представителя в лице капуцина Иосифа ле Клерка из Трембле, человека благородного происхождения, ушедшего в монастырь в возрасте двадцати двух лет, по возвращении из посольства в Англию, что вызвало изумление двора и возражения его матери; сначала он был первым крупным организатором миссий в Западной Франции, потом - тайным секретарем Ришелье. Рядом с Son eminence Rouge он был Sa petite Eminence grise, и гугеноты, которые ненавидели его, поскольку приписывали ему, секретарю, худшие советы, осыпали его хлесткими эпиграммами, при жизни и даже после смерти:
Ci-git ce moine de profession
Qui du Cardinal secretaire
Scut si bien le secre taire
Qu’il est mort sans confession.
Однако он умел соединять заботу о государственных делах с внутренней жизнью и был добрым верующим, хорошим духовным руководителем, хорошим проповедником, хорошим диалектиком в антикальвинистских спорах, примирял своим методом обращения, основанным на тесной догматической верности Церкви и вместе с тем одушевленным очень живым националистическим чувством, столь живым, что иногда оно кажется превышающим интересы католичества в его политических указаниях. Но его предложение устроить собрание религий для того, чтобы примирить все христианские нации и потом объединиться, заключив союз против турок, было благородным.
Почти его современник, но не такой искушенный в политике, а больше человек Божий - святой Лоренцо да Бриндизи, капуцин, придал социальному францисканскому апостольству международную широту, какую оно имело в 13 и 15 веках. Как и первые товарищи святого Франциска, он пересек пешком Альпы, ведя двенадцать итальянских капуцинов в Вену, а потом в Прагу, где их ожидала смертельная вражда. Однако они остались там и разошлись по Богемии, Австрии и Штирии. Как и святой Иоанн Капестранский, святой Лоренцо поддержал крестовый поход против турок, начатый Рудольфом Габсбургом, пытаясь добиться согласия немецких принцев, проповедуя среди народа. В битве при Штульвайсбурге, которая стала для него христианской победой, он шел во главе австрийской армии, вооруженный распятием. Как иногие великие средневековые прелаты, он не раз выступал посредником: в 1609 году - между Баварией и Испанией, в 1617 - между Савойей и Мантуей, в 1618 - между Неаполем и Филиппом II. Это была его последняя миссия, и она совершалась во благо родины, потому что он стремился облегчить огромное налоговое бремя на юге Италии. Святой Лоренцо добился этого, но на родину не вернулся; он умер в Лиссабоне в 1619 году. Почти как каждого истинного францисканца, смерть застигла его в пути.
Его традицию продолжает капуцин Гиацинт Казальский, который в период с 1621 по 1627 год выполнял исключительные дипломатические миссии в Вене, в Париже, при Испанском дворе, в сейме Регенсбурга, борясь против макиавеллиевских сетей европейских держав, чтобы объединить разрозненные силы католиков и воспрепятствовать победе протестантизма в Германии; он в силу необходимости противоречил деятельности своего собрата Иосифа из Трембле, защитника политики Ришелье. И он показал себя добрым христианином и добрым итальянцем, отстаивая автономию Вальтеллины. Он написал по этому поводу: «…Восстановление католической религии, согласие христианских правителей и свобода Италии - вот три блага, которых нужно добиваться от приведения Вальтеллины к порядку». Друг графа Баварии, между 1626 и 1627 годами он занимался примирением протестантов и католиков в Германии, а чтобы закрепить превосходство последних, постарался воспитать в католичестве наследника престола и привлечь на сторону немецких католиков - подданных короля Англии, к которому послал (под именем и в одежде дворянина) своего собрата, отца Александра д’Альса в качестве секретного посла. Хотя отец Гиацинт Казальский был всецело погружен в политику, он всегда действовал открыто и прямо в целях «примирения христиан» (как он сам написал Дону Эммануэлю Португальскому в письме, которое имело значение документа), «дабы, прекратив несогласие между нами, мы смогли единым фронтом обратиться против общего врага - Турции». Его дело приобретает большое значение в отношениях с венецианскими послами и обнаруживает в его дипломатической проницательности религиозное благородство, которое будет всегда верно себе.