Ть, Монд Дипломатик, Митин Журнал, Алекса Керви, Бориса Кагарлицкого, издатель­ство Логос, издательство Праксис и Сапатистскую Армию Нацио­нального Освобождения

Вид материала

Диплом

Содержание Ситуационистские тезисы о движении 3 Нужно перестать рассматривать путешествие как часть работы. Давайте смотреть на него как на удовольствие. 4 Введение в критику городской географии Манифест опум (общества полного уничтожения мужчин)

Подобный материал:

• Отчет по клиническому изучению бад трансфер Фактор «трансфер фактор™ в комплексе лечебно-реабилитационных, 194.37kb.
• «качество медицинской помощи пострадавшим от туберкулеза», 205.76kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине «Теоретическое источниковедение», 3457.5kb.
• Н. Г. Козловская, В. Н. Митин,, 35.41kb.
• 25(1070), 17 июня 2011 г. Земля Нижегородская, 74.86kb.
• В. А. Лазарева методические рекомендации к учебник, 402.46kb.
• Самостоятельная работа студентов под руководством преподавателя Самостоятельная работа, 1853.91kb.
• Концепция развития школьного музея «Истоки», 143.39kb.
• П. В. Власов; под общ ред. Г. Г. Кармазановского. М. Видар, 2008. 376 с ил. (Классическая, 262.73kb.
• П. В. Власов; под общ ред. Г. Г. Кармазановского. М. Видар, 2008. 376 с ил. (Классическая, 355.31kb.

XXIX

Один из общих законов функционирования включенной театра­лизации, по крайней мере для осуществляющих руководство над ней, состоит в том, что в этих рамках все, что можно сделать, следует де­лать. Иными словами, всякое новое орудие должно использоваться, сколько бы оно ни стоило. Новый набор орудий повсюду становится целью и движущей силой системы и будет единственной причиной, которая сможет заметно видоизменять ее движение всякий раз, ког­да ее применение будет навязываться безо всяких мыслей. Хозяева общества на самом деле хотят прежде всего сохранить определенные «социальные отношения между личностями», но для этого им также нужно продолжать непрерывное технологическое обновление, ибо такова была одна из обязанностей, полученная ими вместе с их на­следием. Следовательно, этот закон в равной степени применяется и к службам, которые защищают его господство. Наведенное на цель орудие надо использовать, и его использование усилит те самые ус­ловия, что благоприятствовали этому использованию. Именно так чрезвычайные приемы становятся повседневными процедурами.

Сплоченность общества спектакля определенным образом подтвер­дила правоту революционеров, поскольку стало ясно, что в нем нельзя реформировать ни малейшей детали, не разрушая всей системы. Но в то же время эта сплоченность и упразднила любые организованные революционные устремления, ликвидировав общественные сферы, где они более или менее могли выражаться: от профсоюзного движения до газет, от городов до книг. Одним и тем же движением оказалось воз­можным высветить те некомпетентность и недомыслие, носителем которых совершенно естественно стали подобные устремления. А в плане индивидуальном царящая сплоченность вполне способна отсе­ять или подкупить некоторые случайные исключения.




Ги-Эрнест Дебор

СИТУАЦИОНИСТСКИЕ ТЕЗИСЫ О ДВИЖЕНИИ

Опубликовано

в «Internationale Situationniste»

№3, 1959 г.

1

Ошибка, сделанная всеми проектировщиками городов, заключа­ется в том, что они считают частный автомобиль (и все его производ­ные, например, мотоцикл) средством передвижения. В действитель­ности это самый значительный материальный символ такого понятия, как радость, который развитой капитализм распространяет в обще­стве. Автомобиль — центр этой самой пропаганды, в одинаковой сте­пени он является высшим продуктом отчужденной жизни и неотъем­лемым продуктом капиталистического рынка; в этом году нередко говорят, что процветающая американская экономика скоро будет целиком и полностью зависеть от успеха слогана «Каждой семье по два автомобиля».

2

Время, затрачиваемое на дорогу к месту работы и обратно, как вер­но заметил Ле Корбюзье, можно рассматривать как дополнительную работу, которая, соответственно, снизит количество «свободного» времени.

3

Нужно перестать рассматривать путешествие как часть работы. Давайте смотреть на него как на удовольствие.

4

Истоки действительной проблемы лежат не в плоскости пересмот­ра взглядов на архитектуру, с тем чтобы она соответствовала нуждам современного повсеместного и паразитического существования ав­томобилей. Архитектура на самом деле должна трансформироваться в соответствии с целостным развитием общества, критикуя все вре­менные величины, возведенные в абсолютную форму общественных отношений (во главе которых стоит семья).

5

Даже если в течение переходного периода мы временно принима­ем жесткое деление между рабочими зонами и жилыми зонами, мы должны, по меньшей мере, представлять третью зону: зону непосред­ственно жизни (зону свободы и отдыха — квинтэссенции жизни). Унитарная урбанизация не признает границ; ее целью является фор­мирование единой среды, в которой, наконец, будут преодолены та­кие разграничения, как работа/отдых или личное/общественное. Но до того как это станет возможным, наименьшим воздействием унитарной урбанизации будет расширение области деятельности на все красивые сооружения. Сложность такого пространства будет соот­ветствовать уровню сложности старого города.

6

Автомобиль — зло в себе. Дело в том, что чрезмерное скопление автомобилей в городах привело к отрицанию его функциональнос­ти. Урбанизация не должна, конечно, игнорировать существование автомобиля, но она также ни в коем случае не должна ставить его во главу угла. Нужно рассчитывать на постепенное снятие автомобиля с производства. В любом случае мы можем представить себе запрет на автомобильное движение в центральных районах некоторых но­вых комплексов и в некоторых старых городах.

7

Те, кто верит, что автомобиль вечен, не мыслят даже с чисто тех­нической точки зрения, с точки зрения других средств передвижения. Например, некоторые модели одноместных вертолетов в наши дни проходят испытания в армии США и, возможно, получат распро­странение в обществе в течение ближайших 20 лет.

8

Разрушение логики человеческого обитания в пользу автомоби­лей (предполагаемые автострады в Париже повлекут за собой разру­шение тысяч домов и квартир, хотя продолжается жилищный кри­зис) прячет свою иррациональность за псевдопрактическими оправданиями. Но на самом деле это необходимо лишь в свете специ­фического общественного уклада. Те, кто верит, что частности про­блемы постоянны, на самом деле хотят верить в постоянство сегод­няшнего общества.

9

Революционные урбанисты не будут ограничивать свои интересы лишь круговоротом вещей или круговоротом людей, запертых в мире вещей. Они будут стараться разорвать эти топологические цепи, про­кладывая своими экспериментами путь человеческому путешествию через подлинную жизнь.




Ги-Эрнест Дебор

ВВЕДЕНИЕ В КРИТИКУ ГОРОДСКОЙ ГЕОГРАФИИ

Опубликовано в «Les Levres Nues» №6, 1955 г.

До сих пор единственным предметом страсти во всех начинаниях, в которых мы с интересом или без оного участвовали, является по­иск на ощупь нового образа жизни. Эстетические и другие дисцип­лины доказали свою очевидную неадекватность в этом отношении и достойны полнейшего забвения. Поэтому мы должны обрисовать не­которые предварительные области наблюдений, включая наблюде­ния конкретных, случайных и предсказуемых процессов на улицах.

Слово «психогеография», предложенное безграмотным Кабилем в качестве основного термина для явления, исследовавшегося не­которыми из нас летом 1953 года, не так уж и неуместно. Оно не опровергает материалистический взгляд на условия жизни и мыш­ление посредством субъективной природы. География, к примеру, имеет дело с детерминированностью воздействия общих природных сил, таких, как почвообразование или климатические условия, на экономическую структуру общества и через это на соответствую­щее восприятие мира этим обществом. Психогеография устанавли­вает своей целью изучение точных законов и специфических эф­фектов территориального окружения, сознательно организованного или нет, оказывающих действие на эмоции и поведение индивидуу­ма. Прилагательное «психогеографический», сохраняющее вполне приятную неопределенность, может быть применимо к находкам, выявленным такими исследованиями, к их влиянию на человечес­кие чувства и, даже в более широком смысле, к любой ситуации или поведению, отражающими такой же дух открытия.

Довольно долго говорилось о монотеизме пустыни. Разве нелогич­но или неинтересно наблюдать, что район между Place de la Contrescarpe и Rue de l'Arbal в Париже скорее способствует атеизму, забвению и дезориентации привычных рефлексов?

Давайте рассмотрим идею утилитаризма в историческом аспек­те. Убежденность в необходимости открытых пространств для бы­стрых перемещений армии и использования артиллерии против

восстаний явилась первопричиной программы реконструкции городских зданий, принятой Второй империей. Но с любой точки зрения, отличной от точки зрения полицейского порядка, Париж Хауссмана — город, построен­ный идиотом, полный шума и гнева, ничего не значащий город. В настоя­щее время главная проблема урбани­зации — это создание зеленой улицы для автотранспорта, который словно размножается простым делением. Мы вправе думать, что грядущая урбаниза­ция будет использовать не менее ути­литарные проекты, которые дадут по­вод анализировать возможности психогеографии. Нынешний избыток личных автомобилей — не что иное, как результат посто­янной пропаганды. С ее помощью капиталисты убеждают массы — и это самый характерный случай — в том, что владение машиной является одной из привилегий, которые наше общество сохраняет для своих привилегированных членов. ( В то же время анархичес­кий прогресс противоречит сам себе: получите удовольствие от спек­такля, который устраивает префект полиции, убеждая парижских автовладельцев пользоваться общественным транспортом.)

Всем известно, с какой яростью многие непривилегированные лич­ности готовы защищать свои заурядные преимущества. Иллюзор­ность таких привилегий связана с общей идеей радости, распростра­ненной среди буржуазии. Эта идея основывалась на рекламной системе, которая включает эстетику Мальро¹ и императивы «Кока-Колы» — идея радости, чей кризис должен быть спровоцирован лю­бым способом при каждом удобном случае.

¹ Мальро, Андре (1901-1976) - французский писатель, критик, искусствовед, министр культуры в правительстве де Голля. - Прим. пер.

Первый из этих способов — несомненно, провокационное сис­тематическое распространение большого количества предложений, способных превратить всю жизнь в увлекательную игру, и продол­жительная критика всех настоящих развлечений — в определенных рамках, в таких, в которых они не могут быть трансформированы для того, чтобы служить основой для более интересных соединений. Наибольшая трудность в подобных делах заключается в том, чтобы придать этим очевидно бессмысленным предложениям требуемую степень серьезной привлекательности. Для этого мы можем ловко использовать современные популярные средства связи. Но разру­шительное воздержание или манифестации, предназначенные для того, чтобы поклонники этих средств связи полностью в них разо­чаровались, могут также легко послужить той атмосферой беспо­койства, в которой легко возникают новые идеи, касающиеся раз­влечения.

Мысль о том, что реализация выбранных эмоциональных ситуаций зависит только от полного понимания и осознанного применения опре­деленного числа способов, привела к появлению в первом номере жур­нала «Потлач»² не без доли юмора написанной статьи «Психогеографи­ческая игра недели»: «В соответствии с вашими поисками выберите страну, относительно популярный город, более или менее популярную улицу. Постройте дом. Обставьте его мебелью. С наибольшей выгодой используйте декорации и окружающую местность. Выберите время года и определенное время дня. Соберите вместе наиболее приятных людей, приготовьте напитки и подберите музыку. Освещение и тема разговора должны соответствовать случаю так же, как погода или ваши воспоми­нания». Если в ваши вычисления не закралась ошибка, результаты дол­жны вас удовлетворить.

² Этот рупор анархизма и ситуационизма назван в честь бытовавшего у североамери­канских индейцев обряда - безвозмездного неравноценного обмена собственностью между жителями соседних селений или внутри села по особым праздникам. В более ри­туальном варианте потлач предполагал не обмен, а уничтожение, чаще всего - сжига­ние на общем костре самых ценных орудий труда, охоты и предметов роскоши, одеж­ды, утвари с целью изгнания из племени злых духов. - Прим. ред.


Мы должны работать на заполнение рынка — даже если в настоя­щий момент это только интеллектуальный рынок — массой желаний, реализация которых не лежит за пределами возможностей человека по отношению к материальному миру, а лишь превосходит возможно­сти старого общества. Поэтому, не исключая политических интересов, нужно публично противопоставлять такие желания элементарным желаниям, которые бесконечно по-новому излагаются киноиндустрией и в психологических романах вроде опусов старого козла Мориа­ка³. («В обществе, основанном на бедности, самые плохие продукты неизбежно пользуются наибольшим спросом», — объяснял Маркс бед­ному Прудону.)

³ Мориак, Франсуа (1885-1970) - французский писатель, поэт, лауреат Нобелевской пре­мии по литературе (1952). - Прим. пер.


Революционные изменения мира, всех его аспектов, подтвердят все идеи обогащения. Внезапное изменение среды на улице в радиу­се нескольких метров; естественное разделение города на зоны раз­личной психической атмосферы; путь наименьшего сопротивления, который автоматически преследуется в бесцель­ных прогулках (не имеющий отношения к физическому очертанию местности); притягательный или отталкивающий ха­рактер конкретных мест — все это отвер­гается. В любом случае, никогда не рас­сматривается зависимость от причин, которые могут быть раскрыты аккурат­ным анализом, использованным в соб­ственных интересах. Люди прекрасно осведомлены, что некоторые соседи рас­строены, а некоторые счастливы. Но они вполне допускают, что шикарная улица может быть поводом для радости, а бед­ная улица повергает в депрессию, и ос­танавливаются на этом. В действительно­сти возможное число комбинаций среды, аналогичное смешиванию чистых химических веществ в бесконеч­ном количестве вариантов, дает такой разнообразный и комплексный подъем чувств, какой возможен только при виде зрелища. При более тонком рассмотрении оказывается, что качественно или количествен­но различающиеся влияния многообразного городского дизайна не могут быть определены исключительно на основе эпохи архитектур­ного стиля и, в меньшей степени, на основе жилищных условий.

Таким образом, исследования по систематизации элементов город­ского устройства, которые мы собирались предпринять в тесной свя­зи с эмоциями, которые они вызывают, определяют четкую гипотезу, которая должна постоянно видоизменяться в свете приобретаемого опыта под воздействием критики и самокритики.

Некоторые из картин Кирико, навеянные впечатлениями от архи­тектуры, оказывают по очереди влияние на собственную объектив­ную базу, по существу, трансформируя ее: они превращаются в схе­мы или модели. Тревожные районы аркад в один прекрасный момент смогут возродиться и впитать в себя очарование этих работ.

Мне трудно назвать что-то, кроме двух гаваней в тумане, нарисо­ванных Клодом Лораном, — эта картина находится в Лувре и соединя­ет в себе две совершенно непохожие городские атмосферы — что мо­жет сравниться по красоте с картами парижского метро. Думается, всем понятно, что, говоря о красоте, я не имею в виду творческую красоту — новая красота может быть только красотой состояния. Я говорю о вызывающей особое впечатление в обоих случаях сумме вероятностей.

Среди разных, более трудных, методов вмешательства обновлен­ная картография кажется удобной для мгновенного использования.

Производство психогеографических карт или даже представление таких вариантов, как произвольно трансформированные карты двух разных районов, может способствовать пояснению некоторых беспоря­дочных движений, которые отражают не подчинение вероятности, но полное неподчинение общепринятым влияниям (например, туризм — популярный наркотик, не менее отвратительный, чем занятие спортом или покупка в кредит). Мой друг недавно рассказывал мне, как он блуж­дал по немецким городам Гарца, слепо руководствуясь при этом кар­той Лондона. Такая игра — всего лишь заурядность по сравнению с возможностью полного контроля над архитектурой и урбанизацией, который в скором будущем сможет осуществить каждый. А пока мы можем определить некоторые этапы частичной, менее сложной реа­лизации, начиная с простого перемещения элементов действительно­сти оттуда, где мы их привыкли видеть.

К примеру, в предыдущей статье упомянутого журнала Марьен предположил, что, когда глобальные ресурсы перестанут безрассудно тратиться на сомнительные предприятия, которые в настоящий момент нас обременяют, все конные статуи во всех городах мира будут пре­вращены в ничто. Это даст возможность прохожим — будущее при­надлежит им — ощутить зрелище искусственной кавалерийской ата­ки, которое можно посвятить памяти великих сражений, от Тамерлана до Риджвея⁴. Мы можем увидеть в этом проявление одной из главных потребностей нового поколения: воспитательной ценности.

⁴ Риджвей, Мэттью (1895-1993) - американский генерал, автор плана высадки на Си­цилию. - Прим. пер.


В действительности не стоит ничего ожидать до тех пор, пока массы в действии не осознают условий, влияющих на них во всех проявлениях жизни, и не дойдут до практических способов изме­нения.

«Воображаемое — это то, что в конечном итоге станет реальным», — написал автор, чье имя вследствие его известной интеллектуальной деградации я забыл. Непреднамеренная ограниченность такого ут­верждения может послужить отправной точкой разоблачения неко­торых фарсовых литературных революций: все те, что нереальны, являются пустой болтовней.

Жизнь, за которую мы ответственны, неожиданно предстает пе­ред нами как великий мотив разочарования с несчетным множе­ством более или менее заурядных развлечений и вознаграждений. Не проходит и года, как люди, которых мы любили, окончательно капитулируют, ибо они не в силах использовать существующие воз­можности. Но вражеский лагерь объективно обрекает людей на ту­пость и уже создал миллионы глупцов; несколько новых погоды не делают. Как ни крути, первой душевной слабостью было и остается снисхождение.

Валери Соланс

МАНИФЕСТ ОПУМ (ОБЩЕСТВА ПОЛНОГО УНИЧТОЖЕНИЯ МУЖЧИН)

Поскольку жизнь в этом обществе представляет в лучшем случае абсолютную тоску, и ни одна сфера общества не имеет отношения к женщинам, то им, сознательным гражданкам, ответственным, жаж­дущим приключений женщинам, остается только свергнуть прави­тельства, разрушить денежную систему, внедрить полную автомати­зацию и уничтожить мужской пол. Теперь стало технически возможным воспроизводить себе подобных без помощи мужчин (или, если угодно, женщин) и производить на свет только женщин. Мы дол­жны немедленно приступить к этому. Сохранение мужчин не нужно даже для сомнительной задачи воспроизводства. Мужчина — это био­логическая случайность: (мужской) ген Y — это недоделанный (женс­кий) ген X, то есть несет в себе незаконченный набор хромосом. Дру­гими словами, мужская особь — незавершенная женская особь, ходячий аборт, выкидыш на генной стадии. Быть мужчиной — значит быть дефектным, эмоционально ограниченным; принадлежность к мужскому полу — это дефективность, а мужчины — эмоциональные инвалиды.

Мужчина — абсолютный эгоцентрик, запертый в себе, неспособ­ный на сопереживание или отождествление себя с другими, на любовь, дружбу, влечение или нежность. Он является абсолютно изолирован­ной единицей, неспособной на взаимоотношения с кем-либо. Его ре­акции направлены внутрь, они не относятся к мыслительным процес­сам; его разум — просто инструмент для обслуживания собственных страстей и потребностей; он не способен к полету мысли, обмену идеями; он не соотносит себя ни с чем, кроме собственных физических ощущений. Он — полумертвая, ни на что не реагирующая масса, не­способная давать или получать удовольствие или счастье; соответствен­но, он в лучшем случае абсолютно скучное явление, безобидное пят­но, поскольку только тот, кто способен воспринимать и принимать других, обладает очарованием. Он застрял на полпути в сумеречной зоне между человеком и обезьяной, но он гораздо хуже обезьяны, по­скольку, в отличие от нее, способен испытывать множество негатив­ных чувств: ненависть, ревность, позор, отвращение, вину, стыд, со­мнение; более того, он осознает, что он такое и чего ему недостает.

Хотя он абсолютно физиологичен, мужчина не годится даже на роль жеребца. Даже овладев механической сноровкой, что дается немно­гим из них, он, во-первых, не способен жизнерадостно и страстно рвать плоть на куски, а вместо этого снедаем чувствами вины, стыда, страха и неуверенности — эмоциями, свойственными мужской природе, ко­торые можно только сократить, но не искоренить просвещением и воспитанием. Во-вторых, физические ощущения, доступные ему, — сущая ерунда, и, в-третьих, он не сопереживает своим партнерам, но озабочен до предела тем, как это у него получается, насколько успеш­но он выполняет роль насоса. Назвать мужчину животным — значит польстить ему; он — всего лишь машина, ходячее дилдо.

Считается, что мужчины используют женщин. Используют для чего? Всяко, не для удовольствия. Обладая, если удается, едва замет­ными физическими ощущениями, мужчина, обуреваемый чувством вины, страхами, стыдом и неуверенностью, тем не менее полностью захвачен желанием ебаться; он переплывет море соплей, перейдет вброд глубокую лужу блевотины величиной в милю, если будет ду­мать, что там его ждет любезная «киска». Он выберет женщину, ко­торую презирает, любую беззубую ведьму, и даже заплатит за это. Почему? Снятие физического напряжения — это не ответ, посколь­ку для него достаточно мастурбации. Нельзя объяснить это и удов­летворением самолюбия, иначе они не ебали бы детей и трупы. Абсо­лютно эгоистичный, неспособный реагировать, сочувствовать, отождествлять себя с другими, наполненный до краев необъятной, всепроникающей, всепоглощающей сексуальностью, мужчина фи­зически пассивен. Он ненавидит свою пассивность, поэтому счита­ет, что она свойственна женщинам, а мужчины активны, и затем пы­тается доказать, что он существует («доказать, что он Мужчина»). Главный его способ доказать — это ебля (Большой Мужчина с Боль­шим Хуем оторвал Большой Кусок). Поскольку он пытается доказать недоказуемое, ему приходится «доказывать» это снова и снова. Поэтому ебля для него — отчаянная, вынужденная попытка доказать, что он не пассивен, он не женщина; но он пассивен, и он хочет быть женщиной. Являясь неполноценной женщиной, мужчина тратит свою жизнь на то, чтобы стать полноценным, стать женщиной. В этих попытках он постоянно ищет женщину, пытается подружиться с ней, жить с ней, слиться с женщиной, поэтому приписывает себе женс­кие качества: силу чувств и независимость, силу воли, ди­намичность, решительность, невозмутимость, объек­тивность, настойчивость, смелость, цельность, витальность, энергичность, глубину натуры, кру­тизну и т.п., а женщинам — все мужские каче­ства: тщеславие, поверхностность, банальность, слабость и т.п. Стоит сказать, однако, что у муж­чины есть одна сфера, где он обладает ярчайшим преимуществом, — самореклама. (Он весьма пре­успел в ней, убедив миллионы женщин, что муж­чины — это женщины, а женщины — мужчины.) Мужчины утверждают, что женщины находят удов­летворение в материнстве и сексуальности, а это оз­начает, что мужчины хотели бы стать женщинами.

Иными словами, у женщин нет зависти к пенису, это мужчины завидуют влагалищу. Когда мужчина приемлет свою пассивность, считает себя женщиной (мужской род, как и женский, считает, что мужчины — это женщины, а женщины — мужчины) и становится трансвеститом, он теряет желание ебаться (или делать что-либо подобное; он находит себя, переодевшись в женщину) и отрезает себе хуй. После этого он получает постоянные многообраз­ные сексуальные ощущения от того, что «он женщина». Для мужчины ебля — это защита от желания обладать женщиной. Секс сам по себе — сублимация.

Из-за своего стремления компенсировать свою неженскость и неспособность сочувствовать и общаться мужской род превратил наш мир в кучу дерьма. Это они виноваты в том, что происходит.