Geum.ru

Избранные сказкиииистори и

Вид материалаСказка

Содержание


З е р к а л о э л ь ф о ч к и
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

З Е Р К А Л О Э Л Ь Ф О Ч К И






Эльфочки - не могут быть злыми - по определенью, хотя бы в силу самого звучанья их названия… Если ещё эльфы - те могут, пожалуй, – ну, скажем, в каких-нибудь там скандинавских сказках, то уж эльфочки – точно нет…


И мальчик, который однажды увидел эльфочку – юную, нежную и прелестную, чуть похожую и совсем непохожую на тех, что застыли в памятнике Питеру Пену (рядом с которым, собственно, и началась эта сказка) - знал это. Вот - лишь мгновенье назад её не было – была только блестящая гладь озера, пара важных лебедей, мокрая ива, склонившаяся над своим отраженьем, белка вдалеке, опасливо ожидающая угощенья, да трепещущий радужный свет заходящего солнца. И было ещё (но об этом мальчик вспомнит потом) радостное, и чуть сонное, и вполне безнадёжное ожиданье – ожиданье волшебства, которое всё равно не могло случиться, но которым почему-то всё было переполнено нынче вокруг… Или, быть может – им была переполнена его душа?

А предстояло мальчику – всего лишь возвращенье домой, и занятия: обычные, разные – весёлые и не очень, скушные и занятные(любопытные), но – лишённые оттенка странной мечтательной прелести, той самой, что была разлита сейчас в неторопливых переплывах лебедей, в плеске воды, в серебристой туманности росы после недавнего дождя, во всём этом длинном и влажном вечере… Вечера, как вы помните, бывают разные – от страшного майского, Булгаковского, до «длинных зимних, в которые так хорошо…»114 , а вот здесь был – осенний. Да-да, была именно – осень, и хотя обыкновенно волшебству положено случаться весною, вот поди ж ты... И вот из этой-то невесомой осенней прозрачности, легкой, с радужным блеском, из туманной прохладной серебристости - и появилась она, чему мальчик вовсе не удивился. «Ты… живёшь здесь? спросил он, потому что так непринуждённо расположилась она рядом с ним на скамейке, на которой он только что разглядывал вырезанные кем-то непонятные надписи115: el_f s_EAM… Она лишь улыбнулась в ответ, а мальчик - вот ведь странности! - расслышал даже интонацию своего вопроса… Эльфочка улыбнулась ещё раз, чуть заметно, и он залюбовался её улыбкой, хотя значение слова «любованье»116 ему было ещё вовсе незнакомо… И тут всё вокруг - на мгновение, равное перебою его сердца - замерло, и мальчик увидел на её ладони маленькое серебряное зеркальце, в изящной, почти кружевной оправе: с жемчужинками, рубином, и – прозрачно переливающимися камушками, названья которых он тогда не знал117. А Эльфочка, глянув в зеркальце, исполненным прелести и бессознательного кокетства движеньем поправила неуловимо, лишь ей заметно выбившуюся прядь, и – словно бы протянула зеркальце мальчику, не отдавая, впрочем - совсем.

И он, не задумавшись ни на мгновенье, а лишь повинуясь тому любопытству, и ожиданию сказошности, которым было переполнено всё вокруг - до того, что время вдруг словно сгустилось, глянул…

А теперь – и вовсе неразрешимая задача встаёт передо мной, потому как я знаю, что он там увидел, но вот описать… Любое описание было бы не просто неполным, и не передавало бы и тысячной доли… Ведь язык – это всего лишь слова, символы, и всякий пишущий полагает, что у его собеседника (или собеседницы), участвующих в со-творении настоящего, есть некое общее пережитое: чувства, ощущенья – без которых невозможно ни пониманье, ни сотворенье118……


А Эльфочка – была нежна, улыбчива, капризна и переменчива… И – что же случилось с нею?


Я ещё не слышу ответа на этот вопрос, но уже словно мелькнули передо мною несколько совсем разных путей, по которым могла бы пойти эта сказка - неясно, ещё в тумане, каждый – чем-то маня, что-то обещая, прельщая тем чистым и прозрачным нежнейшим волшебством, на которое только и откликается способная плакать душа… Это мог быть день её рожденья, или поиски таинственной музыки-заклинанья, которую она мечтала услышать давным-давно, или – история её сына и зеркальца… Всё они – в равной мере сказошны, и какую из них я выберу – зависит, пожалуй от самой лишь Эльфочки.


Но нынче – мне б надо дорассказать другую историю: про мальчика, который заглянул в её зеркальце, и увидел в нём…

Чем же, каким дивным волшебством владела Эльфочка, что каждый, заглянувший в её зеркало, видел там целый мир – такой, какой он есть, и каким он ещё только станет. Да только всё вещи и событья того мира были странно связаны между собою, одухотворены и исполнены смысла, который, казалось - вот-вот, сейчас! должен появиться и проясниться119, но - ускользал, обещая, – и оставляя на своём месте ещё более заманчивые и восхитительные открытья… А меж тем, несмотря свою волшебную прозрачность, изменчивость и сказошность, это был самый обыкновенный, наш мир, которму Эльфочкино волшебство словно добавляло множество новых, неведомых ранее смыслов, звуков и значений…

И каждая деталь в этом мире – рассказывала свою сказку, и сказки эти переплетались и распадались, чтоб вновь собраться, прояснить небеса от уже было начинающегося, накрапывающего прохладного дождика120, и вдруг показать нам наши скучности и привычности – такими, какие они есть – на Самом деле… Простые вещи исполнялись в нём смысла, а вечные сюжеты и истории – о Прекрасных Дамах и рыцарях, о возвращеньях и влюблённостях121 , вдруг слетались на ладонь к рассказчику, чтобы он, в их вечном круженьи, смог разглядеть и расслышать – свою единственную историю… И даже если бы он спугнул их – одним неловким жестом, или неточным словом, – в эльфочкином зеркальце всё равно оставался след, идя по которому122, можно было вернуться... Воспоминания там – оживали, случаясь – вот прямо здесь и сейчас, и даже само будущее можно было разглядеть в сказочном и нежном карнавале-круженьи – красок, звуков и (танцующих) отражений. И таково было её волшебство, что в зеркальце было всё: и радости и горести самой эльфочки, и сокровенные (а порою и стыдные) мечтания мальчика, и сомнения, и обещания будущего, о котором он даже не думал… И как зачарованный, мальчик глядел в зеркало, заворожённо впитывая, вбирая в себя это это волшебство, понимая – единожды, раз и навсегда! - и открывая для себя этот такой знакомый и совсем новый мир, со всем его светом, тенями, отраженьями, красками, запахами и болями…

Но – всё это продолжалось лишь одно мгновенье… Оно минуло, и мальчик вдруг увидел, что попрохладнело, солнце уже почти село, и тени вечерни и длинны. Если бы ещё слышался плеск вёсел, да смех – привиделась бы улыбка мастера123, но нет – слышен был лишь плеск лебедей, да дальний перелай собак… Серебристый смех Эльфочки звоном серебряных колокольчиков рассыпался вокруг, и мальчик, ничуть не удивившись почему-то, увидел, что она – исчезла, а зеркальце осталось рядом с ним, на самейке. Оглянувшись, он быстро сунул его за пазуху – туда, куда Том Сойер спрятал Беккину розочку: куда-то поближе к животу, туда, где как он думал, находится сердце. Неожиданная прохлада зеркальца, вместе с прохладным ветерком – контрастировала с теплом её пальчиков124, и мальчик мимолётно удивился этому: он не знал ещё тогда, что чем в более далёкое путешествие уходит душа, чем больше сил, надежд и ожиданий нагружает она на хрупкий кораблик125, уходящий в неведомые моря, тем желаннее и теплее – возвращенье…

Этим… Да - этим, всё, собственно и кончилось126: мальчик вырос, и так уж случилось, что он никогда, никогда больше не заглядывал в зеркальце. Иногда – мешали какие-то причины: важные, нужные, и неотложные дела, влюблённости или разочарованья, неторопливости или спешности. Может быть, казалось ему, что чтоб заглянуть туда снова, снова стать частью эльфочкиного волшебного мира, должно случиться нечто и вправду необыкновенное – ну пусть и не повторение того дивного вечера, плеска воды, золотого солнца, лебедей, тумана, но – нечто такое, ах… Время должно было бы вновь остановиться, замереть, мир – наполниться тем самым ожиданием сказошности, и тогда… только тогда душе его открылась бы дорога в ту волшебную страну, где жила эльфочка. И он всё ждал этого момента, этого настроенья, этой игры лучей127… А иногда – в скушные, серые, одинокие вечера – он словно б и был готов заглянуть туда, но - уже само зеркальце становилось прохладно и прозрачно, и будто останавливало взгляд строгим блеском камушков оправы и кружевами теней, в которых он тщетно пытался разглядеть очертанья того дня, той солнешности и нежности…

Всю жизнь он писал – нечто вроде дневника: странные, кружевные, ни на что не похожие тексты, из которых можно было лишь понять, что второй, потаённой стороной его жизни, стало разглядывание – как в вещах обыкновенных, так и в знаменитых твореньях и текстах – очертаний, отблесков, цветных пятен, кружевных теней… похожестей, которые оставляет нам - тот, зазеркальный мир – возможно, чтобы мы не забывали о его существовании… Но слова мои бедны и бессильны, чтоб попытаться даже лишь отдалённо передать ощущенье, возникавшее при чтении: словно в чёрном, прозрачном зеркале воды – откуда-то издалека – отражались цветные пятна и звуки ренуаровой «Музыки в Тюильри», Бог весть откуда взявшиеся, ибо ничего, кроме бледно-синего прозрачного неба – не было над нею… А некоторые строки и вовсе были преисполнены пронзительным вкусом потерянного рая - не того, исходного и безмятежного рая, а – бывшего здесь, тут, лишь мгновенье назад, осознаньем его невозможности, и – вот странности! – счастьем, что он всё-таки – был…

И женщины – всю жизнь искал он ту смешливую прелесть, то чуть наивное и властное очарованье, но никогда, никогда128…

И что же? «Умер он, измождённый профессией, ухмыльнулась скотина-звезда»129 - но что была за профессия у него, что за звезда почтила своею ухмылкой его последний час – не ведаю. Знаю только, что ежели вы повнимательней перечтёте эту последнюю страничку, то вы увидите на ней слово счастье, и почему-то кажется мне, что мальчик – дождался повторенья. Ведь эльфочки – не могут быть злыми. По определенью.