Geum.ru

Дьяконов, М. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси [Электронный ресурс] / М. Дьяконов. Электрон текст данные. Б. м., 1908

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30
Боярская дума

Боярская дума при московских великихъ князьяхъ и государяхъ является непосредственною преемницей тон политической роли, какую играла въ древней Руси княжеская дума. Сами князья современники засвидетельствовали огромныя политичестя заслуги своихъ ближайшихъ сов-Ьтниковъ-бояръ и оценили ихъ политическую роль (выше, 398—399). Историчесюя заслуги совйтниковъ упрочили значеше н самаго со­вета, которое сохраняется за нимъ въ течете всего периодае.

Но въ положении думы произошли и немаловажныя перемены, косну впился какъ ея организации, такъ и состава. Главнейпия И8ъ этихъ перемёнъ сводятся къ следующимъ:

и . Въ Москве возникаютъ думные чины сначала въ лице бояръ веденныхъ, потомъ окольничий и, накояецъ, детей боярскихъ, „живущихъ въ думе!", переименованныхъ позднее д умным и дв орян ами (выше, 278—279). Въ думу проникаютъ и дьяки, одновременно, надо думать, съ детьми боярскими, подъ именемъ дьяковъ „введенныхъ" или думныхъ. Возникновен1е думныхъ чиновъ должно было отразиться на болЬе точномъ определении состава княжескаго совета. Хотя въ думные чины возводили по словеснымъ приказамъ вел. князей и государей, и, значить, отъ ихъ усмотревая зависЬлъ подборъ своихъ сов'Ьтниковъ; но т$, кому „думу сказывали", въ силу своего думнаго чина являлись постоянными советниками государей. „ Думный человекъ приглашается не случайно на то или другое засЬдание государевой думы, а въ силу того," что онъ объявленъ думцемъ царя". Даже и въ подборе своихъ сов'Ьтниковъ воля государей была въ известной м4р4 связана местническими правилами, по которымъвъвыспие думные чины возводились лишь члены извйстныхъ титулованныхъ и боярскихъ фаммилий. Правда, думные чины вовсе не были наследственными по общему правилу, и государи обладали достаточною степенью власти, чтобы не допустить въ думу неугодныхъ имъ сыновей чиновныхъ бояръ изъ родовитыхъ фамилий. Но практика знаетъ целый рядъ и такихъ случаевъ, когда места отцовъ занимали въ думе ихъ сыновья. Опираясь на такую практику, известный деятель смутнаго времени, бояринъ кн. В. В. Голицынъ, соверииенно категорично выразилъ своп аристократическия притязавия на звание думнаго советника, заметивъ, что „отца моего и деда изъ думы не высылывади, и думу они всякую ведали, и не купленое у нихъ было боярство". Но противъ такого чистаго аристократизма въ составе думы въ рукахъ московскихъ государей было другое серьезное средство: на второстепенные и третьестепенные чины въ думе они проводили угодныхъ имъ представителей изъ среды неродовитыхъ фамший.

Но отсюда никакъ нельзя сделать тотъ выводъ, какой сделанъ проф. СергЬевичемъ, что „думный чинъ свидЬтельствуетъ не о праве думныхъ людей давать советы царю, а о праве царя призывать въ свою думу не только бояръ, но дворявъ и даже дьяковъ а . Даже и съ его точки зретя о „праве князя дЬлать все единоличное 1 , что „не можетъ подлежать ни малейшему сомнЪнию и не нуждается ни въ какнхъ дальнейшихъ доказательствахъ", нельзя понять инсти­тута думныхъ чиновъ, какъ лишь право государей призывать въ думу дворянъ и дьяковъ. Казалось бы, что въ силу права делать все единолично, государямъ легко было совсЬмъ устранить бояръ изъ думы и совещаться только съ дворянами и даже одними дьяками. Къ чему тутъ думные чины, въ частности бояръ и окольничихъ? Гораздо ближе къ истине другое мнЬше того же маститаго ученаго о возникновеши разлнчныхъ думныхъ чиновъ. Для создатя Московскаго государства нужны были московскймъ князьямъ помощ­ники. „Надо было уметь привлекать ихъ къ себе. И московские государи умели это дЬлать. Они щедро раздавали сдужилымъ людямъ земли и льготы и образовали преданный себе клаесъ пом&щиковъ и вотчинниковъ. Но не все можно было купить одной щедростью. Приходилось еще иметь дело съ мнениями и привычками служилаго класса. Ихъ нельзя было игнорировать, къ нимъ надо было относиться съ некоторой долей уважетя. Эти обычныя метЬтя требовали, чтобы князья совещались съ „старейшими". Но это уже опека, а опека стЬсняеть. Надо почтить „старейшихъ" и дать дорогу „мододшимъ". Учреждете думныхъ чиновъ счастливо разрешило эту трудпую задачу". Итакъ, московеше го­судари уступали требоватямъ обычая и совещались не только съ дворянами и дьяками, по и со „ старейшими а , т. е. боярами. Последше въ силу своего положения думныхъ людей принимали постоянное учаапе въ решении государственныхъ делъ, a московеше государи, если и далеко не всегда по доброй воле, но уступая лишь требовашямъ старины, признавали необходимымъ выслушивать мнЬтя своихъ советниковъ, какъ естественную и неизбежную обязанность „добраго" правителя.

П. Вторая неремЬна, отразившаяся на составе думы, была обусловлена значительным ее еемывонъ въ Москву родичей владетельныхъ великихъ и едеьныхъ Ksdи е'е o е wT ' wrиC ' нили старыяТюярсия фамнлш съ верхнихъ ступеней служилой лестницы. Высказана даже догадка, что сначала всЬ служилые князья входили въ составь думы (В.-Будановъ). Безспорно, однако, лишь то, что пзъ среды этой титулованной знати въ XVи в. преимущественно шли назгаачения въ чины бояръ н частш окольничихъ, такъ что въ некоторые моменты въ составе думныхъ чиновъ на долю титуловапныхъ представителей приходилось не меи-Ье 2 .' 3 общаго состава. Это измеЬше въ составе совЪтниковъ государей потому особенно заслужяваетъ вннматя, что традищп владЬтельныхъ фамюпй безпорно значительно усилили политическая иритязашя московскаго бояр­ства, ч4мъ и вызваны были суровыя меЬры московскихъ государей какъ протпвъ отдЬльныхъ лицъ, такъ и противъ кня-жескихъ фамшпй вообще, особенно противъ княженецкаго эемлевладЬшя. Изъ этой же среды вышли и виднЬйппе публицисты XVи в., какъ бояринъ кн. Василий НатрикЬевъ, насильственно постриженный подъ именемъ Васслана, кровный врагъ 1осифа Волоцкаго, и бояринъ кн. А. М. Курбсюй. Таюе знатные оппоненты московскихъ государей особенно подчеркивали двойствевность ихъ положения, т. к. при явно выражепномъ стремлен] и къ самодержавш они были поставлены въ необходимость нмйть въ составе сов'Ьтниковъ столь явныхъ недоброхотовъ.

Ш. Третья, наконецъ, перемена обусловливалась коренными измЪнениями въ организации службы, которая изъ добровольной становится постепенно обязательной. Право отъезда вольныхъ слугъ, этотъ основной камень боярскихъ воль­ностей, постепенно превращается въ понят!е государственной нзм-Ьны, ибо отъезлеать было возможно только къ государевымъ недругамъ. При отсутствш такой гарантш вольности п самая оппозищя въ думе становилась все болЪе и более невозможной, кромеЬ исключительныхъ случаевъ. А вмйсгЬ съ тЬмъ и политичесшя прнтязашя боярства не могли получить естественней) и нормальнаго выражетя. Такая перемена, въ связи съ расшатаннымъ экономическимъ положевхемъ княжескихъ и крупныхъ боярскихъ фамшпй, и подготовила мало по малу почву для торжества самодержавной—монархе Но такой исходъ становится все болЬе и бо.тЬе зам?тнымъ лишь со второй половины XVии в., хотя п тогда значительно скрывается еще за неисчезнувшимп пережитками старины.

Число думныхъ людей въ МосквЬ весьма не постоянно и имЬстъ явную наклонность къ возрастанию къ концу периода. По сохранившимся спискамъ въ годъ смерти Васшия Темнаго осталось 5 бояръ и ] окольничш (изъ шести—2 титулован-ныхъ); въ годъ смерти Ивана иии —13 бояръ и 6 окольничихъ (изъ нихъ 11 титулованныхъ); въ годъ смерти Васшпя Ивановича—20 бояръ и 1 окольничгё (въ томъ числи 15 титулованныхъ). У Грознаго въ 1553 г, числилось 32 боя­рина, но въ годъ его смерти осталось 10 бояръ, 1 окодьHииqиfи и 8 думныхъ дворянъ (списки думныхъ дворяпъ сохранились лишь съ 1572 г.). Въ ХУП в. общее число думныхъ чиновъ увеличивается: при БорисЬ Годунове ихъ числилось до 30, въ смуту—до 47, при Алексй Михайловиче— 59 и при Оедорй—167.

Учаоте въ засЬдатяхъ думы принимаютъ пе всЬ думные люди. Помимо отсутствующихъ изъ Москвы и находящихся въ посольствах?», на кормленияхъ, по воеводствамъ и up ., даже не всЬ наличные члены могли заседать въ дум4 по недосугу ли, или даже въ силу государевой опалы. Н4тъ ничего удивительнаго въ томъ, что при такихъ условияхъ число думныхъ людей, присутствовавшихъ на отдЬльныхъ засЬдатяхъ, чрезвычайно непостоянно. Проф. СергЬевпчъ подобралъ рядъ такихъ случасвъ, присоединилъ къ пимъ отдельный свидЬтельства о пригланиении въ думу и не думныхъ людей и изъ всего этого сдЬлалъ выводъ, что въ думе присутствуютъ каждый разъ лишь гЬ изъ думныхъ людей, какихъ призывалъ на данное заскдате государь. Но если принять этотъ выводъ, то становится опять не понятнымъ и соверииенно не нужнымъ института думныхъ чиновъ. Очевидно, д4ло обстояло не такъ. Обычно въ засЬдатяхъ думы принимаютъ учаспевсе наличные и не отвлеченные другими спешными дЬлазш думные люди (см. ниже). Ота XVии в. сохранились даже оффищальныя указания, по какимъ днямъ и въ которомъ часу должны были бояре съезжаться „на сиденье а о дЬлахъ.

Но наряду съ обычными и текущими заседаниями бояр» <лгой думы московские государи, конечно, могли советоваться и советовались интимно съ своими приближенными изъ думныхъ и иныхъ людей, въ частности и съ духовными лицами. Берсень жаловался, что Васшпй иии , заперииись самъ третей, у постели всяшя дбла дЬлаетъ. Такое, можетъ быть, преувеличенное обобщеше обиженнаго советника указываетъ на оуществовате особаго интимнаго круга сов4тниковъ у этого государя, что подтверждается и подробнымъ разсказомъ летописи о составлении завйщашя этимъ княземъ. Серьезно заОол'Ьвъ въ Волоколамске, Василий иии съ бояриномъ и дворецкимъ Шигопою и со свопмъ великимъ дьякомъ Путятие еымъ „пача мыслити, кого пуститп въ ту думу (о духовном!» • завещавш) и приказать свой государственный приказъ". Въ этомъ совете самъ-третей решенъ быль только одинъ вопросъ, кякихъ бояръ пустить въ думу о завещании. По возвращении въ Москву, пригланиены были на совещание, кроме двухъ поименованныхъ выше, еще трос бояръ, казначей и дьякъ, но затемъ былп прибавлены еще два боярина и кн. Глинсюй, котораго. какъ не думнаго человека, вел. кн. прибавилъ въ думу, „поговоря съ бояры",т. к. Глинсшй былъ родствепникомъ великой княгине Елене. На этомъ совещании решены были вопросы о малолетнемъ наследнике, о великомъ княжении, какъ ему строиться, и о духовной грамоте, которую и приказано было писать двумъ присутствующимъ дьякамъ (эта грамота не сохранилась). Эти девять совЪтниковъ были избраны изъ общаго числа думныхъ людей, которыхъ въ данный момента числилось по счету однихъ изследователсй более 20, по счету другихъ—не менее 35. Остается неизвестнымъ, сколько изъ нихъ было на лицо въ Москве, но несомненно, что далеко не все. Та же летопись разсказываетъ, что мнопе изъ бояръ, узнавъ о болезни государя, пр1ехали изъ своихъ вотчннъ въ Москву, и, черезъ несколько дней после описаннаго заседашя интимнаго совета, у постели больного госу­даря собрались митрополитъ, братья государя и в с t бояре. На этомъ собраши опять шла речь о наследнике и объ устроеши государства. Но что это за собрание? ЗасЬдание в это боярской думы, какъ думаютъ одни, или простое прощаHиe государя со своими слугами, какъ утверждаютъ друпе? Летопись приводить любопытныя слова больного Василия къ боярамъ: „мы вамъ государи прироженные, а вы наша извечная бояре; и вы, б р а т и е, постойте крепко, чтобы мой сынъ учинился на государстве государемъ, была бы въ земле правда и въ васъ бы розни никоторые не было" (П. С. Л. Vи , 271)« Это не прощальное свидание, на которое могли бы быть пригланиены не только думные люди, а просьба государя къ членамъ думы объ осуществлена гЬхъ мЪръ, кашя были намечены и приняты въ интимномъ совете. Надо думать, бояре изъявили готовность исполнить волю своего государя и своимъ обязательствомъ содействовать ея осуществлению подкрепили решетя интимнаго совета. Такое собрание всЬхъ бояръ у государя невозможно отличить отъ заседатя боярской думые помимо лишь пеобычной внешней обстановки. И въ другихъ случаяхъ государи являлись на зас/Ьдашя думы съ готовыми решениями и, конечно, не однпъ разъ успевали проводить въ думе свою точку зрения. Но это не даетъ права отрицать самые акты совещашй. Итакъ, въ этомъ случае решетя интимнаго совета были подкреплены соглаЫемъ всехъ собравшихся думныхъ людей.

Въ пиомъ несколько свете рисуютъ вначете ближней иди тайной думы современники XVии в., какъ иностранцы ( Map жеретъ, Мейербергъ, Рейтенфельсъ), такъ и Котошихинъ. Последшй указываетъ: „А какъ царю лучится о чемъ мыслит! тайно, и въ той думе бываютъ гЬ бояре и околничие. ближние, которые пожалованы пзъ спалниковъ, или которымъ приказано бываетъ приходил; а иные бояре, и околни4 иe , и думные люд1, въ тое пол ату, въ думу, и ни для ка-кихъ пибуд! дЬлъ не ходятъ, развее царь укажетъ" ( ии , 5). При увеличившемся числе думныхъ людей въ XVии в. и ташя пнтнмпыя совещашя сделались естественно более чае\ тыми, а такая тайная дума не могла не подрывать зна-чения боярской думы, хотя все оффшцальные памятника говорятъ только о последней и соверииенно не знаютъ тай­ной думы.

Какая же роль выпада на долю боярской думы въ М оскв1>? Ьъ исторической литературе на этоть вопросъ даны -вееьма различные ответы.. ВсЬ изслйдователи, кроьгЬ проф. Сергеевича, признаютъ боярскую (царскую) думу постояннымъ учреждетемъ, хотя и приписываюте ей разное значеше: одни (Неволинъ, Загоскинъ) только совещательное и подчиненное, друпе (Ключевсюй, В.-Будановъ) гораздо бол4е высокое и важное, равное по силе съ авторитетомъ государевой власти.

Проф. СергЬеви чъ свое соверииенно особнякомъ стоящее мнЪше основываетъ на общей посылки, что „мысль о постоянномъ учреждении съ опредЬленнымъ составомъ и компетенщей соверииенно чужда московскому времени"; что москов-есюе государи „не чувствовали ни малМшей потребности" въ постоянномъ совйт-Ь. А потому памятники говорятъ о „сид'Ьньи съ боярами", „о боярскихъ приговорахъ", т. е. о сов-Ьтникахъ, и не знаютъ „государевой или боярской думы, хакъ учреждения въ видЬ постояннаго совета". Но указание на отсутств1е оффищадьнаго назвашя для учреждения прежде всего не точно. Хотя оффищальные памятники говорятъ обыкновенно о дум4 описательно, но имъ известны термины—„царсшй синклитъ" (соборный приговоръ 1580 г.) и „царскаго величе­ства дума" (въ грамотЬ 1614 г. „отъ бояръ и отъ окольничихъ и ото всее царскаго величества думы братьи нанией... ланамъ радЬ й . С. Г. Г., иии , № 24). Оффищозные и частные памятники означаютъ думу „синклитаей", „сенатомъ", „ЩЦ>-скимъ с ов-Ьтом ъ", „радой", „господой". Флетчеръ называетъ засЪдание „лордовъ совета" или думныхъ бояръ терминомъ „ boarstwa damna ", т. е. повидимому боярской думой. Но дЬло, конечно, не въ названии. Что же касается опоееленности состав а и компет енщи, то эта мЪрка, пожалуй, окажется неприложимой и къ целому ряду современныхъ административныхъ органовъ поеле конститущоннаго перюда. Въ Москве порядки могли оказаться еще менЪе определенными. Нельзя же на этомъ основании отрицать наличность учреждешй при московскихъ царяхъ. И ихъ не отрицаетъ проф. СергЬевичъ; чжъ только не признаетъ думу за учреждеше.

Что же говорятъ о дум-Ь съ боярами памятники? Ташя указашя весьма многочисленны и чрезвычайно важны для характеристики той роли, какая выпала на долю думы. Вотъ нисколько наиболее характерныхъ примйровь. Въ заголовке Судебника 1-го сказано, что „улоуилъ кйязь вел. съ д-Ьтми. скиеГеесъ боя р ы о судЬе и пр. То же сказано и въ заголовке "Судебника 2-го: „Царь и вел. князь Иванъ Васильевичь всеа PycиH съ своею брапею и зъ б о я р ы сесь Судебникъ уложилъ". Въ немъ указанъ и дальн-Ьйппй путь дoпoлнeний, которыя должны происходить „съ государева докладу и со всйхъ бояръ приговору" (выше, 220). Образованной для составления Уложения коммиссш въ чисдЪ важ-нййпшхъ источниковъ названы указы прежнихъ государей и TT 6 oflpcKиe приговоры на всяшя государственныя и земсшя дЬда а (выше, 227). Точно также и въ 1681 г. царь ведоръ указалъ: „въ приказЬхъ выписать изъ верииеныхъ д4лъ... которые ;гЬла въ приказ4хъ по укабу отца его и по его государеву указу верииены, по ихъ государскимъ укавамъ и боярскимъ приговорамъ сверхъ Уложения 157 году и новыхъ статей и учинены ихъ государств указы и б о я рCKиe приговоры вновь" (П. С. 3. № 900; ср. № 1513). Во всЬхъ указанныхъ случаях'ъ бояре дЬйствуюгь совместна съ государемъ, ихъ приговоръ стоить рядомъ съ государевымъ указомъ. Bcи эти факты и цйлый рядъ другихъ подобныхъ давно известны и отмечены въ лнтературЪ. Ноимъ противо/ полагаютъ друпе, сввд'Ьтельствуюнце, что московские государи 1 могли издавать и издали цЪдый рядъ указовъ безъ учасп'ябояръ, по собственному ихъ усмотрйнию, и что боярские приговоры составлялись не иначе, какъ только по указамъ или приказамъ государей, когда это было благоугодво посл г Ьднимъ. Къ такому выводу пришелъ проф. СергЬевичъ изъ разсмотР'Ъшя отношешй между московскими государями и ихъ советниками. Но едва ли этотъ выводъ можетъ имЪть решающее значеше. Въ прим4ръ единоличной формы указовъ проф. СергЬевичъ приводить жалованныя льготныя грамоты. Но въ той же формеЬ изданы и уставныя грамоты, губныя и земсшя. Между гЬмъ первыя губныя грамоты изданы во время младенчества Грознаго, т. е. боярскимъ правительствомъ. Земсшя грамоты, отмЪнявппя иамйстнпчесшя кормления, изданы послЪ того, какъ Грозный „бояромъ приказалъ о Казанскомъ деле промышляти да и о кормленияхъ сидЬти". Современникъ даже упрекнулъ бояръ за то, что они „начаша о кормленияхъ седйти, а Казанское строеше поотложиша" (П. С. Л. Xиии , 523). Надо думать, что и во многихъ другихъ! случаяхъ за голой формулой государева указа нередко скры\ валось предварительное обсуждеше и р-Ьшевае вопроса въ| думе. Но несомп-Ьнно, что московские государи издавали | указы и единолично; тание указы назывались позднее имени ными. Проф. Сергёевичъ отмйтилъ, въ какихъ случаяхъ, по вопросамъ, повидимому, соверииенно однороднымъ, государи то обращаются къ содействию боярской думы, то р4шаютъ дела единолично. Первое „ бывало въ т-Ьхъ случаяхъ, когда дело отличалось большой сложностью и не могло быть разрешено немедленно"; наоборотъ, когда докладъ былъ сравнительно простъ, царь его разрйшалъ самъ, не обращаясь къ боярамъ. И это мнете надо принять.

Но что же такое боярский приговоръ? Каково его значеше? Памятники различаютъ два вида боярскихъ приговоровъ. Въ одномъ рядЬ случаевъ стоитъ оффищальноо выражеше: „государь указалъ и бояре приговорили"; въ другомъ—„по г осудареву у?{йуе бояре приговорили а . Первое выражеше обыкновенно толкуется исследователями въ смысле боярскаго приговора, состоявшагося въ присутствш государя, второе обозначаете боярски приговоръ, постановленный въ отсутствш государя. По мн-Ьнию проф. Сергеевича, боярский приговоръ въ присутствш государя являлся только исполнешемъ государева указа. „Царь, выслушавъ докладъ и все необходимый справки для разъяснения дела, высказываетъ свою волю, какъ делу быть; если при докладе были бояре, они ф о р м у л ируютъ царскую волю, это и есть боярск1й приговоръ. Это и значить: царь указалъ, бояре приговорили". Почтенный исследователь приводить затемъ известную картину заседатя думы изъ описашя Котошихина: „А лучитца царю мысль свою о чемъ объявите и онъ имъ объявя, приказываете, чтобъ они, бояре и думные лкда, помысля, къ тому делу дали способъ... и они мысль свою къ способу объявливаютъ" ( ии , 5), и комментируете эти слова следующимъ образомъ: „Итакъ, царь высказываетъ „мысль", т. е. намерские свое, свою волю, а боярамъ приказываете приискать способъ осуще­ствить эту мысль; этимъ исполнетемъ царской мысли и исчерпывается вся деятельность государевой думы, заседающей въ присутствш царя". Едва ли этотъ комментар1й вполне точно передаетъ мысль наблюдательная современника. Скорее надо понимать его слова въ томъ смысли, что царь ставить вопросъ, указываете, можете быть, свое мните о его реЬшети и предлагаете высказаться боярамъ, которые и объявляюте свои мысли „къ способу" решетя вопроса, т. е. подвергаютъ вопросъ обсуждению. Но если даже и принять предло­женное толкование, то изъ него явствуете, что приискание способовъ къ осуществлен!ю царской воли вовсе не является простой формулировкой этой воли. Къ тому же точная фор­мулировка (письменная) царской мысли была выше средствъ думы, при которой не было никакой канцелярии, и происходила въ приказахъ на основании краткихъ помЪтъ на докладахъ. Для выяснетя роли боярскаго совета въ присутствш государя можно воспользоваться несколькими оффищальными записями о порядке обсуждетя вопросовъ въ думеЬ # Въ параллель картине Котошихина любопытно отметить свидетель­ство царской грамоты 1673 г. о совмЪстномъ засЬдании освященнаго собора и боярской думы по поводу грозящаго наниествия турецкаго султана. По вЪстямъ объ этой опасности царь „сов-Ьтовалъ" съ патр1архомъ и арх1ереями и говорилъ съ боярами, окольничими и думными людьми. „И свягЬйппй патр1архъ и apxиepen , и бояре наши и околнич1е и думные люди, помысля о томъ крепко и единодушно согласясь, намъ великому государю объявили, на какихъ меЬрахъ тому дЬлу быть и какъ впредь оте такого находящаго неприятеля осторожность имйти и какими миры" (П. С. 3. J 6 547). Вопросъ возбужденъ государемъ, но единодушное решете его предложено освященнымъ соборомъ и боярской думой. При Грозномъ въ 1549 г. jnjra .переговоры, съ двдовскими послами о перемирьи. Возбужденъ былъ въ думе вопросъ, настаивать ли на включении въ перемирныя грамоты новаго царскаго титула? Решено было настаивать. Но рядомъ предусматривался и такой исходъ, что послы „заупрямятся, не захотятъ писать". „И царь и вел. князь о томъ говорилъ много съ бояры, пригоже ли имя его не сполна писати. И бояре говорили, что для недруговъ пригоже и не сполна писати "• Возникли претя. Бояре ссылались на то, что если „разорвать" перемирье, то противъ трехъ недруговъ „истомно стоять, и которые крови христнсюе прольются за одно имя, а не за землю, ино отъ Бога о rpиcи сумнительное. Иприговорилъ государь со всеми бояры, что не сполна писать. Но какъ трудно было царю согласиться съ такимъ исходомъ, видно изъ того, что и послй этого рЗлпения, когда действительно послы заупрямились и отказались вписать новый титулъ, v бояре царю и вел. князю приговаривали и били челомъ, чтобъ писать по старине 41 , безъ новаго титула. И это повторилось два раза (Сб. русск. ист. Общ., LиX , 291, 297, 300). Изъ этихъ двухъ прим4ровъ. число которыхъ можно значительно увеличить, наглядно видно, въ какой Mиpи справедливо MHиme проф. СергЬевича, что „думные люди не решали государственныхъ вопросовъ, а только отвечали на вопросы государей и исполняли ихъ указы". Изъ посл'Ьдняго примера видно, что между государемъ и его советниками могли возникнуть и разноглаюя, и боярамъ съ трудомъ удалось убедить пылкаго царя принять ихъ сов'Ьтъ. Возражения государямъ въ думе возникали вовсе не р-Ьдко. Тамя „встречи" или „стр-Ьчи" терп'Ьлъ и даже жаловалъ такихъ оппонентовъ Иванъ иии и не долюбливалъ его сынъ Василгё. Грозный свидетельствуете, что возражения въ думе его деду и отцу доходили до „поносныхъ и укорительныхъ словесъ". Проф. СергЬевичъ, по поводу изв-Ьспя, что Иванъ иии любилъ выслушивать возражения и даже жаловалъ гЬхъ, кто ему возражала замечаете: „объ этомъ не пришлось бы говорить, если бы членамъ думы принадлежалъ решающи голосъ. Въ этомъ случае у нихъ было бы право не только возражать, но и решать противъ воли царя". Но при такомъ положении д4лъ въ Москве образовалась бы не монархия, а аристократическая республика. Такой мысли въ литературе никто не зашищадъ, ни даже проф. Ключевсюй, вопреки утверждении проф. В.-Буданова. И между такимъ воображаемымъ положешемъ думы и тЬмъ, какое считаетъ возможнымъ удЬлить проф. СергЬевичъ боярскимъ приговорамъ (простая формулировка воли царя), целая бездна. PtmeHиe вопроса между этими двумя крайностями гораздо более соответствуете исторической действительности.

Но боярская дума могла имЬть засЬдатя и въ отсутствш государя и постановлять приговоры. Памятники знаютъ целый рядъ такихъ случаевъ. Иногда государь прямо уполномачивалъ думу разсмотреть возбужденные вопросы и потомъ доложить ceoи . Такъ, въ 1636 г. изъ ПомЬстнаго приказа представленъ былъ государю докладъ о помЬстныхъ и вот-чинныхъ „статьяхъ", которымъ возбуждалось 15 законодательныхъ вопросовъ. Государь указалъ: „техъ статей слушать бояромъ, а что о техъ статьяхъ бояре приговорятъ, и о томъ велёлъ государь доложить себя государя". По 14 вопросамъ бояре постановили приговоры, и по каждому изъ этихъ приговоровъ „государь указалъ быть той статье такъ, какъ бояре приговорили". Въ указной книге Приказа помечено: „а что о которой статье государевъ указъи боярской нриговоръ, и то писано но статьямъ". Но одинъ вопросъ бояре отказались решить и приговорили „о той статье доложить государя, какъ о той статье государь укажетъ; а имъ бояромъ о томъ приговаривать не можно, потому что за пими за самими так1е вотчины" (Христ. Ш, 229--236). Котошихинъ сообщаетъ, что какъ изготовятъ грамоты въ окрестныя государства, „и техъ грамотъ слушаютъ напередъ бояре, и потомъ они жъ, бояре, слушаютъ въ-друторядъ съ царемъ все вместе; такъ же и иные дела, написавъ, взпесутъ слушать всемъ же бояромъ; и слушавъ, бояре учнутъ слушать въ-другорядъ съ царемъ лее" ( ии , 5). Отсюда какъ бы следу етъ, что приговоръ думы въ отсутствш государя вновь пересматривается думою вместе съ государемъ. Надо думать, что не было одпого установлепнаго порядка, такъ какъ изъ приведенная) случая явствуетъ, что приговоры думы разематривалъ и одобрялъ государь единолично. Но еще любопытнее те случаи, когда приговоры думы въ отсутствш государя составлялись не по его уполномочш п записывались въ указныя книги приказовъ безъ представления ихъ на одобреше государя. Целый рядъ такихъ случаевъ отъ конца XVи и первой половины XVии вв. записанъ въ уставной книгЬ Разбойнаго приказа. Напр., „А при государе царЬ и вел. княз г Ь бедоре Ивановиче всеа Русш данъ въ Разбойной Приказъ боярской приговоръ"; или: „И 133 году февр. въ 17 день бояринъ кн. Дмитрей Михайловичь пожарской, да дьякъ Семенъ Головинъ о той статье въ Верху у Благовещенья докладывалъ бояръ и бояре приговорили"ДХрист. иии , 50, 52, 55, 59, 67). И такая практика наблюдается не только по вопросамъ уголовнаго законодательства, но и по другимъ. Было бы, однако, неправильно заключать изъ этого, что боярская дума могла действовать соверииенно обособленно и независимо отъ государя. Бояре, конечно, составляли свои приговоры въ уверенности, что не разойдутся въ маенияхъ съ государемъ, какъ и государи давали свои единоличные указы въ твердомъ убеждении, что могутъ въ этихъ случаяхъ безъ ущерба для дЬла разрешить вопросы самостоятельно, не прибегая къ содййствш боярской думы. Но могло быть и такъ, что бояре сообщали о своихъ приговорахъ и получали словесныя одобрения, но только эти одобрения не отмечены въ приказной записи, какъ не попадали нередко въ эти записи и указашя • на учаспе боярскаго совета въ государевыхъ указахъ.

Но наиболее обычнымъ быль порядокъ совместной деятельности государя и боярской думы, который и формулиро-ванъ въ Судебнике 2-мъ (ст. 98): все новыя дела, не предусмотренныя Судебникомъ, должны были решаться „съ госу­дарева докладу и со всехъ бояръ приговору". Это правило установлено для приказныхъ судей, и возлагало на нихъ обязанность по всемъ новымъ деламъ представлять доклады государю и боярской думе. То же самое правило, лишь въ иной формулировке, повторено и въ Уложении. Тамъ сказано: „А спорпыя дела, которыхъ въ приказехъ зачемъ верииити будетъ не мощно, взносити изъ приказовъ въ докладъ къ государю царю и вел. князю Алексею Михайловичу всея Ру­сш и къ его государевымъ бояромъ, и окольничимъ и думпымъ людемъ. А бояромъ и окольничимъ и думнымъ дюдемъ оодгЬти въ палате и по государеву указу государевы всяшо дела дЬлати всемъ вместе 44 ( X , 2). Судебникъ, конечно, не вновь установилъ порядокъ совместныхъ совещаний государя съ думными людьми; онъ только формулировалъ текущую практику, которую санкционировало и Уложеше. Эти ясныя, казалось бы, укавашя источниковъ вызвали, однако, въ литературе попытку соверииенно иного ихъ истолковашя.

Проф. СергЬевичъ такъ комментируетъ указанное правила Судебника: „Избранная рада (о которой писалъ Курбсшй; см. выше, 423) не ограничилась одной практикой, ей удалось оформить свои притязашя и провести въ Судебникъ ограничения царской власти . . . Для пополнения Судебника новыми законодательными опредЪлениями требуется приговоръ „всЬхъбояръ". Это несомненное ограничен1е цар­ской власти и новость: царь только председатель боярской коллегш и безъ ея согласия но можетъ издавать новыхъ законовъ. Жалобы Грознаго были соверииенно основательны" (369). Правило же Уложения проф. Сергеевича относить не къ боярской думе, а къ особому учреясдении, боярской коллегш (405). Повидимому, новая догадка объ ограничены царской власти построена всецело на выражеши: „и со всЬхъ бояръ приговору", т. к. во всемъ остальномь формула Судебника вполне соответствуете, казалось бы, обычному выражении: „государь указалъ и бояре приговорили". Ограничете царской власти, безспорно, крупный исторически факгь, который долженъ быть подготовленъ предшествующими историческими усдовиями. Но каковы же эти услов!я? Проф. Сергеевичъ не приводить никакихъ новыхъ указашй и ограничивается лишь общеизвестными выдержками изъ переписки Курбскаго съ Грознымъ въ довольно обычномъ ея освещении. Немнопя его замечатя могутъ показаться и не вполне последовательными. Онъ говорить, что избранной раде удалось оформить свои притязашя и провести въ Судебникъ; но послёдшй говорить о приговоре „всехъ" бояръ, а не избранныхъ, что, конечно, не одно и то же. ДалЬе, по его мнйти), ,дребование Судебника о приговоре „всехъ бояръ" относится къ будущему и, конечно, никогда не было приве­дено въ исполнете; въ настоящее же время царя ограничи-валъ пе советъ всехъ бояръ, а только некоторыхъ" (369). Въ другомъ же месте указано, что „после нпзвержения Силь­вестра и Аданиева о соблюдены 98 ст. Судебника, конечно,. не могло быть и речи" (462). Оказывается, что въ эпоху ихъ влияшя эта статья могла и приводиться въ псполнеше, хотя они были заинтересованы въподдержании господства нее всЬхъ бояръ, а только пзбранньтхъ. Разрывъ царя съ избранной радой произошедъ вскоре поеле смерти царицы Анастасш, которая скончалась весной 1560 г. За цЪлое десятилетие со времени издашя Судебника проф. СергЬевичъ заметилъ одинъ лишь случай прим-Ьнетя ст. 98. Утверждая, что „государь можетъ призвать и не призвать бояръ въ думу", онъ д-Ьлаетъ въ примечаши такую оговорку: „единственноеотступлеше отъ высказаннаго въ тексте положения можно наблюдать только въ кратковременный перюдъ господства „избранной рады" Сильвестра и Аданиева. Она имела цельюсделать царя только предсЬдателемъ своего совета. И можнодопустить, что иногда и достигала этого. Въ выраженияхъ. указа 1556 г. можно видЬть прим-Ьръ осуществления жедательнаго для избранной рады порядка: „Лита 7064 авг. 21 приговорилъ государь царь и великий князь Иванъ ВасильевичъсовеЬми бояры". Эта форма соверииенно соответствуешь порядку установленному 98 ст. Суд. Ц. и (386 прим.). Значить ли это, что требование Судебника, противоречащее какъ интересамъ царя, такъ и избранной рады, было все же приведено въ исполнеше? По сохранившимся за пятидесятые годы XVи в. указамъ проф. В.-Будановъ подсчиталъ, что „въ эпоху власти избранной рады законъ объ ограничешн законодательной власти царя примЗшенъ былъ лишь одинъ разъ; царь совещался съ некоторыми боярами по собственному выбору два раза, а законодательствовалъ одинъ безъ бояръ шесть разъ" (171 прим.). Къ этому можно присоединить указате проф. Сергеевича, что самый Судебникъ изданъ только „съ боярые, а не со всеми боярами. Получается, действительно, странный результаты новый законъ объ ограничене царской власти остался всецело на бумаге—явлеше совсЬмъ не понятное при господстве и авторитегЬ старины. Но еще более странно, что правило Судебника о совйщании со всеми боярами практиковалось и до Судебника, и послЬ низвержения избранной рады. Въ упомянутыхъ засЬдашяхъ боярской думы 1549 г., когда обсуждался вопросъ о включеши въ перемирную грамоту съ Литвой царскаго титула, приговорилъ государь со в с4 ми бояры, что не сполна пие оати". Еще раньше, въ 1544 г., когда обсуждался въ думе вопросъ, оставаться ли государю въ Москве въ виду гровящаго наниествия крымскаго хана, или нетъ, то после прен!й бояре „сошли все на одну речь" (П. С. Л., т. Xиии , 435). Та же практика наблюдается и поеле 1560 г. Проф. СергЬевичъ самъ приводить одинъ такой случай: „Въ81 году окт. въ 9 день, по государеву цареву и великаго князя приказу, преосвященный Аптотй митрополигь и епископы и весь освященный соборъ, и бояре, князь И. 0. Мстиславской, и всЬ бояре приговорили" (о кияженецкихъ вотчинахъ) (А. И. и . , № 154 XиX ). А вотъ и еще рядъ примЬровъ: „Лита 7087 декабря въ 5 день государь царь и великий князь Иванъ Васильевичь всеа Русш съ сыномъ своимъ съ царевичемъ со княземъ Иваномъ и со в с е м и бояры приговорилъ, какъ ему, прося у Бога милости, итти на свое государево дЬло и па земское, на Немецкую и на Литовскую землю" (Вивл. XиV , 349). „Л4та 7090 марта въ 12 день государь царь и велиюй князь Иванъ Васпльевичь всея Русш приговорилъ со всеми бояры" (о ябедникахъ, крамольнпкахъ и составщикахъ) (Христ. иии , 35). И при даре ведоре соблюдается тотъ же порядокъ: „Л'Ьта 7094 государь царь и великий князь ведоръ Иваповичь приговорилъ со в с 4 м и бояры, какъ ему государю, на своего непослушника Свейскаго короля наступивъ, своимъ и земскимъ д'Ьломъ промышляти" (Вивл. XиV , 490). Известный апрельский указъ 1597 г. о кабальномъ холопстве царь „приговорилъ со всЬми бояры", тогда какъ не менЬе известный поябрьеюй указъ того же года о бЬглыхъ крестьянахъ начинается формулой—„царь указалъ и бояре приговорили". Не безынтересно отметить, что въ частной переработке Судебпика 1589 г., въ заголовке отмечено, что царь „приговорилъ и улолсилъ" его, между прочимъ, „и со всеми князми и бояры". Еще интереснее, что при учреждеши опричины въ 1565 г. царь Грозный „государьство свое Московское, воинство, и судъ и управу, и всяше дЬла земеше приказалъ ведати и дЬлати бояромъ сво­имъ, которымъ велЬлъ быти въ земскихъ: кн. Ив. Дм. Белькому, кн. Ив. Оед. Мстиславскому и всемъ бояромъ (Р. И. Б. иии , 257). Этотъ порядокъ удерживается н въХУПв.: Уложеше предписываетъ „боярамъ п окольничимъ и дум-нымъ людемъ... государевы всяме дЬла дЬлати в с е м ъ вместе". Проф. СергЬевичъ относить, однако, два послед-нихъ указашя не къ боярской думе, а къ особой боярской коллеии.

Получается соверииенно странный выводы правило Су­дебника, почти совсЬмъ не применявшееся въ эпоху господства рады, соблюдалось до Судебника и поеле устранетя избранной рады гораздо чаще и регулярнее. Отсюда
явствуетъ, что самое правило Судебника неправильно истолковано проф. СергЬевичемъ; иначе неизбежно надо придти кь заключению, что власть царя была еще более ограничена до Судебника, въ эпоху опричнины и поздние, при ОедорЬ Ивановичи. Такого вывода, конечно, не приметь и проф. СергЬевичъ. Что же означаетъ формула Судебника—„съ государева докладу и со всЪхъ бояръ приговору?" Она означаетъ то же самое, что и другая формула—„государь указалъ и бояре приговорили", т. е. совместное рЬшеше вопроса государемъ и всеми наличными членами боярской думы, и ничего более. Нередко встречающаяся отметка объ участш въ приговоре всехъ бояръ указываетъ лишь на обычный составь засЬдашй боярской думы: въ нихъ принимали учаспе „все бояре е, т. е. все наличные думные люди. Это наблюдете идегь въ соверииенный разрезъ~съ~вьГводомъ проф. Сергеевича, который утверждаетъ, что московсюе государи „всегда имели подъ рукой массу советниковъ, но совещались только съ теми пзъ нихъ, съ кемъ находили нужпымъ" (380).

Другой выводъ проф. Сергеевича, „что дума не нмЬетъ < никакой" своей „компетенщи" (390) надо признать совер­шенно вернымъ, но только не потому, что дума единственно исполняетъ приказы государей и внЬ этой чисто исполни-' тельпэй функщп соверииенно бездействуетъ, а лишь въ томъ смысле, что она ведаетъ дела совместно съ государемъ идет рядомъ съ инмь и никакой своей самостоятельной или особой компетенцией не обладаетъ. бгсутствю самостоятельной компетенщи у думы стоить въ связи и съ другой отрицатель­ной чертой въ ея организащп, подмеченной проф. Кзючевскимъ,—„въ отсутствш ея ответственности передъ государемъ" (Б. Дума, 468).

Но нельзя не согласиться въ известной мере и съ указаниемъ проф. Сергеевича на некоторую инертность въ деятельности думы: она постоянно и много работаетъ, но въ этой повседневной работе не заметно собственнаго ея почина въ возбуждети вопросовъ, подлежавшихъ ея разработке. Сами бояре въ 1608 г. прекрасно формулировали это свое свойство, отвечая гетману Рожинскому., что въ Московскомъ государстве бояре „во всякихъ делахъ безъ царскаго повеленья и начинашя ссылаться и делать не привыкли" (Соловьевъ, Vиии , изд. 4, 185)./Все допросы возбуждались въ думе исключительно двумя путями: 1) поеечмеефя"1а 2) приказными докладами. Указываемый ещевъ литературе третйй путь возбуждения вопросовъ въ думе челобитьями частныхъ лицъ и группъ населения обычно сливался со вторымъ, такъ какъ челобитья, если не удовлетворялись непосредственно усмотрениемъ государя, проходили предварительно стадаю приказныхъ справокъ и затемъ только поступали на обсуждеше думы.

Починъ самого государя являлся, конечно, самыхъ естественнымъ и обычнымъ началомъ въ деятельности его совета. Это „начинание" государя выражалось въ приказе или по-велеши боярамъ еиде|тие или епоговоритье, „помыслить" о такомъ то деле и объявить государю „способъ къ тому делуе. Памятники сохранили множество указане на подобные царские приказы думе. Напримеръ, Грозный въ 1552 г., отъезжая въ Тровцюй монастырь, приказалъ боярамъ „безъ себя сидети" объ устройстве Казанскаго царства и о кормленияхъ (П. С. Л., т. ХШ, 523). Въ 1573 г., во время Ливонскаго похода, въ Новгороде государь „веделъ боярамъ о свейскомъ деле поговорити, какъ съ свейскимъ королемъ впереди быти". И бояре кн. М. И. Воротынсюй съ товарищи приговорили вступить въ переговоры о перемирии (Карамз. иX , прим. 416). Вышеприведевное указание Котошихива (выше, стр. 451), какъ царь объявляетъ боярамъ и думнымъ людямъ свою мысль, вполне подтверждаетъ эту практику. Отъ царя Алексея сохранилось „письмо о какихъ делехъ говорить бояромъ а . Изъ этого чернового ваброска видно, какъ царь намечаль не только вопросы, по и решения ихъ, хотя лишь предварительный, предоставляя боярамъ и изменять эти ре-шения. НапримЬръ, по поводу пезаконныхъ действШ астраханскаго воеводы царь записалъ: „за то довелася ему смерт­ная казнь, а то самое легкое, что отсЬчь руку и сослать въ Сибирь", но тутъ же замЬтилъ: „учинить ему казнь, какую приговорите по сему наказу" (Записк. Отд. русск. и славян. археол. ии , 733—36). Что въ этихъ случаяхъ роль думныхъ людей не была только пассивной, чисто исполнительной, формулирующей лишь царскую волю, указано выше (стр. 451 и след.). Можно присоединить къ приведеннымъ тамъ случаямъ еще одинъ. Въ 1553 г. шли переговоры съ Литвой о вечномъ мире или о перемирьи. На заседании думы дьякъ Иванъ Михайловъ (Висковатый) доложилъ, что прежде обычно о перемирьи начинали речь послы, а нынче заговорили объ этомъ бояре. „И язъ, государь, чаю, что имъ хотЬти то слово и въ перемирные грамоты писати". Государь говорилъ со в с 4 ми бояры, „ пригоже ли то слово переставити?" И бояре говорили, чтобъ о томъ стояти крепко; а не возможно будетъ уговорить, то писати, что о томъ говорили бояре. Но дьякъ Иванъ Михайловъ предложилъ другой исходъ: „такъ и есть, нынеча то началось отъ бояръ, били челомъ государю бояре, и государь напгь то перемирье сделалъ для бояръ своихъ прошенья, ино такъ и написати, какъ ся дЪяло" (Сб. Р. И. О. LиX , 404). Этотъ проектъ быль принять, и принятое только что боярами решеше было видоизменено по предложению посольскаго дьяка.

Въ повседневной практике вопросы, подлежащее решении думы, возбуждались докладами изъ приказовъ. Поводы къ представлению такихъ докладовъ не были точно определены въ московскомъ праве. По Судебнику 2-му установленъ обязательный докладъ по деламъ новымъ, не предусмотреннымъ въ Судебнике (ст. 98). Выше высказано сомнеше (220) въ точномъ выполнеши этого правила, такъ какъ нельзя допустить, чтобы съ изданиемъ Судебника перестали применять въ практике обычныя нормы. Но съ другой стороны едва ли можно толковать это правило въ томъ смысле, что доклады допуска тась только въ ел учае недостатка указныхъ нормъ. Изъ приказовъ представляли доклады не редко и въ техъ случаяхъ, когда почему либо „судьи" затруднялись или не решались самостоятельно постановить приговоръ. В% Уложении правило о докладахъ формулировано въ более обшей форме: „А спорныя дела, которыхъ въ приказехъ за чемъ вер-шити будетъ не мочно, взносити изъ прикавовъ въ докладъ государю царю и великому княэю и его государе-вымъ бояромъ и околничимъ и думнымъ людемъ" ( X , 2). Почти теми же словами описываетъ порядокъ доклада и Котошихинъ: „будетъ которого Д'Ьла верииит1 имъ (приказнымъ судьямъ) за ч е м ъ не мочно, и то де ло взнесутъ предъ царя и предъ бояръ, и что по тому делу будетъ царстй указъ, и по тому такъ и быт1" ( Vии . 42). Решетя государя и думы по такимъ приказнымъ докладамъ и составляли текущее законодательство Московскаго государства, наниедшее свое выражеше въ дополнительныхъ указахъ къ Судебнику и въ новоуказныхъ статьяхъ (выше, стр. 221 и 234).

Въ этомъ всего отчетливее вскрывается та роль, какая выпала на долю боярской думы въ качестве постоянная) совета при государе по законодательнымъ вопросамъ и въ вопросахъ внешней политики. Поэтому можно говорить о думе, какъ объ одномъ изъ элементовъ въ составе государственной власти и именно элементе аристократическомъ. По мере того, какъ подрывался аристократизмъ въ составе думскихъ советниковъ, пропадало и политическое значете думы. Дума XVи в. гораздо авторитетнее думы XVии в., потому что пер­вая много аристократнчнее второй и гораздо тверже дер­жится за старый укладъ, за право совета, хотя и не умеетъ точно формулировать своихъ иритязании. Но какъ только формула была выработана и начала развиваться и крепнуть въ сознании современниковъ, то оказалось, что для проведе-шя ея въ жизнь не нашлось на лпцо достаточныхъ сощаль-ныхъ силъ. Выше были отмечены (стр. 292) главныя причины, подорвавнпя силы родословной знати къ исходу XVи и въ начале XVии в. Смута выднпнула значительно средше слу­жилые и тяглые классы, и важная роль земскихъ соборовъ отодвинула на второй планъ политический авторитета думы, которая держится гораздо больше старыми традищямп. чемъ


463

новыми живыми силами. Она становится все более только чиновной, бюрократической, и все менее аристократичной. Для думы XVи в. нельзя не признать весьма удачной характеристики ея политическаго положения, предложенную проф. Ключевскимъ. Онъ находить, что разграничить власть госу­даря и его боярскаго совета чрезвычайно трудно именно потому, что „государь и его совета не были двумя различными властями, а составляли одно властное верховное целое". Хотя государь „ежедневно д4лалъ много нравительствспныхъ д4лъ безъ участия боярскаго совета, какъ и боярсюй советь pи шалъ много делъ безъ учаспя государя; но это вызывалось соображениями правительственна™ удобства, а не вопросомъ о политическихъ правахъ и прерогативахъ, было простымъ раздйлешемъ труда, а не разграничешемъ власти" (Б. Дума, 468). Справедливо замечено, что „нельзя придумать никакой формы совместности, при которой не пришлось бы, въ слу­чае разноглася, кому нибудь уступить". Но и въ любой иэъ современныхъ лпсаныхъ конститугцй съ самымъ подробнымъ разграппчетемъ правъ отд'Ьльныхъ элемептовъ, образующпхъ государственную власть, можно отметить целый рядъ нормъ, не имеющихъ сапкции и соблюдаемыхъ только при даниюмъ соответствш сощальныхъ силъ. Для думы XVии в» гораздо больше подходить то, что говорить упомянутый авторъ въ другомъ месте своего изследовашя. „Въ присутствш государя дума могла иметь только совещательное значеше. При-говоръ, произнесенный боярами безъ государя, становился окончательнымъ решешемъ въ силу постояннаго на то нолномочея, и тогда дума действовала, какъ законодательная власть. Когда так]'е приговоры восходили на утверждеше государя, то въ этихъ случаяхъ дума также получала совещательное значеnиe . Но так]'е случаи являются исключительными, какъ отступлеHиe отъ нормальнаго порядка" (тамъ же, 503). Сдедуетъ лишь заменить, что право постановлять окопчатсльныя решения лишь по уполномочие низтюдило думу съ места ей ранее принадлежащего въ составе законодательной власти, и едпнымъ источпикомъ последней стаповплся тотъ, отъ кого дума получила свои полномочия, т. е. государь. Для преобразовала такой думы въ сенатъ Петру Великому оставалось сделать немногое.

Въ заключеше необходимо остановиться на мнйнии проф. Сергеевича о „ су дной боя рекой коддегш и . Отрицая думу, какъ учреждете, ТВ."И. СергЬевичъ полагаегь, что всЬ историки, касавшиеся вопроса о дум?, ошибочно отнесли къ неб тЬ мЪста источниковъ, которыя характеризуютъ не думу, а отобранную изъ ея среды судную коллепю. Корни этого учреждения онъ видитъ въ назначаемыхъ каждый разъ особо коммиссияхъ изъ 2—3 лицъ для разбора даннаго дЬла. Первый же опытъ превратить такия_временныя. Jw е HCfииja е jjbjno стрянную коллепю быль сдЬланъ Грознымъ при учреждении опричнины. Въ начали декабря 1564 г. государь съ семьей и"~съ~значительной свитой, захвативъ съ собой всю казну, уЬхалъ изъ Москвы. А 3-го января 1565 г. прислалъ изъ Александровской слободы на имя митрополита уведомлеше, что онъ намЪренъ оставить государство всл$дств1е измены бояръ и приказныхъ людей. Взволнованное населеше отправило къ государю многочисленное посольство съ челобитьемъ, чтобы онъ „государьства не отставлялъ и своими государьствы владЬлъ и правилъ, яко же годно ему", чтобы людей „на разхищеше волкомъ не давалъ, наипаче же отъ рукъ силныхъ лзбавлялъ"; „а хто будетъ государьеше лиходЬи которые измйнные дЬла д'Ьлади, и въ гЬхъ ведаетъ Богъ да онъ, госу­дарь, и въ живогЬ и въ казни его государьская воля". Го­сударь челобитье принялъ подъ уешшемъ класть опалы и казнить непослушныхъ изм-Ьнниковъ „и животы и статки имати", и сверхъ того „учинити ему на своемъ государьствЪ себй опришнину, дворъ ему себе и на весь свой обиходъ учинити особной". Въ опричнину были выделены значительныя части территор1и Московскаго государства (выше, 344), въ которыхъ и были исномйщены гЬ 1000 головъ князей, дворянъ и дЬтей боярскихъ дворовыхъ и городовыхъ, "которые были отобраны въ опричнину. То, что не взято было въ опричнину, осталось въ „ земскихъ", и объ этомъ не выдЬленномъ въ опричнину состоялось следующее распоряжеше государя: „Государьство же свое Московское, воинство и судъ л управу и всяк1е дЬла земеюе, приказалъ веЬдати и дЬлати <бояромъ своимъ, которымъ велеЬлъ быти въ земскихъ: кн. Ивану Дмитреевичу Вескому, кн. Ивану ведоровичю Мстиславскому и всймъ бояромъ; а конюшему и дворетцскому и казнач'Ьемъ и дьякомъ и всЪмъ приказнымъ людемъ вел'Ьлъ быти но своимъ приказомъ и управу чинити по старине, а о болшихъ д4лехъ приходити къ бояромъ; а ратные каковы будутъ вести или земсие велите дела, и бояромъ о гЬхъ деЬлехъ прихо­дити ко государю, и государь (приговоря) з бояры тЬмъ дй-ломъ управу велитъ чинити" (П. С. Л. Xиии , 391 — 395). Этихъ бояръ, которымъ ведено быть въ земскихъе проф. СергЬевичъ и счит аетъ судной бояре61Гек6л Нпей. действующей въ качестве постояннаго учреждетя, самостоятельно въ пре-делахъ предоставленной ей компетенция. Хотя онъ и думаетъ, что эта кол лепя имела определенный составъ, къ сожалент намъ неизвестный, и свою определенную компетенцию („ей предоставлено было видать все внутреннее управлете, воен­ное и гражданское, и судъ"), но на деле изъ этого вышло не много: „выскиее управлете, какъ и следовало ожидать, осталось въ рукахъ самого царя". При существующемъ у царя недовйрии къ боярамъ, имъ „трудно было действовать самостоятельно даже и въ мелкихъ вопросахъ текущаго суда и управлетя. Можно думать, что любимой формой ихъ дея­тельности были доклады государюе. „Во всякомъ случае трудно думать, чтобы земскимъ боярамъ предоставлена была комцетенщя, выходящая за пределы прямого применетя царскихъ указовъ" (Юр. Др. ии , 397—399). Но изъ летописной передачи не сохранившаяся указа явствуетъ, что текущее управлете и судъ осталось „по старине 44 въ рукахъ приказиыхъ людей, а земскимъ боярамъ поручены „болытя дела", т. е. ташя, которыхъ въ приказахъ „верииити было не мочно" по недостатку ли закона, по неуменью ли его понять и применить, или за равноглааемъ судей. Здесь открывается уже знакомая сфера деятельности боярской думы. И составъ земскихъ бояръ точно указанъ въ летописномъ разсказе. Это не только князья Бельсюй и Мстиславсюй, но и „все бояре", за исключетемъ взятыхъ въ опричнину; все проч1е и остались „въ земскихъ". Во всякомъ случае ни составъ, ни компетенщя земскихъ бояръ не представляются более определенными, чемъ составъ и компетенщя боярской думы. Земсие бояре должны были приходить къ государю о ратныхъ вестяхъ и о велики хъ земскихъ дЬлахъ. Но что значили велвшя дела? Опред'Ьлете этого предоставлялось раэуметю самихъ земскихъ бояръ, какъ разумЪнию приказныхъ судей решете вопроса о томъ, катя дела надо отнести къ большимъ. Весьма сомнительно, что въ подлинномъ указ% опредЬлеше компетенщи земскихъ бояръ дано въ болЬе точныхъ выражетяхъ, какъ думаегь В. И. СергЬевичъ. Летописецъ изложилъ дело вероятно терминами самого указа. „Определенная и собственная" компетенщя боярской судной коллепи даже въ изложении проф. Сергеевича свелась къ „зависимой и несамостоятельной"? Где же существенныя отличия этой коллепи отъ думы государей по составу и компетенщи? Ихъ нельзя со-всемъ указать. Въ доверииеше всего проф. Сергеевичу не удалось проследить существовате предполагаемой новой боярской коллепи даже въ течете 10 легь: по указанно его, она безследно исчезла. Надо думать, что она совсемъ и не воз­никала, а все отнесенное къ ней должно по прежнему отно­сить къ боярской думе. Но во второй половине XVH в. возникаете новая судная коллепя, известная подъ именемъ Расправной палаты . Объ этой палате известно было исторической литературе и до иэследовашя проф. Сергеевича. Проф. Н. П. Загоскинъ и почти одновременно съ нимъ проф. Ключевск1й отметили, что съ 1681 г.-упоминается боярская коллепя „у расправныхъ делъ", позднее получившая назваHиe Расправной палаты. Оба они согласно указали, что это постоянное учреждеше возникло изъ прежнихъ временныхъ коммишй для заведывайя Москвой въ отсутств1е госу­даря. Во время нередкихъ отлучекъ государей" изъ столицы временный коммиссш принимали доклады изъ приказовъ и о важныхъ дЪлахъ посылали царю въ „походъ", а по прочимъ „чинили указъ, по которымъ мочно" (Котош. ии , 17). При частыхъ отлучкахъ царя Алексея въ подмосковные дворцы и монастыри, такия временныя коммигаж сделались почти обычнымъ текущимъ явлешемъ и естественно перешли въ постоянное учреждеше. Съ другой стороны, оказалось весьма цЬлесообразнымъ уменьшить значительный притокъ докладовъ изъ приказовъ государю и боярамъ и темь предотвратить накоплеше дЬлъ въ думе. Такимъ отвлекающими учреждетемъ и явилась Расправная палата, куда и стали направлять приказные доклады по спорнымъ суднымъ дедамъ. Проф. СергЬевичъ хочетъ изменить эти наблюдения лишь въ томъ, что отодвигаетъ возникновете постоянной боярской коллепи къ концу первой половины XVии в. и находить, что такая постоянная коллепя известна уже Уложению, и въ этовсъ смысле толкуетъ вышеуказанную ст. 2 гл. X Уложения. Но такое толкование едва ли можетъ быть принято. Упомянутая статья говорить о представлении докдадовъ изъ прикаэовъ „государю парю и великому князю и его государевымъ боярамъ, околничимъ и думнымъ людемъ" и далее предписываеть боярамъ и думнымъ людемъ „сидети въ па­лате и по государеву указу государевы всяюя дела делати всемъ вместе а . Хотя вдесь упомянуть терминъ „палата", но онъ обозначаетъ место заседашй думныхъ людей, а не учреждеше, выделеннное изъ состава думы, такъ какъ статья говорить о всехъ думныхъ людяхъ. Кроме того, въ Расправной палате государь не заседалъ, а въ статье идепГречь о докладе государю. Такое несоотЕетств1е не могло ухорониться ¦отъ вниматя проф. СергЬевича, но онъ объясняетъ этоеенедостаткомъ редакщи а (405). Онъ заметилъ и другую непо«следовательность Уложен иn : если въ Расправную палату восходятъ все спорныядела изъ приказовъ, тоетуда же еледовало бы направить и челобитья на отказъ въ правосудш; а между темъ по Уложению предписано „о томъ бита челомъ л чедобитныя подавати государю" ( X , 20), а не въ палату. Таюе резше недостатки редакщи проф. СергЬевичъ склоненъ объяснить неуменьемъ согласовать вновь возникающее учреждете съ остатками старины (405 и 408). Но въ тоже время признаетъ, что ст. 2-ю нельзя разематривать какъ „чистую .новость; она только формулируете прежнюю практику" (410). Нельзя не признать последнюю догадку гораздо более ве­роятной. Прежняя практика знала только доклады государю и боярамъ, а совсЬмъ не постоянной судной коллепи.

В. CepztbeeuHb . Юр. Древности, ии , 35°—е8°! В.-Будановъ. 'Обзоръ, 162—178; Н. /7. Загоскинъ. Йстор!я права Москов«скаго государства, т. ии , 1879; В. Клюневский. Боярская дума, есъ гл. Vии и до конца.