Ii том (рабочие материалы)

Вид материала

Содержание

Литвинская Ирина Геннадиевна
Мазур Сергей Александрович
Малявина Софья Андреевна

Подобный материал:

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30

Леонтович Александр Владимирович (1963 г. р.)

Я всегда чувствовал собственные истоки и трепетно к ним относился. В начале 90-х гг., когда казалось, что окружающий мир пошатнулся, что нет незыблемых основ и идеалов, к которым можно было бы стремиться, я твердо знал, что мои родственники и предки, жизнь которых прошла во времена смут и революций, лжи и метаний, сохранили искренность своих убеждений, честность, любовь и прожили достойную жизнь. Таковыми были Остап, бывший писцом в Запорожской Сечи и, по семейному преданию, изображенный на картине Репина «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану». Мой дед, академик Александр Васильевич, физиолог; мой дядя, советский физик академик Михаил Александрович; конечно же, моя мама, Татьяна Александровна, профессор, известный в мире морфолог нервной системы. И многие другие любимые и уважаемые мной родственники. В 1980 г. я закончил молодую тогда 43-ю школу (ныне гимназия на Юго-Западе № 1543), ее основатель Ю.В. Завельский руководит ею до сих пор, а она многие годы уверенно держится в числе 10 лучших московских школ.

После окончания физфака (кафедра физики атмосферы) МГУ я работал в Институте геохимии и аналитической химии им. В.И. Вернадского, в 1986-87 гг. участвовал в работах по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, в 88-м – в составе Московского спасательного отряда – по ликвидации последствий землетрясения в Спитаке (Армения). В 89-м я перешел из института в Дом научно-технического творчества молодежи Московского городского Дворца пионеров и школьников – ныне Московский городской Дворец детского (юношеского) творчества (МГДД(Ю)Т), где заведовал лабораторией природы Земли. Педагогическая деятельность увлекла, и спустя два года мы с коллективом единомышленников (друзей-однокурсников с разных факультетов МГУ) организовали среднюю общеобразовательную школу № 1333 «Донская гимназия» (ныне «Лицей на Донской»). Продолжая работать в школе (директор), не оставлял и Дворец детского творчества (с 2001 г. – директор, затем его заместитель).

При этом с основания школы я искал контакты с интеллектуальным педагогическим сообществом – мне хотелось зафиксировать интуитивно чувствовавшиеся интенции в построении нового содержания образования, ради чего мы и организовали школу (официальная психолого-педагогическая наука не подходила; забегая вперед, скажу, что разработанную мною оригинальную концепцию исследовательской деятельности учащихся удалось реализовать в нашем лицее, Дворце детского (юношеского) творчества и ряде московских образовательных учреждений). На семинаре по итогам конкурса фонда Сороса «Обновление гуманитарного образования в России» – семинар проводила команда П.Г. Щедровицкого – я познакомился с методологическим сообществом и осознал смысл проектного подхода в организации собственной профессиональной деятельности. Два годя спустя по рекомендации Н.Н. Вагановой (специалист Московского департамента образования) я попросил председателя Московского экспертного совета по экспериментальной деятельности Н.Г. Алексеева стать научным руководителем городской экспериментальной площадки по развитию исследовательской деятельности учащихся и моим руководителем по разработке этой проблематики.

Так получилось, что у меня с Никитой Глебовичем сложились очень тесные, доверительные отношения. Может быть, этому способствовали былые занятия туризмом (я мастер спорта СССР по спортивному туризму), которым мы в разное время занимались в турклубе МГУ и в котором у тысяч советских людей формировался единый менталитет, а может быть, и общие ценности – жить, соотносясь прежде всего с собственными установками. Так или иначе, а мы с НГ провели вместе многие дни на семинарах и в экспедициях на Север, Кавказ, в Крым, вели многочасовые беседы в местах, условно называемых «гектар» – в костромских деревнях Шахматово и Нозьме.

Именно в этих беседах шло формирование моих представлений о методологической культуре и нового взгляда на собственную научную и организаторскую деятельность как миссию: главная цель и результат образования – развитие субъектности, постановка рефлексии – необходимое средство организованного обучения и т.д.

Общение с удивительными людьми, вышедшими из методологической школы (или контактировавшими с ней), стало для меня ориентиром и источником новых мыслей. Это В.И. Слободчиков, И.Н. Семенов, О.С. Анисимов, В.К. Зарецкий, А.Б. Шеин, И.С. Павлов, Р.Г. Каменский, С.И. Краснов и многие другие. Я знаю, что сегодня в сообществе методологов нет единства, однако убежден, что все, имеющие отношение к наследию Г.П. Щедровицкого, деятельности его учеников и последователей, достойны уважения и понимания.

Методология помогла мне сформировать ряд важнейших принципов, реализованных в работе Донской гимназии и Лицея на Донской, Дома научно-технического творчества молодежи, а также учреждений, входящих в Городскую экспериментальную площадку и сеть Всероссийского конкурса юношеских исследовательских работ им. В.И. Вернадского.

Таковыми принципами стали:

- необходимость воспитания у детей общеметодологических навыков исследовательской деятельности, применимых в разных областях естественных и гуманитарных наук;

- идея эффективности разновозрастного сообщества, объединенного на основе выполнения учебно-исследовательских работ школьников;

- принцип организации общешкольных проектов (дальние экспедиции, глобальные конференции и др.) как главного средства развития педагогического коллектива, сообщества учащихся, учреждения в целом, включения их во внешнюю разнопозиционную среду (этот список можно продолжить).

Развитие указанных принципов позволило мне в полной мере осознать, что российская методологическая школа – уникальное направление мировой общественно-философской мысли, а выработанные в ней инструменты эффективны для организации и развития образовательной среды в конкретном учреждении.

Главные проблемы методологического движения видятся мне в соблюдении тонкой грани между метапредметным знанием и культурно-профессиональными традициями научных и других практико-ориентированных областей общественной жизни. Именно здесь возникают наибольшие проблемы в соорганизации совместной деятельности и личностных контактах методологов и специалистов в своих предметных областях (известно много отрицательных примеров). Я утверждаю, что настоящий методолог – это человек, с одной стороны, имеющий достаточный опыт реализации различных типов деятельности, владеющий метапредметными знаниями и навыками, и, с другой стороны, обладающий глубокой внутренней культурой, которая позволяет ему экспертным путем соотносить предметно-ориентированную культуру и методологическое знание; причем общих рецептов воспитания (или выращивания) методологов не существует. А блестящим образцом методологической предметно-ориентированной культуры был Никита Глебович: он всегда слушал и на ходу адаптировал нормы проектирования к конкретной ситуации путем организации совместной рефлексии.

Я кандидат психологических наук, почетный работник общего образования, лауреат премии «Грант Москвы» (2003, 2006), председатель редколлегии журнала «Исследовательская работа школьников» и сопредседатель Общероссийской конференции «Исследовательская деятельность учащихся в современном образовательном пространстве». С 1993 г. – председатель Оргкомитета Всероссийского конкурса юношеских исследовательских работ им. В.И. Вернадского (в нем ежегодно участвует более 300 образовательных учреждений из 50 регионов России), руководитель ежегодной Московской городской комплексной исследовательской экспедиции школьников.

Литвинская Ирина Геннадиевна (1957 г.р.)

Сколько раз мы называли себя продолжателями дела Г.П. Щедровицкого, но оказаться в числе причисленных к движению – это никому даже в голову не приходило. А посему – волнительно до холодного заикания.

История помнится только яркими мазками: Георгий Петрович на телевидении, поиски вожделенного «кирпича», и три имени таких же звенящих, как в песне «Кошурников – Стофато – Журавлев»: Щедровицкий – Попов – Громыко. И потом, как бы ни развивались события дальше: «К топике организационно-деятельностных игр», «Мышление в зоне риска», «Проектирование и программирование развития образования» и многое другое – это все об одном ... и про единое.

Но что дала нам причастность к движению?

Прежде всего, Игру. Помню, как она началась для меня: выступление на общем заседании в институте усовершенствования учителей, обращение к своим товарищам за поддержкой и вдруг – дурацкие вопросы, затягивание в какие-то туманные смысловые сети, удары под дых... Мир перевернулся: все, что казалось искренним и честным, превратилось в холодное, расчетливое мышление и интеллектуальное превосходство. А потом глубокой ночью Гена Блинов и Манук Мкртчян (он руководил игрой) шли по длинному мосту, боясь только одного – чтобы глубокая рефлексия не закончилась полетом вниз, в черноту Енисея. С тех самых пор, начиная с 98-го, каждая игра, а их прошло более 50-ти, заканчивалась для меня неожиданным срывом и продолжительными беспричинными слезами. Только прожив немалое время в христианстве, удалось научиться преодолевать собственный эгоизм, амбиции и беспочвенные претензии на истину – все то, что из подсознания вываливалось в пространство игрового действия и мышления.

Есть несколько ключевых вещей, которые достались нашему краю от школы Георгия Петровича.

Прежде всего, ОДИ как форма коллективного мышления. Пожалуй, и сегодня нельзя однозначно ответить на вопрос, можно ли его противопоставить индивидуальному, заменить одно другим. В игровом пространстве сила интеллекта, предвидения, духа руководителя становится непреодолимой планкой для многих участников. И чаще всего это не кажущаяся рамка, а горизонт, до которого участники (и даже члены штаба) все никак не могут дойти. Но когда мы говорим об инновационном цикле, то реальные перемены связаны с волей, ценностями и желаниями последователей. И практика воплощений пока оставила нерешенными вопросы, как далеко должно продвинуться коллективное мышление, чтобы оно могло перерасти в реальные шаги преобразований. Возможно, вопрос даже в другом: как мыследеятельностную практику ОД игр сделать нормой мыслительной работы разных коллективов. К сожалению, сегодня мы имеем обширную ОДИ-образность не в самом удачном варианте сочетания работы в группах с общими заседаниями, а в лучшем случае – как коммуникацию разных участников.

Мне представляется, что в Красноярском крае такая редукция была связана, прежде всего, с тем, что мыслительные семинары легли в основу совместных федерально-британских проектов. И вскоре место «чистого» мышления заняла политизированная коммуникация. А с другой стороны, возможно, в наших играх с какого-то времени работа над тематизмом возобладала над исследованием и закреплением процедур и способов реализации групповых мыслительных процессов.

И все же наш край отличается особой культурой мыслительной работы, которая связана с идеологией коллективного программирования и ОДИ. Только нашей командой на территории края было проведено более 50 игр, прежде всего, с участниками инновационных комплексов, заведующими районных управлений, работниками краевого управления образованием, методистами ИПК, преподавателями и студентами пединститута т.д. Около 10 лет назад школы комплексов начали сами проводить ОД игры с детьми, педагогами и родителями. Но, несмотря на то, что многие из нас попробовали свои небольшие игры, серьезные игры и общие сборы всего движения проходят дважды в год, когда Манук Мкртчян приезжает в Красноярск.

Каждый его приезд – две-три нешуточные игры. Достаточно вспомнить весну-2004: «Диалогическое мышление», «Профессиональный портрет руководителя общеобразовательного учреждения Красноярского края», «Управление становлением новой общеобразовательной действительности Красноярского края». Думаю, что игровая и мыслительная активность прижилась в крае благодаря не только усилиям Манука, но и движению, которое за ним и во многом благодаря ему состоялось – КСО-шникам, людям, которым интересны вопросы коллективного в образовании.

Важным аспектом развития игры для нас стали ОДИ по обыгрыванию моделей учебных занятий, прежде всего, коллективного обучения и сетевого образовательного пространства. Этот опыт проигрывания на себе очень помогает в первую очередь тем, кто работает в системе повышения квалификации. Работать не скучно, когда можно придумывать и исследовать новые формы и варианты работы. Именно ОДИ с директорами школ позволили нам смоделировать и промыслить вопросы перехода к неклассноурочным моделям обучения в малокомплектных сельских школах. Сегодня в крае работает около 15 школ, где обучение идет в разновозрастных группах учащихся.

Мне представляется, что многие вещи, появившиеся в методологическом движении, становятся инструментами изменений в образовании. Приведу простые примеры: на уроках можно применять схематизацию и обучать ей при изучении любых предметов, а «трехслойка» помогает при анализе урока. Если проанализировать включенность каждого ребенка на уроке на уровне понимания, коммуникации, мыследействия, рефлексии или мышления, и связать это с разными тактами урока, содержанием и формами работы, можно серьезно влиять на работу педагога. Сегодня вопрос включенности каждого ребенка – один из наших проектов, с которым мы выходим на коллективы школ и целых районов.

Есть еще много интересных вещей: работа со схемами, пониманием в коммуникации, рефлексией и программированием. Но все-таки главное, почему мы чувствуем себя в методологическом движении, – это потому, что разные люди в нем могут понимать язык, схемы, идеи. Потому что они читали и продолжают читать «Вопросы методологии», «Кентавр», труды ГП, много других важных и необходимых нам книг в разных традициях, близких к методологическим. Потому что в сообществе еще остаются люди, которые настаивают на возможности строить общее будущее для общей страны.

Мазур Сергей Александрович (1966 г.р.)

Два года участия в рижском методологическом семинаре Игоря Злотникова – слишком короткий срок для того, чтобы быть отмеченным в словаре, отражающем персоналии методологического движения на постсоветском пространстве. Хотя не исключаю, что некоторый интерес моя деятельность может иметь с точки зрения оценки инновационных подходов ученика Г.П. Щедровицкого – Игоря Вольдемаровича, благодаря которому методологическая традиция постепенно становится частью социокультурного ландшафта Латвии.

Инновацию Злотникова я понимаю как хорошо продуманный эксперимент в ситуации возрастающей регрессии методологического движения в Латвии. Смысл инновации – включить в деятельность, связанную с развитием методологической ситуации, те элементы, которые, на первый взгляд, менее всего подходят для сложной интеллектуальной деятельности, принятой в ММК. Действительно, моя биография выдает сведения о рядовом преподавателе истории, заочно получившим образование в Даугавпилсском педагогическом институте, с почти двадцатилетним стажем в разных школах Риги. Однако именно знакомство с Игорем Злотниковым позволило обогатить мой жизненный опыт, изменить траекторию моего профессионального развития и самоопределения в целом. В 1991 г., еще задолго до знакомства с ним, в той локальной, естественно, оторванной от российской интеллектуальной жизни действительности, я стал формироваться как гуманитарий.

Мое мировоззрение складывалось в два этапа: от своеобразной позиции богостроительства – к абсолютному идеализму.

Мое богостроительство (с 1991 г. по 1997-98 гг.), конечно, нельзя поставить в один ряд с богостроительством А. Луначарского и др. Оно, впрочем, делилось на два аспекта: религиозный и философский. Первый связан с вангажским религиозным движением, которое строилось по типу первых христианских общин. Мои заслуги перед церковью были оценены двумя годами работы в Латвийской христианской миссии. Именно в это время я написал два базовых текста, регламентирующих мою деятельность: «Человек и власть в Евангелии от Матфея» и «Народ и толпа в Новом Завете». Трактуя созидательную деятельность как религиозную, позже я переложил максимы выработанной доктрины в учебное пособие для школы «Евангелие и человек», изданное Педагогическим центром «Эксперимент» в 1997 г.

Философский аспект богостроительной парадигмы моей жизни формировался юрмальским философским кружком, спонтанно возникшим благодаря преподавателю философии Алексею Романову и моему однокурснику по Даугавпилсскому институту Сергею Успенскому, которые подвергли резкой критике мое богостроительство. Разрыв с вангажским религиозным движением, а также с христианской миссией совпал с распадом юрмальского философского кружка и формированием у меня новой позиции абсолютного идеалиста с хрис ем у меня новой позиции абсолютного идеалиста. Результат этого сдвига – оставшийся в тетрадях неопубликованный текст «Смысл жизни и абсолютный идеализм». Выражением моей новой жизненной позиции стал совместный с А. Романовым тианской миссией совпал с распадом юрмальского философского кружка и с формировани проект гуманитарного семинара SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS.

Источники моего самодвижения вытекали из немецкой классической философии, прежде всего, Канта и Гегеля, частично из философии Платона. Так как еще в период богостроительства мою позицию определяли этические предпочтения, то первоначально в немецкой (кантовской) классической философии мое мышление определялось «Критикой практического разума». А так как практический разум имеет дело с целями и средствами, то встреча с методологическим движением означала для меня новый социальный эксперимент, в котором жизнедеятельные компоненты дополнялись (или уничтожались?) мыследеятельностью. Наиболее сложными вопросами, которые вытекали из позиции абсолютного идеалиста и ответы на которые я искал у Г.П. Щедровицкого, были: определяет ли наша мысль априорную природу мира (философский вопрос) и на каких основаниях должна складываться деятельность трансцендентного субъекта по отношению к эмпирическому миру (этический вопрос)?

Благодаря гуманитарной деятельности, воплотившейся в рижские Чтения SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS – ссылка скрыта 1999-2006 гг., активные (в настоящем или прошлом) участники ММК И. Злотников, М. Строжев, А. Раппапорт и др. внесли в жизнедеятельность семинара мыследеятельностный компонент.

Сотрудничество упомянутого семинара с BISI Игоря Злотникова началось с осени 2004 г. Тогда же (04.12.2004) на гуманитарном семинаре по теме «Русский мир и Латвия: прошлое – настоящее – будущее» выступил с докладом Петр Щедровицкий. XIV Чтения благодаря организационной поддержке И. Злотникова позволили рижским гуманитариям реализовать мечту 10-летней давности – подготовить периодическое издание Альманаха SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS – и стали своего рода «переломными»: наконец-то, удалось решить задачу, которую еще в 1999 г. поставили учредители семинара – сформировать в Латвии интеллектуальную площадку, на которой можно было бы обсуждать актуальные гуманитарные и социальные вопросы. В решении этой задачи участвовали известные деятели методологического движения России и других стран – Александр Левинтов, Геннадий Копылов, Андрей Волков, Владимир Мацкевич, Тимофей Сергеец, Сергей Градировский.

2006 год стал для меня знаменательным из-за публикации в «Кентавре» моей статьи «Схемы в школьной истории», подготовлегнным текстом «Мышление и деятельность: конструирование схем в истории» в грантовом конкурсе Фонда «Институт развития имени Г.П. Щедровицкого», а также из-за более тесного сотрудничества с BISI Игоря Злотникова, открывающего перспективы в продолжающемся с 1999 г. моем социальном эксперименте.

Малявина Софья Андреевна (1982 г.р.)

Выпускница Тольяттинской академии управления, руководитель пресс-службы Минпромэнерго России

Мне льстит возможность участия в этом сборнике: для меня ММК всегда было чем-то закрытым, даже священным, поэтому не до конца понятным. Я никогда не осмелюсь отнести себя не только к Кружку, но и к методологическому сообществу. И очень странно, когда некоторые люди, зная «верхушки» методологии или с ней как-то пересекаясь, называют меня методологом.

Мне повезло, я попала в коммуникативную среду, где обучали методологическим способам и инструментам. Эта среда, это место называется Тольяттинская академия управления. А носителями тех самых способов и инструментов являются люди, прошедшие через ММК, которые меня учили, с которыми я работала в Академии.

Здесь важно сделать акцент: методология сейчас представлена, прежде всего, не в каких-либо объединениях и организациях, а на людях и тех связях, которые они несут на себе. И появлением себя я обязана именно этим людям, которых сначала воспринимала как просто интересных и неординарных людей.

Преставление о методологии для меня начало разворачиваться вокруг понятия «коммуникация», понятия, которое для меня стало основным во время обучения в ТАУ, оно же остается основным и сейчас и, по сути, является базой для поддержания коммуникации с «методологией». Моя ситуация заключалась в том, что я находилась на стыке разных позиций. И именно на этом разрыве разыгралось «действие», которое можно назвать «ММК в лицах». Все «герои» по-разному интерпретировали ситуацию, у них были различные понятия коммуникации. Почему разные? Потому что люди вышли из МКК в разные сферы деятельности, адаптировав приобретенный инструментарий к новым условиям и возможностям.

Что касается понятия коммуникации, которое я использую, то его формирование началось с прохождения курсов Ю.Б. Грязновой и Г.А. Давыдовой. Курсы входили в блок «Коммуникационный менеджмент», разработка которого началась в 1995 г. группой преподавателей (вышеупомянутыми вместе с В.П. Литвиновым, В.В. Максимовым, Н.И. Таракановой, И.В. Шияновой) и строилась главным образом на подходе – коммуникация в действии. Сам тип проекта по складыванию этой дисциплины оказался коммуникационным. Именно так, постепенно, вошла со своими предложениями по действиям в этот проект и я.

С работой С.А. Семина я познакомилась через коммуникационный проект «Коммуникационное сопровождение деятельности» (КСД), главными разработчиками которого также были Р.В. Боюр и Ю.Б. Грязнова. Много раньше Семиным была представлена схема социальной коммуникации, на которой строилось КСД и которая сейчас является базовой для подготовки специалистов по связям с общественностью в Академии.

Переломным моментом в становлении технологии КСД стало участие группы коммуникационного менеджмента, взявшей на себя функцию коммуникационного сопровождения проекта УКО (программа «Подготовка управленческих кадров для модернизации системы образования»). Стало ясно, как такие работы должны вестись на реальных проектах, и технологии КСД необходимо было найти место в профессиональной онтологии коммуникационного менеджмента. На этом этапе – вхождения в коммуникацию с проектировщиками – значительный вклад в понятие коммуникации внесли А.П. Зинченко и Н.К. Андрейченко.

Моя позиция сформировалась на разрыве двух пониманий коммуникации: коммуникация как инструмент победы, «продавливания» своего проекта – и социальная коммуникация, которая строится на договоренностях и связностях. Я понимала силу и основательность обеих позиций.

Необходим был конструкт, который бы объединял эти понимания и людей, занимающих обе позиции. Попытка выстраивания такого конструкта была осуществлена на проекте «ПАС-онлайн». Это – информационное сопровождение проектно-аналитической сессии (игры). Сложившаяся понятийная конструкция выполнила эту задачу: она начала задавать понимание нескольких групп людей. Это и стало «моим вкладом» в дисциплину «Коммуникационный менеджмент».

В дипломной работе я зафиксировала итоговые понятия коммуникации, которые были сформированы в процессе многолетних дискуссий и работ. Именно диплом, рецензентом которого был Г.Г. Копылов, позволил мне начать общение и работу с этим человеком.

Не могу не назвать и В.А. Никитина, с которым мы обсуждали социокультурный аспект коммуникации, а с В.Е. Волковым обсуждали «коммуникацию в городском пространстве».

Были и так называемые «мимолетные встречи» с О.И. Генисаретским, В.Л. Глазычевым, С.В. Поповым, П.Г. Щедровицким. Читая, слушая, спрашивая их, я пыталась «отрабатывать» понятие коммуникации.

Методология дает много для деятельности, и когда ты находишься вне методологии, и когда уже из нее выходишь. Методологический инструментарий – незаменим. Бывших студентов ТАУ часто спрашивают, помогает или мешает приобретенное из методологии? Я могу ответить, что пока это наше конкурентное преимущество.

В Минпромэнерго многие методологические способы уже стали базовыми в работе. И это не только схематизация, которая признана лучшей по принципам и исполнению среди всех министерств. Анализ рисков мы проводим не в западной парадигме, а с помощью созданной в стране технологии. Под каждую задачу изменения ситуации создается новая уникальная схема на основе анализа ситуации и конструирования новых инструментов. Мы спроектировали особые коммуникационные формы: сайт задан тремя форматами – официальным, медийным, экспертным; экспертный клуб создан как формат по анализу и формированию общих позиций с экспертным сообществом; расширенные коллегии проводятся для выработки стратегий развития совместно с бизнесом.

Многие коллеги (в том числе из выпускников Академии), которые привлекаются к работам в министерстве, «знают» о методологии и создают «вокруг» своих работ соответствующую среду. В этом проявляется их квалификация..

Blog

Ii том (рабочие материалы)

Содержание

Леонтович Александр Владимирович (1963 г. р.)