Geum.ru

Ii том (рабочие материалы)

Вид материалаДокументы

Содержание


Белогородский Лев Семенович
Боровиков Сергей Евгеньевич
Верховский Николай Сергеевич
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

Бахтурин Дмитрий Александрович (1964 г.р.)


Я родился и вырос в Ленинграде, в обычной советской семье: мама – медсестра, папа – инженер, он приехал из Вологды поступать в институт, закончил, распределился, так семья здесь и осталась.

Одно из первых воспоминаний «в тему» – тайное чтение Маркса, Энгельса и Ленина. Восстановить всю цепочку – как это случилось – сложно, но факт есть факт: к 8-му классу всеми правдами и неправдами я осилил «Манифест компартии», «Тезисы о Фейербахе», «Анти-Дюринг», «Материализм и эмпириокритицизм», начало «Капитала». Осилил – разумеется, сильно сказано. Что мог понять там обычный школьник, которому не с кем об этом было поговорить? Да и сам факт чтения такой литературы приходилось скрывать. Философия иначе как по разряду «болтология» в семейных кругах не проходила. Тем не менее: «мир познаваем, но никогда не познаем до конца», «электрон также неисчерпаем, как и атом», «Д – Т – Д’», «познать мир vs изменить мир» впервые – оттуда.

Питерский «Военмех» начала 80-х. Основы моего технического образования были заложены там; в общем, его и сейчас достаточно, чтобы общаться с самыми разными технарями и производственниками. Еще более важным был «дух» – дух советской инженерной школы, школы победителей – ракетный щит, космос. Всемогущество технической мысли специально даже не пропагандировалось, оно просто витало повсюду. «Нам нет преград…» Наряду с сильной технической школой – странная смесь пренебрежения и беспомощности в отношении гуманитарных наук.

Первая из «прокатившихся» по мне «интеллектуальных машин», оставившая неизгладимый след – ТРИЗ. К концу 80-х питерская школа Теории Решения Изобретательских Задач была на самом пике. Все основные свершения уже были позади, мэтры вкушали заслуженную славу и почет. Занятия университета ТРИЗ собирали до ста человек. Я слушал и общался практически со всеми корифеями – Митрофанов, Литвин, Злотин, Герасимов, Фейгенсон, Викентьев. Кроме собственного содержания, важнейшее для меня значение имела этическая норма ТРИЗ: «Творцом может стать каждый». Она до сих пор мне ближе, нежели элитарные установки методологии.

Воспоминание тех лет: еду в троллейбусе, размышляю о пользе от обучения. «Если ТРИЗ учит делать изобретения «на заказ», то сделай его сейчас. Прямо сейчас!» Взгляд упал на проезжавший рядом автомобиль. «Так, колесо. Берем принцип динамизации…» И ведь сделал! Простенькое, наверняка уже известное – но по заказу (читай – по методу), полезное и красивое.

Пик перестроечных лет – 92-93 годы – я пролежал с тяжелой травмой, «без отрыва» от больничной койки. Нет худа без добра – остался жив в те буйные годы и освоил «Экономический образ мышления». Многие читали эту замечательную книгу П.Хейне, но, думаю, мало кто мог позволить себе не спеша прорабатывать по главе в неделю, решать все задачи, да еще и обсуждать со старшим учителем. Таковым для меня был А.П. Ляликов – изобретатель, педагог, философ, раз в неделю навещавший меня и даривший общение. 23 главы, 23 недели.

После такой подготовки не составило труда переквалифицироваться. Освоившись после травмы, я в феврале 94-го уже работал финансовым директором в совместном предприятии, а через полгода попал в орбиту предпринимательской деятельности участников методологического сообщества. Первые работы по оценке стоимости бизнеса и расчету инвестиционных эффектов сделаны именно тогда. Вот так – через редкую для того времени квалификацию – я попал в «питерскую» ветвь сообщества, в те годы разворачивавшую свою активность на базе философского факультета Санкт-Петербургского университета в форме отделения конфликтологии. Это широко известные в сообществе имена: Р. Шайхутдинов, И. Постоленко, Ф. Александров. Именно благодаря этим людям я впервые узнал о Г.П. Щедровицком, послушал лекции П.Г. Щедровицкого, начал ездить на Чтения.

Как мне представляется, сообщество тогда для зачерпывания нового материала «пошло в массы». Объективно – благодаря становлению нового поколения методологов с лидерскими амбициями, и субъективно – в силу ухода Георгия Петровича. Мне, к сожалению, не довелось его лично увидеть и услышать.

Характерное воспоминание. Середина 90-х. Петр Щедровицкий читает лекции на философском факультете Санкт-Петербургского университета. Устав от моих вопросов, он задает свой: «Когда же ты мыслить-то начнешь?» Ответ выскочил сам собой: «Да топко, Петр! Не опереться». Недоверие к мышлению – чужому, своему – доминанта «доисторического» периода. Вот понимание – это да! Пока я не могу выявить, откуда этот примат понимания над мышлением в моей доистории. Факт налицо – существовал какой-то внутренний запрет на самостоятельное мышление и действие на его основе – в ожидании какого-то «полного понимания». Действие же без такого понимания представлялось этически недопустимым и – в глубине души – недопустимо опасным. С другой стороны, не устраивало и «понимание до конца» – тогда мир становился невообразимо скучным. Планка вновь сдвигалась. В полной мере этот цикл развернулся на играх серии «Гуманитарные технологии». Они так и прошли для меня: в отчаянных попытках понять, разрешить себе действие – и разрушить понимание. Хотя сражение было скорее трагикомичным – стандартно подкованный технарь «с креативом» против гуманитарного фронтира. Я почти не помню даты, названия игр, темы выступлений. Все слилось в некий единый фон, сплющилось – видимо, именно вследствие этих попыток связать все воедино, свести и вывести.

Деятельностный слой жизни в доистории существовал отдельно. С конца 90-х, выйдя в «свободное плавание», я поработал изобретателем, выпускал заводскую многотиражку, возглавлял инжиниринговый центр при «Военмехе», проводил семинары по управлению и экономике, исследовал инновационную деятельность, консультировал, руководил проектами развития в разных корпорациях. С 2003 г. начал проводить игры («игры по делу», как я их называю), все более и более «оргдеятельностного типа». За последние годы по мне проехалась еще одна «машинка» – школа тренеров-инструкторов практической психологии адлерианского толка. Для невстроенного ни в какую систему субъекта – грех жаловаться на судьбу, карьеру и заработки.

2006-й оказался во многом поворотным. Осознана и принята простая мысль: понимая, мы понимаем результаты чужого мышления. Т.е. в любом случае опираемся на его (мышления) результаты – свои или чужие. И глубина освоения мира этим мышлением – не более булавочного укола, шахта «Распадская» по отношению к толще земной коры. Не страшно. И радостно, что скучно не будет.

Сфера интересов: инновации и игра, интеграция процессов и превращенная форма. Одной из своих практических задач на ближайший период ставлю «рекультивацию» ТРИЗ и ее переосмысление с использованием методологического аппарата.


Белогородский Лев Семенович (19.. г.р.)

Моя первая встреча с методологией могла состояться в 1989 г , когда один из моих знакомых предложил мне принять участие в мероприятии со странным названием – ОДИ. Но в то время в моей жизни начался новый этап – я ушел с работы в Московском институте инженеров гражданской авиации, оставив почти написанную диссертацию, и начал вести дыхательные группы параллельно с обучением в медучилище (мне представлялось это нужным для моей работы). На ОДИ я не поехал…

В 94-м я познакомился с Андреем Двоскиным, который пригласил меня на домашний еженедельный семинар, где я впервые услышал о методологии; посещал его год-полтора. Как теперь понимаю, семинар не был «чисто» методологическим, хотя в нем участвовали люди, имеющие прямое отношение к методологии, например Сергей Котельников; мне же это позволило поучаствовать в дискуссиях с «думающими» людьми.

Спустя два года я попал на некое мероприятие (название не помню, если не ошибаюсь, в московском Доме Кино), в котором участвовали основные члены методологического сообщества. Происходившее в зале произвело на меня неизгладимое впечатление – вооружившись ментальными «дубинами», выступавшие мутузили друг друга, хотя аргументы с обеих сторон мне были малопонятны. Происходившее меня расстроило – я привык понимать людей, говорящих на русском языке (к этому моменту я заканчивал спец. отделение психфака МГУ и был достаточно высокого мнения о своих умственных способностях).

Далее была пауза до зимы 1998 г., когда я стал участвовать в работе семинара «Новая парадигма науки», которым руководил Аркадий Липкин, в свое время входивший в методологическое сообщество. Вскоре семинар стал более «методологическим» благодаря участию в нем Анатолия Тюкова.

В 2000 г. я впервые попал на «семейную» игру по теме «Русский мир». Что такое игра, я еще не понимал и, занимаясь психотерапией, освободил несколько дней вразбивку, считая, что на игре можно бывать наездами; я быстро включился в работу группы и даже выступал от ее имени на пленарных заседаниях. Однако я должен был периодически возвращаться в Москву, так что мне не удалось прожить ту «семейку» целиком.

Еще через два года я впервые поехал на Летнюю школу, которую Петр Щедровицкий проводил в Болгарии, после чего решил «поплотнее» общаться с методологами.

Затем последовали «семейки», летние школы, Чтения памяти Г.П. Щедровицкого и (с 2005 г.) Воскресная методологическая школа (я – один из ее организаторов), в которых я встретил много коллег, именующих себя методологами.

Я не считаю себя методологом, но счастлив, что мне повезло прикоснуться к Методологии, ощутить атмосферу Игры. В повседневной деятельности, занимаясь психотерапией и коучингом, использую идеи и подходы, почерпнутые из методологии (в семинаре «Новая парадигма науки» участвую по сей день), которая также позволяет мне более или менее рефлексивно относиться к своей профессиональной деятельности, что для меня, интуита, весьма полезно.


Боровиков Сергей Евгеньевич (1968 г.р.)

Мое знакомство с методологическим движением произошло весной 2001 г. на игре в Зеленогорске по теме «Стратегии развития Северо-Запада».

К тому времени я пребывал в весьма хаотическом состоянии, впав в него, видимо, в результате системного кризиса 1992 г. – тогда вместе со страной умер мой начальник отдела и на должности ведущего инженера закончилась моя карьера программиста.

Приглашение на игру я получил достаточно случайно – в ее структуре были предусмотрены несколько конкурирующих групп «Штабных стратегов». Наша группа имела значительный опыт ролевых и командно-штабных игр, беда была лишь в том, что я традиционно эти игры не любил и старался в них не участвовать, ограничиваясь общей информационно-аналитической поддержкой. Тогда настоящей катастрофой казалось отсутствие правил игры, теперь такая «катастрофа» воспринимается с ностальгическим умилением.

Игра съела меня с потрохами и полностью реструктурировала все, что творилось в голове. В конце ее я получил несмываемое клеймо эксперта по логистике и транспортным коридорам, что стало для меня полной неожиданностью.

Затем, едва отойдя от первой игровой контузии, я попал в совершенно новое пространство работы, которое полностью захватило меня, радикально изменив всю жизнь. В результате участия (в разном качестве – от игротехника до эксперта) в нескольких играх 2001-05 гг. – по темам «Методологизация понятия образования», «Школа Инновационных Менеджеров», «Конструирование будущего», «Удвоение ВВП на примере Псковской области», «Антропотоки» и нескольких «семейных игр» – старые представления о предмете и месте моей работы претерпели фундаментальные изменения. Наиболее значимый результат – постепенное самоопределение и выявление каких-то глубоких оснований своей деятельности.

В процессе работ над различными проектами мне удалось познакомиться с замечательными людьми, наибольшее влияние на меня оказали П.Г. Щедровицкий, И.Г. Постоленко, Ю.А. Перелыгин, А.И. Неклесса, Ю.В. Крупнов, А.Я. Коротенко.

Под их влиянием мои прежние представления об информации как таковой (основанные на работе с компьютерами и сетями), смыслах и их динамике, сформированные под влиянием работ Василия Налимова и футурологии Сергея Переслегина, приобрели явный «продуктно-ориентированный» оттенок. Меня не совсем обрадовала та форма аналитического отчета, в которую кристаллизовались эти продукты, но разнообразие и объемы перелопачиваемого содержательного материала быстро примирили с формальной стороной дела. Мое дальнейшее движение пошло по пути встраивания моих аналитических блоков в разнообразные виды работ – исследовательских, проектных, стратегических, политтехнологических и сценарных.

Большую помощь в разборе тех завалов, которые оставляли в моей голове все новые и новые информационные «бомбы», оказали регулярные семинары под руководством Сергея Переслегина и Ирины Постоленко. Наверное, без их терпеливой поддержки самостоятельно уложить в голове что-то осмысленное было бы просто невозможно.

Из работ, которые хочу отметить как особенно интересные и полезные, выделю проекты «Русский Ислам», «Школа Инновационных Менеджеров», «Антропоток», «Геоэкономический атлас по энергетике», «Стратегия развития Камчатки “Камчатский прорыв”», цикл работ с институтом ВНИПИЭТ (г. Сосновый Бор), «Мифы Чернобыля».

Публикации:

1. Боровиков С.Е., Переслегин С.Б. В узлах транспортной сети // «Восточная политика», 28.02.2002. lub.ru

2. Боровиков С.Е., Казанцев Е.Д., Рахимов К.К., Переслегин С.Б., Собянин А.Д. Место коридора «Север-Юг» в системе транспортных коридоров Евразии: формирование индийско-иранско-российского пространства экономического сотрудничества // «РЖД-партнер», 2002, №№ 7-9. eway.kg/khazar-hansa

3. Боровиков С., Переслегин С., Переслегина Е. «Социальная термодинамика и проблема идентичностей» – доклад на 2-й научной конференции Санкт-Петербургского союза ученых: «Проблемы и перспективы междисциплинарных фундаментальных исследований», 10-12 апреля 2002 г.

4. Боровиков С.Е. Двое без третьего. Коммуникационная схема «Бизнес-Власть» // «Со-общение», 2003 г., № 1.

5. Бельдей В., Боровиков С., Переслегин С., Рахимов К., Собянин А. Азиатский козырь России // «РЖД-партнер», 2003, № 3.

6. Боровиков С.Е. Самоуправляемая прокрустика // Сборник материалов по итогам 1-й междисциплинарной конференции «Форум Будущего», Санкт-Петербург, 2003 г.

7. Боровиков С.Е., Плюснин Ю.М., Собянин А.Д. «СТЭК как основа формирования кластеров регионального развития» // Доклад на конференции «Центральная Азия – мост между Азией и Европой», Алма-Ата, 28 апреля 2005 г.


Верховский Николай Сергеевич (1977 г.р.)

До 2000 г. я никоим образом не был замечен вблизи методологического сообщества. Был заядлым активистом молодежных организаций Ярославля. При этом многие из моих знакомых и родных считали, что я учусь на историческом факультете Ярославского педагогического университета им. К.Д. Ушинского. Чего греха таить, я и сам пребывал в этом заблуждении, правда, недолго – ровно до тех пор, пока не стал активно заниматься общественной деятельностью, сочетая ее с работой в одной из крупных западных корпораций. В этот переиод свела меня судьба с замечательным человеком – Алексеем Тупицыным. Произошло это на выборах губернатора Ярославской области. Алексей Юрьевич занимался тем, что пытался придать хоть какой-то смысл деятельности нашего областного Молодежного Правительства, пресс-секретарем которого я в тот момент состоял. Так случилось, что я и еще два моих товарища, Дмитрий Денжен и Николай Сорокин (на тот момент председатель этого правительства), много времени проводили за разговорами с АЮ, который для нас поначалу был представителем высшей касты «московских политтехнологов», а по мере общения становился наставником. Собственно, он и предложил нам поехать на «Семейную игру» в январе 2000 г. в Софрино, – мероприятие, которое, не побоюсь этого слова, существенно развернуло мою точку зрения относительно того, что я делаю и, главное, зачем.

На той игре случилось много знаменательных событий, повлиявших на мое самоопределение. Пусть теперь кто-нибудь мне скажет, что ОДИ не влияют на человека, я отвечу: ха-ха! Первым событием было чтение программы игры, которое сначала, особенно сочетание «системомыследеятельностный», вызвало смех. Создалось ощущение, что программу писал очень замороченный человек. Потом был установочный доклад ПГ (тогда он был еще Петром Георгиевичем): разумеется, по старой доброй традиции я не понял и 10-й его части, но одно в нем меня зацепило – фраза, что мышлением обладают не все! Как это! Да кто вы такие, чтобы говорить мне, что я им не обладаю (что это относится именно ко мне, спишем на юношеский эгоцентризм)! И целью жизни стала необходимость понять программу игры.

К «несчастью», в этот момент я ввязался в дискуссию с Е.В. Островским, дабы доказать ему, что тезис о том, что кто-то обладает мышлением, а кто-то – нет, несостоятелен... После этой дискуссии я молчал до следующего дня, мне нечего было реально сказать окружающим меня людям.

Еще одним знаковым событим стала дискуссия между ПГ и О.И. Генисаретским – если бы инопланетяне прилетели в тот момент на землю, я был бы под меньшим впечатлением! Ни одного слова, только чрезвычайный накал и ощущение недостижимости интеллектуального уровня, на котором велась дискуссия. И еще было много событий, пересказывать которые не вижу смысла, но по завершении игры, стоя на зимнем ветру и дожидаясь отъезда автобусов, я уже знал, что жизнь моя переменилась (прошу прощения за штамп).

Следующий год я жил примерно в таком режиме: Тупицын дал мне несколько текстов Георгия Петровича и пригласил послушать лекции Петра Георгиевича в Высшей Школе Экономики, которые я записывал на диктофон, а потом расшифровывал, плюс к этому в Ярославском университете сделали бесплатный интернет, а в библиотеке я взял томик Канта «Критика чистого разума». Итак, на ночь (!) я читал Канта, по пути в университет и обратно читал «ОРУ» и другие тексты ГП, во вторник утром ехал на студенческие гроши в Москву, вечером слушал ПГ, записывал на диктофон, вечерним поездом возвращался в Ярославль (если ехали с другом, то всю дорогу обсуждали услышанное), а в свободное время вновь и вновь слушал записанные на диктофон лекции. Параллельно с этим Алексей Юрьевич включал нас в разные мероприятия, проводимые ПГ. Я не помню ни одного дня того года, когда бы я не читал или не слушал Щедровицкого. Вспоминаю сейчас – и создается ощущение узника концлагеря, который никак не мог наесться после долгих лет заточения. В конце года в офисе на Новослободской (старый добрый офис ШКП) произошло следующее. Тупицын вызвал меня из Ярославля с задачей разабраться в ситуации подготовки школы проектных менеджеров, которую в преддверии открытия Центра стратегических разработок «Северо-Запад» он организовывал под Питером. Я приехал, провел несколько переговоров, резюмировал, что дело – дрянь, и уже было собирался уезжать, как вдруг в последний момент, уже на вокзале, что-то меня остановило. Позвонил Алексею Юрьевичу и сказал, что если он не против, то я готов и дальше курировать ситуацию с организацией школы, а он ответил, что это правильное решение, после чего я сдал билет и остался в Москве, где жил в офисе и руководил организационным процессом.

Социально процесс попадания в сообщество сильно отличается от процесса вхождения в культуру мышления. Для меня он происходил и происходит по сей день через ОДИ и ее производные. Именно игра как особая форма протекания социальных процессов в первую очередь требует обращения ко всему методологическому инструментарию, востребует мышление. А поскольку общая социокультурная ситуация развивается таким образом, что мир вокруг нас становится все более похожим на игру, то, на мой взгляд, в ближайшее время произойдет возрождение ОДИ как наиболее эффективного способа организации коллективного мышления в условиях неполноты информации и неопределенности действия. Это и есть причина, по которой игра и игротехника остаются для меня основной практикой, а сама ОДИ – одним из главных социокультурных достижений ММК. В свое время я пытался возродить школу игротехников в разных форматах, но пока эта идея не получила развития; надеюсь, что с увеличением количества игр и спроса на них она все же «материализуется».

Другой безусловно важной линией я считаю онтологическую работу и, особенно, ту ее часть, которая связана со схематизацией. Я до сих пор считаю, что не владею в совершенстве ни одной из базовых методологических схем. Самой большой загадкой остается для меня схема мыследеятельности, хотя мое осознанное погружение в культуру началось именно с чтения работы Георгия Петровича «Схема мыследеятельности: системно-структурное строение, смысл и содержание» – это была первая статья, которую я серьезно прорабатывал, над которой серьезно размышлял и продолжаю размышлять по сей день.

Второй схемой, которую я осваиваю, была схема «шага развития», побудившая моего друга, Николая Куликова, придумать такую метафору: велосипедный трек, а на нем значки-позиции верхом на схемах шага развития соревнуются между собой… Эта метафора означает для меня предельную ценность, то главное, по поводу чего можно строить жизнь, то есть развитие. С самой схемой, на мой взгляд, необходимо еще много разбираться и, возможно, сам процесс развития должен быть иначе схематизирован, но ее потенциал в том, что для любого, кто считает развитие для себя главной ценностью, эта схема, по образному выражению Петра Щедровицкого, постулирует: будущее обладает более реальным статусом, чем настоящее. Я полагаю, что всякий, кто считает себя принадлежащим к методологическому сообществу, это знает и потому обладает главным качеством, которое дает мышление, – свободой, подлинной и неоспоримой.


Copyright © 2023. All rights Reserved.