Ii том (рабочие материалы)

Вид материала

Документы

Содержание Гольдфарб Александр Федорович Емельянов Алексей Леонидович

Подобный материал:

• Рабочие материалы, 15.93kb.
• Методическое пособие и рабочие материалы для деятельности психолого-медико-педагогических, 1931.78kb.
• Учебные проекты. Диск №1 Курсовые работы, выполненные в рамках реализации федерального, 29.29kb.
• Рабочие материалы к сочинению по картине К. Ф. Юона «Конец зимы. Полдень», 21.49kb.
• Рабочие процессы в современных машинах характеризуются высокими значениями температур,, 58.13kb.
• Материалы лекций; материалы в прилагаемом файле Materials. Материалы на английском, 92.34kb.
• Литература Английский, 30.02kb.
• Решение логарифмических уравнений и неравенств, 26.74kb.
• Учебный курс по обж (2) Основы делопроизводства, 25.73kb.
• О подготовке курсовых проектов(рабочие материалы) по курсу «Проектирование асоиу», 78.25kb.

Верхоглазенко Владимир Николаевич (1963 г.рр.)

В конце 1990 г. я уехал из Москвы по делам на полтора месяца, не зная, что именно в это время стартовала пятимодульная система методологического обучения под руководством О.С. Анисимова (да и вообще ничего еще не зная о методологическом движении). На первый модуль этой системы случайно попали мои друзья А. Сафонов и Г. Маркин. Когда я вернулся, они все еще были под сильным впечатлением от услышанного: сопровождая свой рассказ схемами, не только требовали, чтобы и я все, что говорю, в них фиксировал (иначе отказывались меня слушать), но и добивались от меня различения, хотя бы в общении с ними, позиций «понимающего», «критика» и т.п. Мы были знакомы много лет, но такого «хамства» и занудства за ними я прежде не замечал. Попытался разобраться, что на них так подействовало, но из эмоциональных сбивчивых ответов ничего путного не извлек. И в январе 91-го отправился в Академию Агробизнеса (Косино) на серию вводных семинаров, которые проводили П. Мейтув и В. Буторин, работавшие тогда в семинаре Анисимова. Надо воздать им должное: семинары получились искрометными и интригующими – ребята вели их азартно, сопровождая загадочные коммуникации хитрыми улыбками, косвенно свидетельствующими о знании ими каких-то сокровенных тайн. Более всего меня поразила схемотехника – то, что все, даже ход мыслей, можно зарисовать в виде схематических изображений на доске…

Следующим откровением для меня стала ОД игра со слушателями Академии Агробизнеса «Проектирование учебного процесса». Форма работы (групповая, пленарная, рефлексия, консультация) покорила своей осмысленностью и неожиданной эффективностью. По ходу игры «схлопнулись» многие вопросы философского типа, волновавшие меня в последние годы. Главной причиной, как я теперь понимаю, стало осмысленное применение к разным проблемным содержаниям мощного различения «форма действия – содержание действия». К концу игры я нарисовал свою первую схему об «устройстве учебного процесса в игровой форме» и выступил с докладом от своей группы. Добавлю, что руководили игрой те же Мейтув с Буториным; Олег Сергеевич появился только на заключительной рефлексии игры, где ставил всех присутствующих в тупик, задавая докладчикам длинные, с обильной терминологией и множеством развилок, вопросы.

В марте того же года я участвовал во втором трехнедельном модуле по «логике восхождения». Надо ли говорить, что масштабность конструкции и «многоэтажная» сложность тематического содержания окончательно покорили меня и «сломили» остатки критического отношения к методологии, и я с энтузиазмом дошел до конца пятимодульной системы. Однако в 1992 г. по причине кризиса из анисимовского Московского методолого-педагогического кружка (ММПК) ушли Мейтув, Буторин, Ткаченко, а чуть ранее Пивоваров, Чернушевич и Комраков; словом, кружок впал в свой застойный период.

Тем временем я получил второе высшее (экономическое) образование. Однако в силу известных процессов в стране вынужден был зарабатывать на жизнь рисованием портретов на Арбате. Мое до-самоопределение в методологии затянулось до конца года, а в следующем году я впервые попробовал себя в качестве игротехника в играх Анисимова, а затем в знаменитом (в наших кругах) нижнетагильском модуле – первом без Олега Сергеевича. Модуль прошел «на грани срыва» и глубоко запроблематизировал всю нашу команду. Но обнаруженные игротехнические проблемы лишь укрепили меня в стремлении продолжить освоение этой новой профессии. С тех пор все методологические события стали для меня приоритетом № 1: я стал игротехником на всех анисимовских играх и модулях.

Однако количество игр с каждым годом заметно сокращалось, и приходилось искать дополнительные источники заработка. Поэтому в середине 90-х годов я (вместе с коллегой по ММПК А. Звезденковым) стал осторожно использовать методологические и игротехнические навыки в управленческом консультировании. Например, консультируя PR агентство «Михайлов и Партнеры» (наш первый опыт) и столкнувшись с «размытым» пониманием функции этой деятельности сотрудниками агентства, мы построили, используя понятийный аппарат Анисимова, концепцию «PR». Впоследствии с опорой на нашу концептуальную разработку мы опубликовали серию статей по PR, которые (по отзывам читателей) действительно помогали лучше понять суть и уровни развития этой деятельности.

Затем последовали другие консультационные проекты в разных сферах, от политических организаций до производственных предприятий. Но при всем разнообразии довольно быстро обнаружилось общее слабое место – большинство заказчиков имело весьма смутные представления о функциях своей кооперативной системы деятельности. Поэтому умение выявлять ее функциональную структуру (чем сильна методология Анисимова) позволяло добиваться эффективной коррекции любой системы деятельности.

Одной из любимых форм управленческого консалтинга для нас стала ОД игра, которая одинаково хорошо проявляла себя как для анализа проблемной ситуации, так и в разработке проекта оптимизации системы деятельности.

Со второй половины 90-х гг. я вел в различных вузах Москвы курсы по психологии управления, управленческому консультированию, PR и др. Содержание данных предметов я разрабатывал с опорой на онтологии О.С. Анисимова. Правда, здесь, как и в консалтинге, приходилось изрядно «напрягаться» в конкретизации абстрактных разработок Олега Сергеевича, доводя их до приемлемого для понимания другими уровня.

В эти годы я познакомился и с другими методологическими школами по публикациям и общению с их представителями. Бесспорно, каждая из них имеет свои достоинства и свою специализацию. Но мне кажется, что по фундаментальности разработок школа Анисимова не имеет себе равных, как говорится – вне конкуренции. Три его, с моей точки зрения, «кита» – ЯСИ (язык схемотехнических изображений), понятийно-категориальный аппарат («азбука») и, конечно, Метод Гегеля («Логика восхождения от абстрактного к конкретному»). Это – главное. Все разработанные им разнопредметные теории – лишь следствие использования названной «тройки». Но все теории Олега Сергеевича очень абстрактны, и чтобы их «взять», требуются годы напряженной работы и беспощадного саморазвития. Говорю это по собственному многолетнему опыту освоения этих средств и попыток проникновения в «методологическую кухню» лидера ММПК.

Данное обстоятельство и становится камнем преткновения взаимодействия кружка с внешними структурами. Все они, к сожалению, проходят примерно одни и те же этапы – от «восхищения и предвкушения больших перспектив» до «разочарования» из-за невозможности «быстро подхватить и использовать»… Со своей стороны я, уже начиная с конца 90-х гг., неоднократно призывал сподвижников всерьез озаботиться недостаточной вписанностью ММПК в мир деятельности, однако конструктивная попытка наладить регулярную трансляцию языка теории деятельности в виде четырехмодульной системы снова закончилась «одноразовым прогоном» (хотя планировалось доведение этих модулей до «модельности».) Полезными я считал и модули по принятию управленческого решения. Однако все разработки остаются на крайне абстрактном уровне и не могут эффективно использоваться даже наиболее продвинутыми учениками Олега Сергеевича. Направленность последних модулей на глобализм и вселенский масштаб при отсутствии стратегии вхождения в кооперацию мира деятельности – вот, на мой взгляд, главный недостаток направления Анисимова сегодня.

В настоящее время я – ведущий тренер-консультант компании «Современные стандарты управления». Провожу открытые и корпоративные управленческие тренинги, ОД игры для руководителей и потому объективно испытываю «вакуум» между инструментарием естественно-искусственного типа традиционного эмпирического менеджмента («управление качеством», «шесть сигм», «бережливое производство» и т.п.) и «искусственными» методологическими средствами Анисимова для управленца («семь уровней принятия решения», «технологический цикл управленческого мышления» и т.п.). Снятие данного «разрыва» и есть, как мне кажется, генеральная задача методологии сегодня. Только так можно преодолеть самоизоляцию методологии ММПК от «мира» управления и разрушить, наконец, «стену» взаимных претензий между методологами-теоретиками и управленцами-практиками. А глубинные методологические разработки можно продолжить после налаживания плодотворных связей с управленческой практикой.

Реализацию данной идеи я вижу в три этапа.

Системно оформить сам подход к менеджменту школы Анисимова, встроив его в историческую «канву» других школ и показав его основные преимущества.

Осуществить конкретизацию управленческих методов.

И наладить каналы трансляции «подхода»: управленческий консалтинг, ОДИ, тренинги, публикации, конференции и т.д.

Огромное значение я придаю и дальнейшей работе Олега Сергеевича над методологическим толковым словарем для управленцев. Уже сегодня, несмотря на недостаточное количество терминов, методологический словарь является самой востребованной из его книг, просто «методологическим бестселлером». Существенно дополненный нужными терминами, словарь также может послужить «мостом» между управленцами и методологами.

В «строительстве» таких мостов я и вижу свою задачу в методологическом движении.


Гольдфарб Александр Федорович (1965 г.р.)

B конце 70-х, учась в средней школе, случайно в публичной библиотеке я наткнулся на удивительный журнал, который назывался Техническая Эстетика, – издаваемый ВНИИТЭ узкоспециализированный журнал для дизайнеров и архитекторов. Журнал поразил меня своим содержанием. Не то чтобы я понимал тогда что-либо в теории дизайна, но на фоне тогдашнего застоя это было издание, где необычно много было мне интересно. Настолько интересно, что, попросив родителей выписать его для меня, я несколько лет его получал и читал.

Наверное, это можно назвать моим первым заочным знакомством с методологией и ГП.

Второе знакомство произошло через десять лет – в 1989 г. на курсе лекций в театре-студии С. Кургиняна «На досках». Тогда меня серьезно интересовали вопросы лингвистики (семиотики), и, увлеченный работами Вяч.Вс. Иванова, я ходил на его лекции в Политехническом Музее. Театр "На досках" организовал цикл лекций Иванова в ДК МГУ, и я старался не пропустить ни одной. Там от других слушателей узнал, что в московском Киноцентре проходят (или будут проходить) лекции очень интересного человека – Г.П. Щедровицкого.

Пришел на одну из этих лекций. Лекция и стиль ее проведения показались мне тогда странными, непохожими на все слышанное до этого, я расценил это как нечто слишком эзотерическое и сложное для меня и на следующую лекцию не пошел.

Но содержание и атмосфера запомнились.

Больше лекций ГП мне услышать не довелось. Хотя потом не раз видел и слушал выступления Георгия Петровича на ОД играх и на трех Методологических Конгрессах.

Через некоторое время я узнал от друзей, работавших в газете «Московский Комсомолец», что объявлен набор в Школу культурной политики. У меня были тогда сомнения в серьезности всей этой затеи, и я решил, что это ненадолго и не всерьез. Однако через год был объявлен второй набор…

На третий год я не выдержал и пошел на лекции Петра Щедровицкого, которыми этот набор сопровождался. Из этих лекций тоже почти ничего не понял, но содержание, манера изложения и вопросы из зала вызывали интерес. К тому времени ШКП и ее деятельность уже стали известны в стране – на конкурсный отбор пришло, кажется, около полутора тысяч человек. Так стажером Школы я попал в ММК.

Через полгода П.Г. Щедровицкий предложил мне сотрудничество, а вскоре пригласил меня стать его помощником. Это была официальная должность при Президенте Попечительского Совета Школы, который Петр возглавлял. Предложение показалось мне очень интересным, и я согласился. Это давало мне возможность не только учиться непосредственно у него самого, но и быть с Петром на мероприятиях с его участием.

В те годы я с большим интересом занимался тем, что на английском называется «Public Affairs» или (в упрощенном варианте) «public relations». Комплексная дисциплина, которой в б. СССР практически не существовало и которая в настоящее время, на мой взгляд, выродилась в примитивный пиар (разных оттенков).

Работая в этой области в известной тогда коммерческой компании, я чувствовал большой недостаток теоретических знаний.

При этом в ШКП не учили «методологии». Это была, скорее, форма свободного университета, где читали лекции эксперты, работавшие в СД и СМД подходе в различных областях. Много времени уделялось самостоятельной работе стажеров, проводились внутренние и внешние ОД игры. Семинарские занятия, в которых участвовали вместе и эксперты, и стажеры Школы, были основной формой занятий.

Как я понял потом, это и была форма существования и воспроизводства ММК в рамках ШКП.

Мне потребовалось достаточно много времени (почти год), чтобы понять что Школа пытается «надеть» на меня методологическую рамку. Нам предлагалось «проживать» методологию на себе – стереть или переработать все, что было до, и строить мыследеятельность как форму собственной жизнедеятельности, и наоборот.

В этом и была идея создания места по выращиванию методологов: очень похоже на подход, практикуемый в ремесленных и/или эзотерических школах.

Правда, в самом МД подходе ничего ззотерического я тогда не находил, не нахожу и сейчас; эзотерика была, скорее, в способе трансляции: ГП говорил своим ученикам (Петру) – «снимайте методологию с меня», Петр говорил в ШКП – «снимайте с меня».

Поэтому тогда я посчитал, что мне в ситуации постоянного общения и работы с ним, реально работавшим (и живущим) в СМД подходе, важно сфокусироваться на техническом, прикладном аспекте, изучать формы и способы организации такой работы. Мне важно было понять, как работает Петр Щедровицкий, какими средствами, техниками он пользуется, и пытаться интегрировать их с индивидуально-инструментальными техниками, которые уже были у меня к тому времени. Процесс этот проходил незаметно, постепенно набирая внутреннюю интенсивность, какая-то его часть продолжается и сейчас. Через пару лет у нас с Петром сложились дружеские отношения – думаю, это также способствовало моему обучению.

Сейчас я понимаю: то, что делал на ОД играх ГП в конце 80-х, стали использовать на практике его ученики в 90-х.

Георгий Петрович в то время был уже тяжело болен. Петр ездил к нему на дачу в Болшево, навещал, советовался...

Кроме образовательной, значительную часть деятельности ШКП составляла внешняя консультационная работа. Члены ММК начинали активно включаться в общественно-политическую жизнь, консультировать становящийся на ноги российский бизнес. Петр и часть экспертов Школы были вовлечены в эту консультационно-аналитическую деятельность. Проводились аналитические семинары и ОД игры с участием политиков, бизнесменов, представителей регионов. Во многих из них мне довелось участвовать вместе с ним – и как его помощнику, и как представителю движения. Было очень интересно видеть, как теоретические методологические концепции используются для анализа и управления практическими ситуациями.

Но определенная часть жизни методологического сообщества того времени вызывала у меня неприятие. Не столько внутренние конфликты (они есть всегда в жизни коллективов), сколько традиция, передаваемая, как я теперь понимаю, внутри ММК от поколения к поколению. Отсутствие организационной целостности, жесткий индивидуализм участников, странно порой сочетавшийся с корпоративизмом и корпоративной ответственностью. «Ремесленная организация», пожалуй, наиболее точное определение. При том что в то время серьезной внешней интеллектуальной конкуренции ММК не существовало.

Другой вопрос, волновавший меня в то время и беспокоящий сейчас – отсутствие (или, скорее, неоформленность) методологической этики. Не этики внутренней дискуссии, которая существовала в ММК всегда, а этики внешней – «корпоративной» (за неимением другого слова).

Методология как способ жизни, возможности людей, применяющих подход, и этим налагаемая специфическая ответственность никак всерьез не обсуждались раньше и попрежнему не обсуждаются, если судить по сетевым дискуссиям и публикациям. На мой взгляд, это особенно актуально сейчас, когда методология активно социализируется (уже социализировалась), и люди, использующие этот подход, продвигаются во власть и крупный бизнес, пытаются управлять реальной социокультурной ситуацией.

Управленческие возможности людей с «надетой методологической рамкой» весьма серьезно могут повлиять на развитие жизни страны и мира, на формирование и управление идеологиями. Хотя сейчас, когда, на мой взгляд, в отличие от 90-х гг. прошлого века, существует конкуренция идеологий, встраивание методологов (их немного) и людей, использующих возможности методологического подхода (таких большинство), в эту конкуренцию требует определенных этических рамок.

С 1996 г. живу и работаю в США. Год закрытия ШКП-1 совпал с моим отъездом. Вначале это был проект на два года, потом он продолжился еще на два, потом еще на два... и продолжает продолжаться.

Сейчас в сферу моих интересов входят две довольно смежные области: фондовый рынок США и региональная политика.


Емельянов Алексей Леонидович (1966 г.р.)

С методологией я познакомился в 1991 г., когда после окончания астрономического отделения физфака Одесского университета вернулся домой в Великий Новгород и начал преподавать в пединституте. Еще в университете я интересовался основаниями бытия, хотел разобраться, как все устроено и почему так. С этой целью зарылся в философскую литературу и грыз ее в свое удовольствие.

Но грызть ее было скучновато, да и определенности больше не становилось. Поэтому когда встретил в институте свою однокашницу, которая на невинный вопрос: «Чем занимаешься?» стала мне «заливать» про деятельность, рефлексию, мышление и прочие методологические прибабахи, я не остался глух к ее восклицаниям и пришел на методологический семинар. Руководил им А.А. Смирнов, который уже несколько лет учился у О.С. Анисимова. К тому времени Великий Новгород, как я уже сейчас понимаю, был одним из развитых в методологическом отношении региональных центров. На семинаре и вне его было много активных участников методологического движения, на них можно было посмотреть, а кого-то нелишне и послушать. Обсуждаемые темы были во многом мне близки по содержанию, но больше всего привлекала устремленность на поиск определенности в тех вопросах, в которых, как я уже убедился, в традиционных подходах определенности было не доискаться. Да и люди попались хорошие.

Именно то, что на этапе знакомства с методологией люди попались хорошие, представляется немаловажным для моего вхождения в методологию. Вообще, школа Олега Сергеевича отличается от школ, образовавшихся вокруг других участников ММК, большим уровнем корректности взаимодействия и в коммуникативном, и в личностном планах.

Вскоре у нас на физфаке пединститута собралась инициативная группа преподавателей, которая более интенсивно, чем другие, начала осваивать методологию. Мы занимались и сами, и вовлекали в свои занятия студентов. Методологическая культура, конечно же, меня ошеломила, т.к. она перпендикулярна традиционному сознанию и традиционному способу интеллектуальной деятельности. Это я понял, когда попытался объяснить своим знакомым, людям весьма не глупым, чему же уделяю так много внимания и времени. Рассказываешь им что-то про мышление, а в ответ получаешь изумленный вопрос: «ты что, мыслить не умеешь?», и правдивый ответ на него: «не умею!» вызывает у всех желание поскорее закончить с тобой душещипательную беседу и начать душеспасительную.

Вскоре удалось познакомиться и со своим «большим» учителем – Анисимовым. В 1993 г. под его руководством началась серия трехнедельных игромодельных событий (модулей) в Москве. Как мне тогда показалось, мы друг другу сразу не понравились. Мне он не понравился тем, что в его консультациях я не понимал не только то, что он говорит, но и в какой области человеческих знаний находится все то, о чем он говорит. Чем я ему не понравился, не знаю, но игротехническая команда по итогам первого модуля заключила, что к методологии я малопригоден, поэтому она не будет тратить на меня свое драгоценное время. Это меня практически не расстроило, хотя Смирнов, который вывез меня на модуль, кажется, опечалился.

В следующие полтора года случилось несколько поворотных событий в моей жизни. Повторяя у себя в регионе на студентах, преподавателях и самом себе то, что мы проходили в Москве, я начал понемногу понимать то, о чем Анисимов так замысловато выражался. Это привело к осознанию полной своей депрофессионализации по деятельностным методологическим критериям. Возникла необходимость полностью перестроить практически все, чему тебя научили в университете, потому что все было проблематизировано мягко, но уверенно: мировоззрение, система профессиональных знаний, способы размышления, коммуникации, работы, учебы.

Тогда во всей стране окончательно оформился духовно-финансовый кризис, когда денег не платят, а зачем их зарабатывать, еще не понятно. Поэтому перспективы базовой профессии были безрадостны, все разваливалось или готовилось развалиться, и восстанавливать свое профессиональное самоуважение в прежних рамках большого смысла не имело, а я был относительно молод и полностью свободен от обязательств. Этот же кризис ударил и по ММПК* – время повального увлечения играми закончилось вместе с плановой экономикой. Новые экономические реалии потребовали кардинальных пересамоопределений, и прежняя игротехническая команда стала стремительно рассасываться по бизнес-полям и весям. Наконец, благодаря поддержке активной сторонницы методологического движения из областной администрации Н. Ильиной, появилась возможность уйти в аспирантуру к Анисимову на кафедру акмеологии Российской академии госслужбы при Президенте РФ.

И я пошел, а он меня взял. Или он взял, а я пошел. И как-то не важно было, что это аспирантура по психологии, и пришлось входить в новый для меня гуманитарный способ познания и новые предметные области. Полученные к тому времени в методологических событиях навыки самоорганизации помогли это сделать без особых напряжений. Здесь важно было то, что я получил возможность в течение 3-х лет сосредоточиться на освоении методологии, особо не заботясь о своем финансовом обеспечении. Тогда еще спорадически возникали заказы на игры, поэтому удалось поработать игротехником, причем как в играх культурного типа: ОДИ-ОМИ**, так и в играх коммерческого типа.

Про диссертацию я особенно распространяться не буду. Потому что хотя сделал ее по психологической теме, по возможности приближенной к методологической, и успешно защитил ее, не она была главной в этом периоде моей жизни. Тем более что с определенного уровня развития методологических способностей интеллектуальные разработки перестали быть для меня значительной проблемой. Однако я столкнулся с другой проблемой –представления и продвижения интеллектуального продукта, созданного по критериям, близким к методологическим, в сообществе, которое руководствуется другими основаниями и исповедует другие ценности. В самой защите диссертации эту проблему я преодолел сравнительно легко благодаря научному руководителю, а также советам и поддержке еще одного давнего участника ММК И.Н. Семенова.

Именно с этой поры акцент на актуальную востребованность методологических разработок, придание им практического и даже прагматического характера стало для меня ведущим в моем методологическом самоопределении.

Обозрев состояние методологического движения, я понял, что, несмотря на значительный объем и принципиальную важность методологических разработок, их значимость для широкого научного сообщества остается крайне низкой. Кроме того, благодаря стратегии тотальной (иногда безудержной) проблематизации традиционных интеллектуальных практик, которая господствовала в 1980-90-е гг., у методологов был сформирован широко известный, но скандальный имидж. Даже когда методология была на подъеме, она так и не смогла институализироваться до профессионального уровня, поэтому такой признанной обществом профессии в настоящее время не существует. Почему ни Г.П. Щедровицкий, ни другие члены ММК, в том числе мой учитель О.С. Анисимов, в свое время не уделяли должного внимания организационному строительству и социализации самой методологии (своего направления в методологии), для меня остается непонятным, хотя, по всем оценкам, у них для этого были реальные возможности и потенциал. Объяснение я нахожу в личностных особенностях участников, но с точки зрения заявляемой методологами миссии и идеологии ММК и ММПК отсутствие организационных оформлений методологии все же вызывает недоумение.

В настоящее время она продолжает оставаться в клубном варианте своего бытия, потенциал которого задавался социально-экономическими особенностями советского периода, а в рыночных условиях он уже неспособен поднять методологические разработки на ту высоту, на которой они находились до перестройки. Методологи еще остались, а методологии уже нет. Мне, например, так и не удалось нигде наблюдать «настоящую» методологическую дискуссию, о которой я так много слышал от всех участников ММК. Чтения, посвященные памяти Г.П. Щедровицкого, по-моему, давно уже превратились из методологического события в социальное, как место и время общения бывших членов кружка. Прошлое я там еще наблюдаю, а будущего уже давно не вижу.

Таково мое понимание ситуации, в которой мне приходилось после аспирантуры и приходится сейчас выстраивать свой дальнейший профессиональный путь, связанный с методологией.

Свое место я нахожу в практическом применении методологических знаний и техник в интеллектуальной практике именно на том уровне развития, на котором она находится. Чтобы методология жила здесь и сейчас, и завтра, а не осталась только в памяти историков как экзотический интеллектуальный феномен, необходимо демонстрировать и саму возможность эффективного применения корпуса методологических средств, и разработку их более конкретных «аналогов», полезность которых признается традиционными интеллектуальными практиками.

Сначала я пытался это делать изнутри методологии, вернее, изнутри той школы методологии, к которой принадлежу. Я перепробовал много различных приемов, даже пытался порождать более популярные методологические тексты, но методологические средства от этого популярнее все равно не становились. Были попытки ядра нашей школы организационно наладить профессиональную жизнь по методологическим критериям, создав что-то типа консультационного бюро с руководящим участием О.С. Анисимова. Однако несгибаемая фундаментальная приверженность учителя чистоте методологической мысли, его культурно-значимое отношение к традиционным заказам и наша общая нелюбовь к выполнению простых, нудных и неинтересных организационных действий сделали такую совместную деятельность нецелесообразной. В общем, после неудачных попыток привести методологию к практике я решил впасть в какую-нибудь интеллектуальную практику и привести ее к методологии. Поэтому занялся сначала политическим консалтингом, а потом и аналитикой в коммуникативных сферах деятельности. И тружусь там поныне, реализуя в меру обстоятельств свой замысел.

С точки зрения сохранения методологического движения, его достижений, по моей оценке, необходимо бороться за включение методологии как самостоятельной профильной дисциплины в существующую практику университетского образования. Говорю про это, несмотря на активные дискуссии в эпоху ММК и преобладающее мнение о невозможности готовить методологов в регулярном учебном процессе. Наладить трансляцию методологической культуры в рамках традиционного образования, конечно же, вряд ли удастся, но трансляция методологических знаний, наработанных кружком, может быть достаточно эффективной – говорю так по опыту собственных педагогических усилий. С этой точки зрения я положительно отношусь к усилиям тех лидеров ММК, которые пытаются в различных формах налаживать трансляцию методологических знаний и методологической культуры. Приятно сознавать, что существует ШКП Петра Щедровицкого, образовательные усилия группы Юрия Громыко по конструированию метапредметов, кружки вокруг других методологов. Особого внимания в этом заслуживает опыт Олега Сергеевича: выработанные им педагогические схемы апробированы на моделях последипломного образования, они показали свою эффективность в рамках модели непрерывного образования участников традиционных интеллектуальных практик и традиционного образовательного процесса.

Однако всего этого недостаточно. Для гарантированного воспроизводства необходимо включение методологии в университетское образование на уровне обязательных учебных программ и курсов. Но в этом вопросе я могу только призывать мэтров методологии и всех, кто имеет соответствующий авторитет, направить усилия на решение этого организационного вопроса, т.к. моего статуса для участия в этом процессе пока недостаточно. А очень хочется, чтобы потенциал методологии был востребован и полноценно реализован.

Кандидат психологических наук, ведущий аналитик Коммуникационной группы «Актив-Медиа» (Москва).


* Московский методолого-педагогический кружок О.С. Анисимова

** Организационно-мыслительные игры О.С. Анисимова