Совестью

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   44

... Гос­по­ди бо­же мой! Да ведь это и есть вер­ши­на той са­мой, то­ми­тель­ной жа­ж­ды, той са­мой тос­ки по при­ро­де-жиз­ни, ка­кая и да­ет о се­бе знать как раз в са­мое зим­нее, еле жи­вое вре­мя!.. Ум­ни­ца Са­ба­не­ев! Спа­си­бо вам, Ле­о­нид Пав­ло­вич, и за кни­ги ва­ши! И, ко­нечно, за "ян­варь — вре­мя вы­пи­сы­вать сна­сти из-за гра­ни­цы!"

Вы­пи­сы­вать ры­бо­лов­ные сна­сти из-за гра­ни­цы Со­ко­лов, увы, не мог- эта воз­мож­ность бы­ла где-то там, при ка­ком-то ца­ре Го­ро­хе. Но ес­ли бы хоть что-то за­ви­се­ло от не­го, от Со­ко­ло­ва, во внеш­ней тор­гов­ле, то он пер­вым же сво­им дек­ре­том вер­нул рос­сий­ским ры­бо­ло­вам пра­во вы­пи­сы­вать из-за гра­ни­цы ры­бо­лов­ные сна­сти. Стра­ну бы это не ра­зо­ри­ло, а вот поль­за бы бы­ла ог­ром­ная! Ну, ска­жи­те, от­ку­да у не­го, у си­ро­ты, вы­рос­ше­го в сы­ро­сти и тем­но­те под­валь­но­го за­кут­ка с ви­дом на чужие га­ло­ши из фор­точки его жи­ли­ща, вот эта страсть-мо­лит­ва к хо­ро­шей, и пре­ж­де все­го к изящ­ной, ры­бо­лов­ной сна­сти, к сна­сти-ис­кус­ст­ву? Кто научил? Кто по­ка­зал? Мать-тру­же­ни­ца, мать-ак­ку­ра­ти­ст­ка сво­им ста­ра­ни­ем, сво­им мас­тер­ст­вом што­пать и шту­ко­вать то, что, ка­за­лось бы, уже нель­зя бы­ло да­же за­ла­тать через край?.. Очень мо­жет быть. И Со­ко­лов от­да­вал тут дань сво­ей ста­ра­тель­ной ге­не­ти­ке. Но кто по­ка­зал при­ме­ры, кто под­толк­нул, кто пре­по­дал об­раз­цы, ку­да и как от­дать это на­след­ст­вен­ное ста­ра­ние?.. Ес­ли по­па­дет­ся вам ко­гда-ни­будь в ру­ки хоть не­на­дол­го вот та­кое "Ру­ко­во­дство к уже­нию ры­бы...", со­став­лен­ное И.Ко­ма­ро­вым и из­дан­ное в Мо­ск­ве в 1913 го­ду не­ким Пе­ре­шив­ки­ным, то вы все сра­зу пой­ме­те. Ка­кие тут крючки! По­плав­ки! Уди­ли­ща! Ка­кие тут ри­сун­ки! Са­мо изя­ще­ст­во!.. Ну, ска­жи­те, мо­жет ли что дру­гое ро­дить­ся мечтой в мальчише­ской го­ло­вен­ке, при­няв­шей уже се­бе пер­вой дет­ской па­мя­тью вот эти со­вер­шен­ные ри­сун­ки со­вер­шен­ных ве­щей? Как горь­ко, как ви­но­ва­то пе­ред те­ми же де­тиш­ка­ми вдруг ста­но­ви­лось Со­ко­ло­ву, ко­гда лис­тал он на­ши се­го­дняш­ние книж­ки о рыб­ной лов­ле. Ка­кой ужас был изо­бра­жен там дру­гой раз вме­сто крючков и по­плав­ков, а то и вме­сто са­мих рыб! Ей Бо­гу, ка­кая-то не­на­ви­дя­щая все жи­вое чер­тов­щи­на во­ди­ла ру­кой ху­дож­ни­ков, за­би­ва­ла го­ло­вы из­да­те­лям, ко­гда те ре­ша­лись при­нес­ти свое ущерб­ное творчес­т­во лю­дям. Зна­ют ли во­об­ще та­кие ху­дож­ни­ки и из­да­те­ли, что та­кое жизнь? Что та­кое кра­со­та жи­вой жиз­ни?

Нет, Со­ко­лов уже не спра­ши­вал даль­ше: зна­ют ли они, что та­кое уже­ние ры­бы?.. Уже­ние ры­бы — ста­ра­ние, ис­кус­ст­во, встреча с эта­ло­на­ми кра­со­ты! А не до­быча — лишь до­быть и со­жрать...До­быть и со­жрать мож­но и с по­мо­щью то­ло­вой шаш­ки или, как те­перь мод­но в век при­ну­ди­тель­ной хи­ми­за­ции, с по­мо­щью ка­кой-ни­будь хи­мичес­кой от­ра­вы. Мож­но еще и так по­сту­пить: взба­ла­муть во­ду в пру­диш­ке, до­ве­ди ее до со­стоя­ния ка­ши-гря­зи, а там чер­пай ды­ря­вым ве­дром за­ды­хаю­щую­ся ры­беш­ку, что в уду­шье под­ня­лась на са­мый верх, к глот­ку воз­ду­ха... А ведь это то­же до­быча со жрат­вой. А?.. Вот почему он, Со­ко­лов, став вдруг са­мым глав­ным по час­ти внеш­ней тор­гов­ли, пре­ж­де все­го при­гла­сил бы в стра­ну ка­кую-ни­будь ры­бо­лов­ную фир­му, ну, на­при­мер, фир­му "АБУ" из Шве­ции. И пусть се­бе про­да­ют са­мую до­ро­гую снасть, са­мую пре­крас­ную. И не толь­ко в сто­ли­це. Что­бы об­раз­цы бы­ли — об­раз­цы для под­ра­жа­ния.

А еще лучше вер­нуть­ся к са­ба­не­ев­ско­му на­став­ле­нию: “Ян­варь — вы­пис­ка из-за гра­ни­цы ры­бо­лов­ных при­над­леж­но­стей". И что­бы в ка­ж­дом почто­вом от­де­ле­нии, как ка­та­лог отечес­т­вен­но­го по­сыл­тор­га, ле­жал ка­та­лог про­слав­лен­ных ры­бо­лов­ных фирм За­па­да. Пусть де­тиш­ки лис­та­ют, пусть зна­ют кра­со­ту, пусть учат­ся, с чем ид­ти к во­де, к жиз­ни... Брат­цы ми­лые, да нель­зя же всю жизнь с ку­хон­ны­ми но­жа­ми и меш­ка­ми из-под кар­тош­ки но­сить­ся по ле­сам за те­ми же гри­ба­ми! А ры­ба? Крючки из оку­ней тя­нем на­про­лом вме­сте с киш­ка­ми. Ужас!

... Ви­но­ват! Ви­но­ват я, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов, ви­но­ват и не крив­лю ду­шой: та­щу с со­бой из раз­ных за­гра­ниц не толь­ко лес­ки-блес­ны, по­вод­ки-гру­зи­ла, но и все и вся­кие про­спек­ты с ры­бо­лов­ной сна­стью. Мно­го уже на­тас­кал. И гре­ют они мне ду­шу по глу­хим зим­ним вечерам, как са­ма ры­бо­лов­ная снасть.

Тут Со­ко­ло­ва буд­то что-то коль­ну­ло — он вспом­нил вдруг не­дав­ние раз­го­во­ры с Сер­ге­ем о вос­пи­та­нии де­ти­шек, вспом­нил ря­дом с фир­мен­ны­ми ка­та­ло­га­ми-рек­ла­мой раз­ной ры­бо­лов­ной сна­сти...

... На­до бы не за­быть, на­до ска­зать Се­ре­ге — у не­го ведь раз­ных ре­бя­ти­шек-вос­пи­тан­ни­ков мно­го — мо­жет, ему, его вос­пи­тан­ни­кам и от­дать эти ка­та­ло­ги? А? Пусть лис­та­ют, лю­бу­ют­ся. Пусть кра­со­ту за­по­ми­на­ют.

Со­ко­лов на­ко­нец от­влек­ся от сво­их мыс­лей, под­нял гла­за от до­ро­ги и спо­кой­но уви­дел впе­ре­ди се­бя Мо­ро­зо­ва...

... А ведь так у них все вре­мя, во всех по­хо­дах: Мо­ро­зов впе­ре­ди, как раз­вед­ка бо­ем, а он, Со­ко­лов, все­гда почему-то сза­ди. И не хо­те­лось, чес­т­ное сло­во, ему ни­ко­гда осо­бен­но не хо­те­лось за­ле­зать впе­ред Сер­гея. И не обид­но бы­ло, что не он, Со­ко­лов, а его друг-ко­рен­ник, Мо­ро­зов, обычно пер­вым под­ни­мал­ся по­сле при­ва­ла-от­ды­ха и по­да­вал при­зыв­ный сиг­нал: "В до­ро­гу, гос­по­да-то­ва­ри­щи, в до­ро­гу!" И не обид­но бы­ло, мо­жет быть, еще и по­то­му, что Сер­гей как-то умел чув­ст­во­вать ту грань, за ко­то­рой и начина­лись оби­ды-пе­ре­жи­ва­ния дру­гих...

— От­ста­ешь, от­ста­ешь, брат Ге­ор­гий, — обычно толь­ко так под­дер­жи­вал Мо­ро­зов сво­его дру­га в са­мых труд­ных до­ро­гах. — От­ста­ют глав­ные удар­ные си­лы! Не го­дит­ся, бра­тец. Под­тя­нись. По­ка­жи мощь рос­сий­ской пе­хо­ты!

И та­кие, глав­ные удар­ные си­лы со­глас­но при­ни­ма­ли для се­бя на раз­ных лес­ных тро­пах вечное мо­ро­зов­ское по­во­дыр­ст­во. Вот и те­перь Сер­гей вел его к ка­ко­му-то лес­но­му озе­ру, где бы­ли и щу­ки, и оку­ни, и да­же две год­ные ло­дочки. И здесь, вы­би­рая еди­но­лично мар­шрут их пер­во­го ны­неш­не­го пу­те­ше­ст­вия, Сер­гей, ви­ди­мо, точно чув­ст­во­вал и сейчас преж­нюю Жор­ки­ну на­ту­ру — вес­ти его, Жор­ку, за со­бой мож­но, а вот в его соб­ст­вен­ную рыб­ную лов­лю-та­ин­ст­во вме­ши­вать­ся ни­как нель­зя, тут Со­ко­ло­ва на­до ос­та­вить од­но­го — один на один с во­дой...Вот почему Сер­гей и вел сво­его гос­тя имен­но ту­да, где бы­ли две лодчон­ки, где мож­но бы­ло ка­ж­до­му по-сво­ему, на сво­ей соб­ст­вен­ной по­су­дин­ке от­пра­вить­ся к сво­им соб­ст­вен­ным тай­нам...

Се­го­дня они под­ня­лись ра­но. Вся снасть, все по­жит­ки, бы­ли со­б­ра­ны с вечера, и на­ут­ро ос­та­ва­лось толь­ко по­пить чай­ку на до­ро­гу да об­лечься во все по­ход­ное, то­же при­го­тов­лен­ное с вечера. Ко­гда они пи­ли чай, озе­ро за ок­ном еще бы­ло уку­та­но, как ды­мо­вой за­ве­сой, гус­тым ут­рен­ним пре­до­сен­ним ту­ма­ном. Но по­ка они со­би­ра­лись, а по­том, не то­ро­пясь, бре­ли от де­ре­вуш­ки к ле­су, ту­ман ожил, за­ше­ве­лил­ся и ши­ро­ки­ми, длин­ны­ми по­ло­са­ми-ручья­ми на­пра­вил­ся к бе­ре­гу. У бе­ре­га, толь­ко-толь­ко пе­ре­ва­лив через сте­ну­ – час­то­кол тро­ст­ни­ка и ку­ги, эти ручьи-по­ло­сы сра­зу тая­ли, осе­дая на при­бреж­ные кус­ты и тра­ву круп­ной ле­дя­ной ро­сой.

Та­кая же гус­тая, жгуче-хо­лод­ная ро­са ле­жа­ла и на за­рос­лях ма­ли­ны, в ко­то­рые и юрк­ну­ла без сле­да их до­рож­ка. Мо­ро­зов, не раз­ду­мы­вая, сра­зу во­шел в эти се­дые от ут­рен­ней ро­сы кус­ты, а Со­ко­лов чуть при­от­стал... И не от­то­го, что встре­тил­ся с не­ожи­дан­но­стью. Ут­рен­няя ро­са все­гда бы­ла для не­го свя­то­стью, и омо­ве­ние та­кой ро­сой он обычно при­ни­мал для се­бя как кре­ще­ние в ку­пе­ли — кре­ще­ние зем­лей, при­ро­дой.

Сколь­ко раз вот так вхо­дил он в рос­ные тра­вы, вхо­дил обычно бо­си­ком, ос­тав­ляя в ма­ши­не го­род­скую обувь. Ры­бо­лов­ные са­по­ги, при­го­тов­лен­ные для ры­бал­ки, бы­ли у не­го по­ка в ру­ках, и он, за­ка­тав до ко­лен брю­ки, с бла­жен­ст­вом встречал об­жи­гаю­щую ро­су... Мо­жет быть, эта ро­са и бо­сые но­ги, дав­но от­вы­кшие от жи­вой зем­ли, от сса­дин и цы­пок, то­же воз­вра­ща­ли ему, хоть и ко­рот­ко, его да­ле­кое дет­ст­во, в ко­то­рое с го­да­ми ему все чаще и чаще не­стер­пи­мо хо­те­лось вер­нуть­ся. А мо­жет, его омо­ве­ние-кре­ще­ние ро­сой те­перь, с воз­рас­том, при­об­ре­та­ло и еще ка­кое-то, уже ри­ту­аль­ное, значение — кре­ще­ние пе­ред вхо­дом в храм при­ро­ды.

Со­ко­лов не­мно­го по­сто­ял пе­ред за­рос­ля­ми ма­ли­ны, оде­ты­ми в ут­рен­нюю ро­су, а по­том сра­зу ре­шил­ся, как ре­ша­ют­ся дру­гой раз вой­ти в хо­лод­ную во­ду, и сра­зу почув­ст­во­вал на ли­це и ру­ках ле­дя­ные уко­лы. А там и обожг­ли его хо­ло­дом мгно­вен­но про­мок­шие на ко­ле­нях брю­ки.

... Ну и кус­ты, ну и ро­са у Мо­ро­зо­ва, — с улыб­кой по­ду­мал Со­ко­лов, — как все у не­го тут, через край.

Но тут же за­быв и про­мок­шие на ко­ле­нях брю­ки, и жгу­щую по­началу ро­су, бод­ро по­лез вслед за сво­им дру­гом через не­про­лаз­ные за­рос­ли.

До­рож­ка так же не­ожи­дан­но, как толь­ко что ныр­ну­ла с чис­то­го мес­та в гус­той ма­лин­ник, вдруг вы­ныр­ну­ла из не­го и ока­за­лась на про­сто­ре, сре­ди мо­ло­дых со­се­нок... Под со­сен­ка­ми сто­ял Мо­ро­зов и ве­се­ло по­смат­ри­вал на сво­его вы­мок­ше­го дру­га.

— Ну как, свет Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, ок­ре­сти­лись?

— Ок­ре­стил­ся, ба­тюш­ка, ок­ре­стил­ся с тво­ей по­мо­щью. Ты бы еще через ка­кое-ни­будь бо­ло­то сначала про­вел, что­бы сра­зу грязь по по­яс. А?

Они ве­се­ло рас­смея­лись. А Со­ко­лов тут же от­ме­тил про се­бя:... На­до же, Се­ре­га и кре­ще­ние его пом­нит. Вот ум­ни­ца! И как у не­го на все это па­мя­ти хва­та­ет?

По­сле ут­рен­ней ро­сы ид­ти ста­ло легче и ве­се­лей, буд­то дей­ст­ви­тель­но со­стоя­лось на­ко­нец его ны­неш­нее кре­ще­ние при­ро­дой-ле­сом, да и все­ми эти­ми бла­го­сло­вен­ны­ми мес­та­ми. При­ни­ма­ет лес! При­ни­ма­ет, как пре­ж­де! Жи­вой, значит, еще я! Жи­вой! Не сгнил со­всем! — звучало в Со­ко­ло­ве по­бе­дой-ра­до­стью. — А не дур­ны бы­ли на­ши пред­ки, по­ни­ма­ли что-то, ко­гда почита­ли чуть ли не вы­ше все­го ключевую во­ди­цу... А те ста­ри­ки-ле­со­ви­ки, ка­ких встречали ко­гда-то они с Се­ре­гой по Во­ло­год­ским и Ар­хан­гель­ским ле­сам — ведь там бы­ли та­кие ста­ри­ки, ка­кие в ле­су толь­ко ро­сой и умы­ва­лись. Да-да! Озе­ро ря­дом, речуш­ка — ан нет, вста­нут ут­ром, со­бе­рут ла­до­ня­ми ро­су с цве­ту­щих трав и на ли­цо... А мо­жет, и с мо­лит­вой ка­кой... Нет, бы­ло что-то чрез­вычай­но муд­рое в той преж­ней жиз­ни, ко­то­рую те­перь на­прочь за­бы­ли.

Как-то, до­б­рав­шись до раз­ных ис­то­рий, кре­сть­ян­ский сын Ге­ор­гий Со­ко­лов вдруг уз­нал в се­бе жи­вой ин­те­рес к двум рос­сий­ским ца­рям. Сим­па­тичен ему был почему-то царь Алек­сандр Ни­ко­лае­вич Ро­ма­нов, тот са­мый, ко­то­ро­го вос­пи­ты­вал ум­ни­ца-по­эт В.А.Жу­ков­ский, тот са­мый царь, ко­то­рый рос вме­сте, а даль­ше, ви­ди­мо, и со­сто­ял в ка­кой-то друж­бе с дру­гим уди­ви­тель­ным рус­ским по­этом Алек­се­ем Кон­стан­ти­но­вичем Тол­стым.

Мо­жет быть, ка­кие-то сим­па­тии-ин­те­рес к это­му про­све­щен­но­му ца­рю и начались у Со­ко­ло­ва-пи­са­те­ля пре­ж­де все­го с имен Жу­ков­ско­го и Тол­сто­го... Кто зна­ет... Но чем даль­ше за­гля­ды­вал он в тот слож­ней­ший пе­ри­од рус­ской жиз­ни, во вре­ме­на цар­ст­во­ва­ния Алек­сан­д­ра II, тем боль­ше воз­ни­ка­ло у не­го же­ла­ние по­нять эту часть род­ной ис­то­рии, вой­ти в мир са­мо­го са­мо­держ­ца. И кто зна­ет, мо­жет быть, из этих пла­нов Со­ко­ло­ва-про­заи­ка что-то по­лучилось бы — мо­жет быть, то­гда свои­ми сред­ст­ва­ми по­ве­дал бы он се­го­дняш­не­му рус­ско­му чита­те­лю о том от­рез­ке рос­сий­ской ис­то­рии, ко­гда пал на­ко­нец из­во­дя­щий на­род ал­ко­го­лем шин­кар­ский от­куп — ведь пер­вым де­лом царь Алек­сандр Ни­ко­лае­вич и от­ме­нил от­куп­ную сис­те­му, по ко­то­рой шин­ка­ри име­ли пра­во почти бес­пре­пят­ст­вен­но про­да­вать раз­но­го зе­лья, сколь­ко за­бла­го­рас­су­дит­ся... А там бы обя­за­тель­но за­гля­нул Со­ко­лов-бел­лет­рист и в суть зем­щи­ны — рос­сий­ско­го са­мо­управ­ле­ния, вве­ден­но­го опять же при Алек­сан­д­ре II, же­лав­шем, го­во­рят, дать Рос­сии чуть ли не пар­ла­мент­ское управ­ле­ние...А как обой­ти ре­фор­му, на­зван­ную Ве­ли­кой, от­ме­нив­шую преж­нюю кре­по­ст­ную сис­те­му вла­де­ния жи­вы­ми людь­ми? А от­ме­на рек­рутчины и вве­де­ние все­об­щей во­ин­ской по­вин­но­сти?.. Кто зна­ет, к ка­ким бы от­кры­ти­ям и от­кро­ве­ни­ям при­ве­ли бы Со­ко­ло­ва его но­вые ис­ка­ния, ис­ка­ния пи­са­те­ля-ис­то­ри­ка, толь­ко от ца­ря Алек­сан­д­ра Ни­ко­лае­вича он в кон­це кон­цов мир­но ото­шел — все-та­ки царь был уби­ен­ным, и в "Ис­то­рии" По­кров­ско­го, хо­тя и при­над­ле­жа­ла эта "ис­то­рия" к са­мым ле­вым на­шим ре­во­лю­ци­он­ным го­дам, это ца­ре­убий­ст­во обоз­началось впол­не оп­ре­де­лен­но: “Трав­ля ко­ро­но­ван­но­го зве­ря". Нет, с Алек­сан­дром Ни­ко­лае­вичем на­до быть по­ос­то­рож­ней.

А вот Алек­сей Ми­хай­ло­вич Ро­ма­нов, отец бу­ду­ще­го Пет­ра Ве­ли­ко­го, ни­ка­ких осо­бых про­тес­тов ни с чьей сто­ро­ны в то вре­мя как буд­то и не вы­зы­вал... Ин­те­рес­ный был царь, очень ин­те­рес­ный, сам из пу­шек стре­лял и ис­кус­ст­вом стрель­бы сей по­ра­жал да­же ев­ро­пей­ских гос­тей. Да и пу­шек, сви­де­тель­ст­во­ва­ли те же ино­стран­ные гос­ти, у мо­с­ков­ско­го ца­ря Алек­сея бы­ло зе­ло бо­га­то — так что до­пет­ров­ские рос­сий­ские стрель­цы, ка­ких каз­ни­ли за­тем в Мо­ск­ве при сы­не Алек­сея Ми­хай­ло­вича, силь­ны бы­ли, су­дя по все­му, не толь­ко на сло­вах, но и в весь­ма со­вре­мен­ной по тем вре­ме­нам ар­тил­ле­рии.

А по­том царь Алек­сей был рус­ским ца­рем еще и по кро­ви... За­бы­ли мы это­го ца­ря, за­бы­ли. А жаль! А ведь ду­мал он о судь­бе го­су­дар­ст­ва, по­жа­луй, не мень­ше сво­его энер­гично­го сы­на, но ду­мал чуть по-дру­го­му. Нем­цев, Ев­ро­пу це­нил — ведь и сын-то его, Петр Алек­сее­вич, с нем­ца­ми не в Ев­ро­пе пре­ж­де по­знал­ся, а в са­мой Мо­ск­ве. Дав­но бы­ли на Ру­си вся­кие нем­цы, но бы­ли толь­ко на служ­бе, а ни­как не гос­по­да­ми над рус­ской зем­лей — бы­ли как мас­те­ра сво­его де­ла, мно­го ус­пев­шие в раз­ных точных нау­ках и ре­мес­лах. Вот так и ви­дел царь Алек­сей Ми­хай­ло­вич Ро­ма­нов свое го­су­дар­ст­во: что есть лучшее из на­ук и ре­ме­сел в Ев­ро­пе, возь­мем в Рос­сию, но не без ог­ляд­ки, а с умом возь­мем, и ум свой, жи­вой, ни­ка­кой Ев­ро­пе не от­да­дим. И ведь шко­лы при Алек­сее Ми­хай­ло­виче от­кры­ва­ли как: с учите­ля­ми ки­ев­ски­ми и гречес­ки­ми — это по час­ти ду­хов­ных зна­ний, по час­ти фи­ло­со­фии, а уж толь­ко по­том, с та­ким уст­рой­ст­вом ду­ши, к обучению ре­ме­сел и на­ук точных у нем­цев, у Ев­ро­пы. И прав был, по­ди, этот бла­го­сло­вен­ный царь! По та­кой же нау­ке-до­ро­ге и Ми­хай­ло Ло­мо­но­сов к све­ту сво­его ума шел: сначала бы­ла у не­го Сла­вя­но-г­ре­ко-­ла­тин­ская ака­де­мия с рус­ско-ду­хов­ным объ­я­ти­ем все­го ми­ра, а там уж и к нем­цам за их ре­цеп­та­ми... И кто зна­ет, был бы Ми­хай­ло Ва­силь­е­вич Ло­мо­но­сов тем ге­ни­ем-про­вид­цем, ка­ким стал, ес­ли бы не при­нял в се­бя рос­сий­скую фи­ло­со­фию жиз­ни. А ведь от этой фи­ло­со­фии и ге­ни­аль­ное пред­ви­де­ние...

Пом­нит­ся, то­гда Со­ко­лов читал все под­ряд, что дос­та­ва­лось ему о вре­ме­нах Алек­сея Ми­хай­ло­вича, срав­ни­вал эти вре­ме­на с дея­ния­ми Пет­ра Ве­ли­ко­го. А сколь­ко бе­сед-раз­ду­мий про­вел один на один с име­нем Ло­мо­но­со­ва... А тя­жесть би­ро­нов­щи­ны? А под­виг Ели­за­ве­ты Пет­ров­ны, дочери Пет­ра, из­ба­вив­шей Рос­сию, хоть на вре­мя, от чужо­го за­си­лия?.. И го­тов, чес­т­ное сло­во, го­тов был пи­са­тель Ге­ор­гий Со­ко­лов по­вер­нуть свою пи­са­тель­скую путь-до­ро­гу в сто­ро­ну род­ной ис­то­рии... Но опять что-то удер­жа­ло его, не пус­ти­ло и ту­да, где во­лей-не­во­лей поя­ви­лась у не­го кри­ти­ка, хоть и ма­лая, но все-та­ки кри­ти­ка Пет­ров­ской эпо­хи... Да и к счас­тью... Вско­ре кто-то с боль­шой три­бу­ны гром­ко уп­рек­нул со­вет­ских ли­те­ра­то­ров в по­пыт­ке под­нять на щит "обан­кро­тив­шее­ся сла­вя­но­филь­ст­во", да еще с от­ри­ца­ни­ем ис­то­ричес­кой ро­ли Пет­ра Ве­ли­ко­го. Бы­ло так — увы, не ос­ме­лил­ся, не смог пе­ре­сту­пить через "нель­зя" Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов, не смог по-мо­ро­зов­ски встать и вслух ска­зать : “Это мое мне­ние!".. Что де­лать — ка­ж­до­му свое...

Нет, Со­ко­лов не оп­рав­ды­вал се­бя, ни­как не оп­рав­ды­вал, а тем бо­лее те­перь, здесь, по­сле все­го боль­но­го, пе­ре­жи­то­го в по­след­нее вре­мя. Не мог он оп­рав­ды­вать се­бя сейчас и ря­дом с Мо­ро­зо­вым, с его не­сги­бае­мой жиз­нью — хоть режь, а не сой­ду с мес­та, не от­сту­п­лю, ес­ли чув­ст­вую за со­бой прав­ду!

Вот так и по­те­рял Со­ко­лов сво­его Алек­сея Ми­хай­ло­вича Ро­ма­но­ва с его пер­вой сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной фер­мой на Ру­си — сам царь был хо­зяи­ном фер­мы... По­те­рял... Но почему-то сейчас, здесь, на краю толь­ко что омыв­ше­го его ле­дя­ной ро­сой чащоб­но­го ма­лин­ни­ка, пе­ред эти­ми вот мо­ло­день­ки­ми со­сен­ка­ми, на зо­ло­тых вет­вях ко­то­рых так лас­ко­во иг­ра­ет сейчас ут­рен­нее солн­це, ему вдруг сно­ва вспом­нил­ся его царь Алек­сей Ми­хай­ло­вич со сво­ей муд­рой стра­те­ги­ей: взять у Ев­ро­пы все са­мое лучшее из ее точных на­ук и ре­ме­сел, но не до­пус­тить Ев­ро­пу к рус­ской ду­ше...

Ей Бо­гу, ес­ли ре­шить­ся на ис­то­ричес­кой ро­ман, есть с ко­го пи­сать ца­ря Алек­сея Ро­ма­но­ва — ко­нечно, с Сер­гея Мо­ро­зо­ва! Вот так же, по­ди, креп­ко, пря­мо и твер­до, как сейчас его Сер­гей, сто­ял на сво­ей зем­ле, и то­же с по­со­хом-указ­кой, ко­му и как ку­да ид­ти, царь Алек­сей Ми­хай­ло­вич... И почему-то у это­го сво­его ца­ря за спи­ной ви­дел сейчас Со­ко­лов точно та­кой же, как у Мо­ро­зо­ва, за­плечник-ко­шель, а в ру­ках — точно та­кой же, как у Сер­гея, спин­нинг...

Спин­нинг у Сер­гея был про­стень­кий, ма­га­зин­ный, об­ще­дос­туп­ный — с удоб­ной проб­ко­вой ручкой и с кончиком из стек­ло­во­лок­на... Отечес­т­вен­ная про­мыш­лен­ность, по­жа­луй, еще и не бра­лась за дру­гие, со­вре­мен­ные и дав­но уже зна­ко­мые Ев­ро­пе ма­те­риа­лы для спин­нин­го­вых уди­лищ и про­дол­жа­ла штам­по­вать и штам­по­вать эти стек­ло­во­лок­ни­стые, гру­бые и тя­же­лые, с точки зре­ния мас­те­ра-эс­те­та Со­ко­ло­ва, спин­нин­ги-ко­ро­тыш­ки. По это­му по­во­ду еще вчера, во вре­мя сбо­ров, Со­ко­лов что-то ска­зал Сер­гею, но тот не оби­дел­ся, не при­знал за со­бой от­сут­ст­вие вку­са, а ко­рот­ко по­яс­нил оп­по­нен­ту, что уди­ли­ще это впол­не при­год­но для тех его мест, где в во­де пол­но тра­вы и ко­ряг — здесь, мол, не фо­ре­ле­вые ре­ки, без тра­вин­ки, без за­це­па, где и идет по­то­му снасть по­легче и по­изящ­ней.

Но ес­ли сам по се­бе спин­нинг-хлы­стик край­не не по­нра­вил­ся Со­ко­ло­ву-це­ни­те­лю, то про­пу­ск­ные коль­ца на уди­ли­ще, по ко­то­рым и про­пу­ще­на лес­ка, на­сто­ро­жи­ли, и со сле­дую­щи­ми свои­ми воз­мож­ны­ми за­мечания­ми по час­ти сна­сти Мо­ро­зо­ва Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич ре­шил быть по­ак­ку­рат­ней. Де­ло в том, что про­пу­ск­ные коль­ца на этом спин­нин­ге бы­ли са­мо­дель­ны­ми: ма­га­зин­ные бы­ли сня­ты, а вме­сто них ус­та­нов­ле­ны дру­гие, по­боль­ше диа­мет­ром, и ус­та­нов­ле­ны так, как по­ла­га­ет­ся по са­мой со­вре­мен­ной ры­бо­лов­ной нау­ке, что­бы лес­ка вы­тя­ги­ва­лась с ка­туш­ки блес­ной без лиш­не­го со­про­тив­ле­ния. Коль­ца бы­ли из­го­тов­ле­ны очень чис­то, под стать лю­бым фир­мен­ным, и так же чис­то и прочно по­са­же­ны на уди­ли­ще.

...Ну, и Се­ре­га, — ру­ку Мо­ро­зо­ва, точную ру­ку мас­те­ра, Со­ко­лов тут, ко­нечно, уз­нал сра­зу, — молчун-молчун, а и к со­вре­мен­ной спин­нин­го­вой сна­сти дав­но, ви­ди­мо, при­об­щил­ся. Вот те­бе и лес, и глу­хо­мань, и до­по­топ­ная рус­ская печь с кочер­гой и ух­ва­та­ми. Да и ка­туш­ка у не­го на спин­нин­ге не отечес­т­вен­ная, а лег­кая, бы­ст­рая, хо­тя и не очень до­ро­гая... Та­кие ка­туш­ки, ры­бо­лов­ный шир­пот­реб, пом­ни­лось Со­ко­ло­ву, вы­пус­ка­ли этой сна­стью, по­жа­луй, весь мир... Так-так... Ну, а как, бра­тец, у вас с блес­на­ми?

В по­да­рок Мо­ро­зо­ву Со­ко­лов вез не­сколь­ко вра­щаю­щих­ся бле­сен, лучших бле­сен, ка­кие смог­ли вы­пус­тить к это­му вре­ме­ни са­мые до­тош­ные Ев­ро­пы. Это бы­ли вра­щаю­щие­ся ле­пе­ст­ки фран­цуз­ской фир­мы — зна­ме­ни­тые "меп­сы". Он ку­пил их толь­ко этой вес­ной в Хель­син­ки, в чудес­ном ры­бо­лов­ном ма­га­зи­не на ули­це Унио­нин­ка­ту, не­по­да­ле­ку от Мор­ско­го рын­ка и пре­зи­дент­ско­го двор­ца.

Этот го­род­ской ры­нок сто­ли­цы Фин­лян­дии, уст­ро­ен­ный на са­мом бе­ре­гу мо­ря, ря­дом с ре­зи­ден­ци­ей пре­зи­ден­та стра­ны, и этот рос­кош­ный ры­бо­лов­ный ма­га­зин на Унио­нин­ка­ту Со­ко­лов очень лю­бил. И ка­ки­ми бы ко­рот­ки­ми и за­гру­жен­ны­ми ни бы­ли его встречи с Хель­син­ки, все рав­но он на­хо­дил вре­мя, что­бы хоть ра­зок за­гля­нуть и к Мор­ско­му рын­ку, и, ко­нечно, в зна­ко­мый ры­бо­лов­ный ма­га­зин... Бо­же мой! Чего толь­ко не бы­ло там! Ка­кие толь­ко фир­мен­ные сна­сти не встречали его здесь!.. Здесь, сре­ди строя спин­нин­гов, на­хлы­стов, по­пла­вочных уди­лищ, ок­ру­жен­ный стен­да­ми со все­воз­мож­ны­ми блес­на­ми и все­воз­мож­ны­ми лес­ка­ми, он так же те­п­ло вспом­нил свое дет­ст­во и ту ста­рую ры­бо­лов­ную кни­гу, ко­то­рая учила его изящ­ной сна­сти и ува­же­нию к во­де и ры­бе... От­сю­да, из это­го ма­га­зи­на, и вез Со­ко­лов в по­да­рок Мо­ро­зо­ву лучшие фран­цуз­ские "меп­сы".

Мо­ро­зов по­да­рок при­нял с ра­до­стью — тут же уб­рал пре­под­не­сен­ные ему рос­кош­ные блес­ны. Со­ко­лов уже почув­ст­во­вал в се­бе тор­же­ст­во: вот, мол, и дос­та­ли мы вас, Сер­гей Ми­хай­ло­вич, на­шим вы­со­ким ис­кус­ст­вом... Но ка­кую-то ми­ну­ту спус­тя, за­гля­нув к сто­ли­ку у ок­на, воз­ле ко­то­ро­го у Мо­ро­зо­ва и хра­ни­лись его удочки и спин­нинг, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич уви­дел точно та­кой же вра­щаю­щий­ся ле­пе­сток "мепс", ка­кой толь­ко что при­под­нес в по­да­рок — этот жел­тый "меп­сик" был при­кре­п­лен к фир­мен­ной спин­нин­го­вой лес­ке с по­мо­щью та­ко­го же фир­мен­но­го эла­стично­го ме­тал­личес­ко­го по­вод­ка...
личес­ко­го по­вод­ка...