Вместо предисловия

Вид материала

Документы

Содержание Путь в науку Тьмою окно занавешено Люди, мы стареем и ветшаем Подавляющее большинство Солдаты, в путь, в путь, в путь! Как кардиограммы планеты Я предлагаю вылить в пасть

Подобный материал:

• Оглавление з Вместо предисловия, 16.65kb.
• Сжигание отходов и здоровье человека. Краткий обзор (вместо введения и предисловия), 1212.58kb.
• Василию Акимовичу Никифорову-Волгину посвящается Вместо предисловия сказка, 2696.41kb.
• Вместо предисловия, 850.61kb.
• Литература вместо предисловия, 605.49kb.
• Источниковедение в век компьютера (вместо предисловия), 1388.68kb.
• Литература вместо предисловия, 628.96kb.
• Содержание: Вместо предисловия, 860.74kb.
• Вместо предисловия, 298.02kb.
• Валентин соломатов, 1718.67kb.

ПУТЬ В НАУКУ

На рубеже 60 – 70-х годов широкое распространение получили социологические исследования, считавшиеся важным средством изучения общественного мнения. Работавший со мной на первых порах в секторе печати, телевидения и радиовещания инструктор Владимир Александрович Пирамидин был ярым сторонником социологического подхода. По его инициативе сформированная при секторе рабочая группа провела анализ воздействия печати на различные слои общества. Итоги этого исследования были изложены в книге В. А. Пирамидина «Читатель и газета».

Присматриваясь к работе своего коллеги, я постепенно стал втягиваться в сферу науки, все больше интересуясь теоретической литературой. Владимир Александрович поддерживал мое стремление к научному исследованию.

— За социологией — большое будущее, — говорил он, — особенно в сфере печати. Так что советую тебе поплотнее заняться этим делом.

Скрытный по натуре, с хитроватым прищуром глаз Владимир Александрович всячески поощрял мой интерес к социологической науке.

— Знаешь, какая разница между социологией и социальной психологией? — задал он как-то мне вопрос.

И тут же ответил:

— Если мышь бежит по лабиринту и поворачивает в левый угол, где сидит вторая мышь, эту ситуацию изучает социология. А если мышь поворачивает в правый угол, где находится пища, то эта проблема касается уже социальной психологии.

Приобретая сборники научных статей, Владимир Александрович рекомендовал изучать их и мне, обращая внимание на наиболее значимые публикации.

Вскоре Владимир Александрович, назначенный заместителем редактора газеты «Вечерний Свердловск», покинул сектор. Но его советы запали мне в душу.

Склонность к научному исследованию стал проявлять заведующий сектором Иван Галактионович Новожилов. Совместно с аспирантом Уральского отделения Академии наук Виталием Александровичем Овчинниковым он провел социологическое исследование среди рабочих и сельских корреспондентов Свердловской области, по результатам которого была издана брошюра «Рабселькоры о себе».

Все это подогревало мой интерес к научному поиску в области прессы.

Встретившись однажды со своим бывшим сокурсником по университету Геннадием Сюньковым, я предложил проанализировать механизм воздействия прессы на читателя:

— Мы, конечно, не будем пионерами этого дела, но, думается, сможем получить богатый материал для теоретических выводов.

— Дело это стоящее, — согласился Геннадий, — особенно если провентилировать газеты через зеркало социологии.

Посоветовавшись, решили внести в исследование новый аспект: попытаться выявить закономерности взаимосвязей партийных организаций и прессы.

Геннадий работал тогда заведующим отделом редакции газеты «Вечерний Свердловск». Но его аналитический ум тяготел к научной сфере. Впоследствии это привело моего соавтора на кафедру печати Уральского госуниверситета, где защитив кандидатскую диссертацию, он получил должность доцента.

А в тот период мы делали только первые шаги на пути к научным изысканиям.

Разработав два варианта анкет: для партийных органов и прессы, стали анализировать отношение к одному и тому же вопросу с разных точек зрения. Это дало возможность как можно ближе подойти к истине, которая, как правило, лежит посередине.

На основе результатов социологического исследования в соавторстве с Геннадием Сюньковым была подготовлена брошюра «Партийный комитет и газета», которую выпустило Средне-Уральское книжное издательство. Она вызвала резонанс в партийных органах и редакциях газет. Предисловие к ней написал заведующий отделом пропаганды и агитации обкома Виктор Петрович Мазырин. Сам тяготевший к науке, имевший ученую степень кандидата наук, он остался доволен нашим первым теоретическим трудом.

— Вы затронули глубокий пласт, — похвалил Виктор Петрович, — советую не останавливаться на этом. Наука, как и знание, не есть нечто законченное, она вечно создается, вечно движется. Это я вам прямо скажу, — ввернул он свое излюбленное выражение.

Выпущенная нами брошюра получила высокую оценку в центральной и местной прессе. Моя статья о результатах исследования была опубликована в сборнике работ, выпущенных московским издательством политической литературы. Рецензия на брошюру появилась в газете «Вечерний Свердловск», автор которой Александр Дмитриевич Ермаков назвал наше творение попыткой прорыва в исследовании малоизученных проблем.

С Александром Дмитриевичем мы познакомились еще в первый год моей работы в обкоме. Тогда он занимал должность редактора одной из авторитетных газет области — «Тагильский рабочий». Приехав в одну из своих первых командировок в Нижний Тагил, я сразу попал под обаяние этого замечательного человека. Своей крепко слаженной фигурой, выразительными чертами лица, Александр Дмитриевич напоминал мудрого сфинкса, которому можно было довериться и не таясь, излить свою душу. Опытный работник прессы, член Союза журналистов СССР с момента его основания, участник войны, он располагал к себе своими нестандартными размышлениями. Перед моим отъездом из Нижнего Тагила Александр Дмитриевич подарил написанную им книгу «Огненное ожерелье». Небольшого формата, с красочно оформленной обложкой она хранится у меня до сих пор с надписью «Виктору Федоровичу Дворянову от уважающего автора. 27.11.1969 г.»

В ней маститый и талантливый журналист, побывавший во многих зарубежных странах, рассказал о своих земляках — тагильских умельцах, руки которых возвели заводы, окружили город их огненным ожерельем, чтобы передать людям богатства самоцветной уральской земли. Своеобразным эпилогом книги был очерк «В гостях у Шолохова» о встрече с прославленным писателем, написавшем предисловие к документальной повести уральцев «Новые были горы Высокой».

В разговоре со мной Александр Дмитриевич поделился своими личными впечатлениями от встреч не только с М. А. Шолоховым, но и другими известными людьми — с английским журналистом Джеймсом Олдриджем и поэтом Булатом Окуджавой. Тогда я узнал, что отец знаменитого поэта работал когда-то секретарем Нижнетагильского горкома партии и был репрессирован в годы сталинского режима. Из уст Александра Дмитриевича я впервые услышал малоизвестную еще в те времена песню Б. Окуджавы «Женщина — Ваше величество», текст которой опальный поэт подарил ему во время своего приезда в Нижний Тагил. Эту песню А. Д. Ермаков любит петь и сейчас в застольной компании:

Тьмою окно занавешено

И тишина, как на дне.

Женщина — Ваше величество,

Вы неужели ко мне?

Кто Вы такая, откуда Вы?

Ах, я смешной человек!

Верно, Вы дверь перепутали,

Улицы, город и век.

Да, Ваш визит, как пожарище,

Дымно и трудно дышать.

Так проходите ж, пожалуйста,

Что ж на пороге стоять?

Тусклое здесь электричество

И тишина, как на дне,

Женщина — Ваше величество,

Вы неужели ко мне?

Позднее судьба забросила Александра Дмитриевича в Свердловск, где он работал редактором газеты «Вечерний Свердловск». Имея ученую степень кандидата наук, перешел потом на должность доцента Уральского госуниверситета. Сейчас находится на заслуженном отдыхе и до сих пор поддерживает со мной приятельские отношения. Его дом с гостеприимной хозяйкой — женой Софьей Александровной всегда открыт для совместного общения. Равно как и мой. В отличие от других людей, набивавшихся мне в друзья из-за каких-то конъюктурных соображений, Александр Дмитриевич и Софья Александровна до сих пор сохраняют свою преданность. И это еще раз подтверждает истину, высказанную в стихотворной форме мудрым поэтом Расулом Гамзатовым:

Люди, мы стареем и ветшаем,

И с теченьем наших лет и дней

Легче мы друзей своих теряем,

Обретаем их куда трудней.

Люди, я прошу вас, ради бога,

Не стесняйтесь доброты своей.

На земле друзей не так уж много,

Опасайтесь потерять друзей.

Выход книги с материалами социологических исследований окрылил меня и позволил пошире открыть дверь в мир науки. Начавшаяся учеба в Заочной высшей партийной школе при ЦК КПСС обогащала новыми знаниями. Но чем больше я углублялся в изучение теоретических трудов, тем больше было желание карабкаться и дальше по каменистым тропам науки.

Еще в период моей работы в редакции газеты «Свердловский строитель» я стал приобретать классическую художественную литературу, подписные издания российских и зарубежных писателей и поэтов. В условиях острого книжного дефицита того времени мне удалось собрать богатую библиотеку, на видном месте которой красовалась шутливая надпись: «Не шарь по полкам жадным взглядом, здесь книги не даются на дом».

Занявшись научным исследованием и обучаясь в партийной школе, я стал все больше интересоваться литературой теоретического характера.

Два раза в год, как и в период учебы в университете, в стенах «партийной вышки» собирались на очередную сессию партийные и советские работники. Преподавателями у нас были маститые, опытные педагоги, умевшие, опираясь на решения вышестоящих органов, объяснить причины возникавших в тот период тех или иных тупиковых ситуаций. Но иногда и они, несмотря на огромный багаж знаний, оказывались в неловком положении.

Помню, как на лекции по политэкономии одна из доцентов кафедры так и не смогла объяснить, почему экономика, развиваясь по объективным законам, оказалась поделенной на две части: политэкономию социализма и политэкономию капитализма.

— Разве может, например, математика или химия быть социалистической или капиталистической? — допытывался я.

Запомнив мой каверзный вопрос, эта фанатичная до мозга костей дама всячески пыталась мне навредить. И только вмешательство заведующей кафедрой Ирины Михайловны Темкиной спасло меня на государственном экзамене.

Но были и другие педагоги, которые, несмотря на партийные циркуляры, обходили щекотливые темы, вызывая истинное к себе уважение.

Таким запомнился преподававший философию доктор философских наук, профессор Владимир Гаврилович Нестеров. Спокойный, уравновешенный, он, находясь за трибуной, мудро размышлял об истинности философских знаний, не зацикливаясь на марксистско-ленинских постулатах.

— В философском знании, как в курином яйце, можно выделить три основных слоя, — говорил он, подняв над головой палец. — Первый — это желток, связанный с вопросом, как следует жить, то есть как жить, чтобы жизнь была прекрасной. Но чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала найти ответ на второй: как устроен мир, в котором люди живут. Это составляет второй слой философских знаний — белок. А для получения знаний о мире, необходимо решить третий вопрос: как познавать мир. Решение его образует еще один слой философских знаний — скорлупа. Чтобы добраться до желтка, нужно разбить скорлупу. Поэтому начинать надо с третьего вопроса, от него переходить ко второму, а потом к первому.

Приятельские отношения сложились у меня с доцентом Геннадием Ивановичем Баданиным. Преподававший актуальный тогда курс «Партийное строительство», он, тем не менее, в доверительном разговоре высказывал прогрессивные для того времени взгляды.

— Ты как, Виктор, разделяешь принцип демократического централизма? — спрашивал он.

И получив утвердительный ответ, продолжал:

— Я тоже. Но в разумных пределах. Помнишь, как у Плеханова? «Я централист, но не бонапартист. Я выступаю за сильную централистскую организацию. Но я против того, чтобы центр съел всю партию, подобно тому, как тощие фараоновы коровы съели жирных».

Меня еще с далеких времен волновал этот вопрос, когда на комсомольском или партийном собраниях во время голосования методом большинства решалась иногда судьба человека. Я не понимал, почему оставшиеся в меньшинстве люди должны соглашаться с мнением большинства, которое может заблуждаться. Ведь это далеко не демократический принцип. Демократия, как мне казалось, это когда большинство может разделять точку зрения меньшинства, или когда каждый человек имеет право на высказывание своего отношения к обсуждаемому вопросу.

Эту ситуацию хорошо, на мой взгляд, подметил Е. Евтушенко в одном из своих стихотворений:

Подавляющее большинство,

Пахнешь ты, как навозная роза,

И всегда подавляешь того,

Кто высовывается из навоза.

Удивляющее меньшинство,

Сколько раз тебя брали на вилы.

Подавляющее большинство,

Сколько гениев ты погубило!

В подавляющем большинстве

Есть невинность преступного стада

И козлы-пастухи во главе,

И упрямо-козлиное «надо».

Моими коллегами по учебе в Высшей школе были партийные и советские работники из различных регионов — Оренбуржья, Башкирии, Удмуртии, Перми, Челябинска, Тюмени. Собираясь вместе на очередную сессию, мы в кулуарах высказывали иногда совершенно противоположные точки зрения, но это не мешало нам общаться. Это был пример плюрализма, о котором в те времена даже нельзя было заикаться. Правда, случались и курьезные случаи, когда, например, на семинаре по истории партии, один из сельских партийных работников так прокомментировал работу В. И. Ленина «На дорогу».

— Оппортунисты и анархисты всех мастей сворачивали с правильной дороги, а Ленин шел позади них и, подгоняя хворостиной, повторял: «На дорогу, товарищи, на дорогу».

Другой слушатель ВПШ во время обсуждения вопроса, связанного с деятельностью оппозиционных партий, все время называл представителей меньшевиков товарищами.

Эти случайные оговорки в тот период вызывали смех и уже не грозили расправой. А мне вспоминался сталинский период, когда за одно неосторожно сказанное слово можно было загреметь в места не столь отдаленные.

После сдачи очередного экзамена наша стихийно сложившаяся группа в составе секретаря Нижнетагильского горкома партии Юрия Андреевича Томашева, председателя Краснотурьинского горисполкома Павла Федоровича Дружинина, секретаря Серовского горкома партии Ивана Федоровича Гузева, второго секретаря Качканарского горкома партии Владимира Федоровича Миронова и двух примкнувших к нам представителей Удмуртии собиралась в одной из комнат общежития. Накрыв в складчину стол, произносили тосты, пели песни, среди которых коронной была «Солдатская песня», припев которой вливал в нас силу и веру в удачу:

Солдаты, в путь, в путь, в путь!

А для тебя, родная,

Есть почта полевая

Прощай, труба зовет.

Солдаты — в поход!

В этот же период я стал готовиться к сдаче экзаменов кандидатского минимума. Мне предстояло пройти испытания на знание философии, иностранного языка, истории КПСС и истории СССР. Жертвуя выходными днями, просиживая по ночам, я карабкался по каменистым тропам науки.

Философию с группой аспирантов я сдавал в Уральском юридическом институте, где председателем экзаменационной комиссии был доктор философских наук, профессор Георгий Петрович Орлов. Мне не раз приходилось слушать его выступления в различных аудиториях. И я всегда восхищался глубокими знаниями этого человека, его эрудицией и широтой мышления. Своей внешностью Георгий Петрович чем-то напоминал известного поэта Расула Гамзатова. Но когда ему говорили об этом, он, смеясь, отвечал:

— Это не я похож на Расула Гамзатова, а он похож на меня.

После того, как я ответил на поставленные в экзаменационном билете вопросы, Георгий Петрович задал ряд дополнительных и остался доволен ответом.

Историю КПСС мне пришлось сдавать в Уральском политехническом институте. Председательствующий, заведующий кафедрой, доктор исторических наук, профессор Александр Васильевич Бакунин был мне немного знаком по совместной поездке в Германскую Демократическую Республику и Чехословакию. Я знал, что его любимым «коньком» была тема, связанная с руководящей ролью партии. И потому не удивился, когда в качестве дополнительного вопроса он попросил меня назвать основные принципы возрастания роли КПСС.

При их обосновании у меня, не зная почему, вдруг вырвалась фраза:

— Движение все, конечная цель — ничто.

Александр Васильевич недоуменно пожал плечами:

— Вы что, решили ревизионистов цитировать? Это же слова Эдуарда Бернштейна.

Сидевшая рядом с Александром Васильевичем миловидная женщина, решившая, видимо, помочь мне выйти из этой щекотливой ситуации, заметила:

— Думаю, что молодой человек просто оговорился.

И, чтобы отвлечь внимание от столь деликатной темы, задала совершенно иной вопрос. В итоге мой ответ был оценен на «хорошо».

Но особенно большие сложности возникли при сдаче экзамена по немецкому языку. Не уделявший достаточного внимания этой учебной дисциплине еще со школьной поры, мне пришлось наверстывать упущенное. Записавшись на курсы, я все же сумел преодолеть этот рубеж и даже получил хорошую оценку. Что касается экзамена по истории СССР, то сдать его не составило для меня большого труда.

В это же время в соавторстве с Геннадием Сюньковым мы подготовили новую книгу, посвященную развитию и совершенствованию массового рабселькоровского движения. В ней мы попытались доказать, что, вопреки утверждениям некоторых «теоретиков» о якобы утратившем свое первоначальное значение и свой глубокий смысл понятии «рабселькор», участие в печати ее бескорыстных помощников получает новый размах.

В процессе работы над книгой пришлось встретиться со многими рабочими людьми, сознававшими большое общественное значение своего призвания.

До сих пор помню страстные, идущие от души слова столяра строительного управления, рабкора ирбитской газеты «Восход» Н. Корытова.

— Рабкор, оторванный от общественной жизни цеха, предприятия, учреждения — не рабкор, — говорил он. — О чем такой человек может писать? Чем он может быть взволнован, обрадован, огорчен? Я не считаю рабкором того, кто написал в газету о том, что ему задержали зарплату, не отремонтировали квартиру. Рабкор — человек другого склада. Не злорадство или корысть, не обида или уязвленное самолюбие руководят им, а высокое благородное чувство гражданского долга.

А рабкор А. Пшеничный при беседе прочитал проникновенные строки о печати, которые он передал для публикации в книге:

Как кардиограммы планеты,

Пульсируя каждой строкой,

Газеты, газеты, газеты

Плывут полноводной рекой.

И в утреннем свежем приволье

Земля, раскроив полюса,

Становится прямоугольной,

Приняв очертанья листа.

Названия разные очень:

«Известия», «Правда», «Гудок»,

Но общий характер — рабочий,

Советской печати исток.

На основе научного исследования и богатой практики в книге был сделан вывод, что выражение «печать — зеркало нашей жизни» не совсем точное. Зеркальное отражение поверхностно, а печать охватывает безграничные горизонты нашей жизни, проникает в глубину явлений, активно воздействует на всю многогранную деятельность людей.

В предисловии к книге секретарь Свердловского обкома партии Л. Н. Пономарев отметил, что она написана по горячим следам, обобщает свежий и животрепещущий материал в тесной связи с достижениями журналистской теории.

В 1976 году наш творческий научный труд под названием «Эта благородная страсть» был выпущен в Средне-Уральском книжном издательстве. На устроенной по этому случаю своеобразной презентации мой коллега по сектору А. Воробьев произнес тост:

Я предлагаю вылить в пасть

За благородство и за страсть.

В том же году я окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС, и мне был вручен диплом с отличием.

А мой соавтор Сюньков, покинув родной город Свердловск, уехал в южные края, облюбовав для постоянного местожительства Крымское побережье.

Восхищенный прелестями здешних мест, Геннадий в одном из своих писем отметил, что «жизнь дается один раз, и прожить ее надо только в Крыму». Но после развала СССР, он вынужден был уехать из столь полюбившемуся ему солнечного края и обосновался в Самаре.

Впереди меня ожидало новое испытание. Еще до поступления в Высшую партийную школу я начал работать над кандидатской диссертацией. Моим научным руководителем стал заведующий кафедрой истории Уральского госуниверситета, доктор исторических наук, профессор Владимир Григорьевич Чуфаров. С ним меня познакомила доцент университетской кафедры Маргарита Михайловна Ковалева.

Как-то, встретившись с ней в кабинете инструктора отдела административных органов обкома Валерия Николаевича Петрашева, мы разговорились, и она, узнав о моей тяге к научным исследованиям, заметила:

— Вам, Виктор Федорович, нужен научный руководитель. Я переговорю о Вас с Владимиром Григорьевичем Чуфаровым, если он согласится работать с Вами, то диссертацию Вы сделаете.

Через несколько дней я встретился с В. Г. Чуфаровым, который предложил избрать темой диссертационного исследования деятельность прессы Среднего Урала в годы восьмой пятилетки.

Составив с помощью Владимира Григорьевича план диссертации, я приступил к его реализации. Это был многолетний тяжкий труд, осложняемый параллельной работой над книгами, научными статьями. Благодаря постоянному вниманию и поддержке своего научного руководителя, ставшего для меня наставником и Учителем с большой буквы, работа была успешно завершена. В моем автореферате значился список из 12 публикаций, в числе которых были две книги, крупные статьи в центральных и местных журналах, научных сборниках. Кроме того, по теме диссертации было опубликовано 20 пропагандистских материалов, ряд статей в газетах «Уральский рабочий», «На смену!», «Вечерний Свердловск».

Защита диссертации, состоявшаяся 25 ноября 1977 года в стенах моей альма-матер — Уральском государственном университете, прошла успешно. Во время защиты один из членов Ученого Совета, иронично улыбаясь, задал мне вопрос:

— Скажите, Виктор Федорович, как Вы сумели подготовить такой массив публикаций?

И обращаясь уже к членам Ученого Совета, добавил:

— Вопрос этот не случаен. Не придется ли нам сегодня, учитывая такое количество опубликованных работ диссертанта, голосовать дважды: один раз — за кандидатскую, второй — за докторскую.

Поблагодарив за вопрос и по достоинству оценив скрытый юмор, я ответил:

— Мое журналистское кредо — ни дня без строчки. Это мое призвание, моя стихия. У меня нет никакого хобби, кроме как «благородной страсти печататься».

По случаю успешной защиты кандидатской диссертации в отделе пропаганды и агитации состоялось небольшое торжество. В мой адрес было сказано немало теплых слов. Но больше всего запомнилось несколько строчек, написанных на открытке и преподнесенных мне работавшим тогда в отделе инструктором Виктором Васильевичем Пермяковым. «Но рано, Витя, кричать “ура!”, за докторскую браться пора!»