Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх
| Вид материала | Документы |
- Творческий путь В. М. Шукшина, 234.35kb.
- Татьяна Толстая. Кысь, 3310.46kb.
- Человек не плетет паутину жизни, он лишь ниточка в ней. Все, что он делает, он делает, 1796.39kb.
- 12. Формальные грамматики и автоматы, 176.6kb.
- План учебно-воспитательной работы 3 класса на 2006-2007 учебный год, 1141.82kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 58.86kb.
- Аборт это намеренное прекращение жизни развивающегося в утробе матери ребенка, 227.57kb.
- Курс №9 эсхатология последнее время. Что будет с этим миром? Ей, гряди Господи!, 1039.37kb.
- Под космизмом понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов, 369.69kb.
- Новое поколение роботов исследует глубины океана. Эти механические существа способны, 63.99kb.
-Предположим. И что вы предлагаете?
-Установить за мной наблюдение. Как только я почувствую его рядом, я подам условный сигнал. И вы берете его на моем горле тепленького. Мне главное не впасть в панику, как в прошлый раз. А то все сорвется.
-Мне начальство на это никогда разрешения не даст. – Иван Иванович встал, прошелся по комнате и повторил. – Ни за что не даст. Вы только представьте: я прихожу к прокурору города и вполне серьезно заявляю, что убийца не просто псих. Нет. Он шизоид с задатками экстрасенса. Сеющий панику и не оставляющий следов. Никто его не видел, никто его не знает. Но есть некий господин Кириллов, который его чувствует. На расстоянии. Как, например, я за километр чувствую неприятности. И вы думаете, Дмитрий Валентинович, мне позволят после этого спокойно доработать до пенсии и не отправят в психушку?
-Значит не надо прокурору говорить. Пусть начальство спит спокойно. Поймаете убийцу, тогда и доложите. Наверняка все будут довольны. Кроме психушки, конечно. Они лишат себя удовольствия пообщаться с таким умным и обаятельным собеседником как вы.
-Вы, господин Кириллов, оказывается льстец. А как же жена, дочка? Как они отнесутся к вашей затее?
-Так же, как и ваше начальство. Таня ничего не будет знать. Она с дочкой сейчас у родителей. А я в данный момент нахожусь в заводском профилактории. Уже почти сутки. И там “останусь” до конца операции.
-Какой операции? С чего вы взяли, что я соглашусь на эту аферу?
-По одной простой причине, Иван Иванович: вам нужен результат. По возможности быстро. А ничего более реального, чем мое предложение у вас нет, и вряд ли в ближайшее время появится.
- Ну, предположим… – Сергеев задумался. На самом деле более реальным было проигнорировать показания старушки Сидоропуло и забыть о разнице в физических параметрах Гири и Кириллова. Хотя, под присмотром милиции этот паренёк никуда не денется. «Посадить всегда успею». – Вы бы, всё таки у моей Волги мотор посмотрели.
-Не понял? – удивился Дима.
- Пока в засаде сидите, я к вам во двор подгоню. Все равно сейчас не работаете.
-Хорошо. – Согласился Дима.
«Странный, какой-то этот, Сергеев, никак его не пойму. Толи маньяка ловит, толи личные дела решает. Или это такой хитрый ход? Чтобы меня запутать…»
- Вот и ладненько. Завтра подгоню. – Обрадовался Иван Иванович и стал нежно поглаживать свой старый портфель.
Через час Дима сидел дома и, протопив печь, смотрел телевизор. А еще через пару часов напротив его калитки сломался грузовик с будкой. Водитель вышел, покопался в капоте, высказал несколько нелестных мыслей в адрес конструкторов моторов вообще и этого в частности. После чего ушел в неизвестном направлении. В кузове грузовика, в будке мерзла “засада”. Диме было особенно приятно сидеть в теплом уютном доме и через окно, усеянное оспинами дождя, наблюдать за исчезающими в ночи контурами грузовика. По договоренности с начальником горотдела, Иван Иванович посадил в будку трех милиционеров. Одним из них, по иронии судьбы, оказался старый знакомый Димы, “футболист” - сержант Хряков. Кириллов испытывал садистское наслаждение, подбрасывая в раскаленную печь, очередной совочек угля и представляя, как мерзнет его мучитель. Вряд ли любимая дубинка сержанта спасет его от холода. Размахивай ей, не размахивай – все равно тепла не прибавится.
Ночь прошла без происшествий. Дима спал как ребенок. В пять утра засада сменилась, но Дима этого не видел. Дождь не прекращался ни на секунду. К утру тепло из дома выдуло. Сочетание мерного стука капель и холода в доме, убаюкивало лучше любой колыбельной. Дождь за окном - идеальное снотворное: безопасное и эффективное. Спешить спозаранку, в общем, было некуда. Мертвые цеха завода Кириллова больше не ждали. А Волгу Сергеев ещё не пригнал.
Тусклый свет пробивался сквозь занавески. Вставать не хотелось. Дима поглядел на часы. Стрелки подползали к цифре 10. Кукушка на часах второй день не вылезала из-за своей дверки. Толи перетрудилась и взяла отгулы, толи вышла на пенсию или объявила бессрочную забастовку, а может быть, предчувствуя зиму, отправилась в теплые края. В другое время Дима непременно отнес бы часы в ремонт, или сам покопался в механизме. Но сейчас его вполне устраивало, то, что ходики исполняли свои функции молча.
Наконец Дима решился и быстро выскочил из постели. Натянув трико и свитер, подхватил у печки ведро и вышел в сарайку за углем. По уму, растопку нужно было приготовить с вечера. Так, собственно и было заведено. Но переживания последних двух суток сбили с привычного, наработанного режима. Спускаясь с рыльца, Дима заметил на улице непривычную суету. Как правило, в этот час, да еще в такую погоду, все местное население, не ушедшее на работу, спокойно сидело дома. Хозяйки, уже вернувшиеся с утренней “сходки” у магазина, готовили обед. Детвора в школе шлифовала искусство подсказки, зарабатывая свои двойки и пятерки. Сегодня привычной утренней тишины не было. Поселок бурлил.
Оставив ведерко у входа в сарай, Дима подошел к забору.
Две фигуры: мужская в офицерской плащпалатке и женская в синей полиэтиленовой накидке с капюшоном, переговариваясь в пол голоса, прошли мимо.
-Да, как бабу, неделю назад, так и Гирю.
-И у Егорки грудь огрызли?
-Не. У Егорки не грудь. У него. – Мужчина нагнулся ближе к синему капюшону и что-то шепнул.
-Да, иди ты, похабник.
Мужик довольно гоготнул. О чем они говорили дальше, Дима уже не слышал.
“Наверное, Гирю привезли домой. Забрали бедолагу из морга. Досталось же его родителям. Конечно, Егор непутевый был, но хоронить сына – такого врагу не пожелаешь”. - Несмотря на напряженность отношений с “довеском” трех Ш, Диме было жаль этого недоумка. Сложись жизнь немного иначе, “пахал” бы этот здоровяк где-нибудь на заводе. Ходил бы в передовиках, висела бы его фотография на доске почета. А сейчас кому он был нужен? С его силой, но без специальности и мозгов, теперь можно попасть только в мафию. Боевиком. Пушечным мясом. Но Гиря и до этого не дорос. Так и умер дворовой шпаной.
Дима набрал угля и вернулся в дом. Печка разгорелась сразу, словно ждала свою порцию щепок. Хозяева, когда сдавали дом, печью особенно хвастались. Говорили, что сложил ее печник, мастер, равного которому в городе не было. Под грифом “совершенно секретно”, сообщалась информация, будто все камины на дачах городского начальства, его рук дело. И не только городского. Из области за печником черные “Волги” присылали. После второй бутылки печник уже летал на самолете в Москву. Естественно спецрейсом. Дима не сомневался, что при достаточном запасе спиртного, деятельность печника пределами солнечной системы не ограничилась бы. Но печь, действительно, растапливалась изумительно и прогревала весь дом за пол часа. Печь клал настоящий мастер.
Дима смолол кофе. Зерна сухо потрескивали в гудящей кофемолке, источая умопомрачительный аромат. Кириллов был твердо убежден, что настоящее удовольствие от чашечки кофе можно получить только, насладившись предварительно этим удивительным сильным и тонким запахом, умирающих под ножом кофемолки, зерен. Растворимый эрзац, как бы его ни рекламировали, в понимании Димы, был лишь способом на скорую руку получить порцию кофеина.
Щелкнув пультиком, Дима уселся на стул и, в ожидании кофе, стал смотреть новости. В Москве продолжалось акробатическое представление под названием “Формированию правительства”.
“По назначении, Примаков обещал осчастливить нас экономической программой через неделю. Прошло две, а они еще портфели поделить не сумели. Еще пару недель по формируют правительство, и управлять им будет уже некем. Услужить двум господам ухитрился только Труфольдино из Бергамо. Примаков не Труфольдино, да и господ у него больше”. – Дима снял с печки турку, налил кофе и выключил у телевизора звук. Новости перестали вызывать тот сумасшедший интерес, который еще десять дней назад доводил людей до неврозов. Вообще, вся эта эпопея во властных структурах выглядела большим шоу. Причем, что обидно, в зрители записали всю страну, вне зависимости от того, нравится им представление или нет. Большинство, конечно, прекрасно обошлось бы без этого зрелища, удовлетворившись только хлебом. Но большинство, как обычно, не спросили. А билеты приобрести заставили. Шоу: “Назначение премьера” стало великолепным образцом демократии. Яркий пример доступности элитарного зрелища всему населению страны. Цена, в которую обошлась самая дешевая “контрамарка” самому малоимущему россиянину наверняка не уступала цене билета в партер на премьеру в Большом театре.
Дима взял с полки любимого Джерома и принялся под кофе с бутербродами в очередной раз штудировать “Трое в лодке не считая собаки”.
Историей с дядей Поджером, экспертом по прибиванию картин, насладиться не удалось. В тот момент, когда несчастный герой примеривался: как бы сподручнее нанести удар по пальцу, кто-то начал долбиться в дверь. Причем именно долбиться. Громко и бесцеремонно.
Дима отложил книжку и вышел в сени.
-Кто там? - Дима тщетно вслушивался в звуки за дверью. Гости особой вежливостью не отличались, и представиться не захотели. Предчувствуя, что совершает ошибку, Дима открыл дверь. Предчувствия его не обманули. Вместо: “Добрый день” или “Здравствуйте” в узкую щель, еще не открывшейся двери, влетел кулак.
Падая навзничь, Дима подумал, что неплохо бы было увернуться. Но уворачиваться было поздно. Во всяком случае, от кулака.
-Что, сука, думал нас в ментовке оставят? – Шах шагнул через порог. Он был пьян, но не сильно. Шах знал меру и, что называется: принял для храбрости.
-Воспитанные люди сначала здороваются. – Удар был скорее неожиданным, чем точным. Растянулся Дима только из-за того, что оступился и не смог удержать равновесия. Шах и его приятели Кириллова уже “достали”. Кулак, скользнувший по Диминой челюсти, переполнил чашу терпения. Был бы Шах трезв, он без дополнительных разъяснений почувствовал угрозу в Диминой отповеди. Но Шах, увлеченный своей идеей мщения и разогретый водкой, не замечал ничего.
Дима автоматически прикинул расстояние до противника. Действовать нужно было быстро. Милиционеры из машины наверняка наблюдали за всем происходящим. Если они вмешаются, то все пойдет прахом.
Шах сделал шаг вперед и занес ногу для удара. С его ботинка стекала грязная вода, оставляя на полу влажную серую дорожку. В дверях показались еще две фигуры. Шварц и Шестерка снова выиграли у босса соревнование “ Веселые стопки”. Алкоголь “щекотал” их мозжечки и подручные Шаха заметно покачивались.
Дима нащупал в углу сломанное древко от лопаты и, быстро приподнявшись, нанес сильный удар по ноге Шаха. Точнее попасть не смог бы и Вильгельм Тель. Древко подсекло колено противника. Звонкий звук хорошо просушенного дерева перерос в сдавленный стон. От боли Шах присел. Дима зачем-то зажмурился, быстро вскочил и бросился на врага. Его голова мчалась навстречу поджарому животу Шаха. Предводитель поселковой шпаны успел отреагировать, инстинктивно привстал, но увернуться помешали дверные косяки. Еще продолжая по инерции двигаться вверх, Шах понял свою ошибку. Но изменить что-либо уже не мог. Дима не попал по животу. Удар пришелся несколько ниже. От чего эффективность удара только увеличилась. Шах заорал. Видимо боль была действительно невыносимой.
Почувствовав, что прошел противника насквозь, а плечи уперлись в костистые ноги, Дима открыл глаза. Он не был уверен, что находится с выигрышной позиции. Шах, фактически, сидел у него на шее.
-Шах, пусти, я убью его, гада! – Голос шел откуда-то сверху. Кто орал Дима мог только догадываться. Ничего кроме промокшего, грязного трико с вышивкой “NIKE” он не видел.
-Я сам. – Шах начал приходить в себя. Он быстро, как барабанщик стал выбивать кулаками дробь на Диминой спине.
Дима собрался с силами подкинул противника вверх и со звериным криком “А-а-а!” швырнул Шаха его на приятелей. Клубок тел скатился с рыльца в грязное месиво во дворе.
“Главное остаться сверху”. – Соображал Дима, кувыркаясь по ступенькам. Но “верхние места” оказаться заняты. Опираясь, на уходящее из под рук тело Шаха, он, с огромным трудом, выдернул ноги из рук Шварца. Быстро перевернувшись, Дима вскочил и в один прыжок взлетел на крыльцо. Подвыпившая троица, мешая друг другу, ковырялась на земле. Пытаясь подняться, они собирали на себя жижу, развезенного дождем грунта и остатки жухлой травы. Так американские спецназовцы в джунглях готовят себя к боевым действиям.
“Великолепно. Первый раунд остался за мной. Но что дальше?” - Судорожно соображал Дима. Надежды на то, что, извозившись в грязи, три “Ш” отправятся отмываться в баню и приводить в порядок одежду, не было. Они не в гости пришли и не на светский раут. Грязь драке не помеха. Скорее, вымокнув, пацаны начнут махать кулаками с еще большим остервенением.
Дима вспомнил: как с ними неделю назад справилась Таня. Берданка, по-прежнему, валялась под кроватью. Но выскакивать с оружием на крыльцо под взглядами стражей порядка было бы не разумно.
“Закончу с ними дома. Без посторонних глаз”. – Прикинул Дима и вбежал в комнату, оставив дверь открытой. - “Видела бы Танька сколько я грязи в дом по натащил – вот бы мне попало”. - Ни с того, ни с сего подумал он, нащупывая рукой под кроватью холодную сталь ствола. Взявшись за металл, Кириллов внезапно ощутил: как он сильно соскучился по жене и дочке.
Щелкнув для порядка курком, Дима повернулся к дверям, и прицелился.
Провокация Кириллова удалась на двести процентов: компания в полном составе, мешая друг другу, втиснулась в комнату. Наведенный ствол все трое увидели почти одновременно. Увидели и застыли.
-Арифметика простая. – Дима говорил спокойно, стараясь сдержать бешено бьющееся сердце. – Ствол одни, патрон один. Самый настырный получит заряд дроби. Об остальных я с удовольствие разобью приклад.
Пацаны стояли неподвижно. Грязь с их одежды смачно шлепалась на пол. Шесть глаз, как загипнотизированные смотрели в одну точку. И этой точкой было отверстие ствола.
-Ну, решайте: кто готов сейчас умереть, а кто жаждет долго лечиться?
-Ладно, брось, на х…. – Шах соображал быстрее других. – Может, мы пойдем?
-Куда? – Скорее останавливая, чем спрашивая, сказал Дима.
-Домой. Дела. Времени совсем нет. - Шах по-прежнему смотрел на ствол берданки.
-Горе у нас, на х…. –Вася-Шестерка, плавно, как танцовщица ансамбля “Березка” сдвигался за спину своего босса. – Слышал, наверное, Гирю грохнули?
-Слышал. - По голосу Димы трудно было определить: радуется он или сочувствует.
- Вот…. Приняли лишнего. Сам понимаешь. С кем не бывает? – Шах, наконец, перевел взгляд со ствола на Диму. – Ну, мы пошли?
-Да, пошли вы… - Иронично подтвердил Дима. Похоже, инцидент благополучно завершился. По крайней мере, на ближайшее время. Шестерки уже не было видно. Шах медленно, не поворачиваясь, отступал в сени. Только бледный Шварц по-прежнему, стоял на месте и изучал наведенный на него ствол. Кажется, бедняга находился в состоянии ступора.
-Иди. - Дима опустил оружие.
-Ага. – Шварц развернулся и на негнущихся ногах шагнул в сени.
Закрывая за собой входную дверь, Шах крикнул в дом:
-Сука, мы вернёмся и сожжем тебя вместе с домом, на х…. Не жить тебе здесь! Не жить!
Дима выглянул в окно. Засада в фургоне либо мирно спала, либо точно просчитала ситуацию. Во всяком случае, на помощь Диме никто не пришел. И это было хорошо.
27.
-Бардак. – Дима посмотрел на грязные потеки, тянувшиеся через сени в комнату. – Неприятная порода людей: “грязоносы”, куда ни придут - везде напакостят.
Спокойно, без спешки, он приступил к ликвидации последствий визита.
Уборка за непрошеными гостями занял часа полтора. Еще час отняла стирка. Обязанности по дому супруги Кирилловы никогда строго не делили. Хотя, конечно, и стиркой и уборкой Таня занималась значительно чаще. Но и Дима с любой домашней работой справлялся вполне сносно. Почти так же хорошо, как его друг Серега Ларьков. Принципиальный холостяк, Серега характеризовал себя следующим образом: “ Жены и других дурных привычек не имею”. В однокомнатной квартире Ларькова всегда царил идеальный порядок. Аккуратно, даже скорее пижонски, одетый, он меньше всего походил на старого холостяка. Возможно, благодаря этой мастерской маскировке, ни одна женщина до сих пор не смогла объяснить Сергею, без кого “жить нельзя на свете, нет”. То есть в прологе очередного романа его новая пассия воспринимала бывшего боксера как чужого мужа, а себя как его любовницу. А в эпилоге менять, что-либо было уже поздно.
Ларькова вообще можно было отнести к разряду завидных женихов. Сильный, высокий, статный, мужественный. Даже многократно перебитые уши не портили его внешность. Скорее наоборот, придавали ей некий специфический шарм. Ему бы исполнять роль Джеймса Бонда. Во всяком случае, редким для боксера умом, обаянием и чувством юмора, то есть главными достоинствами Бонда, Сергей обладал в полной мере.
Приведя в порядок себя, дом и развесив одежду сушиться Дима решил сходить в магазин. Денег, фактически не было, но без хлеба все равно не обойтись. “Уезжая в санаторий” он взял только полтинник, на мелкие расходы. Собственно и оставалось то в семейном кошельке не больше двух сотен. Так, что блокадный рацион Дима для себя запланировал изначально.
Поселковый магазин, располагавшийся в большом бревенчатом доме, выполнял по совместительству роль клуба. По большей части женского. Мужики забредали сюда не ради общения. “Заправив” карманы бутылками с “беленькой” или пивом, они быстро отчаливали в ивняк или за гаражи. Кому охота попасться на глаза жене с таким компроматом в карманах?
Женщины быстро магазин не покидали. Вся самая свежая информация о тайнах поселковой жизни передавалась здесь из уст в уста. Что удивительно, сплетня, занесенная в торговый зал утром, жила там весь день и сохраняла к часу закрытия магазина первозданный вид. Фактически никаких искажений. Точности, с которой работало это информационное агентство, могли бы позавидовать многие СМИ.
Неладное Дима почувствовал сразу после того, как зашел в зал. Оглянувшись на него, женщины замолчали. Часть из них демонстративно вышла. Другие столь же демонстративно отвернулись.
-Здравствуйте. Кто последний? – Никто из очереди не ответил. Две пенсионерки и женщина с ребенком, сосредоточенно изучали содержимое витрины. Казалось, они только пять минут назад прибыли с Северного полюса, впервые попали в магазин и в жизни не видели таких товаров. Дима всех их знал. Не по именам, конечно, но при встрече всегда здоровался. Одной из старушек прошлым летом помогал перетаскать уголь. Еще неделю назад и они здоровались с Кирилловыми.
Понять: кто последний не составляло особого труда. Собственно, вопрос носил сугубо риторический характер и задавался Димой из вежливости. Кириллов решил не настаивать на ответе и пристроился за женщиной с ребенком.
Продавщица поселкового магазина - Марина никогда расторопностью не отличалась. Жизнь в поселке текла неторопливо и не требовала поспешности ни от кого. Но сегодня, как ни странно, она неожиданно споро разобралась со всеми, кто стоял перед Димой. Дверь магазина то и дело открывалась. Люди заглядывали во внутрь, но никто не заходил.
-Булочку хлеба, пожалуйста. - Дима подал десятку.
-Хлеб черствый. – Марина с деловым видом изучала плакатик, висевший на стене за Диминой спиной. Казалось, что за те десять лет, которые плакат здесь пылиться, продавщица так и не удосужилась прочитать текст с телефонами городского управления торговли. И вот, именно сегодня, именно в тот момент, когда к прилавку подошел Дима, она поняла: дальше жить, не выучив эти цифры – преступное невежество, равносильное незнанию таблицы умножения.
-Давайте черствый. – Дима решил не спорить.
-Он уже плесневеть начал. – Дверь магазина открылась снова. Марина кому-то приветливо помахала рукой. Дима оглянулся, но никого не увидел. Посетители, при виде его, просто растворялись за дверями. Мгновенно и бесследно. Бабки стояли в сторонке и с молчаливым одобрением наблюдали за Мариной.
-Ничего. Я плесень соскребу. – Дима понял, что отныне он в поселке персона нон грата. Хотя причины такой неприкрытой неприязни для него были совершенно не ясны.
-Не имею права продавать испорченные продукты.
-А я имею право покупать испорченные продукты. – Дима положил деньги на прилавок и взял с прилавка, из стоявшего там хлебного ящика, булку. Поджаристая корочка приятно грела руку. Хлеб еще хранил тепло пекарни.
-Забирайте свои деньги. Они мне не нужны. От них кровью пахнет. – Марина поглядела на настырного покупателя с плохо скрываемым раздражением, граничащим с ненавистью.
Дима недоуменно поглядел на десятку. Новая банкнота, была первозданно, до хруста чиста.
-Какой кровью? – Атмосфера, царящая в магазине, все меньше нравилась Кириллову и все больше его удивляла.
-Сказано: забирай. Не возьму твоих денег. – Марина отошла от прилавка поближе к дверям в подсобку.
-А я и не знал, что мы построили коммунизм в одном, отдельно взятом Поселке. Или бесплатная раздача хлеба - часть антикризисной программы местной администрации? – Ответ последовал не от продавца.
-Взял хлеб - иди, не задерживай людей. – Вмешалась одна из бабушек. Дима оглянулся и успел заметить, как сухонькие пальчики бабули дорисовывали в воздухе крест. Посещение магазина превращалось в эстрадное представление с элементами мистики. Ему предлагали не задерживать людей, хотя задерживать было совершенно некого. У прилавка Дима стоял один. Его тайком крестили, будто он нечистая сила и от святого креста мгновенно обратиться в дым и пепел.
-Может быть, вы все-таки, объясните, что здесь происходит? Чем я перед вами провинился? - Вопрос не нашел ответа.