Geum.ru

Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   31

В дверь постучали еще раз и, не дожидаясь ответа, несколько раз пнули ногой. “Визири” Шаха потеряли терпение. Дима слегка отодвинул занавеску и попробовал сквозь узкую щель оценить обстановку. Крыльцо просматривалось плохо. Можно было разглядеть сгорбившиеся под дождем спины. Но не более того. Даже точное количество посетителей Дима определить не смог.

Где-то в конце улицы двигалась машина. На разбитой улице автомобиль кидало из стороны в сторону и свет фар метался по заборам и домам. У Диминой калитки фары прекратили свое пьяное шатание и, словно затушенные дождем, исчезли в ночной темноте.

-Да у нас сегодня просто званый ужин, или прием по случаю начала охотничьего сезона. – Прошептал Дима. Калитка открылась и во двор втекли еще три тени.

-Это еще кто? – Популярность дома Кирилловых становилась сравнимой с популярностью Эрмитажа или приемной собеса. – Скоро придется организовывать запись посетителей и нанять секретаря. – Кириллов сам с собой, шепотом обсуждал создавшееся положение.

Тени попали в освещенный пяточек около крыльца. Сергеева Дима узнал сразу. Двоих других он до сегодняшнего дня не видел ни разу. Между первой и второй группой посетителей завязался оживленный разговор. Похоже, решался вопрос: кто здесь главный и, как следствие, имеет первоочередное право на визит.

-Пора. - Дима по лестнице выбрался на чердак, открыл пыльное слуховое окно и вылез на скользкую крышу. Дождь нещадно молотил по шиферу. Эта шумовая завеса надежно прикрыла Димины неуверенные перемещения по деревянному коньку крыши к, примыкающему к дому угольному сарайчику. На толь сарайчика Дима съехал лихо, как хулиганистый пятиклашка съезжает с ледяной горки. По инерции сделав еще три шага, он слетел в огород на увядшую картофельную ботву. Потерянный по пути зонтик, шлепнулся в грязь рядом с ним. Дима поднял из жижи свое оружие и, прикрываясь забором, поспешил прочь от дома.

Вместо обычных трех минут по тропинке, вкруговую дорога до ивняка заняли минут десять. Ноги скользили. Пару раз он, не удержав равновесие, падал. До мостика Дима добрался грязный с ног до головы и промокший до нитки. Впору было возвращаться домой. Плюнуть на все и отправиться на свидание к теплой печке, сухой одежде и горячему чаю. Возможно, Дима именно так и поступил, если бы точно знал, что в доме помимо чая и сухой одежды его не ждут: Шах со товарищами и следователь прокуратуры Иван Иванович Сергеев, в сопровождении двух неизвестных.

На мостике Дима задержался. Отмыл, как смог ветровку, привел в относительный порядок кроссовки. Разогнувшись и стряхивая с рук воду, он снова ощутил на себе чей-то взгляд. Диме стало страшно. Даже не страшно: то, что испытал он в этот момент, больше походило на дикий животный ужас. Было совершенно неясно: почему возникло это ощущение, откуда ждать опасности и как эта опасность выглядит. Он просто каждой клеточкой его тела чувствовал, что сейчас произойдет нечто жуткое. И не просто произойдет, но произойдет именно с ним, Димой Кирилловым. Он мгновенно забыл и о своей миссии и о роли охотника, к которой готовился с такой тщательностью. Ноги сами понесли его с мостика в сторону городских многоэтажек.

Дима не думал, не дышал, не бежал. Все происходило как будто само собой без его вмешательства. Ноги жадно рвали куски мокрого асфальта, легкие выхватывали кислород из переполненного водой воздуха, мозг отдавал приказы мышцам на уровне подсознания. Каждый орган спасал себя от гибели и, объединенный всеобщей паникой, помогал спастись другим.

Взгляд неотступно и беззвучно следовал за ним. Дима не оглядывался, но постоянно ощущал этот взгляд. Взгляд смерти.

Тусклая лампочка над подъездом пятиэтажки, красным глазом завала к себе как маяк зовет моряка в бушующем море. Добраться до этой лампочки и захлопнуть за собой дверь: в это простом плане был единственный шанс на спасенье. Дима дернул дверь подъезда на себя и в тот же миг огромный огненный шар взорвался в нем. Тело Димы медленно сползло по исцарапанным дверям.

18.


Мрак. Только бесконечный стук капель по веткам. Только Голод, пожирающий чрево. Только тоска одиночества в этом холодном мире. Только безнадежность в гортанном стоне.

Он и дождь. Дождь убил Далекие Холодные Огни Неба. Они больше не зовут к себе. Они больше не указывают путь. Путь к добыче, путь к удачной охоте. Дождь убил надежду. Надежду накормить голод, пожирающий чрево. Надежду вспороть зубами шею жертвы. Надежду утолить жажду живой крови. Горячей крови, дарующей жизнь.

Дождь не даст спеть песню славы Далеким Холодным Огням Неба. Песню благодарности добыче за жизнь и силу. Его силу и Его жизнь.

Шаги сквозь дождь. Еда или опасность? Опасность или еда? О чем молить Далекие Холодные Огни: о спасении или о сытости? О прекрасной сонной сытости в безопасной тьме логова.

Он прижимается к стволу. Он сливается с корой. Он растворяется в ветках. Он превращается в дерево. Мокрое, неподвижное и равнодушное дерево, ожидающее Белые холода. Он ждет. Он слушает звуки ночи, впитывает ее запахи, всматривается в неясные тени.

Картина звуков запахов и теней, складывается из маленьких частичек. Он понял: к нему идет добыча. Его ждет сытый и сладкий сон. Далекие Холодные Огни Неба услышали его Голод. Услышали сквозь дождь и проявили милость. Они подарили еду. Охота не будет тяжелой. Охота не заставит отдать схватке все силы жизни. Добыча невелика. Она стоит, согнувшись над рекой. Она что-то ищет в воде. Может быть корм, а может – добыча заливает сухой огонь жажды. Это не важно. Не важно, что ищет добыча, потому, что найдет она смерть. Отыщет короткую и скорую тропу в никуда. Отыщет даже сквозь дождь.

Он отрывает себя от дерева. Он перестает быть стволом и ветвями. Его тело сжимается в комок. Комок силы и натиска. Комок, готовый вырваться из веток как дикая кошка, как стремительная птица. Вырваться и в один бросок настигнуть добычу. Ту добычу, которая сейчас беспечно встает на задние лапы и поднимает глаза к небу.

Он задерживается с прыжком только на миг. Он пытается разглядеть жертву. Он вспоминает. Это существо уже пересекало Его тропу. И тогда осталось жить. Но Далекие Холодные Огни Неба не дали жертве многих дней пути. Они послали существу короткую дорогу. Дорогу до этой ночи. Дорогу к Его охоте. Путь добычи, утоляющей голод Его чрева. Эта ночь оборвет бег существа по тропе жизни. Он в этом уверен.

Но добыча чует смерть. Существо настороженно оглядывается. Оно ищет место, откуда придет беда.

Полет Его стремительного тела совпадает с прыжком жертвы.

Дождь враг охоты. Дождь, скрыл Далекие Огни и превратил землю в жижу. Его ноги соскальзывают в реку. Его пальцы вырывают жухлую траву. Только траву, вместо предсмертного стона. Траву всего в полушаге от добычи.

Существо чужого племени хочет жить. Оно не желает отдавать свою горячую кровь в жертву Его Голоду и Далеким Холодным Огням Неба. Оно шелестит шкурами странного животного, прикрывающими тело от холода. Оно громко дышит и летит сквозь ночь на крыльях ужаса. Ужаса, внушаемого Им.

Если бы не дождь, он легко догнал бы добычу. Но Он не ропщет. Далекие Огни неба послали ему испытание и он выдержит его. Он победит. Он догонит и убьет шумное существо. Он разорвет громкое горло жертвы и погасит пожар в своем чреве.

Добыча бежит к черным каменным глыбам с огненными всполохами в них. Шумное существо ищет в них свое спасенье. В глыбах обитают люди из племени шумного существа. И Он это уже знает. Как знает и то, что глыбы – плохое убежище. Искать в них спасение глупо. Искать в них спасения могут только те, кто приготовлен Далекими Огнями ему в пищу.

Он с каждым шагом приближается к своей жертве. Каждый прыжок Его сильного тела сокращает расстояние между голодом и горячей кровью.

Все! Один удар и хрустнут кости шей, и погаснет ужас в глазах, и замрет Голод в сладостном предчувствии близкого воздаяния.

Но жертва снова обманывает Его тело. Шумное существо неожиданно припадает к земле. Падает у каменной глыбы. Спасающий свою жизнь, не станет покорно ложиться под острые клыки охотника. Поведение добычи непонятно. Непонятное всегда опасно, учат предки Его племени.

Он замирает над существом. Существо перестало быть шумным. Оно лежит недвижно и тихо. Оно не шевелится. Оно не пытается напасть, но и не стремится спастись.

Он сомкнул челюсти. Он опустил руки. Он ждет. Снова ждет. Проклятый дождь не дает счастливой охоты. Его ноздри раздувались, пытаясь по запаху угадать: что замыслила жертва. Его уши ловят каждый шорох, пытаясь по звукам понять намерения существа. Но запахи не дают подсказки. Но уши слышат только дождь. Бесконечный проклятый дождь. Тоскливый перестук капель по лужам, веткам и камням.

В этот миг Его уши ловят далекий звук. Новый звук. Где-то бродит стая. Бросать добычу жалко. Голод не простит этого. Но стая сама может превратить Его в пищу.

Он подхватывает добычу и тащит в большую нору, прикрытую тонким и широким деревом. Он не видел таких деревьев раньше. На этом дереве нет веток. Это дерево мертво. Это дерево не нравится Ему. Не нравится ему и нора. Он не выбрал бы себе такую нору. В нее может зайти каждый. В нее может зайти враг. Каменная нора, извиваясь, поднималась вверх. Откуда-то с неба Он услышал страшный крик. Крик отозвался во всех стенах. Крик заполнил собой нору. Крик ужасный, таящий угрозу и смерть. Он понял: нора разгневана. Он бросает жертву и выбегает из разгневанной норы. Из норы к стае.

Стая идет не таясь. Стая уже совсем рядом. Он неслышно крадется вдоль глыбы и выглядывает из-за кустов. Стая не кажется ему большой. Нет. Их меньше чем пальцев на руке. Меньше на один палец. Это существа из племени шумной жертвы. Они пахнут. Запах сильный и неприятный. Они говорят. Громко, как будто ругаются. Но с кем? Вокруг только ночь.

Один из стаи замирает около кустов. Тех, где прячется Он. Существо кричит и возится в шкурах. Выпускает в дождь пахучую струю. Большое существо не кажется сильным. Оно плохо стоит. Земля под ним качается. Это легкая добыча.

Стая скрывается за каменной глыбой. Он сжимается для прыжка и, когда добыча разворачивается боком, прыгает. Зубы легко входят в жирную, мясистую шею. Хрустит кость. Ужас не успевает прийти в глаза добычи. Существо, улыбается, падает в грязь. Кровь из прокушенной шеи мощно взлетает навстречу дождю. Она не так вкусна, как у самки, в светлом логове. Но ее больше. Кровь заливает черный гладкий камень. Смешавшись с дождем, растекается шире и шире. Пьянящий запах крови вдыхает дождь и ветер.

Он вырывает кусок мяса. Голод получил жертву.

Охота состоялась. Охота счастливая и сытная. Он больше не проклинает дождь. Он понимает, что выдержал испытание, посланное Далекими Холодными Огнями Неба. Он чувствует, что стал Великим Охотником. Охотником, добывающим еду в дождь. Не многие в его племени могли такое. Он стал лучшим.

Он прячет еду в кустах. Он загребает её листвой, закидывает ветками. О своих следах сегодня можно забыть. О них помнит дождь.

Он взбирается на дерево и начинает свой путь домой. Путь победителя. Усталого и сытого. Путь великого охотника, добывающего еду в дождь.

Он уже знает, что, вернувшись в логово, споет песню в честь Вечного Дождя, скрывающего следы.

Он знает, что не забудет восславить свою добычу, давшую ему жизнь и сытость. Он пожелает добыче легкого пути по тропе к Далеким Холодным Огням Неба. Сегодня это важно. Найти тропу к Холодным Огням в дождь трудно, как добыть еду.


18.

Дима очнулся в незнакомом подъезде. Лампочек, как водится, на лестнице не было. Но в чувства Кириллова привел именно свет. Узкая золотистая полоска прорезала темноту лестничной площадки. Свет падал из приоткрытой двери. Дима приподнял голову. В щель, перетянутую сверкающей дверной цепочкой, выглядывала старушка. Одуванчик седеньких волос венчал её морщинистое лицо. Лицо, выражающее брезгливость и возмущение. Диме показался неестественным контраст между злыми складками вокруг губ и нежным, сияющим серебром над узким лбом.

-Чего разлегся, как дома?

Голова болела нестерпимо, каждое слово старушки как кувалда било по черепу. Ныло в груди, там, где согласно анатомии человека сердце гнало кровь. Дима облизнул губы и ощутил на языке соленый привкус. Лоб, кажется, тоже был рассечен.

-“Удачно отделался”. – Дима попытался вспомнить: что его привело в этот подъезд. Но, в разбитом болью мозгу, остался только отчаянный, панический бег. Бег начавшийся от мостика через речку Звонкую и завершившийся у пятиэтажек. Все, что случилось потом, словно отрезало.

-Извините. – Дима отполз к перилам и с трудом поднялся на четвереньки.

-Напьются, потом лазят, где ни попадя. – До старушки дошло, что человек на лестнице, опасности не представляет. – По насрут везде, по нагадят, а потом за ними убирай. Алкаши недобитые. Что б вам всем попередохнуть!

-Чего шумите, бабушка? Я же никого не обидел. Никому ничего не сделал. – Дима оправдывался вяло, скорее, по инерции. Опыт показывал, что всякие объяснения в подобных случаях бессмысленны. Бабке не было никакого дела до того, есть ли за Димой вина или нет. Ее просто распирало от желания показать: кто здесь главный и у кого следует учиться искусству праведной жизни.

-Давай, давай! Шевелись! А то милицию вызову.

Дима, взявшись за перила, поднялся и, пошатываясь, вышел на улицу. Через приоткрытые двери подъезда были слышны напутствия старухи, адресованные опустившимся пьяницам вообще и ему, Диме Кириллову, в частности. Слив излишки яда, старуха громко хлопнула дверью.

Дождь шел по-прежнему. Над городом скопилось столько воды, что в ближайшие несколько дней синоптики могли спокойно отдыхать: прогноз на завтра являлся абсолютным близнецом вчерашнего.

Дима скинул с головы капюшон и подставил лицо под жесткие, продрогшие капли. Стало немного легче. У стенки рядом с дверью, мокрый и грязный, валялся Димин зонт. Кириллов нагнулся за своим несостоявшимся оружием. Снова, как и шесть дней, назад ныло все тело.

-Что дальше? Куда теперь идти? – Дима огляделся по сторонам, стараясь сориентироваться. Да, все совпадало. Бег через этот двор он помнил отчетливо. И красную лампочку над подъездом. Хотя, красная лампочка не слишком надежная примета. Сейчас красные, зеленые и синие звездочки освещают практически все подъезды в городе. Не потому, что так красивее. Дизайн здесь не причем. Красный и зеленый лак расходуют с одной целью - чтобы практичные сограждане не зарились на общественное добро.

Дима дотронулся до холодной ручки двери и совершенно отчетливо вспомнил, как схватился за нее перед тем, как провалился в черную бездну беспамятства.

Куда теперь деться? Хорошо бы, конечно, к Тане. Она наверняка приласкает, пожалеет и обогреет, не спрашивая о том, что с Димой произошло. Будет терпеливо ждать, когда муж сам “дозреет” до откровений. Но к ней нельзя. Для нее Дима в профилактории. И вернуться оттуда сегодня невозможно. К тому же, прийти в дом к ее родителям в таком виде, означало выслушать от тещи три арии и четыре лекции и все на одну тему: “Неудачные браки: причины, течение и следствия”.

Можно, конечно, вернуться в Поселок. Только пройтись еще раз по досточкам мостика через Звонкую, с которого началась эта смертельная гонка, сегодня у Димы не хватит духа. Да и вряд ли дома его ждет спокойный сон. Не Шах, так Сергеев поднимут из постели. Если вообще, до постели удастся добраться.

Можно, конечно, пробраться на завод и переночевать в цехе. Грязно, противно, но крыша над головой будет. Попасть в цех без ключей и отмычек не способен только директор. Исключительно в силу своей житейской неопытности. Привык, что за него все проблемы решат. Не секретарша, так замы, не замы, так добровольные рабы из тех, что еще не уволились. В цехе переночевать - не проблема. Но ведь, почти наверняка вся гвардия бабы Мани на рабочем месте. И уже заряженные. Причем с запасом на пол ночи. В такой ситуации придётся пить. А нельзя. Да и не хочется.

“К утру тоже через работающий пресс ходить начну. С моим “везеньем” такие трюки добром не закончатся. Нашлепает из меня пресс-формой, котлеток на косточках, на этом эпопея войны с маньяком завершиться.” – Дима не задумываясь шлепал прямо по лужам. Ноги все равно были мокрые до самых колен.

-Нужно идти к Сереге. – Принял решение Дима. Ларькову все можно объяснить. Серега поймет, накормит, напоит и спать уложит. Тане лишнего не расскажет. На то и друг детства. “Восполню пробел: днем не смог его навестить, навещу ночью”. -Дима вспомнил нелепый “побег” от Шаховской компании.

Казалось, все это произошло очень давно: сто лет назад. Последнее время жизнь не позволяла Кириллову скучать. Для примерного семьянина, домоседа и человека, привыкшего к размеренному, неспешному течению событий, последняя неделя была явным перебором. Такие приключения судьба припасает для героев. А на роль героя Кириллов никогда не метил.

-Стоп, врешь. – Сам себя подловил на лжи Дима. - Еще несколько часов назад ты был готов освободить от кошмара целый город и стать, по крайней мере, почетным гражданином и орденоносцем. Естественно, посмертно. Бюст на родине, улица имени Дмитрия Кириллова, ежегодный мемориальный пробег от поселка до центра. Кстати, миссия, о которой ты так много рассуждал, осталась невыполненной.

Но утруждать себя самобичеванием Дима не стал. В конце концов, он довольно быстро утешился мыслью, что у живого человека всегда есть право на вторую попытку. А он остался жив. Возможно, второй заход окажется более удачным.

Дима брел под дождем по пустому ночному городу. Редкие машины проносились мимо. Никому не было дела до одинокого промокшего прохожего.

Недалеко от Серегиного дома светилось окошко ночного ларька. Если бы в кармане был хотя бы полтинник, Дима, не задумываясь, разорился на бутылку красного вина. Черт с ним, с табу на спиртное. После такой прогулки под осенним дождиком и отдыхом на каменных ступеньках пол стакана подогретого вина, никому бы не повредили. Вот только заветного полтинника в кармане не было. Не было даже десятки. Кто же знал, что так все обернется.

Дима уже прошел ларек, когда сзади раздался голос:

-Смотри, Шах вот он, гаденыш.

-На ловца и зверь.

Дима оглянулся. Шварц стоял у ларька и обращался к Шаху, которого в темноте Дима пока еще не видел. Впрочем, Шах скрываться не собирался. Из-за ларька почти сразу выплыли еще двое. Гири среди них не было. Это несказанно обрадовало Кириллова. Трое на одного – арифметика не из приятных, но все же лучше чем четверо. Тем более, что именно Гиря в этой гоп-бригаде был главным орудием устрашения.

Всем своим видом, изображая идею известной песенки “ничего не вижу, ничего не слышу”, Дима скорым шагом направился к Серегиному подъезду. В сущности, пройти оставался пустяк: два дома и один двор. Но Шах упускать Диму не собирался.

-Стой, козел. – Вся троица бросилась за Кирилловым. Шлепанье подошв по лужам стремительно приближалось. Дима не прибавил шага. Ему надоело убегать. Здесь враги были понятны и осязаемы. Как с ними поступить Дима знал. Пальцы, сжимающие зонт, напряглись. Дождавшись, когда по его расчетам противник должен был оказаться на расстоянии вытянутой руки, Дима резко развернулся. Зонт стремительно описал большой круг. Дважды движение зонта тормозило препятствия. Два жестких толчка ударили по напряженным мышцам правой руки Кириллова. Серьезно пострадал только Вася-Шестерка. Родители в сговоре с природой обидели его ростом. Даже рядом с невысоким Кирилловым Вася не выглядел гигантом. Тяжелая, загнутая крючком, ручка зонтика попала ему прямо в переносицу. Тощему Шварцу досталось по плечу. Не сильно. На излете удара. Скорее всего, прыщавому Славику, на память о зонтике, не осталось даже синяка. Шах ловко ушел из-под японской “палицы”.

-Сука, он мне нос сломал. – Вася схватился за лицо. Из-под его пальцев обильно сочилась кровь. Дима прижался спиной к стене, что бы не получить удара сзади. Здесь было относительно светло. Уличному фонарю, стоявшему метрах в десяти от места драки, помогал свет из окна. На втором этаже кто-то развлекался эротикой по ночному каналу Открытая форточка, время от времени посылала в промозглую ночь томные стоны и страстные вздохи. Дима был благодарен этому полуночнику. Не за стоны, за свет.

-Не расстраивайся из-за мелочей. – Утешил Кириллов Шестерку. – Подумай, что лучше: я испорчу нос, или это сделает сифилис.

-Шах, е. твою мать, эта падла еще издевается!

-Он прав, Вася. Думай о лучшем. О том, что настала наша очередь. – Шах неуловимым движением выдернул из кармана нож, встряхнул его и, тонкое жало лезвия сверкнуло в струях дождя. Все манипуляции он произвел не просто эффектно, но по настоящему артистично. С таким талантом не в тюрьме сидеть, а на эстраде выступать. – Дядя, как тебе мой прикол?

-Сильно. Скажи только: тебя мама в детстве научила ножом пользоваться? Им ведь и порезаться можно. – Фраза не была позерством. Дима действительно страха не испытывал. Казалось, что весь лимит страха, отпущенный ему в жизни, он уже истратил пару часов назад. Весь страх остался там – между мостиком и подъездом.

-А вот мы и проверим. Боюсь, не научила. Что-нибудь, да порежем. – Шах встал в стойку фехтовальщика, ловя подходящий момент для удара. Шварц тоже вытащил нож. Это был обычный кухонный тесак. Плохо вычищенное, с пятнами ржавчины лезвие имело только одно достоинство: длину. Да и действия соседского сынка особым артистизмом не отличались.

-Пригляди, за шпендиком. – Дима крепче сжал зонт, готовясь отразить выпад Шаха. – А то он своим палашом все деревья в округе порубит. С обществом охраны природы шутки плохи.

-Пацаны, разойдись, на х…! – Истекающий кровью Шестерка, отыскал где-то здоровенную дрыну и, схватив ее как пику несся на Диму. – Сейчас я его, но х.., пришпилю!

-Братец, где же ты его такой большой прятал?! – Диме даже стало весело. Принято у нас сыпать ругательствами, совершенно не задумываясь над тем смыслом. Вообще, вся эта шобла ходячих недоразумений, выглядела скорее забавно, чем опасно. Быстрый шаг вправо и дрына втыкается в стену. Не удержав скользкую лесину в руках, Вася по инерции, пролетел вперед и со всего размаха наткнулся на Диму. Ногу Кириллов уже приготовил. Ему даже не пришлось наносить удара. Вася-Шестерка просто сел пахом на выставленное колено. Глаза бедняги съехались к окровавленному кончику носа. Он охнул и рухнул в грязь рядом со своим оружием.