Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх
| Вид материала | Документы |
- Творческий путь В. М. Шукшина, 234.35kb.
- Татьяна Толстая. Кысь, 3310.46kb.
- Человек не плетет паутину жизни, он лишь ниточка в ней. Все, что он делает, он делает, 1796.39kb.
- 12. Формальные грамматики и автоматы, 176.6kb.
- План учебно-воспитательной работы 3 класса на 2006-2007 учебный год, 1141.82kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 58.86kb.
- Аборт это намеренное прекращение жизни развивающегося в утробе матери ребенка, 227.57kb.
- Курс №9 эсхатология последнее время. Что будет с этим миром? Ей, гряди Господи!, 1039.37kb.
- Под космизмом понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов, 369.69kb.
- Новое поколение роботов исследует глубины океана. Эти механические существа способны, 63.99kb.
Существа не из его племени кричат громко и возбужденно. Они возмущены и обижены. Так кричат, когда уходит добыча. Добыча, которую уже считают своей. Добыча, чье мясо они уже поделили. Чью кровь готовы были выпить. Чьей шкурой хотели согреть свое тело от Белых Холодов. Чей взгляд, полный ужаса, должен был застыть навсегда. Но добыча обманула охотников. Она спряталась. Она растворилась холодной сырой мгле.
Он снова слушает ночь. Он опять вдыхает обманчивые запахи дождя. Он раздвигает тьму своим острым взглядом. Он пытается понять: кто же тот хитрый и коварный зверь? Кто сумел уйти от шумных охотников? Где спрятана тайна его жизни.
Он - Великий Охотник. Для него нет тайн. Он и во влажном мраке видит то, что не видят другие. Находит то, что другие потеряли. Он замечает добычу, он чует слабый запах жизни, он слышит тихий хрип обессилившего существа. Добыча лежит рядом и, не нужно быть Великим охотником, что бы вырвать ее у ночи и дождя.
Только те трое, крикливые и глупые могли не найти такую легкую еду. Они плохие охотники. Они странные существа. В Его племени никто и никогда не охотился на своих. Люди Его племени защищали друг другу, потому, что знали: врагов много, враги сильны, убивая своих ты делаешь врагов еще сильнее. Он удивляется существам этого племени. И охотники и добыча были из одного рода. Это плохо. Если племя пожирает само себя, оно никогда не станет великим и сильным. Оно обречено уйти по длинной тропе к Далеким Холодным Огням Неба. Его уже не спасти. Племя, ищущее добычу внутри себя, глупо и значит должно умереть.
Он подошел к ослабшему существу на земле. Существо не пытается спастись. Существо не хочет жить. Оно лежит недвижно, сжимая в кулаках грязь. Это слишком легкая добыча для Великого Охотника. Охотник, прошедший испытание дождем, не может питаться падалью. Только сильная добыча способна дать новую силу телу Великого Охотника. Только горячая кровь, добытая в схватке, способна утолить Голод, живущий в Его чреве.
Великий Охотник знает, что Он достоин сильной жертвы. Чем труднее охота, тем громче торжество, тем слаще пища. Охота на падаль достойна стервятника. Охота на стаю достойна Его - Великого Охотника. Один против стаи – это настоящая схватка. Трое громкоголосых не могли уйти далеко. Он научит их, как охотиться в дождь. Он покажет им, что тишина сильнее крика. Они поймут: много не всегда хорошо. Они узнают многое перед долгой дорогой к Далеким Холодным Огням Неба. Возможно, там им это пригодятся.
Быстрые ноги послушно несут Его вслед уходящим звукам. Зоркие глаза легко находят верный путь в дождливой ночи. Сильные руки готовы к схватке и ждут своей работы.
Три крикливых и глупых охотника стараются идти быстро. Но ноги их неверны. Глаза не находят правильный путь, головы не знают куда ведут тело. И только горло, горло и языки послушны им.
Ни один из них не достоин поединка с Великим Охотником. Даже все вместе они не могут сравняться с Великим Охотником в бою. На что способны существа, охотящиеся на себе подобных? Только на смерть. Он смотрит на них без жалости. Он слушает их крики с презрением. Если бы не Голод, пожирающий Его, Великий Охотник не стал бы трогать громкоголосых. Он бы подарил их дождливой ночи. Они мало чем отличаются от падали. Но чрево просит пищи и Он не станет спорить со своим Голодом.
Он неслышно, как тень в лунную ночь нагоняет громкоголосых. Он собирается отнять жизнь у всей стаи. Заставить замолчать их шумные глотки. Погасить навсегда их злобные взгляды. Но в Его племени не считается доблестью убивать пищи больше, чем требовалось для еды. Только волки режут больше, чем может вместить их живот. Лишняя пища быстро теряет тепло и начинает плохо пахнуть. Мертвая пища вместо сытости приносит смерть. Она портит жизнь и не дает сил.
Ни одно из этих крикливых существ не уйдет от Великого Охотника. Кто останется жить сегодня, превратиться в Его еду завтра. Существа этого племени всегда успеют стать его добычей. А потому этой ночью Он убьет только одного. Он оставит жить двоих. Жить пока Его Голод не потребует новую жертву.
Существа перестают двигаться. Они стоят вместе. Жесты их длинны и неправильны. Голоса – громки и нечетки. Они плохо слышат друг друга и вовсе не слушают ночь. А зря. Их смерть притаилась в нескольких шагах. Великий Охотник ждет. Великий Охотник готовиться к последнему, стремительному, смертельному прыжку.
Существа направляются к каменным глыбам. К тем глыбам, в которых вспыхивают яркие желтые всполохи. Всполохи, не дающие тепла. У подножия глыб они расходятся в разные стороны.
Он на мгновенье останавливается, выбирая жертву этой ночи. Раздумья Его длятся не долго. Два существа идут между глыбами вместе. Одно пробирается сквозь дождь в стороне от стаи. Нельзя превратить в пищу одного и оставить жить. Одинокая тень среди каменных глыб станет сегодня едой Великого Охотника.
Одинокое существо идет по широкой тропе из черного камня. Существо постоянно спотыкается, хотя тропа под ногами твёрдея, на ней нет сучьев, камней и ям. Но громкоголосый спотыкается, размахивает руками и кричит. Крик существа похож на песню, но кому существо посвятило свою песню, Великий Охотник не понимает. Эта не песня Далеким Огням Неба. Далекие Огни закрыты дождем. Это не песня удачной охоте. Добыча ушла из-под носа громкоголосого. Он сам стал добычей. Хотя пока не знает об этом. Это песня глупости. Глупости существа, распугивающего дичь.
Прячась за кустами, сливаясь со стволами деревьев, растворяясь в моросящем дожде Он приближается к громкоголосой добыче.
Их разделяет два прыжка, но добыча не чувствует близости беды. Она продолжает петь песню своей глупости.
Их разделял один прыжок. Добыча поет свою странную песню. Песню глупости и глухоты. Песню, зовущую смерть.
Он не стал прыгать. Он подкрался к существу на расстояние теплого вздоха. Горячее облако, покидающее Его рот, коснулось черепа орущего существа, предупреждая о близком ужасе пути в Некуда. Но беспечная громкоголосая жертва продолжила свою бесконечную, как дождь, песню.
Его руки, уставшие ждать, сами смыкаются на дрожащей от крика шее. Песня еще висит в дожде. Песня еще звучит в теле, но горло громкоголосого уже давится хрипом.
Хруст – как прощание с жизнью. Голова громкоголосого, повинуясь Его рукам, смотрит за свою спину. Глаза громкоголосого видят Великого Охотника. Ужас вспыхивает в этих глазах и сразу угасает, как искра, покинувшая костер.
Зубы Его вырывают из шеи жертвы последний хрип и горячая кровь бьет прямо в губы Великого охотника. Голод, с благодарностью принимает жертву. Мясо громкоголосого молодо, но жестко. Великий Охотник снова ощущает отвратительный запах. Эта вонь мешает насладиться едой.
Тяжесть, наполнившая покоем каждую Его клетку, зовет в логово. Зовет на свидание к долгому приятному сну. Великий Охотник поднимает окровавленное тело и несет в кусты. Присыпает листвой. Прикрывает колючими деревьями, зелёными даже в белые холода.
Путь в логово легок и весел. Он знает: удача всегда будет сопутствовать Ему. Ему, Великому Охотнику в Дожде.
За спиной остаются каменные глыбы с желтыми всполохами в них. Впереди ждет глубокая черная нора уютного логова.
Он знает, что вернувшись споет песню во славу Далеких Холодных Огней Неба, пославших ему сытную добычу в дождь. Что не забудет пожелать легкого пути по долгой тропе к Холодным Огням, добыче, насытившей его. Что споет благодарность Дождю, скрывавшему Его от добычи, и прячущему Его следы.
Он понимает, что во благо только песня после охоты. Песня во время охоты несет смерть поющему.
Великий Охотник горд, что добавил свое знание к опыту предков.
29.
Холодно и мокро. Дима попробовал открыть глаза. Ресницы словно склеились. Или это только казалось, а причиной всему была слабость. Слабость во всем теле.
“ Не человек, а Вий, какой-то. Как там у Гоголя? Поднимите мне веки. ” - Дима перевернулся на спину. Затылок больно ударился об изборожденную морщинами, влажную кору. Дождь мелкими холодными каплями ложился на лицо. Он растворял жижу, толстой маской покрывшую щеки, лоб, застывшую на губах, собравшую в липкий комок волосы под капюшоном.
Бережно, как археолог, снимающий пыль столетий с древней вазы, дождь, слой за слоем, смывал глиняный макияж. Наконец ресницы освободились от липких пут. Глаза, почувствовав свободу, открылись сами. Прямо над Кирилловым, раскинув черную решетку голых ветвей, врастала в небо старая осина. Дима приподнялся на локтях. Стена ивняка осталась позади.
“Гляди-ка, почти дополз до поселка”. – Удивился он. От дерева, в которое Дима буквально уткнулся головой, до первого забора оставалось метров десять, от силы пятнадцать.
-Неплохо. – Похвалил себя Дима вслух. Действительно, человеческие возможности беспредельны. По ассоциации сразу всплыли в памяти “Любовь к жизни” Джека Лондона, а ещё заметка из местной газеты. В ней рассказывался о супругах-пенсионерах.
Они на своем “Москвиче” отправились в лес по ягоды. В кустах напоролись на медведя. Зверь набросился на женщину и сильно ее помял. Мужу удалось вырвать супругу из когтей разъяренного медведя. В ходе схватки зверь проломил пенсионеру череп и снял скальп. Женщина, увидев окровавленного мужа, закричала. Зверь испугался: убежал. Животные не любят шума. Тридцать километров до поста ГАИ семидесятилетний мужик вел машину, обливаясь кровью. Когда по вызову гаишников прибыла скорая помощь, женщину увезли в больницу, а мужа в морг. От полученных ран он, как сказали медики, должен был умереть на месте. Только не мог он себе позволить. Нужно было спасать жену….
-Он - жену, а ты себя. –Поиронизировал Дима над собой. - Любишь жизнь…
Жить, конечно, хотелось. Но больше хотелось тепла. Обычного тепла. Сухого дома, горячего чая и чистой одежды.
“Люди готовы перегрызть друг другу горло за коттеджи, машины, дорогие украшения. Дураки. Нужно-то человеку, на самом деле, совсем немного. Только тепло”. Если бы Таня была дома, она бы без слов и объяснений поняла, как поступить. Она бы раздела его. Она бы поставила чай. Она бы согрела воды и горячей водой смыла с него грязь. Она бы поцелуями согрела губы. Она бы своим жарким телом выгнала из него прочь эту проклятую дрожь. Она бы уняла тупую боль в груди. Но дом будет пустым и холодным. Хватит ли сил растопить печь и не умереть от холода? Забор казался бесконечным как Великая Китайская стена.
Около фургона Дима остановился передохнуть. Из машины не доносилось ни звука. Абсолютная, мертвая тишина. Никаких признаков жизни засада не подавала. “Вот гады: все проспали, как сурки” – Без злобы подумал Дима. – “ Ну, ладно. Им же хуже. За то, что маньяк остался не пойманным этим кретинам придется отвечать. Главное, что бы сегодня ночью не произошло никто не погиб”.
Дом отказывался принимать хозяина. Ключ, словно заколдованный втыкался в толстые доски двери и никак не попадал в замочную скважину. Одеревеневшие пальцы плохо слушаться. Дрожащая от холода рука, словно издевалась над Димой. Ключ постоянно выскальзывал из нее в самый неподходящий момент. Наконец, уже отчаявшись, Кириллов почувствовал, как металлическая бородка ушла в замок.
Упорная борьба с упрямой дверью не прошла бесследно. Она помогла немного согреться. Когда Дима провалился в сени, он уже не чувствовал себя так отвратительно. Размазывая по полу грязь, он доковылял до печки, и привалился к еще не остывшим, побеленным кирпичам. Печь щедро делилась остатками тепла.
Час спустя Дима уснул прямо на полу у, растопленной им, пылающей жаром печи.
-Вставайте. – Голос Сергеева доносился откуда-то издалека. Он казался зыбким и не реальным. А может быть, этого голоса и вовсе не существовало. Может быть, это только часть долгого и странного сна. Может быть, старшего следователя городской прокуратуры Сергеева Ивана Ивановича вообще не существует в природе. Гладкие крашенные доски пола подсказывали: “Лежи, спи, все хорошо. Это только сон”.
“Почему я на полу? Где Таня? Где Ленка?” – Мозг просыпался медленно. Но тело отставало и, от заторможенного усталостью, мозга. –“Странно, что это за качка? Почему трясется пол?” Кто-то требовательно и бесцеремонно дергал Диму за плечо.
-Что случилось? – В глаза ударил резкий свет.
-Вставай. А что случилось: я бы и сам хотел узнать. – Сергеев сидел рядом на корточках. Его рука лежала на грязном плече Диминой ветровки.
-Сейчас. – Дима попробовал встать, но затекшее на жестком полу, тело не было в восторге от этой идеи. Сергеев без усилий подхватил Диму подмышки и усадил на стул.
-И так? – Спросил Иван Иванович, вытирая испачканные руки чистым носовым платком. В его вопросе не осталось ничего от того, почти приятельского отношения, с которым они беседовали вчера в прокуратуре.
-И так, что?
Сергеев придал лицу значительное выражение и перешёл на вы.
-Послушайте, Дмитрий Валентинович, у вас есть шанс объясниться в приватной беседе. Но если вы настаиваете, мы можем перебраться в прокуратуру и в моем кабинете разберёмся во всем совершенно официально.
-Как вам будет угодно. – Если бы у Димы было больше сил, он, после такого начала разговора, наверное, разозлился. – Но объясняться должен не я. Скорее объясняться должны ваши люди.
-Что вы имеете в виду? – Сергеев растерялся.
-Я выполнил свою часть работы, точно придерживаясь нашего плана. В нужный момент, обещанной вами группы захвата, на месте не оказалось.
- Рассказывай.
Дима пересказал все события вчерашнего вечера и ночи, настолько подробно, насколько смог вспомнить.
-Ты утверждаешь, что группа захвата проспала сигнал?
-Нет. Я просто констатирую, что во время драки у ивняка меня никто не страховал. Спали ваши люди, пили или обедали, я не знаю. Я даже допускаю, что они наблюдали за всем происходящим, но не вмешались. Им же было приказано не раскрывать себя. Они себя не раскрыли даже тогда, когда я без полз сознания.
- Вот засранцы. Нет, ну , никому ничего поручить нельзя. Ладно. С ними я разберусь.
-Может быть вы, Иван Иванович, все же объясните мне: что случилось? Это уже система: каждый раз, когда на меня нападают, я оказываюсь в чем-то виноват.
-Пока, я вас ни в чём не обвинял. – Сергеев поднялся из-за стола. – Я, с вашего разрешения, поставлю чай.
-Да, конечно.
Дима наблюдал за следователем. Тот с очевидным удовольствием возился у плиты.
-Люблю, знаете ли, чаёк с печки. Совсем не то, что электричество. Огонь он и воду кипятит по-особому. А потом поставишь заварничек с краешку – где тепло, но жара нет – и чаёк доходит волшебно. Главное, чтобы заварка была хорошая. – Иван Иванович огляделся по сторонам, - Кстати, где заварка?
Дима указал на полку.
-О, «Ахмад»… А ты в чае соображаешь… - Сергее ошпарил заварник, вылил кипяток и засыпал три щепотки чая. Потом подумал, вздохнул и положил ещё одну. – Крепкий люблю. – Пояснил он.
Дима ни как не мог понять: хорошо это или нет, что Сергеев перешёл так основательно на «ты».
- А врагов у вас больше не трое. – Неожиданно сказал Иван Иванович. Сказа тихо, чтобы Диме пришлось напрячься, вслушиваясь в слова. – Их больше не трое. – Уже громко и отчетливо повторил Следователь и резко обернулся. Дима никак не мог понять, о чем, собственно идет речь.
-Кого?
- Помните такую детскую загадку? “А” и “Б” сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе?
Дима удивился игривому экскурсу в детство.
-При чем здесь детские загадки?
-Еще недавно существовала развеселая кампания: “Три Ш с прицепом”.
-С “довеском” – автоматически поправил Дима.
-Хорошо, пусть с “довеском” – Согласился Сергеев: - Сначала, непонятно кто отцепил прицеп, простите, “довесок”. Потом и в Трех Ш произошло сокращение штатов. Их осталось только двое. – Сергеев внимательно следил за каждым движением Димы. Это было просто. Кириллов сидел на стуле неподвижный как статуя. Заторможенный после сна, он еще не успел реально оценить услышанное, но на уровне подсознания понял: его снова подозревают. И правильно. Он сам рассказал о ночной стычке. И эта драка - достаточный повод для соответствующих предположений. Милиция драку проспала, а значит, его невиновность снова подтвердить некому. И, судя по тону следователя, убийство носило тот же характерный почерк. Маньяк пополнил свою коллекцию трупов.
-Опять он? – Дима не стал расшифровывать, о ком говорил. Но Сергеев понял.
-Да. Тот же почерк: сломанные шейные позвонки, прокушенное горло. Изорванный зубами труп, нашли на газоне сегодня утром. Снова тело спрятано: закидано листьями и прикрыто сломанными елками. Собственно, если бы не елки, он мог пролежать и дольше. Начальник ЖЭУ проходил мимо, испугался проблем с природоохраной и приказал срочно убрать. Вот и убрали…
-Тот же район?
-Тот же.
-И кого не стало?
-Погибший, Вячеслав Егорович Шебалин, тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения. Ранее не судим. Кличка Шварц.
-Сын соседа?
-Да. У вашего соседа я уже побывал.
-Ну, и что теперь будет?
-Теперь. – Сергеев задумался. – Теперь будут огромные неприятности. И не только у меня.
-Дмитрий Валентинович, у вас найдется что перекусить? Опять подняли в семь утра. Не успел позавтракать.
-Хлеб, немного масла, кажется, рыбные консервы. – Дима не без труда поднялся и пошел к холодильнику.
-Вам придется отсюда съехать. Мне кажется, что вы не виноваты в происшедшем, но в Поселке с моим мнением не согласны. Виновником смерти гири и Шварца здесь считают вас. – Сказал Иван Иванович, намазывая бутерброд.
-Нет. Никуда не съеду. Именно потому, что не виноват. Я останусь здесь. Иначе мы маньяка никогда не поймаем. Я почти уверен, что он приходит с темнотой и начинает охоту отсюда, из поселка. – Диме не нравилось странное поведение Сергеева. Вся эта неопределенность, разговоры про чай, бутерброды… Непонятно, есть ли у него версии, или этот дядька просто плывет по течению к близкой пенсии. Старается потянуть время, перебраться на дачку, а там - хоть трава не расти.
-В Поселке настроены против вас. Вас убьют, а мне придется расследовать ещё одно убийство.
-Замечательно. Значит, появился повод легализовать группу прикрытия. Они смогут сидеть прямо здесь. Тогда, я надеюсь, уже никаких случайных срывов не произойдет. Здесь-то они не проспят работу?
- А что, это даже остроумно. – Сергеев задумчиво посмотрел на Диму.
30.
- Ты юрист или медиум? Что за сектантские выходки? Ты вообще-то отдаешь себе отчет, в том, что делаешь?
Сергеев молча слушал красного от возмущения городского прокурора. Сейчас встревать с объяснениями и оправданиями было совершенно бессмысленно. И даже небезопасно. По кабинету шефа с тяжелым басовитым гудением летала шальная полусонная муха. Иван Иванович тайком сопровождал ее пустые попытки вырваться из стен прокуратуры. “Дурочка, она думает, что на свободе лучше. Здесь, конечно, начальство орёт. Но там еще хуже. Там холод и дождь. Я сижу здесь и никуда не рвусь, а шансов оказаться на улице у меня значительно больше чем у мухи. ”.
-О чем ты думаешь, Иван Иванович? - Прокурор перехватил отсутствующий взгляд подчиненного.
-О свободе выбора. – Честно признался Сергеев.
-Изумительно! – Возмущение прокурора приблизилось к критической отметке. Казалось еще немного, и он взорвется, как вулкан и разнесет здание городской прокуратуры. – Я перед ним распинаюсь, а старший следователь философствует. Мне по-человечески понятно, когда тетки на рынке трясут подолами и кричат о диком монстре, о вурдалаке, о людоеде-оборотне. Что с них взять, если они сдачу посчитать не в состоянии. Ума не хватает. Но ты же юрист! С огромным опытом! Специалист высокого класса и вот…. Скажи, кто придумал эту дурацкую несанкционированную засаду? Кто режиссер этой художественной самодеятельности?
-Я. – Сергеев решил всю вину брать на себя. Не хватало еще, что бы кто-то узнал, что он пошел на поводу у свидетеля по делу. Впрочем, если Кириллов окажется подозреваемым, то буде ещё хуже. «Скорее бы Новый год и пенсия. И все! И пусть они сами за маньяками гоняются. Пусть начальство на молодых орёт. А я в гараже, да в саду мило старость проведу. Гляди-ка, стихи вышли!»
-Может, нам всем коллективом спектакли ставить?
“Хорошая мысль. И всем участникам отгулы ”.- Согласился про себя Сергеев.
-А потом еще под репетиции отгулы давать. День за день! – Тонко прочувствовал прокурор ход мыслей подчиненного.
Сергеев промолчал.
-Молчишь? И правильно делаешь. – прокурор встал из-за стол и прошелся по кабинету. – Пока ты будишь гулять и спектакли ставить – пол города переубивают. Ты не находишь, что три убийства за девять дней даже по нынешним временам результат!? Сядь на досуге с калькулятором и посчитай: когда твоя очередь. До пенсии не доживёшь!
-Наверное. - Иван Иванович согласно кивнул.
-Но меня убьют раньше. Часа через два. Снова в Мэрию на ковер вызывают. Седых взбешен и он прав. Люди мрут как мухи, а следственные органы самодеятельностью. Ответь мне, Иван: что я должен Степану Ивановичу сказать? Что мой лучший специалист увлекся экстрасенсорикой, играет в казаки-разбойники и мастерски кивает головой в ответ на разносы начальства? Я завидую твоему здоровью! Тебя маньяк не порвёт. Подавится. Ты будешь жить вечно!
-Почему? – Ляпнул Сергеев и тут же пожалел.
-Секрет долголетия в гибкости позвоночника. А ты всё время киваешь.
-Вашими бы устами….
-Это уже слишком, Иван Иванович. В городе форменная паника. Убийца серийный, жестокость потрясающая. Население напугано. Люди по вечерам из дома выйти боятся. Детей родители в школу за руку водят. Освещение на улицах до двух часов ночи жечь стали, а раньше одиннадцать тридцать и все: погасли фонарики. Режим экономии. Сегодня в Городском Совете стали кричать, что свет должен гореть с шести вечера до восьми утра. Это уже не просто уголовное дело. Это политика. Это экономика. Еще неделя такой жизни и кризис власти, помноженный на банкротство городской казны, гарантирован.