Geum.ru

Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   31

-Ладно, разберетесь в своих претензиях, успокоитесь, тогда зайду и оплачу. А пока, Марина, запишите, пожалуйста, что я вам должен за булку высшего сорта. – И, не удержавшись, добавил. – Со свежей, еще горяченькой и очень аппетитной “плесенью”.

Дождь моросил не прекращаясь. “ Не дай Бог, сегодня ночью придется выйти из дома”. – От одной мысли об этом по телу пробежали мурашки.

Уже стало темнеть, когда Дима почувствовал легкое беспокойство. Он не мог точно определить: что с ним происходит. Непонятно откуда возникшая нервозность, потребовала срочных действий. Казалось, что нужно непременно куда-то идти и сию минуту начать что-то делать. При этом Дима совершенно точно знал: что его нигде сегодня не ждут. Возможно, это было не совсем так. Таня с маленькой Ленкой его, конечно, ждали. Но то, что самое срочное из дел сводилось к подкормке печки углем, было бесспорно.

Дима пробовал снова взяться за Джерома, но строчки убегали от взгляда, сливались в черные бессмысленные паутинки. По телевизору шел очередной американские боевик. Десять минут кровавого мордобоя Кириллов стоически перенес, но сцена, в которой главный герой с помощью магического словосочетания “давай же, давай!” вскрывал суперсекретный пароль супер-секретного компьютера, окончательно вывела Диму из себя. Он поглядел на ходики. Стрелки снова приближались к десяти. Двенадцати часовое бодрствование пролетело как один миг.

“Кажется, начинается”. – Эта нервозность могла быть истолкована только как приглашение к встрече. Если, конечно, некая психологическая связь между маньяком и им, Димой, действительно существовала.

Кириллов подошел к выключателю и трижды просигналил лампочкой. Ровно через пять минут он повторил сигнал. Условный знак не отличался особой изысканностью, но в наступившей темноте не мог оказаться незамеченным. Засада была предупреждена. Сейчас, согласно договоренности, милиционерам предстояло незаметно выбраться из своего укрытия и превратиться в Димину тень. Вернее в три тени. Если, конечно, сравнение с тенью вообще допустимо в такую дождливую ночь. Подошло время действовать.

Дима быстро оделся, снова вооружился зонтом и выключил свет окончательно. На крыльце он немного задержался. Перспектива провалиться в холодную мокрую ночь не вызывала особого энтузиазма. Но отступать было поздно. Дима накинул капюшон и шагнул под дождь.

“Молодцы ребята. Классно маскируются”. – Отметил про себя Дима, нигде не обнаружив группу захвата. Он шел не торопясь. Так, что бы милиции было удобно за ним наблюдать и контролировать ситуацию. Внутренняя напряженность не спадала. Нарочито медленный шаг позволял не только легко отслеживать Димины перемещения, но и придавал самому Кириллову большую уверенность в себе.

“Все хорошо. Все просто замечательно. Теперь главное не запаниковать”. – Подбадривал он себя, заставляя сделать двигаться навстречу неведомой опасности. Заборы поселка кончились и, едва заметная в темноте тропинка, провалилась в заросли ивняка. С каждым шагом волнение нарастало. Дима едва удерживался, от желания перейти на бег. Вспоминая свое прошлое столкновение с маньяком, он мысленно повторял в такт шагам: “ Спокойно. Без паники. Спокойно. Без паники…”. Но это помогало всё меньше. Вообще, сегодня “героический” охотник на убийцу меньше всего надеялся на себя. По утвержденному Иваном Ивановичем плану, в Димины функции входило только одно: выманить маньяка. Все остальное: задержание и обезвреживание должны были обеспечить работники милиции. Провести ночь в роли приманки, заряженной в капкан –дело не слишком приятное. Существуют и более соблазнительные варианты ночного времяпрепровождения. Но, по крайней мере, никакой ответственности за исход операции, такое распределение функций на Диму не возлагало.

Неожиданно Кириллов поймал себя на том, что совершает массу ненужных движений. Чуть не на каждом шагу он вдруг ни с того, ни сего начинал одергивать штанины трико, проверять содержимое карманов, почесываться, совершенно нелепо пританцовывать и производить целую кучу других, функционально необоснованных движений.

Дима сразу вспомнил, как на заре “перестройки” его заставили участвовать в заводском смотре художественной самодеятельности. Нужно было выйти и прочитать “Стихи о советском паспорте” Маяковского. Выбор репертуара был совершенно случайным. На ноябрьские праздники требовалось что-нибудь соответствующее, а из Владимира Владимировича, еще со школы, в Диминой голове задержалось только шедевр о паспорте. С начальством Кириллов предпочитал не сталкиваться, а уж если наткнулся - не спорить. Сказали: “надо” и он вышел на сцену.

Что он тогда вытворял, сам Дима помнил смутно. Зал заполнил свой же заводской народ. Все, или почти все лица были ему знакомы не один год. Со многими “трепался” во время перекуров или за обеденной тарелкой супа и хлебной котлетой в заводской столовой. Казалось бы: кого стесняться? Но, очутившись в одиночестве на сцене актового зала перед шестью сотнями глаз, Кириллов растерялся совершенно. Как потом пересказывали доброжелатели, первое, с чего он начал свой номер: четко выполненный строевой поворот на сто восемьдесят градусов. Попытку позорного бегства от публики пресекла ведущая концерта, она же директор заводского клуба. Дама буквально грудью закрыла ему дорогу с большой сцены. К слову, ей было чем перекрывать дорогу или бросаться на амбразуру. Бюстом директора клуба можно было прикрыть три - четыре стандартных ДОТа, при условии их кучного расположения. Когда она между номерами выплывала на сцену, места для кого-нибудь другого просто не оставалось.

Говорят, Дима неприлично долго изучал то, чем его остановили. Поняв, что справиться со всем этим он не в силах, несчастный чтец вернулся на место и вырвал микрофон из стойки. При этом микрофон оказался в Диминых руках, а провод безвольно как змея, лишившаяся головы опал на паркет сцены. Кириллов долго попытался привязать оторванный шнур к микрофону. Публика подумала, что он исполняет фокус. Сам Дима уже тоже не помнил: что он исполняет. Без особой цели жонглировал микрофоном и проводом. Провод весело подлетал над сценой, но назад в микрофон не втыкался, только временами гудел, стараясь вырвать из колонок динамики.

Радист у пульта сначала хватался за голову, потом схватил запасную микрофонную стойку и замахнулся издали, прикидывая, что сделает с Димой, когда тот покинет сцену. Кириллов решил, что радист подсказывает: воткни микрофон в стойку. Он воткнул. Провод снова отвалился. Радист бросил свой пост и со стойкой наперевес двинулся к сцене. Дима сказа в микрофон: «Раз, два. Отвалилась голова!»

Радист начал подниматься по ступенькам на сцену, но поскользнулся на ковровой дорожке и с грохотом скатился обратно.

Дима попытался спуститься со сцены, чтобы помочь бедняге подняться. На пол пути его перехватила завклубом. Она решила, что Дима позорно бежит. Взяв Кириллова за шкирку, грудастая дама, вернула его к микрофону.

Дима раскланялся, постучал по микрофону. Микрофон молчал.

-Ничего, я так смогу. – Утешил присутствующих Дима достал микрофон из стойки и положил его рядом с проводом. Отошел, посмотрел. Вернулся, подравнял. Публика стонала. Кто-то в зале бодро комментировал каждую перестановку: «Он и так может, и ещё вот так!»

- Я волком бы выгрыз бюрократизм. - Виновато признался Дима для начала. Оглядев при этом многозначительным взглядом кресла, в которых блаженствовала заводская администрация. Сидящие занервничали и стали оглядываться на хохочущих подчиненных. Завклубом вспотела и стала вытираться бархатным занавесом.

- К мандам там почтения нету. – Театральным шепотом признался Дима, указывая, почему-то на директорскую секретаршу. Зал уже бушевал. Тот же остряк подбодрил с места: “ Не дрейфь, Дима, к ним и здесь почтения нету!”. Кириллов сказал: “Ага” и продолжил выступление. Когда новоявленная звезда эстрады, подойдя к краю сцены, громко продекламировала: “ И я достаю из широких штанин”, публика уже лежала от хохота. Вся. Включая начальство и секретаршу, которая почему-то оказалась на полу под шефом. Наверное по привычке.

Директриса клуба, перестала потеть и попробовала закрыть занавес. Но его заклинило. И Диму заклинило тоже. Причем, окончательно. Он никак не мог вспомнить, что же нужно достать из широких штанин. Последовало публичное изучение содержимого карманов. В брюках оказался пропуск, ключи от квартиры, грязный носовой платок. Когда Дима запустил руку в карман в очередной раз, директриса со стоном выдохнула подсказку: «Дубликатом бесценного груза!»

Дима, улыбаясь, вытащил потертый кошелек и сообщил:

-Какой же он бесценный? Там три рубля двадцать копеек. Народ исходил на слёзы и конвульсивно аплодировал.

Отчаявшись найти что-нибудь ценное в карманах, Кириллов решительно взялся за пряжку ремня. Женская половина зала охнула. Но первое в Советском Союзе мужское стриптиз шоу не состоялось. Могучая директриса клуба, ни за что не желала расставаться со своим местом, пусть небольшого, но начальника. Она удивительно легко и даже грациозно подлетела к артисту, подхватила его на руки и так, на руках унесла его за кулисы.

“ Не всякий удостаивается такой чести! Поклонница, тебя буквально на руках вынесла со сцены!” - шутили ребята из цеха на следующий день. Кличка “Народный артист” намертво прилипла к Диме и сопровождала его до самого увольнения со Строймаша.

Неожиданное воспоминание, казалось, возникшее абсолютно не к месту, немного отвлекло Диму. Напряжение и беспокойство, сковывавшие каждое его движение, ослабли. Он не избавился от страха перед неизвестным безжалостным врагом, но этот страх больше не давил на Кириллова жесткой, лишающей воли тяжестью.

-Пацаны, какие люди и без охраны! – Банальная фраза даже в экзотических условиях ночной охоты, осталась столь же банальной. Навстречу, пошатываясь, брели “три Ш”. Они крепко “обмыли” покойного. Три пары подгибающихся ног вытанцовывали на скользком грунте хитроумные па. Серьезной опасности противник не представлял.

-Дя-ик-дя, где твоя пушка? Ик! - Дима уже по голосам научился распознавать своих верных стражей. Во всяком случае, интерес Вася - Шестерки к сломанной берданке он персонифицировал легко, несмотря на то, что бедняге приходилось буквально прорываться через собственную икоту. – Неужели дома забы –ик -л?

-Наши жены – пушки заряжены. Вот, кто наши жены. – Неожиданно затянул Шварц, безбожно фальшивя.


28.


Как ни странно, но появления пьяной троицы только помогло Диме привести себя в более ли менее нормальное состояние. Непонятное беспокойство, сковывавшее его движения и мысли последние пол часа, почти исчезло, отступило на второй план, превратилось в некий фон, на котором предстояло решить сравнительно несложную, хотя и неприятную задачу – задачу устранения со своего пути трех хорошо проспиртованных, но плохо скоординированных зомби. Ввязываться в драку Кириллов не собирался. Потасовка с местными хулиганами не входила в его ближайшие планы. Она была помехой выполнению основной задачи сегодняшней ночи. Но схватки с Шахом и его прихвостнями Дима не боялся. В этой схватке у него на руках были все козыри. Он прекрасно себя чувствовал, имел солидное психологическое преимущество за счет одержанной пару часов назад победы. Раз он сумел поставить навязчивую троицу на место, когда они были намного трезвее, ничего не мешало повторить свой успех теперь, когда пацаны еле держались на ногах. Они наверняка жаждали реванша, но и не могли забыть о проигрыше. А такие воспоминания редко способствуют укреплению боевого духа.

Кроме того, на размокшей от дождя тропинке Дима был не один. Существовала страховка. Где-то в ивняке за всем происходящим наблюдали минимум двое милиционеров. Дима почувствовал себя Гарри Каспаровым, играющим на трех досках против “чайников”, едва научившихся переставлять фигуры. Исход партий был настолько предсказуем, что не было интереса делать первый ход.

-А вы удачную погоду для прогулок выбрали. – Дима спокойно наблюдал за маневрами противника. Они старательно готовили наступательную операцию: Шах перегородил тропинку перед ним, Шварц, пошатываясь, пошел в обход слева, Вася Шестерка, не отрывая взгляда от Кириллова, обходил его справа.

-Да, мы тут так, чисто прогуливаемся. – Было слышно, как Шварц хлюпает подошвами, перемешивая жижу.

-Ну, уж и чисто. - Не поверил Дима. – Тебе приятель неделю от этого чисто отмываться придется.

-Ты, дядя, за нас не беспокойся. Когда мы станет отмываться, тебе будет уже все пох…. - Шахов медленно двинулся навстречу.

“Пора бы уже появиться милиции. Самое время. В конце концов, их прямая обязанность обеспечивать правопорядок, а не пьяных по вечерам в темных закоулках обирать”. – Диму начала раздражать медлительность стражей порядка. Чтобы не позволить обойти себя со спины, он отступил на пару шагов назад. Прислушался. Но кроме разгоряченного дыхания нападающих и нудного перестука капель по опавшей листве, ничего не было слышно. Дышали пацаны не только громко, но и “запашисто”. Сивушный запах, распространяемый нападавшими, был настолько плотным, что казалось, капли дождя, пропитываясь им, на землю падали уже полноценным, сорока процентным алкоголем.

Дима отступил еще на несколько шагов.

-Гляди, пацаны, он, чисто, раком ходит. – Шварц обрадовался своему открытию так, будто создал периодическую систему элементов, или решил проблему сверхпроводимости при комнатной температуре.

-Пока раком ходит, да скоро раком встанет. – Решил поиграть словами Шах.

“А ведь милиции нет”. – Понял Дима. Он оказался один против трех. Нет, если быть точным, то против четырех. Неприятная нервозность не пропадала. А значит, маньяк, вероятнее всего, находился где-то поблизости. Возможно, именно он добросовестно исполнял те функции, которые были возложены на милицию. Устроился в ивняке или за деревьями у мостика и наблюдал за всем происходящим, ожидая удобного момента для нападения. Это открытие неприятно поразило Диму. Расклад сил изменился мгновенно. Одно дело в одиночку воевать против трех пьяных зомби, совсем другое выйти один на один с маньяком. Ночной демарш превратился в фарс, с весьма вероятным переходом к кровавому триллеру.

С точки зрения тактики ведения боя, лучше всего было отступить до ивняка. Тропинка там узкая и одновременно атаковать смогут не более двух человек. Дима оглянулся, примериваясь: как быстрее развернуться и добежать до кустов. Но Вася Шестерка опередил его. Он просчитал все действия Кириллова на ход вперед. Пока Дима соображал: что делать, пока Шварц и Шах упражнялись в остроумии, Шестерка перекрыл тропинку за Диминой спиной. “На всякого Каспарова найдется пара Карповых. Гроссмейстер здесь не я”. – Подумал Кириллов. Путь отступления в ивняк был отрезан. Кроме того, тёмная стена из тонких прутьев, могла прятать и маньяка. А он похуже умного Васи Шестерки.

“В следующий раз без берданки ни за какие пряники из дома не выйду. Так и буду слоняться по городу: вооруженным и очень опасным. А если что, скажу: «шёл на охоту, заблудился.» ”. – Мысль была забавная, но запоздалая. Оставалось только с боем прорываться вперёд. Дима нагнулся и, как бык на тореадора, кинулся на Шаха. Скользкая тропинка не давала набрать достаточную скорость его щуплому телу. Снести препятствие сходу не удалось. Дима воткнулся плечом в бедро Шаха и забуксовал. Ноги проскальзывали на месте. Противник упирался изо всех сил и безжалостно долбил кулаками по Диминой спине.

-Щас, я его по печени, по печени! - с упоением орал Шах.

-И я! И я! – ишаком заорал Шварц, качнулся на помощь шефу, но попал под взлетевший кулак Шаха и упал навзничь.

-Ты, чо? Больно же!! – простонал он. Дима повернул голову на голос у видел в грязной луже два моргающих, глупых глаза.

Я щас, в п…! – Орал сзади Вася. Он спешил на помощь. Но скользкая тропинка превращала быстрое мелькание его ног в сквозняк под дождём. Шестёрка двигал воздух, разбрасывал брызги, только продвижение вперед не было.

Кириллов представил себе, как всё это выглядит со стороны: моргающие глаза в луже, орущий Вася-вентилятор, Шах, изображающий Ринго Стара и он сам – лучший в мире исполнитель упражнения: бег на месте в упоре нагнувшись. Неожиданно для себя Дима начал хохотать. Смех был почти истерический.

Сделав еще один шаг на месте, Кириллов поскользнулся и, не удержавшись на ногах, упал на четвереньки. Очередной удар Шаха не достиг цели. Неформальный лидер поселковой молодежи, по инерции начал валиться на Диму сверху. В этот момент, разбрасывая грязные брызги, к месту схватки подлетел Вася. Он старался затормозить, но раскисший под двухдневным дождем грунт, мешал останавливаться так же эффективно, как минуту назад мешал разгоняться.

Оказавшись под “аркой” широко расставленных ног Шаха, Дима, что было сил, рванулся вперед. В этот момент ему было совершенно наплевать на то, что бегство на четвереньках не самый достойный способ спасения. Что со стороны он выглядит до неприличия экстравагантно. Что еще пять минут назад он вообще не допускал мысли о подобном исходе поединка. Что противник не столь силен, что бы улепетывать от врага, как щенку от своры злых кобелей. Что бежать так - просто позор. Дима резвой рысью, не поднимаясь на ноги, проскочил метров пятнадцать, оттолкнулся руками и ногами и, подлетев вверх, начал улепётывать вполне по-человечески.

-Держи, уйдет! – Заорал Шах, ковриком расстилаясь на тропинке параллельно Шварцу.

-Ага, - откликнулся Вася и наступил на костистый зад Шаха.

-Козёл! – зло пробулькал в грязь главарь поселковых хулиганов и резко приподнял пятую точку.

-Я не… - начал извиняться Шестёрка, опрокидываясь на спину.

Дима оглянулся. Троица лежала на тропинке: Шварц и Шестерка – валетом, а грязный с ног до головы Шах что то выговаривал своим приятелям.

Дима мчался изо всех сил. Ноги скользили, дождь, смешиваясь с потом, заливал глаза. Пока Шах со своим подручным занимался акробатикой в грязи, Дима успел оторваться метров на тридцать. На мостик он влетел первым. Покрытые грязью подошвы кроссовок коснулись влажных досок настила и ноги выскользнули из под Димы. На миг он завис в воздухе как волейболист над сеткой и, больно ударившись о край, рухнул в воду.

Ледяная вода мгновенно пробила тонкое трико и впилась в ноги, потом, перевернув Диму несколько раз в быстром течении, сжала мертвой хваткой все тело. В груди зажглась токая режущая боль. Метров двадцать его несло в потоке. Наконец Дима с трудом встал на ноги. Звонкая давно перестала быть речкой, в ней не водилось ничего кроме мазута, но дождь налил непривычной силой эту сточную канавку. Течение взбесившейся речки валило с ног. По пояс в холодной грязной воде Дима, по миллиметрам отвоевывал у стремительного потока те два метра, которые отделяли его от скользкого глинистого берега. На прибрежный откос Кириллов едва выполз. Холодная вода вытянула из него все силы.

Со стороны мостика донеслись быстрые шаги. Кто-то, поскользнувшись, грязно выругался.

-Шах, я его не вижу. Чисто так, гляжу: нигде нет. - сообщил Шварц с мостика.

-Давай, живее шевелись. Догоним. Далеко уйти эта паскуда не могла. – Три тени выбили дробь по настилу и растворились в темноте.

Кириллов попробовал оторвать тело от жидкой глины. Боль в груди стала расти. Жар от тонкого, горящего лезвия, вскрывающего Димино сердце, ворвался в обессиленное тело. Дима приподнялся на руках. Казалось еще секунда и испепеляющий огонь прорвется наружу, вырвет вздох пара из одежды и оближет рыжими языками трико и ветровку. “Нужно подняться” – подумал Дима и упал без сознания. Дождь старательно и равнодушно слизывал грязь с его рук.

***

Мрак. Только ночь поет свою песню голода и одиночества. Только дождь без жалости хлещет холодными струями окоченевшие ветки. Он прячет от глаз Далекие Огни Неба. И даже Великий Охотник не может насладиться их ясным и призрачным светом. Но Великий Охотник уже знает: дождь не враг. Великому Охотнику помогают всё. Даже дождь. Нужно только чутко ловить каждый звук жизни в холодных струях. Нужно только не пропустить запах добычи мимо жадных ноздрей. Нужно только сжать всю свою силу в один мощный рывок и острые зубы пронзят беззащитную кожу жертвы. И кровь добычи сольется с Его губами. И сделает их алыми и солёными. И ужас вспыхнет в умирающем взгляде добычи. И, отдав Ему свое тепло, продлив его жизнь своей смертью, она пойдет искать длинную тропу к Далеким Холодным Огням Неба. Там, среди Огней они еще встретятся, когда-нибудь.

Звуки. Они ласкают слух. Они предупреждают о беде и помогают найти еду. Звук - всегда первый предвестники добычи. Он любит звуки. Звуки не поводили Его никогда. Им можно доверять, как своей руке, как пламени костра, как острым кольям у входа в Его логово, как верному другу.

Запах. Запах не друг и не враг. Запах живет сам по себе. Сквозь дождь он течет вяло и лениво. Запах размокает под струями и без сил ложится на землю умирать. Великий Охотник любит запах, но не доверяет ему. Сильный ветер может кинуть в ноздри весть о добыче, до которой нужно идти от заката солнца до его нового восхода. Даже слабый ветер способен украсть запах добычи, спящей на расстоянии одного броска. Великий Охотник доверяет только запаху крови. Крови уже убитой жервы. Крови, которая течет по Его губам в Его чрево.

Звук зовет Великого Охотника и Великий Охотник откликается на зов. Он идет к звуку. Идет осторожно, бесшумно раздвигая дождь. Ноги Его мягко встречают неверную размокшую землю и так же нежно с ней расстаются. Руки Его напряжены и готовы вступить в смертельную схватку. Глаза Его ищут добычу и находят. Три тени шатаясь, плывут в серой пелене дождя. Три тени приближаются к Великому Охотнику. Он видит их злые лица. Он различает их взбешенные взгляды. Он вслушивается в их громкие голоса. Это снова существа, похожие на него, но не принадлежащие его племени. Таких Он уже встречал не раз на охотничьей тропе. Эти существа легко расстаются с жизнью. В них много теплой крови. Они плохие охотники. Они хорошая, вкусная и сытная еда. Такая, какую любит Его чрево.