Geum.ru

I. общая характеристика работы актуальность темы диссертационного исследования

Вид материалаДокументы

Содержание


Первый параграф
Второй параграф главы
Первый параграф
В заключении
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
Третья глава «Дальневосточная кооперация в условиях ДВР и НЭПа» исследует деятельность кооперативных организаций в обстановке многоукладной экономики дальневосточной республике и нэповского либерализма 1920 гг.

Первый параграф главы «Социально-экономическое и политическое положение кооперации в Дальневосточной республике» рассматривает противоборство различных партий за деятельность в кооперативах. Кроме того, проведено изучение модификации экономической деятельности кооперативов «буферного» государства, общие и отличительные черты положения кооперации ДВР и Советской России.

В экономической политике Дальневосточной республике в 1921-1922 гг. обозначилась необходимость в изменении подхода государства к кооперативному движению, потребность определить роль и место кооперации в социально-экономической системе ДВР. В кооперативном курсе дальневосточной республике обозначились две основные экономические модели, советская и буржуазно - демократическая. Сторонниками первой являлись Дальбюро ЦК РКП(б) и правительство ДВР, а второй представители оппозиционных партий (эсеры и меньшевики). Основные разногласия между ними наблюдались по линии принципов функционирования кооперации и отношения к контролю государства за кооперативами. Борьба завершилась в пользу руководящей партии большевиков. Фактически последняя осуществляла в ДВР советскую кооперативную политику. Закон «Положение о кооперативных организациях на территории ДВР» от 20 октября 1921 года, ни чем не отличался от кооперативного законодательства Советской России. Правительство ДВР стояло на позициях классовой политики в отношении кооперации и жесткого регулирования государством экономических отношений.

Переход партии большевиков к НЭНу после Х съезда партии в марте 1921 года, непосредственным образом повлиял на положение кооперации в Дальневосточной республике. Осуществление нэповской, экономической политике вызвало освобождение кооперации от воли государственных продорганов и возвращения ей самостоятельности. Кооперация получила возможность осуществлять экономическую работу на классических принципах, самоокупаемости и добровольности.

Несмотря на прогрессивные тенденции наметившиеся в кооперативном курсе ДВР они наталкивались на механизм торможения политической надстройки Дальневосточной республике: не был отменен государственный контроль над кооперацией, надзор за отдельными лицами, чаще всего за руководящими кадрами кооперативных организаций, вытеснение из их числа представителей оппозиционных партий. Руководящий состав кооперативов определялся не профессиональными качествами кооперативного работника, а партийной пренадлежностью и лояльностью к советской власти. Кооперативный опыт дореволюционных кооператоров не воспринимался и не реализовывлся по причине, строгого приоритета классовых принципов в кооперативной политике.

Прошедший в ноябре 1922 г. III кооперативный съезд Дальнего Востока явился поворотным в строительстве дальневосточной кооперации. По существу, он был учредительным съездом новой советской кооперации Дальнего Востока. С этого момента в полном объеме начинается советский период в деятельности дальневосточной кооперации.

Второй параграф главы «Нэповская доктрина государственно-кооперативной политики» раскрывает теоретическихе основы кооперативной политики руководящей партии большевиков.

В условиях установившейся в 1918 г. однопартийной политической системы определяющим фактором дальнейшего развития кооперативного движения являлась деятельность большевистской партии. Обеспечив себе монопольное право генерации доктринальных идей, руководство РКП(б) – ВКП(б) отводило кооперации уготовленную ей роль в русле проводимой социально-экономической политики. От позиции и взглядов партийной элиты зависели содержание и направленность кооперативного движения в интересующий нас период.

Процесс формирования теоретических основ кооперативной политики правящей партии после октября 1917 г. был обусловлен влиянием как известных к тому времени кооперативных учений, так и конкретно-исторической обстановки, собственного опыта большевиков в вопросах кооперативного строительства. Вследствие этого вплоть до начала 1930-х гг. происходил поиск оптимальной модели кооперативной организации, соответствующей большевистским планам построения «нового общества».

Диалектика данного процесса определялась противоборством между относительно либеральным и авторитарным направлениями в рядах большевистской партии. Теоретические предпосылки первого из них были в определенной степени связаны с идеями кооперативного социализма, прежде всего верой в возможности кооперации по переустройству капиталистического общества в социалистическое. Сторонники этой идеи предприняли попытку ее реализации на практике в середине 1920-х гг., увидев в кооперации средство преобразования российского общества на переходном этапе от капитализма к социализму.

Ленин утверждал, что «социалистическое общество есть одно большое потребительное общество с планомерно организованным производством для потребления»215 В 1918 г. вождь советской власти повторил прежнее положение: «Социалистическое общество есть один большой кооператив»216. Концепция кооперации в конечном итоге была принята Лениным как теория особой общественной системы, которая должна быть реализована в будущем социалистическом обществе. В этой связи примечателен тот факт, что Ленин, неоднократно употребляя выражение «производственно-потребительные коммуны», в которые должно быть организовано все население, считал, что «социалистическое государство может возникнуть лишь как есть» этих коммун217. Революционно-романтическая идея Ленина о будущем устройстве общества, особенно углубившаяся во времена «военного коммунизма», несомненно была связана ассоциациями с Парижской коммуной. В 1918 г. Ленин писал: «Каждая фабрика, каждая деревня является производительно-потребительской коммуной, имеющей право и обязанной по-своему применять общие советские узаконения, по-своему решать проблему учета производства и распределения продуктов»218.

И, наконец, в начале 1923 г. Ленин окончательно сформулировал собственное представление об организационных формах социалистического общества: «Строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией - это есть строй социализма»219. НЭП, по ленинскому замыслу, должен осуществляться не только через кооперацию, но и максимально способствовать ее развитию и превращению во всеобщую форму социальной организации населения. В этом отношении, как отмечал В.П. Данилов, важно, что для Ленина само назначение НЭПа в конечном счете сводилось к кооперированию всего населения Советской России220. Это подтверждает высказывание Ленина о соотношении НЭПа и кооперации: «Не кооперацию надо приспособлять к НЭПу а НЭП к кооперации»221.

Последние работы Ленина стали идеологическим плацдармом для обоснования либерально-кооперативной концепции, сторонников эволюционного пути построения социализма Н. И Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского.

Анализируя практическое устройство сельскохозяйственной кооперации, Н.И.Бухарин подчеркивал значение «полной добровольности кооперации» и «внутрикооперативной демократии, т.е. выборности правления и всех должностных лиц». Высоко оценивая «самодеятельность крестьянских масс и рост их активности», Бухарин попытался придать относительно самостоятельный статус советской кооперации: «Необходимо, далее, поставить дело так, чтобы избавить кооперацию от излишных задач, которые прямо подлежат решению со стороны государственных органов. Кооперация, конечно, должна быть связана с органами Советской власти, но у нее свои, особые задачи, наряду с общими задачами. Кооперация, по Бухарину, должна стать для крестьянина «органом его хозяйственного подъема» и тогда «кооперация станет любимейшей организацией крестьянства»222. Наконец, в конце 20-х годов, составляя свою альтернативу сталинской поли гике, Н.И.Бухарин пошел гораздо дальше. Он не только подчеркивал необходимость «оптимального сочетания тяжелой и легкой индустрии, но и предлагал сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы». Н.И.Бухарин не отрицал необходимости твердого и жесткого решения важнейших вопросов именно «в центре», но он в то же время сильно критиковал «гиперцентрализацию» советской системы, ее руководства: «Мы слишком все перецентрализовали, мы сами лишаем себя добавочных сил, средств, pecурсов и возможностей, и мы не в состоянии использовать всю массу этих возможностей, благодаря ряду бюрократических преград»223..

Таким образом, сторонники эволюционного пути построения социализма, на наш взгляд, в рамках советской системы придерживались принципов, включающих элементы государственного плюрализма, что очевидно не было совместимо со сталинской командно-административной системой. Эволюционный подход 1920-х годов к вопросу развития и перспектив относительно самостоятельного кооперативного движения и предложение Бухарина о «сложнейшей комбинации» личной, общественной и государственной инициативы также были несовместимы с позицией Сталина. Бухаринская концепция кооперации и его представление о соотношении государства и общества в определенном смысле являлись диалектическим эквивалентом чаяновской концепции кооперации и его плана «кооперативной коллективизации» в условиях НЭПа. И чаяновская, и бухаринская концепции кооперации нашли свое теоретическое и идеологическое подтверждение в осуществлении НЭПа и идей последних статей Ленина о кооперации. Но ни та, ни другая не могли избежать поражения во времена разгара политической борьбы внутри большевистской партии и реализации «сплошной коллективизации» в конце 1920-х годов.

Третий параграф главы «Функционирование кооперации на Дальнем Востоке России в 1920-е годы» исследует особенности развития дальневосточной кооперации в годы нэповского реформизма.

Финансово-экономический потенциал кооперативной экономики на Дальнем Востоке России, несмотря на гражданскую войну, иностранную военную интервенцию, хотя и был подорван, но был достаточно мощным, чтобы использовать его для своего развития в благоприятных экономических условиях. Финансово-экономические ресурсы, накопленные кооперативной экономикой еще в дореволюционный период, использовались в Дальневосточной республике, где кооперация и рыночные отношения развивались, как и до октября 1917 г. В конце 1922 г. с присоединением ДВР к РСФСР рыночная экономика безболезненно и легко трансформировалась в нэп.

В дальневосточной экономике в силу сложившихся политических, экономических и социальных условий до конца 1920-х годов рыночные отношения позволили выходить на внешние, восточные рынки для осуществления экспортно-импортных операций. В целом рыночные отношения на Дальнем Востоке развивались и интегрировались с экономикой соседних стран Восточной и Юго-Восточной Азии.

Как и прежде, кооперативный сектор занимал одно из ведущих мест наряду с государственными и частными в годы нэпа. Дальневосточная кооперация в своей деятельности имела тесные деловые отношения с частными, государственными и кооперативными организациями по всей стране.

Ведущими отраслями кооперативной экономики Дальнего Востока были промыслы, в частности заготовки пушнины, рыбы, дичи и т.д. В этом производстве получил свою специализацию Дальневосточный союз охотников – Дальохотсоюз. Он начал свою деятельность с декабря 1924 г. и функционировал на основе устава, утвержденного Дальпромбюро от 25 апреля 1925 г. Промысловая и предпринимательская деятельность Дальохотсоюза охватывала центральные районы России, Сибири. Для налаживания деловых отношений с предпринимателями из государственного, частного и кооперативных секторов экономики надлежало в обязательном порядке согласно директивным указаниям ВСНХ проверять кредитоспособность и финансово-экономическое состояние будущего делового партнера через отделения «Кредит-Бюро» на местах.

В состав Дальохотсоюза входили: 3 районных совета охотников и до 30 низовых товариществ. Деятельность организации заключается в снабжении ячеек промтоварами, огнеприпасами и другими необходимыми предметами. Союз участвует в заготовке пушнины, рыбы, зверя, дичи, дикоросов и т.п. Союз имел дроболистный завод и дробопрокатную механическую мастерскую. Наряду с ростом кооперирования охотников отмечается также увеличение торгового оборота Союза. Так, в 1925-1926 годах операции по заготовкам выразились в сумме 505 тыс. рублей, а в 1926-1927 годах – 514 тыс. руб. В течение сентября 1928 г. обороты Союза по покупке товаров снабжения составили 490 тыс. руб., по заготовкам пушнины и продовольственных продуктов – 130 тыс. руб. и обороты предприятия – 6 тыс. рублей. В этом же месяце продажа товаров снабжения выразилась в сумме 527 тыс. руб., пушнины и продуктов – 59 тыс. руб. и продажа комиссионных товаров – 29 тыс. рублей»224.

К концу 1920-х – началу 1930-х годов XX в. в кооперативной экономике Дальнего Востока даже по имеющимся неполным данным трудовой ресурсный потенциал как важнейший экономический фактор в дальневосточной экономике советской России достиг довольно высокого уровня по сравнению с дореволюционным периодом. Если иметь в виду только кооператив «УСПО» Уссурийской железной дороги с числом членов в 43 296 чел., его хозяйственная структура, сохраняя и укрепляя свою кредитоспособность в рыночных условиях в период нэпа, имела довольно широкую и разветвленную производственную, коммерческую и финансовую инфраструктуру для удовлетворения своих пайщиков потребительскими товарами на базе производства и покупки товарной массы на внутренних и зарубежных дальневосточных рынках, сохраняя и укрепляя кредитоспособность в рыночных условиях периода нэпа.

Форсирование колхозного строительства на Дальнем Востоке было чревато тяжелыми последствиями, прежде всего острым противостоянием основной крестьянской массы и власти. В аграрной политике государства нельзя было игнорировать специфику дальневосточной деревни. Нажим на крестьянство мог привести к повторению событий зимы-весны 1924 г. Настроения крестьян определялись конкретными социально-экономическими интересами. Местная власть учла этот трагический опыт и действовала достаточно гибко, на наш взгляд, в кредитовании крестьянских хозяйств, установлении взаимоотношений с земельными обществами, в «чрезмерной осмотрительности в ставке на бедноту»225 и особенно в регулировании земельных отношений. Как уже отмечалось, проводившееся в 1920-е годы землеустройство, во-первых, охватило незначительную часть территории края, во-вторых, носило межселенный характер, т.е. не дало заметного перелома в сложившемся до революции землепользовании, не затронуло интересов основной части сельского населения – многоземельного старожильческого крестьянства. Господствовавшей оставалась общинная форма землепользования. Крестьянская община, как известно, строилась на сочетании общественного пользования землей и индивидуального ведения хозяйства. Большинство крестьян оставалось на позиции психологии мелкого собственника, в индивидуальном хозяйстве видело единственно приемлемую форму развития сельского хозяйства. Пропаганда колхозов и давление на крестьян осознавались ими как бесперспективность ведения самостоятельного хозяйства в складывающихся экономических условиях.

Во второй половине 1920-х годов власть использовала самые различные средства и методы для огосударствления социально - экономических и политических процессов в деревне. Классовая направленность аграрной политики советского государства обусловила социальное развитие коллективных хозяйств, вытиснение и слом кооперативно-индивидуальных семейных хозяйств.

Четвертая глава «Сибирская кооперация в годыНЭПа» исследует социально-экономические процессы в кооперации сибирского региона обусловленных нэповской либерализацией кооперативной политики .

Первый параграф главы « Восстановление кооперации Сибири в годы НЭПа» посвящен рассмотрению изменения кооперативного курса властей и возобнавлению функционирования кооперации в условиях допущения советским государством рыночных отношений в экономике страны.

Восстановление кооперации Сибири проходило в трудных условиях В 1920 г. она была интегрирована с потребительской кооперацией: вместо 4854 потребительских кооперативов, 4000 маслоартелей и 1000 кредитных и ссудо-сберегательных товариществ было образовано 3146 интегральных потребительских обществ с 6316 лавками. Интегральные тенденции наряду с политикой максимальной централизации и огосударствления стимулировались также властью под флагом ликвидации «кулацкого засилья» в маслодельных и кредитных объединениях, подчинения их более «пролетарской» потребительской кооперации; они сказывались и в дальнейшем. В 1921 г. сибирская кооперация занималась организацией товарообменных заготовок: на ее долю приходилось около одной трети заготовок, осуществленных кооперацией России. Постепенно происходило отпочкование первичных сельскохозяйственных кооперативов от потребительских, хотя их сбытоснабженческие функции долгое время тесно переплетались. Важной вехой кооперативного строительства в Сибири явился Общесибирский учредительный съезд сельскохозяйственной кооперации, проходивший 7-14 июля 1922 г. К этому времени в крае было образовано 5 губернских и 21 районный союз сельскохозяйственной кооперации; первичных кооперативов насчитывалось 2013, в том числе маслодельных – 847, кредитных – 161, универсальных – 413, кустарно-промысловых – 28, прочих – 73, колхозов (входивших в 20-х гг. в систему сельхозкооперации) – 491. Кооперативы объединяли 94 тыс. (около 7 %) крестьянских хозяйств226.

В 1922-1923 гг. происходило расширение сети первичных кооперативов в основном в форме маслодельных, кредитных и универсальных товариществ. Последние осуществляли функции всех видов сельскохозяйственной кооперации: кредитные, сбытоснабженческие, частично и производственные (коллективное приобретение и использование машин, породного скота и т.п.). К январю 1924 г. в составе сельскохозяйственной кооперации 45 % составляли маслоартели, 30 % – универсальные и 6 % – кредитные товарищества. По социальному составу кооперация была в основном середняцко-бедняцкой, хотя доля зажиточных также была существенной. Так, в 1923 году среди членов сельскохозяйственных кооперативов Енисейской губернии крестьяне со стоимостью средств производства 100-200 руб. составляли 33,7 %, 200-600 руб. – 54,5 и свыше 600 руб. – 11,8 %227. В Сибири доля зажиточных крестьян в кооперативах была выше, чем в европейских районах страны: в 1923 г. доля крестьян, имеющих свыше двух лошадей, составляла в Алтайской губернии 7,2 %, в Самарской губернии – 2,4 %, а в ряде других губерний еще меньше. Особенно велика была доля зажиточных в маслодельных артелях: в 1924 г. в артелях Тарского уезда Омской губернии четырехкоровные хозяйства составляли 44 %, в то время как в Северном, Северо-Западном и Центрально-промышленном районах – лишь 2-8 %228. По данным Сибсельскосоюза, в 1924 г. в составе сельхозкооперации беднота составляла 40,5 %, середняки – 54,5, зажиточные – 5,0 %229. Большая зажиточность членов сибирских кооперативов отражала особенности социального состава деревни, сравнительно высокую товарность основной массы крестьянских хозяйств; кроме того, характер деятельности молочной кооперации, получившей наибольшее распространение в крае, предполагал объединение многокоровных, товарных хозяйств.

Таким образом, сформировавшаяся в условиях нэпа модель кооперативного курса и организационно-социального функционирования кооперации, в сущности представляла собой временный компромисс властей вынужденных идти на уступки во имя преодаления общественно – экономического кризиса и недавольства населения политикой партии большевиков. Кооперативная политика государства в первой половине 1920 ых годов, характеризовалась постепенным расширением рыночного либерализма, обусловленного интересами восстановления экономики с одновременным усилением государственно-партийного контроля над кооперацией. Поэтому курс на расширение экономической свободы в сфере кооперации был вынужденным и поэтому во многих отношениях характеризовался непоследовательностью и игнорированием экономического прагматизма в интересах соблюдения идеологических установок. Противоречивость нэповской кооперативной либерализации особенно резко проявилась подверженности административному регулированию. Следствием этого стало подчинение деятельности кооперации классовым принципам.

Тенденции развития организационных форм кооперации и финансовых возможностей кооперативной системы, обусловленные нэповской либерализацией подробно рассматриваются во втором параграфе данной главы «Организационное становление и финансовый потенциал Сибирской кооперации в условиях НЭПа».

К началу перехода к НЭПу, претерпели изменения социально-политические и экономические условия, в рамках которых шел процесс развития самой кооперативной системы. Это отразилось в неустойчивости ее финансового и экономического положения, полной правовой и хозяйственной зависимости кооперации от государства и его органов.

В то же время основа кооперации – крестьянское хозяйство – таким радикальным изменениям не подверглось. Как отмечал один из видных теоретиков кооперативной школы А. В. Чаянов, «формально после революции производящий аппарат сельского хозяйства остался, с частно-хозяйственной точки зрения, таким же в своей крестьянской основе, каким он был и до войны, с теми же двумя тенденциями к фермерству и к кооперированию середняцких хозяйств»230.

Начало воссозданию кооперативной системы положил декрет СНК от 16 августа 1921 года «О сельскохозяйственной кооперации», согласно которому крестьянская кооперация выделялась в самостоятельную систему, в рамках которой разрешалось свободное объединение граждан в крестьянские кооперативы с целью совместного ведения сельскохозяйственного производства, товарообмена и торговли излишками сельскохозяйственной продукции. В нем декларировалось право кооперативов объединяться в союзы и свободно устанавливать взаимоотношения с другими видами кооперации. Причем за ними оставалось право выбора организационных форм этих союзов (как по производственному признаку, так и по территориальному)231.

Важным этапом кооперативного строительства в Сибири стал Общесибирский учредительный съезд крестьянской кооперации, проходивший 7-14 июля 1922 года232. На нем был образован Сибирский областной союз сельскохозяйственных кооперативных союзов «Сибсельскосоюз». К 1 октября 1923 года в систему Сибсельскосоюза входило 25 крупнорайонных крестьянских союзов, из которых 20 состояли членами Сибсельскосоюза непосредственно, 5 союзов входили в Сибсельскосоюз через свои районные центры (Туринский, Тобольский, Ялуторовский, Ачинский, Канский). Все эти союзы к 1 июля 1923 года объединяли 2414 первичных кооперативов – маслодельных и кустарно-промысловых артелей, сельскохозяйственных, кредитных, мелиоративных, огородных товариществ, колхозов и коммун, членами которых состояли 196 тыс. крестьянских хозяйств233..

К концу 1923 года хозяйственная и организационная система сибирской кооперации относительно стабилизировалась. Первое место по количеству объединяемых хозяйств занимали сельскохозяйственные и кредитные кооперативы – 57,5 тыс. (47 %), затем маслодельные артели – 53 тыс. (42,4 %); колхозы и коммуны объединяли 3,8 тыс. хозяйств (3 %), прочие – 2,9 тыс. (2,3 %)234.

К сентябрю 1926 года сибирская сельскохозяйственная кооперация объединяла 1165 кооперативов и 352 549 членов-пайщиков. Кроме этих кооперативов, в систему сельскохозяйственной кооперации входили членами через кредитные товарищества 2888 простейших видов сельскохозяйственных производственных кооперативов, с общим числом членов 74 552 235.

В первой половине 1920-х годов, система крестьянской кооперации организационно оформилась и значительно выросла, хотя универсализм остался характерной чертой в ее работе. Она по-прежнему ориентировалась не на товарно-производящии, а на натурально-потребляющиеи хозяйства.

За годы революции и гражданской войны крестьянское хозяйство Сибири в основном утратило товарный характер, потеряв значительную долю довоенного трудового дохода. В сложившихся условиях образование капиталов в системе сельскохозяйственной кооперации было очень сложной задачей, так как господствовавшая в деревне до 1924 года падающая валюта представляла собой значительное препятствие этому процессу при крайней медлительности товарного и денежного деревенского оборота. Кроме того, падающая валюта являлась довольно крупным эмиссионным налогом на деревню, тогда как город имел возможность почти с начала 1923 года пользоваться твердой валютой в виде червонца. Существовало два пути решения финансовой проблемы. Первый – длительный эволюционный процесс организационного развития сельскохозяйственной кооперации, шедший параллельно с процессами роста крестьянской агрокультуры и капиталов. Второй – вливание в сельскохозяйственную кооперацию больших денежных и материальных средств извне, со стороны кредитных органов государства. Первый путь отпадал как слишком длительный для не терпящей отлагательства задачи развития производительных сил сельского хозяйства. Оставался второй путь – путь кредитования сельскохозяйственной кооперации со стороны государства.

Приступая к своей восстановительной деятельности в условиях НЭПа, крестьянская кооперация была вынуждена обратиться к помощи государства. Со своей стороны, государство, рассматривая крестьянскую кооперацию как единственный метод вовлечения крестьянского хозяйства в систему государственного капитализма, охотно пошло ей навстречу.

Основная линия советской власти в отношении кооперации была сформулирована В. И. Лениным в работе «О кооперации»: «Каждый общественный строй возникает лишь при финансовой поддержке определенного класса. Нечего напоминать о тех сотнях и сотнях миллионов рублей, которых стоило рождение "свободного" капитализма. Теперь мы должны осознать и претворить в дело, что в настоящее время тот общественный строй, который мы должны поддерживать сверх обычного, есть строй кооперативный»236.

Как и до революции, формирование финансовой базы кооперации началось с привлечения значительных средств со стороны кредитных органов государства. Однако дореволюционная кооперация довольно быстро завоевала доверие крестьян, а вместе с ним и их вклады, что позволило ей в кратчайшие сроки избавиться от финансовой опеки государства и приобрести полную хозяйственную самостоятельность. Кооперации периода НЭПа так и не удалось сколько-нибудь серьезно расширить свою финансовую базу за счет собственных средств деревни, что было обусловлено: 1) отсутствием эффективной системы гарантийных обязательств государства (соблюдение тайны вкладов, обеспечение их возврата и т.д.);

2) существованием запретительной системы налогообложения, не стимулировавшей ни расширения хозяйства, ни накопления свободных денежных капиталов. Она была направлена против наиболее имущих слоев деревни, которые в стремлении избежать уплаты высоких ставок налога были заинтересованы в сокрытии своих реальных доходов; 3) сохранением опасности нового безвозмездного изъятия денежных вкладов.

Приток свободной денежной наличности в кассы крестьянских кредитных товариществ мог начаться лишь в случае изменения налоговой политики и распространения на вклады населения тех преимуществ, которыми они располагали в дореволюционный период. В годы НЭПа этого так и не произошло, а имевшаяся на руках у крестьянства свободная денежная наличность, как правило, использовалась на пополнение товарных запасов, что дестабилизировало и без того дефицитный потребительский рынок периода НЭПа.

Это лишь один из результатов проводимой политики. Другим было то, что кооперация периода НЭПа функционировала в основном за счет государственных средств, получаемых системой в виде ссуд в оборотный капитал и кредитов целевого назначения. Однако с помощью бюджетных ассигнований полностью обеспечить нужды системы не удалось. Рост собственных средств шел крайне медленно и далеко отставал от роста балансов и оборотов сети, в результате чего финансовое положение кооперации находилось в постоянном напряжении в течение всего исследуемого периода. Но в то же время именно благодаря проводимой политике государство полностью подчинило кооперативную систему уже в форме ее финансового охвата.

Осуществление этой задачи наряду с концессионной (разрешительной) системой учреждения кооперативов и их союзов, в конечном итоге, и позволило создать ведомственно-кооперативную систему, жившую на государственные средства и находившуюся под жестким административно-хозяйственным контролем государства и его органов.

В третьем параграфе главы «Кооперация и социальная психология крестьянства в годы НЭПа» исследуются процессы отношения крестьянства к кооперации в контексте сельского образа жизни. Определяя фундаментальные факторы, воздействовавшие на отношение крестьян к различным формам хозяйственной организации, в том числе и к кооперативным ассоциациям, следует адекватно представлять социальные воззрения крестьянства, его мировоззренческие и социально-психологические установки. Кардинальное значение в контексте этой социально-психологической парадигмы имело то обстоятельство, что самостоятельный крестьянин-труженик рассчитывал прежде всего на собственные силы, проявлял здоровое недоверие к различным формам объединения материальных и трудовых ресурсов, особенно если такое объединение осуществлялось в результате внешнего диктата. Крестьянин прибегал к совместным трудовым усилиям лишь для решения тех хозяйственных или социальных задач, которые не могли быть реализованы другим путем. При этом неотъемлемым условием такого взаимодействия являлось сохранение хозяйственной самостоятельности крестьянского двора, отсутствие формализации коллективистских взаимоотношений, регулирование их на основе личного доверия и обычая.

Развитие кооперации вообще и социально-психологический аспект этого процесса весьма полно вписывались в общую историческую тенденцию периода. Формирование кооперативных структур и соответствующих установок в потенции представляло собой определенную историческую альтернативу, с одной стороны, «дикому капитализму», с другой стороны – казарменно-тоталитарному режиму. Однако, в конечном итоге, эта историческая возможность, как и веер других возможностей, заложенных в реалиях 1920-х гг., не были реализованы. Последующее развитие нашего общества характеризовалось внешне полным господством сверхобобществления, тоталитарной централизации и в то же время интенсивным развитием «второй», «альтернативной», «теневой», экономики.

В заключении подведены итоги работы. Развитие кооперации в Сибири и на Дальнем Востоке России активно началось сразу после революции 1905-1907г. и совпало с эволюционным процессом формирования рыночной экономики и проведением столыпинской аграрной реформы.

Ускоренные темпы модернизационных процессов в крестьянском хозяйстве восточных регионов России в начале XX в., обусловленные тесным взаимодействием с рынком после ввода Трансибирской железной дороги, и массовым переселением крестьян из Европейской России, делало крестьянское население региона более восприимчивым к различного рода социально-экономическим новациям. Благодаря этому уже к началу ХХ века наметилась рыночная трансформация крестьянского сельхозпроизводства, выразившаяся в преимущественном развитии товарных отраслей - молочного животноводства, традиционно зернового полеводства. Развитие рыночных отраслей и освобождение от прежних хозяйственных традиций способствовало переходу к интенсивным, передовым технологиям аграрного производства. Кардинальное технологическое обновление, в свою очередь, стимулировало процесс рационализации землепользования, значительно облегчавшийся вовлечением в посторонние, неземледельческие промыслы и полным отрывом от земли значительной части крестьянского населения. Таким образом, крестьянство Сибири и Дальнего Востока России оказалось во многом более подготовленным к аграрным преобразованиям, развернувшимся в стране с 1907г. Поэтому результативность обновления экономики в Сибири и на Дальнем Востоке России, была значительно выше, нежели в других, в том числе, и центральных губерниях.

На фоне правительственных попыток преобразования деревни сверху кооперация являла собой пример самоорганизации крестьянства снизу, выполняя важную роль в обновлении жизни на селе.

Наибольших успехов в предвоенные годы достигла маслодельная кооперация Сибири - «Жемчужина Российской кооперации». Маслодельная кооперация стала основой деятельности и для других видов кооперативов (кредитных, потребительских обществ, сельскохозяйственных артелей ).

Разносторонняя кооперативная практика способствовала сочетанию личных и общественных интересов, выработке механизма хозяйствования в наибольшей степени соответствующего национальным представлениям о характере труда и нравственным канонам православия с его верой в духовное братство людей и торжество справедливости. Во многом благодаря этому обстоятельству кооператоры сумели создать ту благодатную почву для народной самодеятельности, которая дала богатые плоды и привела к расцвету кооперативного движения в Сибири и на Дальнем Востоке России.

Успехи кооперации стали возможны также благодаря общим усилиям государства, и кооперативов. Правительство крайне нуждалось в управляемой народной инициативе, а само население получало реальные экономические выгоды от кооперативного объединения, дополнявшего собой общинное устройство деревни.

Тем самым постепенно происходило смягчение социальных противоречий в стране, только что пережившей революционные потрясения; процесс трансформации традиционного общества в гражданское в условиях мирного реформизма протекал более безболезненно.

Однако эволюционные изменения были прерваны начавшейся Первой мировой войной, которая вызвала в кооперативном движении коренную перестройку работы, существенно расширив его возможности. Защита Отечества и забота о благе армии и народа определяли в этот период характер деятельности различных кооперативов и их союзов, видевших свою главную задачу в укреплении обороноспособности государства, мобилизации хозяйства, помощи населению.

Между тем обеспечить единство фронта и тыла властям не удалось. Непоследовательность и несогласованность действий правительства, кооперации, других общественных и частных учреждений, отсутствие твердой политической воли в верхах, нерешительность, неспособность их наладить конструктивный диалог с оппозицией подтачивали российскую государственность не меньше, чем усилия радикальных противников режима, в число которых с лета 1915 г. входила и верхушка кооператоров. Широкая народная самодеятельность, развернувшаяся в форме кооперации, далеко не всегда находила позитивное воплощение; а порою прямо использовалась оппозицией в сугубо политических антиправительственных целях. К необходимости борьбы с самодержавием кооператоры приходили, руководствуясь разными мотивами; прежде всего идеологическими. Кооперация, по их мнению была не просто хозяйственным предприятием, а общественным движением, основанным на принципах равноправия, демократии, свободы, преследующим некий социально-преобразующий идеал.

Кооператоры сыграли самую активную роль в подготовке и осуществлении Февральского переворота в центре и на местах. С весны 1917 г. кооперация в целом все более приобретает черты общественно-политической организации, выступающей на всероссийской арене с собственным довольно противоречивым курсом. Политическая позиция кооператоров, не предусматривавшая кардинального решения основных вопросов жизни страны (войны и мира, аграрного), лишала их широкой социальной опоры в массах, среди которых все больше усиливаются антикооперативные настроения.

Постигшая кооператоров неудача на выборах в Учредительное собрание, особенно заметная в провинции, явилась результатом не столько их неумелой тактики, сколько показателем бесперспективности политической стратегии, кооперации; оказавшейся неспособной выдвинуть серьезную программу действий в охваченной революционными потрясениями стране. Увлечение политической деятельностью стало одной из причин глубокого внутреннего кризиса, охватившего кооперацию в 1917 г.

Завоевание большевиками государственной власти и предпринятая ими в начале 1918 г. попытка национализации кооперации привели к острому столкновению с кооперативной верхушкой, которое закончилось: апрельским (1918 г.) соглашением. Разработанный на его основе декрет "О кооперативных организациях? давал определенные правовые гарантии кооперации. Однако в условиях разгоравшейся гражданской войны возможностей использовать компромисс оставалось все меньше. У большевиков усиливалось крыло; радикальных противников кооперации. А часть кооперативных верхов не скрывала своей враждебности по отношению к режиму; Открытого конфликта избежать не удалось. Государство поставило под жесткий контроль деятельность кооперативных центров: часть из них (например, МНБ) была национализирована; работа других парализована. И хотя первичные кооперативные ячейки, еще продолжали действовать, единство и целостность кооперативного движения были подорваны.

В 1918 – 1920 гг. кооперация Сибири и Дальнего Востока России развивалась в условиях антибольшевистской альтернативы. Кооперация, несмотря на политические потрясения и экономический кризис, продолжала обеспечивать крестьянство и городское население промышленными товарами и продовольствием. В годы революции и гражданской войны произошел разрыв традиционных связей с Европейской частью России, возросло влияние иностранного капитала, усилилась интеграция сибирского и дальневосточного рынка в систему международной торговли, была создана обширная сеть зарубежных торговых представительств, через которые осуществлялся экспорт сельскохозяйственной продукции и сырья.

Год 1919 знаменовал собой широкий выход Закупсбыта на мировые рынки промышленных товаров. К этому времени был проведен большой объем подготовительной работы. Для управления сетью зарубежных контор было образовано Главное заведование со штаб-квартирой в Лондоне, которое возглавил заместитель правления Закупсбыта К.М. Морозов, имевший большое влияние в кооперативных кругах России и авторитет в Московском народном банке. Благодаря его организаторским способностям, квалифицированному штату руководителей и сотрудников удалось успешно осуществить крупные проекты по экспорту пушнины в США и Англию и организации Карской экспедиции. С Нью-Йоркской конторой Закупсбыта был заключен предварительный контракт на 5млн. долларов с рассрочкой платежа на два года. Однако из-за неустойчивого положения в Сибири кредит был использован только на 100тыс. долларов. Восточная политика Закупсбыта ориентировалась на Китай и Японию, куда экспортировались в основном соль и красная рыба. Сибирь и на Дальний Восток ввозились ткани, обувь, промышленное оборудование, лекарства, железно-скобянные изделия, чай и т.д. Всего за 1919г. через Кобэ (Япония) и Владивосток поступило товаров на суму 1,75 млн. долларов237.

Торгово-экономическая деятельность Закупсбыта являлась базой развертывания культурно-просветительской и образовательной деятельности. 17 типографий Закупсбыта издавали много кооперативной и общеобразовательной литература, включая и периодические издания238.

С окончательным установлением советской власти в конце 1919 г. в Сибири и созданием в 1920г., ДВР началось замещение самодеятельных кооперативных организаций, государственно - чиновничьим кооперативным аппаратом. От руководства стали отстраняться старые кадры, фактически была ликвидирована самостоятельная кредитно-финансовая система, принципиально изменена нормативно-финансовая система. Все это вело к перерождению кооперации в специфическую советскую систему. В условиях нэповского либерализма экономическая деятельность кооперации стала возрождаться, но политика огосударствления настолько глубоко поразила кооперативное движение, что оно не смогло восстановиться как самостоятельный элемент хозяйственной и общественной жизни. Кооперативы все больше превращались в подразделения госучреждений, действующих по их планам и под их строгим контролем. В конечном счете, реорганизация кооперативных организаций не только не приблизила общество к социалистическому идеалу, но, безусловно, нанесла огромный ущерб социально-экономическому развитию страны, выведя из строя одну из самых многочисленных и эффективных организаций, способных удовлетворять потребительские и производственные интересы значительной части населения.

Началом процесса трансформации кооперации являлось введение новой экономической политики, одним из направлений которой было формирование централизованной системы управления экономикой страны. В этих условиях восстановление организационной структуры кооперации сопровождалось утверждением административного диктата со стороны партийно-государственных органов и насаждением проводников их влияния в руководстве кооперацией.

Либерализация политического курса большевистской партии в середине 1920-х гг. не привела к попыткам восстановлению принципов организации традиционной кооперации. Процесс трансформации продолжался, однако ее направленность приобрела более позитивный характер. На основе поиска равнодействующей интересов между государством и мелким производителем начал складываться новый тип кооперации, способной устранить противоречие между планом и рынком, обеспечить эффективную хозяйственную деятельность в условиях регулируемых рыночных отношений.

Существенное повышение роли кооперации на этапе кульминации нэпа было обусловлено ослаблением регламентации хозяйственной деятельности низовой сети, предоставлением возможностей проявления инициативы со стороны кооперативной общественности. Государственное регулирование касалось в основном вопросов ценообразования и кредитной политики, что стабилизировало рынок и позволило кооперации раскрыть свои преимущества перед частной торговлей.

Антирыночные меры, принятые в конце 1920-х гг., ускорили процесс огосударствления кооперации, превращения последней в элемент административно-командной системы. В этих условиях утверждается единая модель псевдокооперации, ставшая одной из форм осуществления революционного варианта модернизации. Одним из главных последствий данного процесса стало нарушение органичной структуры экономических отношений как внутри мелкотоварного сектора, так и между сельскохозяйственным и промышленным производством.

Таким образом, исторический опыт кооперации свидетельствует о важности кооперативных объединений всех видов в их взаимосвязи, для формирования многоукладной экономики. В то же время он предупреждает о том, что успешное развитие кооперации возможно лишь на основе функционирования рынка, сохранения и совершенствования традиционных принципов кооперирования – самостоятельности, самодеятельности, демократизма. Легализация рыночных отношений в 1920-е гг., даже при её непоследовательности, рецидивах чрезвычайщины в сфере регулирования кооперации, незыблемость государственной собственности, законодательном и административном усилении государственно-партийных позиций над кооперативами позволила крестьянскому хозяйству восточных регионов России не только восстановить свои ресурсы, но и привела к возрождению важнейших тенденций его эволюции в дореволюционный период: ускоренной товаризации, рыночной специализации, широкомасштабной интенсификации сельхозпроизводства, индивидуализации и рационализации крестьянско-кооперативного производства.