Историческое произведение
| Вид материала | Книга |
Содержание6. О необходимости Книга VIII 6. О тех, кто карая других, карали себя 1. О роскоши и похоти 4. Об алчности 5. О гордости и властолюбии 7. О насилии и мятеже |
- Образ Маши Мироновой в повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка», 212.49kb.
- Как феномен культуры, 3903.05kb.
- Глоссарий (Составитель А. П. Абраменко), 331.48kb.
- План. 1 Герои произведения. 2 Блиц опрос «По страницам текста» 3 Жанр произведения, 79.22kb.
- Историческое образование в европе: 10 лет сотрудничества между российской федерацией, 2241.69kb.
- Э. А. Шеуджен Историческое сочинение, 188.03kb.
- Аналитическая геометрия с элементами линейной алгебры, 44.1kb.
- Аналитическая геометрия с элементами линейной алгебры, 54.48kb.
- Программа по аналитической геометрии и топологии. Раздел I: Векторная алгебра, 46.51kb.
- Вопросы к зачету по ено фк: математика для студентов 111 – 116 групп, 19.15kb.
6. О необходимости1. Ибо поскольку неудачные сражения во время второй Пунической войны истощили ресурс римской молодежи подлежащей набору, то сенат, по совету консула Тиберия Гракха3, определил выкупать рабов за государственный счет, дабы сдержать натиск врагов, и по тому делу через плебейских трибунов было внесено к народу предложение и избраны триумвиры, которые набрали 24 тысячи рабов и обязав их присягой в том, что пока пунийцы остаются в Италии те будут ревностно и храбро нести службу, и снабдив оружием, отправили в лагерь <…>. Книга VIII 1. О бесчестных лицах, которые судом были освобождены или осуждены О тех, что были освобождены 2. Римский народ показал себя в этом случае строгим защитником целомудрия, а в следующем снисходительным скорее, чем справедливым, судьей. Когда плебейский трибун Либон4 грубо осыпал перед рострами бранью Сергия Гальбу за то, что тот, будучи претором в Испании, перебил множество лузитан, сдавшихся на веру, и это дело поддержал Марк Катон, что был уже глубоким стариком, в своей речи, которую он привел в «Началах», тогда обвиняемый, не говоря более ничего в свою защиту, маленьких своих детей и приемного сына, галла по крови, плача, стал препоручать народу. Смягченная же этим поступком сходка, почти ни единым голосом не высказалась против того, кому, по общему согласию, было уготовано погибнуть. Следовательно не справедливость, а сострадание управляло тем следствием, потому как тому, кому освобождение предоставить было нельзя в силу невиновности (ибо был повинен), оно было предоставлено с оглядкою на детей. 3. Аналогичен тому следующий случай. Казалось, что Авл Габиний1 утратил в превеликом жару своего бесчестия уж всякую надежду, будучи подвергнут обвинителем Гаем Меммием суду народа, потому как и обвинение в полной мере изложило свои основания, и защиты средства воспринимались как достаточно слабые, да и те что судили, побужденные гневом, страстно желали его наказания. Так что посыльный и тюрьма уже маячили перед глазами, когда вдруг все это было отвращено вмешательством благосклонной фортуны: ибо сын Габиния – Сизенна, испугом подвигнутый, пал, умоляя, к ногам Меммия, стремясь там найти какое-либо средство для облегчения бури, откуда рвался наружу несчастия весь натиск. Отогнав от себя грозным взглядом, высокомерный победитель заставил его долго лежать на земле, сорвав с руки перстень. Зрелище это поспособствовало тому, что плебейский трибун Лелий2 с общего одобрения приказал освободить Габиния, чем доказал, что не должно ни чрезмерно злоупотреблять исходом счастливых обстоятельств, ни давать волю с крайней поспешностью обстоятельствам ненавистным. 6. Также Луций Пизон3, обвиненный Публием Клавдием Пульхром4 в том, что тот нанес союзникам тяжелые и несносные обиды, едва сам фортуны помощью избежал опасности несчастной погибели: ибо в то самое время, когда подавались о нем в собрании зловещие суждения, разразилась внезапная гроза и когда, пав ниц на землю, он стал целовать ноги судей, то набрал полный рот грязи. Это зрелище все собрание склонило от суровости к милосердию и кротости, потому что посчитали, что он получил уже достаточно тяжелое наказание от союзников, до того нуждой доведенный, что принужден был пасть столь смиренно и подняться столь постыдно. О тех, что были осуждены 3. Аналогичный случай поверг и Секста Тиция5. Был он невиновен и внесением аграрного закона был угоден народу, однако за то, что держал в доме изображение Сатурнина, вся сходка своими голосами осудила его6. 5. Мы можем в кратком отступлении перейти и к тем примерам, которые в силу незначительности оснований для осуждения казались невероятными. Ночные триумвиры М. Мулвий, Гн. Лоллий и Л. Секстилий, которые поздно прибыли для тушения возникшего на Священной улице пожара, вызванные в суд народа, были осуждены плебейскими трибунами. 6. Также погиб ночной триумвир Публий Виллий, обвиненный в народном суде плебейским трибуном Публием Аквилием1 за то, что нерадиво осматривал караулы. 5. О свидетелях 4. Ну а Квинт Метел Пий, Луция и Марка Лукуллов, Квинт Гортензий и Марк Лепид Гая Корнелия2 сколько не обвиняли в оскорблении величия, столько свидетели требовали их избавления, но и те отрицали, что можно сохранить государство без наказания последнего. Эти суждения гражданства, сказать стыдно, были отринуты судейским щитом3. 6. О тех, кто карая других, карали себя 2. Гай же Марий4 стал великим и полезным для государства гражданином благодаря убийству Луция Сатурнина, который, призывая к оружию, сулил рабам вместо знамени войлочную шапку (символ свободы), но как Луций Сулла с войском в город стал рваться, то сам прибег к помощи рабов, обещая им свободу. Итак, совершив сам тот проступок, за который наказал Сатурнина, он нашел другого Мария, которым был сокрушен. 3. Действительно Гай Лициний Столон5, благодеянием которого консульская власть стала предметом устремлений плебса, законом установил, что никто не может владеть более чем пятьюстами югерами земли, сам обладал тысячей и, чтобы спрятать преступление, излишнюю часть он передал сыну. По этой причине обвиненный Марком Попилием Ленатом, он первый подчинился своему закону и доказал, что не должно ничего предписывать другим, если не установил того прежде для самого себя. 4. Квинт же Варий, из-за сомнительности своего права гражданства прозванный Гибридой, будучи плебейским трибуном6, провел закон (к великому вреду для государства), несмотря на интерцессию коллег, который приказывал изыскивать тех, кто по злому умыслу принудил союзников взяться за оружие: ибо он вызвал сначала войну союзническую, а потом и гражданскую. Но как прежде он действовал скорее как вредный трибун, чем истинный гражданин, то вовлеченный в гражданскую смуту сам пал жертвой своего закона. Книга IX 1. О роскоши и похоти 3. Для города же нашего завершение Второй Пунической войны и окончательный разгром Филиппа, царя Македонии, стали залогом более развязной жизни1. В это время матроны осмелились осаждать дом Брутов2, тех, что были готовы воспрепятствовать отмене закона Оппия3, который женщины страстно желали упразднить, потому что он не разрешал им ни пользоваться разноцветными одеяниями, ни иметь больше половины унции золота, ни ездить в запряженной повозке по городу и в пределах тысячи шагов от него, разве что с целью жертвоприношения. И они добились того, что установление, соблюдавшееся на протяжении двадцати лет, было отменено. Ведь не предвидели мужья того времени, к какому образу жизни приведет необыкновенное рвение неуступчивой сходки и до чего дойдет дерзость – истребительница законов. Если бы они могли внимательно разглядеть последствия намерений женщин, которые изо дня в день выдумками своими множили расточительность, то воспротивились бы разрушительной роскоши в самом начале. Но что мне говорить о далеких по времени женщинах, которые и в силу слабости ума и претензий, лишенных основания, используют всякий повод для более тщательного ухода за своим внешним видом, когда я вижу, что и мужи, возвышенные и именем, и духом, мало-помалу отошли от древней умеренности прежних времен? Так что город открыт для их тяжбы. 8. Столь же постыден и этот пир, который устроил Гемелл, трибунский посыльный благородного происхождения, но позорной услужливости рабская натура, для консулов Метелла и Сципиона, и плебейских трибунов, с великим позором для гражданства: ведь в доме своем устроив публичный дом, он Мунию и Флавию, славных как отцами, так и мужьями своими, и знатного мальчика Сатурнина выставлял в нем на позорище. Позорного разврата утробы, готовые быть пьяной страсти забавой! Услада та, удостоена должна быть не славы, а наказания со стороны консулов и трибунов! 4. Об алчности 3. Впрочем более всего алчность завладела помыслами Луция Септимулея, который, хотя и был близок Гаю Гракху, не погнушался отрубить ему голову и носить ее по городу, насадив на копье, потому что консул Опимий обещал заплатить за нее золотом. Некоторые сообщают, что ради увеличения ее веса, он заполнил череп жидким свинцом1. Пусть Гракх был мятежен и погиб (другим достойный урок), однако брошенного клиента преступная жадность не должна доходить до таких беззаконий. 5. О гордости и властолюбии 2. Также надменность проявлена плебейским трибуном Марком Друзом посредством высшего оскорбления: ведь он так мало почитал консула Луция Филиппа, что когда тот осмелился прервать его выступление на сходке, то грубо схватив за шиворот, и не через посыльного, но посредством своего клиента столь жестко стремглав бросил в тюрьму, что не мало крови у того вытекло из носа, более того, когда сенат послал к нему вестника передать, чтобы Друз прибыл в курию, тот ответил: «Почему он лучше сам не пришел в Гостилиеву курию, что рядом с рострами, т.е. ко мне?» Досадно прибавлять то, что за этим воспоследовало: трибун презрел власть сената, сенат же повиновался словам трибуна. 7. О насилии и мятеже 1. Дабы сообщить примеры жестокости и мятежа не только мирных, но и взявшихся за оружие граждан: Луция Эквиция, который себя выдавал за сына Тиберия Гракха и вопротиву законам требовал для себя трибуната вместе с Луцием Сатурнином, народ, когда Гай Марий, исполнявший консулат в пятый раз, отвел его в тюрьму, отперев тюремные засовы, понес на своих плечах, находясь в состоянии высшего возбуждения. 2. Тот же народ вознамерился закидать камнями цензора Квинта Метелла, который не желал включать в цензовый список этого якобы сына Гракха, утверждая, что у Тиберия Гракха было только три сына, из которых один умер в Сардинии во время службы, второй – в младенчестве в Пренесте, а третий, рожденный после смерти отца, – в Риме и, что недолжно безвестную грязь примешивать к знаменитой семье. При всем этом неосмотрительное безрассудство распаленной толпы направилось (по бесстыдству и отважности) против консулата и цензуры, и разнузданностью всякого рода терзало своих начальников2. 3. Этот мятеж был лишь безумства полон, следующий же крови. Народ ведь Нуммия соперника Сатурнина, когда были избраны уже девять трибунов и оставались два кандидата на одно место, силой сначала загнал в частный дом, а затем, вытащив оттуда, убил, чтобы убийством гражданина безукоризненного дать возможность получить власть негоднейшему3. 4. Также невероятное возмущение кредиторов вспыхнуло против городского претора Семпрония Азеллиона; поскольку он поддерживал сторону должников, кредиторы, побужденные плебейским трибуном Луцием Кассием1, вынудили его, совершающего перед храмом Конкордии жертвоприношение, спасаться бегством от самих жертвенников за рынок, а там, скрывшегося в лавке претекстата, растерзали на части. |