Историческое произведение
| Вид материала | Книга |
Содержание7. О любви и нежности родителей к детям 8. О суровости отцов в отношении детей 2. О слишком вольно сказанном или сделанном 3. О суровости |
- Образ Маши Мироновой в повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка», 212.49kb.
- Как феномен культуры, 3903.05kb.
- Глоссарий (Составитель А. П. Абраменко), 331.48kb.
- План. 1 Герои произведения. 2 Блиц опрос «По страницам текста» 3 Жанр произведения, 79.22kb.
- Историческое образование в европе: 10 лет сотрудничества между российской федерацией, 2241.69kb.
- Э. А. Шеуджен Историческое сочинение, 188.03kb.
- Аналитическая геометрия с элементами линейной алгебры, 44.1kb.
- Аналитическая геометрия с элементами линейной алгебры, 54.48kb.
- Программа по аналитической геометрии и топологии. Раздел I: Векторная алгебра, 46.51kb.
- Вопросы к зачету по ено фк: математика для студентов 111 – 116 групп, 19.15kb.
7. О любви и нежности родителей к детям2. Отцовский жребий римского всадника Цезетия не столь блистателен, но столь же великодушен. Он, когда Цезарь, тогда уже всех врагов внешних и внутренних победитель, приказал ему отречься от своего сына, за то, что тот, будучи плебейским трибуном, вместе со своим коллегой Маруллом, возбуждал ненависть к нему, как к домогающемуся царской власти3, отважился ответить следующим образом: «Ты, Цезарь, скорее лишишь меня всех моих сыновей, чем одного из них я удалю своим распоряжением». У него было помимо него два высокоодаренных сына, которым Цезарь любезно обещал предоставить повышение по службе. Хотя безопасность этого отца была гарантирована исключительной мягкостью божественного принцепса, кто усомнится, что это смелое деяние выше человеческого гения уже тем, что он не подчинился тому, кому подчинился весь мир? 8. О суровости отцов в отношении детей2. Следуя его примеру, Кассий, сына своего, который, будучи плебейским трибуном, первым предложил аграрный закон, и многими другими делами, угодными народу, вселил в души людей любовь к себе, после того как он сложил с себя власть, созвав совет сородичей и друзей и обвинив в стремлении к царской власти, осудил дома и, секши прутьями, приказал убить и посвятил его пекулий Церере1. Книга VI 1. О целомудрии 7. Вот еще пример известного имени и памятного деяния. Курульный эдил Марк Клавдий Марцелл2 назначил день для явки на суд народа плебейскому трибуну Гаю Скантинию Капитолину за то, что тот склонил своего сына к разврату, и несмотря на то, что он решительно утверждал, что не может быть принужден явиться, потому что имеет священную и неприкосновенную власть, и слезно молил о трибунской помощи (но вся коллегия трибунов в ней отказала), тем не менее расследование дела о целомудрии состоялось. Итак, вызванный в качестве ответчика, Скантиний был обвинен на основе единственного свидетельства соблазненного. Известно, что юноша, приведенный к рострам, упорно молчал, потупив взор в землю, но этим стыдливым молчанием он убедил большинство в виновности Скантиния. 10. И нет в том ничего удивительного, что это все отцы-сенаторы сообща рассматривали. Гай Песценний, триумвир по уголовным делам, выслужившего наивысшее военное жалованье и по достоинству четырежды награжденного полководцами-императорами почестью быть центурионом примипилов Гая Корнелия, за то, что со свободнорожденным юношей имел развратную связь, взял под стражу. Тот апеллировал к плебейским трибунам и заявил (не отрицая при этом сам факт преступления), что готов предоставить поручительство в том, что этот юноша открыто и не таясь промышлял своим телом, однако те воспрепятствовать триумвиру не пожелали. Так что Корнелий вынужден был умереть в карцере: ведь не думали плебейские трибуны, что наше государство должно позволять храбрым мужам стяжать домашние утехи внешними опасностями. 11. Ниже приводится равно ужасный исход наказания похотливого центуриона и военного трибуна Марка Летория Мерга. Плебейский трибун Коминий1 назначил ему день явки в суд народа, обвиняя в домогательстве в отношении к подчиненному солдату. Леторий не стерпел огласки своего дела и прежде времени суда сам наказал себя сначала бегством, а затем и смертью. Выйдя за грани естества, он, волею судьбы, уже мертвый был признан виновным в порочном преступлении решением всего плебса. Военные знаки, священные орлы, и вернейший страж римского империя – суровая дисциплина лагерей, все пошло прахом, ибо тот, кто достоинства должен был быть примером, оказался благочестия осквернителем. 2. О слишком вольно сказанном или сделанном3. <…> Плебейский трибун Гней Карбон2, мятежнейший защитник недавно успокоенного Гракханского мятежа и пылкий возжигатель начинающихся зол гражданских, Публия Африканского, возвращающегося с развалин Нуманции в лучах великой славы, почти от самых ворот провел к рострам, чтобы спросить о смерти Тиберия Гракха, сестра которого была за ним замужем, дабы могуществом великого мужа придать уже начинающемуся возмущению больший размах, потому что он не сомневался, что в силу столь близкого родства тот скажет в память об убитом сородиче что-либо вызывающее сострадание. А тот ответил, что, по его мнению, убийство Гракха справедливо. Когда же, в ответ на это, собрание, подстрекаемое трибунским бешенством, злобно зашумело, он воскликнул: «Молчите, которым Италия приходится мачехой», – а после, как возник в народе ропот, добавил: «Не добьетесь, чтобы я опасался свободных, которых привел связанными!». Весь народ был вновь одним унизительно задавлен мужем – каково почтение доблести! – и замолчал. Недавняя его победа нумантинская и отца македонская, и разбитого Карфагена дедовская добыча, и связанные веревкою шеи двух царей, Сифака и Персея, проведенных перед колесницами триумфаторов, сковали уста всех тогда на площади. И не от страха родилось то молчание, а оттого, что благодеянием Эмилиева и Корнелиева рода многие опасности были отведены от города и Италии, а плебс римский ради свободы Сципиона сам свободой пожертвовал. 3. О суровости1. Откуда Марк Манлий изгнал галлов, оттуда сам был низвергнут; потому что нечестиво замыслил уничтожить ту свободу, что сам храбро защищал. Его справедливому наказанию предшествовало, без сомнения, следующее предварение: «Манлием ты был для нас, когда вел низложенных сенонцев: после же как начал ты меняться, ты стал одним из сенонцев». В память вечную о его казни был установлен знак: законом ведь из-за него было запрещено жить кому-либо из патрициев в крепости, т.е. в Капитолии, потому что там был его дом, где теперь мы видим храм Юноны Монеты1. Равное негодование гражданства прорвалось наружу против Спурия Кассия2, которому больше причинило вреда одно подозрение в стремлении к владычеству, чем помогли три великолепных консулата и два замечательнейших триумфа: ведь сенат и римский народ не довольствуясь его казнью, после нее разобрали и его дом, чтобы также был он наказан гибелью пенатов. На его месте возведен храм Земли. Таким образом, что прежде было жилищем властолюбивого человека, теперь является памятником религиозной строгости. То же отечество наказало аналогичным исходом дерзкое начинание Спурия Мелия3. Территория же его дома, чтобы справедливость наказания была лучше известна потомкам, получила наименование Эквимелия. Сколь, следовательно, имели предки присущей их душам ненависти против врагов свободы, засвидетельствовано руинами стен и крыш домов, в которых те жили. По той же причине после убийства мятежнейших из граждан Марка Флакка4 и Луция Сатурнина дома их были срыты до самого основания. Впрочем место, на котором был дом Флакка, хотя в течение длительного времени оставалось пустующим, было украшено Квинтом Катуллом доспехами разбитых кимвров. Славны были в нашем государстве и высшее благородство, и великие чаяния Тиберия и Гая Гракхов. Но поскольку они вознамерились разрушить неизменность положения государства, то и трупы их выброшены без погребения и в высшей почести, подобающей человеку, было отказано детям Гракха и внукам Сципиона Африканского. Поэтому и близкие их сотоварищи, чтобы никто не пожелал быть другом врагам государства, были сброшены с робура. 2. Плебейский трибун Публий Муций5 полагал, что может себе позволить то же, что и сенат и народ римский; он всех своих коллег, которые по наущению Спурия Кассия сделали так, что общая свобода была поставлена под сомнение (в силу их отказа оставить свои должности по окончанию должностного срока), сжег заживо. Нет ничего конечно более решительного этой суровости: ибо один трибун осмелился своей властью сгубить девять коллег, что девять трибунов в отношении одного совершить бы содрогнулись. 4. В подражание этому примеру, консул М. Курий1, когда вдруг объявил набор и никто из юниоров не отзывался, бросил жребий среди всех триб и первой вынул из урны надпись с трибой Поллийской. Когда он приказал выкрикнуть первое имя и никто ему не ответил, он приказал продать с торгов имущество воина. Как тому об этом было объявлено, он поспешил к трибуналу консула и апеллировал к коллегии трибунов. На что Маний Курий заявил, что государству нет нужды в таком гражданине, который не желает повиноваться, и продал и его имущество, и его самого. |