Юрис Леон Хаджи

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Абелес леон игнатьевич, 11950.78kb.
• Статье мы коснемся некоторых аспектов историографии отношений молодого Крымского ханства, 247.04kb.
• Л. Н. Толстого в 1880-1900-е гг. («Смерть Ивана Ильича» / «Крейцерова соната» / «Хаджи-Мурат», 190.94kb.
• Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
• Дато Сери Абдулла бин Хаджи Ахмад Бадави, премьер-министра Малайзии и председателя, 153.2kb.
• И. С. Тургенев «Записки охотника» Н. С. Лесков «Левша», «Человек на часах» Л. Н. Толстой, 8.33kb.
• Программа ижевск 2011 Всероссийская студенческая научная конференция, 1061.95kb.
• С. Шапшал несколько слов о караимских князьях челеби, 60.08kb.
• Модель Эрроу–Дебре, 196.62kb.
• Программа тура, 258.26kb.

   Гидеон не стал говорить о своей собственной яростной оппозиции "Плану Д". Британское командование, несомненно, было того же мнения и опасалось последствий упрямства ишува.

   - Я уполномочен говорить от имени Британского правительства, начиная с премьерминистра и ниже и лично заклинать вас вывести ваше население из Иерусалима.

   - Откуда эти внезапные угрызения совести?

   - Честно, Гидеон?

   - Честно.

   - Как только араб почувствует превосходство в драке, у него останется только одно стремление - к полному уничтожению. Мы обязаны и далее предупреждать вас и убеждать эвакуировать Западный Иерусалим, потому что мы не возьмем на себя ответственность за убийство двадцати, тридцати, сорока, восьмидесяти тысяч гражданских лиц.

   - Вы страшитесь за нас как за человеческие существа или в самом деле боитесь предстать перед всем миром с окровавленными руками?

   - Как я уже сказал, мы придерживаемся середины. Но в любом случае мы не храним оружия в соборах, и мы не нацисты.

   - Да, я вас понимаю, - сказал Гидеон.

   - В таком случае вы наверно знаете, что восемьдесят шансов из ста за то, что будет самая большая резня за две тысячи лет.

   - Мы в курсе.

   - Ради Бога, Гидеон, вы должны все это сказать БенГуриону. Как он может жить на свете после того, как позволил этому случиться? Как может любая ваша мечта об образовании нации пережить такую катастрофу?

   - Конечно, я передам Старику ваше послание. Понимаете ли, есть проблема. Та же, что была у нас в Европе. Чтобы эвакуироваться, у нас нет места куда. Или я должен так понимать, что ваше предупреждение поступает вместе с великодушным жестом правительства его величества, раскрывающего свои объятия, чтобы принять к себе сто тысяч евреев или полмиллиона евреев в случае тотальной победы арабов? Нам не следует эмигрировать в Англию. А как насчет того, чтобы отправить нас в Уганду, Индию или ВестИндию? А может быть, вы сможете уговорить американцев или канадцев дать нам убежище? Или чтонибудь из других ханжеских христианских демократий? Ах, полковник, наивный вы человек. Мы, евреи, отлично знаем, что ни одна слеза не прольется по поводу нашей гибели.

   Гидеон встал и направился к двери.

   - Гидеон.

   - Да, Бромптон.

   - Лично я весьма огорчен всем этим.

   - Ничего. Быть евреем всегда означало: мы - народ, который живет в одиночку.

  

   Ответ ишува пришел немедленно. БенГурион приказал открыть БабэльВад. До сих пор Пальмах действовал только небольшими подразделениями, отрядами, патрулями. Еврейское командование привело в действие план операции "Нахшон", названной так по имени первого человека при Моисее, который прыгнул в Красное море, чтобы попробовать воду. Бригада ХарЭль ("Холм Бога") Пальмаха получила выматывающее кишки задание открыть БабэльВад на время, достаточное для проведения нескольких конвоев в Иерусалим. Одновременно ишув начал тайное строительство дорог в обход Латруна, в стороне от БабэльВад.

   Самую стратегически важную позицию на Иерусалимском конце шоссе занимала арабская деревня Кастель, построенная на развалинах фортов римлян и крестоносцев. Расположенная на высоте, она господствовала над дорогой и была главной территорией, где организовывались рейды против еврейских конвоев.

   Используя сведения, годами собиравшиеся Гидеоном Ашем в разведке, бригада ХарЭль разделилась, ночью пересекла предательскую местность и захватила ключевые пункты вдоль дороги, выкинув оттуда арабских нерегуляров.

   Одновременно группа из восьмидесяти членов ХарЭль пробралась незамеченной по длинному и крутому склону холма к Кастелю. Схватка закончилась через несколько минут, и деревенские обратились в бегство.

   Кастель оказался в руках евреев, и последовала бешеная операция на круглые сутки. Припасы грузились на машины по всей Палестине. К 30 апреля три больших конвоя доковыляли до Иерусалима.

   Молва о захвате Кастеля докатилась с арабских деревень до Иерусалима вместе с недоверием. Арабскую общину до Табы сразу же охватила лихорадка. Хотя хаджи Ибрагим не давал своего одобрения и уклонился от участия, десятки его феллахов кинулись ответить на призыв вернуть Кастель.

   Собравшись у подножия холма, мужчины беспорядочно вооружились - только для того, чтобы быть отброшенными. Без решительного и толкового руководителя арабы не смогли организовать и провести сражение, и после нескольких выстрелов наугад просочились обратно к своим домам.

   На Абдул Кадара Хуссейни стали сразу давить, чтобы вернуть Кастель, переданного на попечение подразделения из девяноста резервистов Хаганы старшего возраста из Иерусалима. За несколько дней после потери Кастеля Абдул Кадар собрал отряд джихадовцев, толково расставил их и стал осторожно двигаться вверх по холму под прикрытием огня. Он занял позиции на безопасных местах, прижимая к земле немногочисленных еврейских защитников.

   Оттуда раздался отчаянный призыв о помощи - их боезапас был катастрофически опустошен. Они не смогли бы сдержать арабской атаки. В это самое время грузовой пароход пробрался через британскую блокаду. Его груз оружия был быстро выгружен, и грузовик доставил его как можно ближе к БабэльВад. Когда он был остановлен арабской засадой, десяток пальмахников взяли пятьдесят тысяч патронов и направились в холмы кружным путем. Они проскочили сквозь линии Абдул Кадара, когда у защитников оставались последние патроны.

   Абдул Кадар отдал приказ об атаке и сам возглавил войска. Они были встречены внезапным огнем, и поле покрылось трупами нерегуляров. Они отступили, и Хагана выслала патруль, чтобы осмотреть поле. Среди мертвых арабов они обнаружили тело Абдул Кадара Хуссейни.

   Из всех арабских деревень от Хеврона до Наблуса мужчины кинулись в Кастель на такси, автобусах, автомобилях и грузовиках. Половина крестьян Табы - кроме хаджи Ибрагима - оказалась среди массы, пробиравшейся вверх по холму в нахлынувшей человеческой волне.

   Командир евреев растолкал своих усталых людей, бросил им ящики с боеприпасами, выстрелил из своей винтовки, выругался, выкрикнул команды. Они просто не могли достаточно быстро стрелять, чтобы остановить арабов, и отступили.

   Чувства, вызвавшие ярость арабов, теперь вылились в чистое горе, когда они нашли тело своего павшего вождя. Стреляя в воздух, рыдая и выкрикивая клятвы, они отнесли мертвеца вниз и отправили в Иерусалим. В этом одном из самых странных эпизодов войны арабы оставили лишь горстку людей для защиты Кастеля, ведь они на самом деле пришли сюда только для того, чтобы разыскать Абдул Кадара. Хагана быстро вернулась и на этот раз осталась.

   Похороны Абдул Кадара, чей сосновый гроб плыл над головами десятков тысяч впавших в истерику арабов, стали крайним проявлением мусульманской ярости и горя. Они шли через Дамасские ворота, заполняя каждый дюйм узких улиц, и принесли ему самые высокие почести, похоронив на ГарамэшШариф вблизи Наскального Купола.

   Когда вспышка боли и гнева перешла в тихое кипение, жителей Табы постигло отрезвляющее потрясение. Они втянулись в драку, отказавшись от долгого мирного сосуществования. Их внезапный боевой порыв сменился темным страхом.

   Теперь Кастель надежно оказался в еврейских руках, а Таба, некогда нейтральная, стала враждебной деревней. Они больше не были неприкосновенными. То, что происходило по всей Палестине, случилось и с ними. Они страшились и подумать о том, что англичане уйдут из Латруна. Они останутся голыми, с сильным еврейским поселением на расстоянии брошенного камня. Каждый день шли разговоры об оставленных арабских деревнях, городках и даже городах. В Табе семьи начали поддаваться панике и бежать.

   Хаджи Ибрагим не мог больше просто размышлять. Люди уезжали; а нерегуляры давили на него, чтобы установить наблюдательные и снайперские точки. И никаких денег от Фавзи Кабира. Вотвот наступит момент, когда он получит приказ оставить Табу. Тяжесть этого давила на него. Была ли возможность, хоть какаянибудь возможность, что они перенесут это, не будучи уничтожены одной или другой стороной?

   Он нарядился в лучшее, спустился с холма, перешел шоссе, остановился перед сторожевым постом киббуца Шемеш и попросил разрешения повидаться с Гидеоном Ашем.

  

   Глава одиннадцатая

   Апрель 1948 года

   Домик Гидеона Аша отличался от других. Как один из немногих оставшихся основателей киббуца, он был удостоен привилегии иметь собственный водонагреватель на крыше. Домик представлял собой двухкомнатную спартанскую штучку: маленькая спальня и чуть большая комната, служившая гостиной, столовой, кабинетом. Его отлучки из киббуца не позволяли ему пользоваться общей столовой, и киббуцники проголосовали за предоставление ему маленькой кухни. Пара личных телефонов на столе выглядела как заключительный аккорд его особого положения.

   На стук в дверь Гидеон поднял глаза от вечной стопки документов.

   - Войдите.

   Охранник придержал дверь открытой, пока входил хаджи Ибрагим. Он попросил Ибрагима развести руки в стороны и начал его обыскивать.

   - В этом нет надобности, - сказал Гидеон.

   Они не виделись почти три года, и вначале воцарилась неловкость. Гидеон поднялся и протянул руку. Ибрагим взял ее, они помедвежьи обнялись и похлопали друг друга по плечам. Гидеон махнул рукой на стул напротив.

   - Твои сыновья в порядке?

   Ибрагим кивнул. Они помолчали. Ибрагим отметил отсутствие роскоши, а также книги, занимавшие все свободное место - сотни книг, грудами в каждом углу.

   - Я часто думал, как ты живешь, - сказал Ибрагим. - Здесь полно книг. Я даже вижу книги на арабском. На скольких языках ты читаешь?

   Гидеон пожал плечами. - На пяти... шести... семи.

   - Это впечатляет. Ишмаель читает мне из палестинской "Пост".

   Гидеон ощутил напряженность, но не показывал вида, пока араб старался поймать ускользающую ниточку беседы. Он открыл нижний ящик письменного стола, извлек бутылку шотландского виски и толкнул стакан по столу.

   - Привет от наших британских защитников.

   Ибрагим протестующе поднял руки.

   - Ты же знаешь, мне от этого плохо.

   - Вина?

   Мухтар отказался. Гидеон открыл другой ящик, пошарил там, нашел палочку гашиша и бросил ее Ибрагиму.

   - Ты покури. А я выпью, - сказал Гидеон.

   - А охранники?

   - Они не отличат гашиша от конского навоза.

   Две затяжки, и напряженность смягчилась. Ибрагим вздохнул и опустил голову на руки.

   - Все это - все равно, что пытаться замостить море.

   - Что я могу сказать? Мы этой войны не хотим, Ибрагим.

   - Я хотел бы быть бедуином. Они знают все приемы, как выжить. - Его ум затуманился после новой затяжки. - Я видел РошПину. Проезжал через нее.

   - На пути в Дамаск, где ты встретился с Фавзи Кабиром и Каукджи, а также с Абдул Кадаром, которого, плохо ли, хорошо ли, больше нет с нами. Полагаю, они позвали тебя не для того, чтобы пожелать тебе хорошего урожая от твоих оливковых деревьев.

   - Так унизительно видеть, как мои люди бегут. Может быть, для евреев унижение не так чувствительно. Вас ведь унижали много раз и во многих местах. А нас унижение уничтожает.

   - В чем дело, Ибрагим?

   - На меня жутко давят, чтобы эвакуировать Табу.

   - Знаю.

   - Если я выведу своих людей, пусть на короткое время, смогу ли я вернуть их обратно?

   - Если мы оставим киббуц Шемеш, позволят ли нам арабы вернуться? - вопросом на вопрос ответил Гидеон.

   - Нет, конечно нет. Гидеон, что ты можешь мне сказать?

   - Мы не проводим такой политики, чтобы выгонять арабов из Палестины. Ни один ответственный человек среди нас не питает иллюзий, что мы можем создать государство без мира с нашими соседями. Видит Бог, мы не хотим приговорить себя и своих детей к поколениям кровопролития. Мы пытались дотянуться до каждого арабского лидера. Но все они решили воевать.

   - Можешь ты мне сказать... договаривались ли вы с какиминибудь арабскими деревнями? Останутся ли какиенибудь из них?

   - Мы договорились. Даже с деревнями в Иерусалимском коридоре.

   - О чем?

   - Не идите на нас войной, тогда и мы на вас не пойдем войной. Все просто. В один из этих дней вы узнаете, что евреи Палестины планируют для вас лучшее будущее, чем ваши знаменитые братья по ту сторону границы.

   - А если, допустим, я попрошу о том же для Табы?

   Гидеон встал и вздохнул.

   - Она стала враждебной деревней. Около трех десятков твоих людей находятся в ополчении Джихада. Более пятидесяти участвовали в нападении на Кастель. В Табу нерегуляры приходят и уходят, когда захотят. Другими словами, вы активно участвуете в попытке выморить голодом сто тысяч человек в Иерусалиме. Ибрагим, я не хочу предложить напасть на Табу, но стоит начаться войне, как верх берут неуправляемые силы.

   - Я погиб, - сказал Ибрагим. - Как раз арабы-то меня и выживают.

   - Знаю.

   - Деревня на грани паники. Стоит комунибудь громко выстрелить в воздух, как все побегут.

   Гидеон рассматривал обезумевшего человека, беспомощного перед нахлынувшими событиями. После мировой войны в Табе культивировалась ненависть к евреям. Многим не нравилась нейтральность, другие были слишком напуганы, чтобы ее придерживаться. Помоги им Бог, если они побегут.

   Ибрагим с чувством взмахнул руками и встал, пошатываясь. Гидеон нацарапал несколько цифр на клочке бумаги и дал его Ибрагиму.

   - По этим телефонам можно до меня добраться. Если у тебя будут личные трудности, постараюсь помочь.

   - Если бы только мы с тобой могли сесть и обо всем поговорить, - сказал Ибрагим монотонным, отсутствующим голосом. - Мы бы обо всем договорились. Мы могли бы установить мир.

   - Мы к этому всегда готовы, как только будете готовы вы.

   Зазвонил один из телефонов. Гидеон слушал взволнованный лепет на иврите. Он сказал, что сейчас же придет, и положил трубку. Он с ужасом взглянул на Ибрагима.

   - Иргун напал на арабскую деревню около Иерусалима. ДейрЯсин.

   - Что произошло?

   - Была резня.

   Гидеон Аш прибыл в ДейрЯсин через час, чтобы немедленно оценить ситуацию. Деревня была оцеплена, и полковник Бромптон был там. Он поверил сообщению англичанина, так как оно соответствовало тому, что ему самому уже было известно, и отправил адъютанта, молодого офицера Пальмаха, обратно в Иерусалим с первым донесением.

   Затем Гидеон приступил к неприятному делу - личному осмотру трупов, разговаривая с ранеными и восстанавливая события этого кошмара.

   Запах горелого мяса и отвратительный дым сражения были невыносимы, невыносимы были сдавленные рыдания, прерываемые вспышками ярости и истериками. Он вяло предложил воспользоваться еврейскими средствами медицины, но раненые были слишком напуганы. Вой сирен, мчащихся туда и обратно, совсем доконал его. Он сделал все, что было в его возможностях.

   Повидимому, чтонибудь в этом роде и должно было произойти. После того, как Хагана открыла дорогу на время, чтобы по ней смогли пройти три конвоя, арабы закрыли ее снова. В цепочке арабских деревень, используемых для подавления еврейского транспорта, деревня ДейрЯсин на окраине Западного Иерусалима была одной из самых враждебных. Стремясь одержать такую победу, которая сравнилась бы с успехами Хаганы, Иргун собрал сотню людей и бросил их на деревню, чтобы захватить ее.

   Но разведка Иргуна ошиблась. Им казалось, что они смогут обратить население в бегство, как было в случае с Кастелем. Они не знали, что в это время в ДейрЯсине был крупный контингент Милиции джихада. Сопротивление оказалось яростным. Податливая цель становилась все более твердой по мере того, как разгорался бой. В то время Иргун был силой городских партизан, не обученных и не умевших вести полевой бой. Они продвигались медленно, и каждый захваченный дом взрывали.

   Когда арабское ополчение отступило, они оказались лицом к лицу с обыкновенными крестьянами. Разразилась паника: деревенские пытались отделиться и сбежать, а Милиция использовала их как прикрытие. Гражданские попали под яростный перекрестный огонь. К этому моменту дисциплина иргунцев испарилась, они словно взбесились. Иргун нажимал, стреляя по всему, что двигалось.

   Гидеон закончил свой осмотр и удалился в один из пустых домов; его тошнило. Полковник Бромптон вошел в комнату и закрыл за собой дверь, пока Гидеон приходил в себя.

   - В итоге, кажется, более двухсот пятидесяти убитых, - сказал Бромптон. - Из них половина - женщины и дети.

   Лицо Гидеона было мокро от пота. Он выдернул подол рубашки и вытерся им.

   - Мы осуждаем это дело, - сказал он. - Хагана не имеет к нему отношения.

   - О да, но все же ответственность на вас, не так ли?

   Гидеон стиснул зубы и кивнул. Он знал, что евреи несут ответственность. Он поднял свою обрубленную руку.

   - Багдадское гетто. Когданибудь слыхали о нем? Всю жизнь я живу с убийствами. Но только это - другое. Его совершили евреи. Уравновешивает ли оно сотню других, совершенных арабами?

   - И это все, что вас беспокоит - равный счет?

   - Нет, конечно. Защитный рефлекс. Я жил среди арабов. Я их любил. И хотя я утратил большую часть этой любви, я продолжал верить, что бок о бок мы могли бы сделать коечто... прогресс... несомненное качество жизни... порядочность... уважение друг к другу. Мы бы подали пример, и когда другие увидят... они придут, чтобы говорить с нами о мире. Я еврей, полковник, и мне мучительно думать, что нас заставляют делать такое, чтобы выжить. Я могу простить арабов, убивающих наших детей. Я не могу простить их за то, что они заставляют нас убивать их детей.

   - Итак, чистота сионистской мечты запачкана уродливой действительностью, - сказал Бромптон. - Копание канав, осушение болот и песни у костра - не совсем то же, что объявление независимости. Пока вы были в ваших синагогах, молились и молча принимали преследования, вы могли требовать от себя возвышенного набора правил. Вы потребовали для себя своей судьбы, хорошей или плохой, а для этого надо запачкать руки.

   - Согласен, мы сделали гадкое дело. Но арабы ответят вне всяких пропорций.

   - И будут продолжать делать это еще сотню лет, - сказал Бромптон. - Первая резня мусульман евреями. Вы им подарили великолепную отправную точку и навеки - сноску в учебнике истории.

   - Видит Бог, мы не хотели ничего подобного.

   - Честная борьба и все такое? Если я не ошибаюсь, вы говорили, что раз начинается война, события ее перехлестывают. Вы могли помешать этому, Аш.

   - Как!?

   - Держа Иргун под контролем. Это ваши люди. Вы за них отвечаете.

   Гидеон наклонился к окну и взглянул на ряды трупов на носилках, которые тащили солдаты в противогазах. Гидеон сжал зубы от физической боли.

   - Так что все ваши годы страстного идеализма и праведных мечтаний подвергнутся суровым испытаниям. Вы надавали нам уйму ханжеских советов. А теперь я их вам дам, - сказал англичанин.

   Гидеон повернулся и твердо взглянул на него.

   - Увидите БенГуриона - так скажите ему, что надо распустить Иргун. Если вы будете и дальше позволять, чтобы среди вас была маленькая частная армия, то кончите той же анархией, что царит в арабском мире. Позволите этому продолжаться, как ирландцы с ИРА, - приговорите себя к вечному хаосу.

   - Мы это знаем. Это лишь одна из множества проблем.

   - Но ни одна другая не имеет такой важности, - ответил Бромптон. - Должна быть только одна центральная власть.

   Позже в тот же день адъютант Гидеона вернулся из Иерусалима, и он снова разыскал полковника Бромптона.

   - Сейчас в ТельАвиве созывается прессконференция, - сказал Гидеон. - Нападение на ДейрЯсин осуждается. Была встреча с Иргуном. Они повторили свое обвинение, что деревня была главной базой для операций против еврейского транспорта. Они заявляют также, что шесть раз предупреждали мухтара и деревенских старейшин, чтобы они это прекратили. Они далее предупреждают, что если арабы используют в будущем деревни в качестве военных баз, то им лучше сначала удалить оттуда гражданское население.

   - Так что же, восстанавливается старая линия сражения?

   - Не странно ли, что евреи опять завязли в грязном деле, которым никто больше не хочет заниматься? Вы с вашими друзьямимошенниками во всех этих форинофисах в глубине души знаете обо всей этой жестокости и зле, которые исходят от мусульманского мира. Но вы боитесь вывести ислам на свет и сказать вашим людям: смотрите, вот с чем нам приходится жить. Нет, пусть этим занимаются евреи. Мы снова одни на баррикадах, и нас бранят наши чопорные так называемые союзники из западных демократий. Ислам собирается еще до конца столетия перевернуть все вверх дном, и вам лучше бы собраться с мужеством и заняться этим. Одиноко здесь, Бромптон. Одиноко.

   Фредерик Бромптон избегал сердитого взгляда Гидеона Аша.

   - Проводить вас обратно в Иерусалим?

   - Пожалуйста.

   - Да, Аш, первая резня всегда самая худшая.

   - Если вы говорите о том, что это дело всегда будет приемлемо для еврейского народа, то вы ошибаетесь. Мы не боимся взглянуть на себя. Мы не прячем свою грязь.

   - Пусть так, но боюсь, что арабы приговорили свои будущие поколения к мести.

  

   К тому времени, когда хаджи Ибрагим вернулся из киббуца Шемеш, все население деревни собралось на площади, подходили и из соседних деревень. Раздался вздох облегчения, когда они увидели своего мухтара.