Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 84. Снова Руденко
Глава 85. Раскулачивание
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   77   78   79   80   81   82   83   84   85

Глава 84. Снова Руденко



Где-то в середине июля вернулся Генкин отец. Теперь уже насовсем. Новых ранений у него не было, выглядел он бодро и, можно было бы даже сказать, браво, если бы не фамильная особенность рода Руденко. Он был кряжист, сутуловат, широк в плечах и с короткой шеей. Белое, как у всех сыновей, лицо с покрасневшим на солнце и облупленным носом, широкая, хоть и сдержанная улыбка, редкие, но крепкие зубы. Ну, прямо, копия Николай и Генка (или наоборот), только в два раза старше их обоих. Он был чем-то прилично нагружен, судя по его багажу, перетаскиваемому в дом с привезшей его телеги.

Но при этом контейнеров с антикварной мебелью, посудой, хрусталем и столовым серебром, какие отправляли из-за границы многие «победители», озабоченные уже в то время немедленной репарацией за собственные неудобства и страдания, отец Руденко не привез. А самым ценным в его багаже оказался полный аккордеон, какой он и обещал детям, год тому назад, возвращаясь на фронт после отдыха по ранению.

Нетерпеливые сыновья, не дав отцу отдохнуть с дороги, усадили его на крыльцо, вытащили из дома все инструменты, расселись по росту и заиграли в составе полноценного квартета. Два аккордеона, баян и хромка. Гармонь – у отца, он на другое уже и не претендовал, полный аккордеон – у Николая, на три четверти – у Марии и баян – у Генки. Вдохновения им было не занимать. Полились мелодии одна задушевней другой. Потом пошли веселые, плясовые. Закончили военными походными и парадными маршами.

Ленька, сам того не замечая, слушал их, улыбаясь открытым ртом. Завидовал ли он им? Нет. Это не было в его натуре. Он был за них рад и доволен дружбой с ними. И в самом деле, если по большому счету, то Ленька не мог бы вспомнить из детства, или отрочества ни одного случая серьезной ссоры с представителями семьи Руденко, приведшей к отчуждению, или хотя бы к охлаждению их взаимоотношений. Жаль, что отъезд каждого из них для учебы после школы в разные города страны разлучил их навсегда, не сохранив никаких связей.

Утешает одна надежда, что у каждого из них, как и у Леньки, остались о их совместном детстве самые светлые воспоминания и добрая память друг о друге. А старший Руденко после короткого отдыха устроился на автобазу водителем и многие годы потом работал дальнобойщиком, вернувшись к своей любимой довоенной профессии.

Часть четвертая. Мирная жизнь

Глава 85. Раскулачивание



Страна стряхнула с себя оцепенение, долгие военные годы густой маскировочной сетью сковывавшее свободу движения и державшее народ в напряженном ожидании и страхе. Все ожило и повеселело. Опьяненные победой, горожане уже не прятались в домах. Распирающее чувство свободы выгоняло всех за ворота. Хотелось поделиться своей радостью с другими! Лавочки и завалинки перед домами теперь не пустовали. На них снова восседали старушки в косынках и старички в картузах. Перекрестки и улицы наполнились народом. То здесь, то там собирались кучки знакомых, прежде не замечавших друг друга.

Машины, телеги, лошади, верблюды, велосипеды – все виды транспорта ринулись в дорогу. Вспомнились дела, отложенные на все годы войны. Ребятни словно стало в два раза больше – они путались у всех под ногами, игнорируя окрики и угрозы взрослых. Ожила торговля. Пооткрывались все немногочисленные магазины, ларьки и лавки. На рынок повезли все, что пряталось по домам и погребам. Продавцы не помещались за прилавками, тесня и ругая друг друга. Изобилие товаров удовлетворило бы любые запросы.

Жаль только, что запросы ограничивались денежными возможностями. Не у всех, правда, но у большинства. Вопрос тайного обогащения некоторых граждан во время войны не был главным у компетентных органов. Не до того было! Борьба с внешним врагом и пятой колонной – вот, что стояло на первом месте. Теперь внешний враг был разбит, от пятой колонны остались мелкие щепки, высвободились силы и время на наведение порядка среди своих, то бишь подданных государства.

Нельзя было в стране, победившей мировой фашизм, допустить даже малейшей несправедливости, особенно в отношении тех, у кого война отняла все, в том числе отцов, сыновей, дома, вещи, элементарные средства существования. И началась очередная, причем, тотальная ревизия доходов и имущества. Всем известно было, что для многих в тылу четыре года войны стали годами мирного затишья и люди, которые имели хватку, не зевали. Они тихонько обогащались. Каждый по-своему, кто как умел. Одни пухли и умирали с голоду, другие утрамбовывали шкатулки драгоценностями, а брюхо – мясом, да маслом. Пришло время расплаты.

Поползли слухи о повторном раскулачивании. Все опять насторожились. Стали шепотом обсуждать соседские достатки и гадать, кого может коснуться это раскулачивание. Ленькина бабушка места себе не находила. Она не могла сдержать причитаний: «Неужто, кормилицу нашу заберут? Как же мы без нее жить станем? Пущай хоть всех курей заберут, а только бы нашу красавицу не трогали. Да и вины нашей нет перед начальством. Мы все налоги платили справно. Только последний год стали часть молока себе оставлять. Разве что за это накажут? Так ведь в собесе мне разрешили».

Вера, как могла, успокаивала ее: «Что ты, мама, кто заберет нашу корову? Она у нас одна. Знаешь, в городе сколько куркулей развелось, у которых по две – три коровы, да столько же лошадей? Есть и быки. А живности всякой там и не сосчитать! Нет, нас не должны тронуть». Ленька видел, что, говоря так, мать все же волновалась. Сам же Ленька вообще не понимал, о чем идет речь и что такое раскулачивание, и почему надо отбирать коров и лошадей.

Вскоре тревожное ожидание сменилось обсуждением поползших по городу новостей о реальных раскулачиваниях, проводимых соответствующими органами то в одном доме, то в другом. Кто-то видел, как из одного двора выводили лошадей, кто-то видел груженую добротной мебелью повозку, кто-то сам видел полный короб визжавших свиней, свозимых с одного зажиточного двора. Все эти разговоры не касались ближайших соседей, и, казалось, так и останутся разговорами. «Да и кого такая судьба может коснуться здесь?» – думал Ленька. У Сони нет никого, даже собаки. У Славки Другова – то же. У Руденко только и есть, что собака. Правда, два трофейных аккордеона. Вдруг, кто-то растрепался?

Вот у Вальки Телегиной, у них есть одна лошадь и одна корова. Но у них и семья семь человек! Не очень-то богато! Разве что Подымовы? Правда, за всегда закрытыми воротами никто не бывал и не видел истинного достатка семьи. Ходят слухи о большом хозяйстве, но это лишь слухи. А Ленька вообще знал только о трофейном велосипеде, на котором Вовка до сих пор носится по городу, и на котором Ленька чуть богу душу не отдал, пытаясь научиться кататься.

И вдруг, как удар грома среди ясного неба, в образе сразу двух братьев Руденко, Генки и Николая, во двор Соболевых врывается новость: «Подымовых раскулачивают! Не верите? Вот, прямо сейчас выводят всех лошадей и коров со двора. Кто хочет посмотреть, пошли!» Кажется, все ждали именно такого исхода для их края, а все равно вышло неожиданно. Ленька с Эдиком ринулись за братьями Руденко. Когда они добежали до перекрестка, там уже и без них было полно зевак. Пытаясь соблюсти деликатность, ближайшие соседи наблюдали за происходящим издалека с противоположных сторон улиц Повстанческая и Комсомольская.

Чужие, случайные прохожие, шедшие мимо, наоборот, подходили к самым воротам. Ребятня лезла вперед. Дом был угловой, стоял на пригорке и возвышался над перекрестком. Выводимое и вывозимое со двора добро сосредотачивалось на площадке перед воротами. Видно было все с той же отчетливостью, что и представление на сцене городского драматического театра. Уже стояла одна телега, доверху груженая всяким домашним скарбом. В нее была запряжена добротная крепкая лошадь, вроде тяжеловоза, вторую лошадь и жеребенка держал под уздцы усатый милиционер.

Показались головы, затем туловища трех коров, быка и теленка. За ними появилась еще одна телега, уставленная визжащими и орущими ларями, коробами и клетями. В них явно была вся домашняя живность от свиней и до разной птицы. Похоже, это было и все, что забирали у Подымовых. Ленька спрашивал себя: «А зачем забирают все подчистую? Остается ведь семья, причем большая, никак не меньше пяти – шести человек. Чем они теперь будут жить? Там и двое детей есть, и двое стариков. Им же молоко и яйца нужны. Оставили хоть бы одну корову и кур».

Но он сам видел, что так представители власти не рассуждали. Когда со двора выехала вторая телега, к ней оказались привязанными веревками несколько коз и овец. Вся процессия, окруженная несколькими милиционерами и чекистами, двинулась вверх по Повстанческой к центру города. В оставленной ими тишине стали слышны рыдания и чуть ли не похоронные причитания, доносившиеся со двора. Старший Подымов, понурив перед взглядами толпы непокрытую голову, прихрамывая на одну ногу, потянул на себя распахнутые настежь обе створки ворот. Скоро площадка перед домом опустела. Прохожие двинулись дальше своей дорогой, соседи побрели к своим скамейкам, собираясь на ходу кучками и обсуждая увиденное.

Дома на Ленькин вопрос, почему семье Подымовых не оставили хотя бы одну корову и кур, Вера ответила просто: «Ты пойми, Подымовы – кулаки, то есть враги народа. Кто же будет церемониться с врагами народа? Было бы нелогично одной рукой отбирать, а другой возвращать. И потом, полное лишение средств существования – это и есть настоящее наказание. За преступление ведь надо нести наказание. А каким было бы наказание, если бы им оставили все, что нужно для нормальной жизни? Они бы и не почувствовали силы возмездия. Вот так. Государство наше продумало все до мелочей! Там, наверху сидят умные головы. Они знают, что нужно народу».

Ленька больше не стал ничего уточнять. Раз так решило государство, значит, все справедливо. Мелькнул вопрос: «А велосипед хоть оставили?» Как потом выяснилось, велосипед оставили. Уже на следующий день Вовка, как ни в чем не бывало, носился на своем велосипеде по улицам города.

Часть четвертая. Мирная жизнь