Geum.ru

Л. соболев его военное детство в четырех частях

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 83. Два мира
Часть четвертая. Мирная жизнь
Подобный материал:
1   ...   75   76   77   78   79   80   81   82   ...   85

Глава 83. Два мира



Вообще-то, отношение к преступному миру у Леньки с годами менялось. Так как в нашей стране принято смаковать вопрос преступности как органической составляющей жизни каждого, то Ленька с детства усвоил, что в его стране все уже были или еще будут преступниками. «От тюрьмы, да от сумы не зарекайся» - эта пословица стала не просто нормой жизни, она для многих стала путеводителем, оправданием самой жизни. Пришло время, когда эта норма аж на государственном уровне стала оправданием всеобщей преступности и объяснением бесполезности и ненужности борьбы с ней.

Зачем впустую махать крыльями, коль по гороскопу всей стране суждено быть самой преступной в мире? И что такое есть не преступность? Кто знает? Вступай в общество, приспосабливайся, живи со всеми в ладу. Будь как все! Во всем и всегда! Живи сам и давай жить другим! Эти нормы, характеризующие систему, стали самыми живучими. Тот, кто принимает эти нормы, тот принимается системой. И никто не считает его преступником, коль преступна сама система – ее объявить преступной не дано никому.

Лично Ленька никогда не принимал такой морали. А в детстве его суждения были настолько прямолинейны и однозначны, что он и компромиссов никаких не признавал. Для него все представители ночного мира были или уже состоявшимися, или потенциальными преступниками. Он многократно видел их представителей то вырывающими у женщины сумочку, то отбирающими у малолеток деньги, то в кровь избивающими заупрямившегося прохожего, то пыряющими ножичком под ребро безоружного парня, вступившегося за зажатую в углу девчонку, то с жестокостью наносящими один за другим ножевые удары уже умирающей жертве. А безжалостное, с чувством превосходства групповое избиение одинокого противника!

Таких сцен Ленька наблюдал во множестве. И при этом сам часто следовал общей рекомендации: «Увидел дерущихся, переходи на другую сторону улицы и не ввязывайся в драку, а то самому достанется». Когда видел, что там выясняют отношения «серьезные» люди, знал, что туда лучше не влезать – не поймут. Зная, что никаким самопожертвованием страну от бандитизма не избавить, Ленька принял для себя и все детство следовал одной установке: «Это мой мир, а это их мир. Это два чужих, два враждующих мира! Никакого примирения, никакого компромисса между ними быть не может! И нечего их путать, соединять и лицемерно улыбаться представителям враждебного мира. Я живу в своем мире, они – в своем. Мой мир – это мои друзья, их мир – это тот, в клетчатой кепке, тот, что с фиксой, тот, что вечно вихляется, а руку держит в кармане и им подобные. Держаться подальше, не принимать ни в какие игры, не иметь общих дел. Только так можно противостоять влиянию улицы».

Эта установка оказалась единственно верной для выбора линии поведения в то неспокойное время. И неважно, что она родилась на основе ограниченных детских знаний и впечатлений о преступности и ее разновидностях. Тут не стояла задача выбора для себя наиболее привлекательной из них, а, наоборот, стояла задача мобилизации всех своих слабых детских сил на постоянное сопротивление влиянию улицы во всех плохих его проявлениях.

Когда потом Ленька приезжал домой погостить на летние каникулы, рассказы матери об их общих знакомых только подтверждали его взгляды. Тот сидит, этот сидит, та проворовалась продавцом в магазине, другая по рукам пошла, связавшись с дурной компанией. А все его друзья стали нормальными людьми. Трое – четверо учатся в ВУЗ’ах, столько же в техникумах, один закончил военное училище, другой работает шофером, семью кормит. Улица – улицей, а внутренняя установка, если она сильна и питает ее убежденность и воля, способна противостоять любому натиску улицы.

Уже в зрелом возрасте Ленька также многократно сталкивался с представителями того мира. Видно, в нашей стране это неизбежно. И встречи эти были не случайны, и не мимолетны. Они уже были связаны со службой. Эти встречи сильно изменили Ленькины взгляды на представителей того мира, который всегда был враждебным для него. Ленька не принял их сторону, их взглядов, не стал им сочувствовать, не стал их жалеть, он не собирался их оправдывать, но он увидел в них людей. И он научился уважать в них именно человеческое начало, человеческую сущность.

Больше того, он понял, что и для них уважение было главней всего. Им и не надо было никакого сочувствия, никакой жалости, никакого заискивания. Они это не любили и презирали. Им нужно было именно уважение. И они сами уважали людей, не дрожащих перед ними, а державшихся с ними спокойно и на равных. Первая встреча с ЗЭК’ами у Леньки состоялась в студенческие годы.

В 1956 году, когда студенческие стройотряды поехали на целину, Ленька с друзьями-однокурсниками поехал на Север Урала в лесоустроительную экспедицию. Такая им была предоставлена альтернатива. На целине, откуда он сам приехал в Свердловск, ему было неинтересно, а вот побывать на Северном Урале, куда было заманчивее. Серов, Ивдель, Полуночное, поселок Бурмантово, Нарыкары, истоки Пелыма, речка Черная – край первозданной природы, край болот и мошкары, край непроходимой тайги и буреломов, край хантов и мансей, край лагерей, многоярусных лежневок и редких поселений, край белых ночей и северных сияний.

В отряде их было пятеро крепких и смелых парней, вооруженных охотничьими ружьями и ножами. В Бурмантове, где располагалась главная контора экспедиции, их оформили, экипировали, снабдили инструментом, палатками и спальниками, выдали аванс, сухие припасы выдали со склада, водку чай и хлеб помогли купить в ведомственном магазине. В кузове грузовика, по лежневкам, дорогам с односторонним движением, за двое суток их привезли в лагпункт №5, где, по согласованию с лагерным начальством, им был предоставлен в пользование отдельно-стоящий домик, рубленный из кругляка, добротный и симпатичный.

Шофер помог им занести все привезенные вещи в дом, попрощался и уехал, крикнув уже из кабины грузовика: «До осени!» Впереди было три месяца. Все лето. Они еще не успели разложить и рассортировать вещи, снаряжение и инструменты, как к ним постучались. Это был старшина из отряда лагерной охраны. Симпатичный бородач. Улыбчивый и добродушный. Он просвещал их относительно жизни лагерей, заключенных, бесконвойных, поселенцев, лагерей особого режима, побегов примитивных с лесных работ и выдающихся, на самолете из закрытого лагеря.

Посещал их старшина не чаще одного раза в две недели, то есть в дни возвращения отряда из леса на очередной отдых, закупку продуктов, камеральные работы, подготовку планов и новых маршрутов. Он был человек занятой и уже после первого визита ушел быстро, пообещав приходить при каждом удобном случае. Не успел уйти старшина, как к ним постучался бесконвойный. Жил он в лагере, но семья у него жила в поселке и ему разрешали бывать там. Он, конечно, не удержался, чтобы не навестить людей с большой земли.

На лице его – улыбка, недоумение по поводу собственной вины, на словах – одна маленькая просьба: «Подарить пачку чаю, если не жалко». У него великолепная память, изысканный язык, срывающийся все время в область блатного и лагерного жаргона, любовь к поэзии, правда, все больше к своей, тюремной. Слушать его было интересно, но быстро надоедала односторонность излагаемого. Стихи, стихи. Жалобы и жалобы на несправедливость и на саму жизнь.

Ранним утром следующего же дня бригада ушла в лес. Вернулись через две недели. Дом как стоял, так и продолжал стоять. Вещи как лежали на полу, на полках, на тумбах, так и оставались лежать. Но, при укладке продуктов для второго выхода в лес, не нашли ни одной из двух десятков пачек чая, ни одной из десятка бутылок водки, ни одного ножичка – от перочинного до кухонного и многих других мелочей, вроде туалетных принадлежностей, фонариков и прочего. Появившийся сразу с их возвращением из леса, бесконвойник вместе с ними возмущался воровством, разводил руками и сочувствовал им.

Пришлось, вместо выхода в лес, срочно менять планы, делать задержку, ехать в Бурмантово, покупать там недостающее и больше никогда не оставлять в доме то, что в тайге было эквивалентом валюты. То есть чай и водку пришлось таскать с собой. Члены экспедиции узнали их особую цену очень быстро. За три месяца жизни в лесу было много интересного и поучительного. И побеги из лагерей, и организация погони, и почерневший от бессонных ночей, усталости и злости их старшина, и его откровенные угрозы «убить беглецов на месте» при их поимке. И езда в одном кузове с пойманными, избитыми, скованными и связанными, полуживыми беглецами.

И встречи в тайге с хантами – мансями. И встречи в тайге с охотниками из Москвы, приехавшими в такую даль за настоящей охотничьей собакой (!). И возвращение их ни с чем, так как собаку можно было выменять лишь на чай, на водку, но не на деньги. На их непонимание такого пренебрежения к деньгам аборигены показывали москвичам сундуки, набитые деньгами и повторяли одну фразу: «Чай, водка давай – бери любой собака. Деньги своя много!»

В памяти – круглосуточное ожидание у магазина в Бурмантово машины с водкой. На улице, в траве, на косогоре, везде лежат, сидят, стоят ханты – манси. Ленька с друзьями тут же и по той же причине, вместе с заросшими до неузнаваемости лесными жителями и томящимися в ожидании единственного для них жизненного эликсира – водки. Можно рассказывать об этой заразе, об этой единственной радости в их жизни, о их счастье в виде целого ящика водки, а то и двух, привязанных на спине, пешком удаляющегося от магазина в далекую тайгу хозяина этой тайги. О разрешении на отстрел лишь двух лосей для аборигенов и стандартном ответе охотника на вопрос инспектора «Какого лося убил?»: «Торой». Можно рассказывать и о падении лесовозов под воду с лежневки на глазах у всех стоящих рядом людей и об исчезновении их навсегда, часто вместе с водителями. И так далее, и тому подобное. Это целая жизнь и тема для другой повести.

Вторая и самая продолжительная встреча с ЗЭК’ами у Леньки была на строительстве Братской ГЭС, куда он был направлен со своим институтским другом в качестве молодого специалиста по окончании института. Им, как молодым инженерам, выделили отдельную двухкомнатную квартиру, определили участки работы и предоставили полную самостоятельность. Стройка была в самом разгаре. Плотина вот-вот должна была перекрыть Ангару, соединив Падунские пороги в самом узком месте реки, пойму реки готовили к затоплению, на месте десятков деревень и старого Братска должно было появиться Ангарское море.

Башенные краны, нависшие над плотиной, сама плотина, ощетинившаяся арматурой, десятки самосвалов, днем и ночью подвозящие бетон для укладки в тело плотины, бригады укладчиков, круглые сутки трамбующие бетон, взрывы, выравнивающие крутой берег реки, автобусы ПАЗ’ики, спешащие от старого Братска к новому по доживающей свой век серпантинистой дороге, разноцветные как в сказке новые домики нового города! Все это жило вместе с гигантской стройкой, благодаря ей и, как будто, вне зависимости от нее, каждый участок самостоятельно. Потеряться и растеряться там было запросто.

Бросая молодых специалистов в самостоятельное плавание, начальство решало сразу две задачи – избавляло себя от их приставаний и нытья и давало возможность салагам превратиться в людей бывалых в короткие сроки. Друзья сразу поняли и оценили это, как только расстелили на двух железных койках полученное у коменданта постельное белье, закрыли на ключ свою квартиру, получили в кассе приличный аванс и купили в продмаге хлеб, кильку и бутылку водки. Следующим вечером, после отработки первого рабочего дня, их посетили незваные гости.

Их было трое. Они были в телогрейках, шапках – ушанках, валенках, но, сбросив все это, оказались в черных костюмах, белых рубашках и черных галстуках. Вежливо поздоровавшись, тесно рассаживаясь вокруг небольшого стола, мужики сразу же объяснили причину и цель своего визита: «Услыхали о приезде свежих людей с большой земли и решили познакомиться. Изголодались по свежатине. И вообще с интеллигентными людьми давно хотели пообщаться. Поговорить. Новости узнать из первых уст. А дома у нас это просто невозможно – жены шагу ступить не дают, чтобы не отобрать и не перепрятать бутылочку, не говоря уже о деньгах».

Не все в этом представлении Леньке было понятно, но со временем он узнал, что на стройке много работает условно–освобожденных, бесконвойных и бывших ЗЭК’ов с местным поселением. Все они были с жильем, устроены на работе, создали свои семьи и пытались жить, как все люди. Но свободолюбивой душе их все время чего-то не хватало. А не хватало им приключений. В этом и есть их главное отличие от остальных – жажда приключений. Как не смешно, но Ленька всю жизнь убеждался и утверждался в одном: «большинство россиян просто не могут без приключений! И это одна из существенных черт и объяснений «загадочной русской души».

Гости же, как вскоре понял Ленька, жить не могли без приключений. На работе не побалуешь – там за ними зорко наблюдали. Одна возможность, после работы расслабиться. Так ведь нет, и здесь за ними неусыпно бдят и следят! И кто? Свои же, родные, любимые женушки! Пусть им будет пусто! Куда податься в этой каменно-лесной глуши свободолюбивому человеку? И вот приезжают салаги, молодые специалисты, еще не видевшие жизни! Чего уж лучше? И у них можно порасспрашивать о новостях, но, главное, себя показать, похвастать тем, что было и чего не было!

Гости выставили на стол три бутылки водки, по числу пришедших и наивно попросили: «Закусить, наверное, найдется чем?» На стол легли последняя от вчерашнего ужина банка кильки в томате и полбулки черствого хлеба. Не нужны подробности, чтобы рассказать, как быстро все опьянели и, забыв о вежливости и цели своего визита, гости начали выяснения отношений. Правда, для начала между собой. Первый же вечер закончился дракой между ними. Ленька со своим другом с трудом выставили мужиков, а это действительно были здоровые, крепкие, бывалые мужики, за порог.

На следующий день, как ни в чем не бывало, они заявились снова. Объяснение такое же: дома – жены, а вы тут одни скучаете. Водка каждый вечер, закуска всухомятку. Ленька пристрастился к курению. Начал болеть желудок. Когда стало невмоготу, Ленька начал отказываться от выпивки. И тут произошло неизбежное. «А, дак ты нас не уважаешь! Мы, видно, не из твоего круга! Не та компания! Пей! По-хорошему просим», - мужики уже не стеснялись своих взглядов. Ленька пытался объяснить им, что «у него печень…», что «у него желудок…»

Его никто не слушал и не слышал. Когда вся троица с полными стаканами в руках встала во весь рост перед Ленькой и в ультимативной форме потребовала: «Пей! Последний раз предлагаем!», он решительно отставил свой стакан, встал перед ними и, глядя им прямо в глаза, твердо ответил: «Нет! И не просите! Не буду!» Ленька, естественно, нервничал, но знал, что решать надо сейчас, раз и навсегда. Сдашься сейчас, потом уже с тобой считаться не будут.

Один из троих, шестерка, начал было наступать на Леньку, но старшой сурово одернул его: «Цыц!», потом исподлобья взглянул на Леньку и вдруг расплылся в улыбке: «Ну, паря, ты даешь! Уважаю! Все, братва, отстать от него и не трогать! Пьем и уходим! А ты, Леонид, далеко пойдешь!» Это был единственный вечер, закончившийся без драки. Дрались, правда, они сами между собой, не втягивая и не трогая ребят, но смотреть на них было неприятно, и порой страшно. Страшно за их жизни. Они дрались с невероятной жестокостью. Разнимать их было бесполезно – во время драки они зверели.

За ножи не хватались, видно, у них не было ножей. Следили за ними, что ли? Но, так как все драки происходили во дворе дома, где жили молодые специалисты, в сумерках, то они хватали из поленницы поленья подлиннее и дубасили друг друга что было сил. Кровь заливала их лица и шеи. Остановить их было трудно. Видно, была у них такая потребность, избавиться от накопившейся энергии, снять напряжение, как говорится. Чего уж они делали на работе, но, видно, не выкладывались полностью, если хватало сил на такие драки. Увидев друг друга залитыми кровью, они так же внезапно останавливали драку, как и начинали. Командовал и в том, и в другом случае старшой. Психи, одним словом!

Так Ленька со своим другом прожил почти целый год, ежедневно принимая «вежливых» гостей. Ленька дал сам себе клятву: «Как только вырвусь отсюда, брошу пить и курить». Через год он уже жил с семьей на Урале. Курить, действительно, бросил. А вот пить… Без этого, к сожалению, в то время, то есть в годы его карьерного роста, не решался ни один служебный вопрос. Да и сейчас то же самое. Где только на это взять здоровья?

Но самой, пожалуй, примечательной была встреча с бывшим ЗЭК’ом у Леньки, работавшим тогда уже главным инженером большого научно – производственного объединения. Ему на собственной даче понадобился навоз. Он оплатил и навоз, и работу по его погрузке в ближайшем совхозе, а вывезти навоз оттуда должен был трактор «Беларусь» с прицепом. Трактор принадлежал объединению, и главный механик обещал прислать его вовремя. Он предупредил главного инженера, то есть Леньку, что прежний водитель уволился и на его место принят новый. Звать Сашей. Парень шустрый. Не подведет!

Ленька сразу узнал в нем представителя «почитаемого» им контингента. Увидев нового водителя, проще говоря, тракториста, Ленька захотел рассмеяться во весь рот, но должность и положение не позволяли ему этого сделать. Тракторист был моложе Леньки. Ему было лет тридцать пять. Ленька решил, что тот захотел выпендриться перед главным инженером. Когда он спрыгнул с высокой подножки трактора и подошел представиться начальнику, Ленька обомлел. Парень был в отутюженном черном костюме, белоснежной сорочке, черном галстуке, и, самое главное, в черных же лакированных туфлях. Тогда в моде была лаковая кожа.

Рот его был полон золота, а на голове, диссонансом всему ансамблю, клетчатая кепка. Если бы не кепка и не зубы, Ленька предпочел бы пойти с ним в театр. Он не удержался и спросил: «Саша, а Вам не сказали, что надо будет возить навоз? Вы ведь испачкаетесь». Тот бесшабашно мотнул головой: «Нам это не впервой. Прошу не беспокоиться – справимся и с навозом. По какому маршруту будем двигаться? Расскажите. Я весь – внимание». Ленька сказал ему, что будет ехать впереди него на своей машине и указывать дорогу. На том и порешили.

Ленька гнал свою машину по загородному асфальту, трактор от него не отставал. Грузил навоз в прицеп совхозный экскаватор, так что проблем пока не возникало. Дорогу из совхоза на дачу Ленька также обозначил своей «пятеркой». Саша, несмотря на честное предупреждение Леньки о вязком грунте на участке, сходу загнал трактор чуть ли не на его середину, пытаясь протащить вперед как можно дальше прицеп, доверху груженый тяжелым, сырым навозом. Когда прицеп сел всеми четырьмя глубоко в вязкую глину, трактор рвался с места, вставал на дыбы, пятился назад, кренился влево, вправо, но сдвинуть прицеп с места не мог. Любые ухищрения, на которые шел тракторист, были бесполезны – сам трактор зарывался в той же глине.

Боясь, что и трактор сядет, а вытащить его в будний день на садовом участке будет некому, Саша решил разгрузить прицеп. Он стал поднимать его, но пневматика не выдержала груза, сорвалась и зафиксировала кузов под углом меньше сорока градусов. Все остановилось. Ленька с любопытством наблюдал за пижоном – трактористом. Кругом грязь, трактор возвышается как остров посреди болота. Саша, ни секунды не мешкая, снимает пиджак, оставляет его в кабине, достает откуда-то из-под сиденья болотные сапоги, одевает их прямо на туфли и брюки. Закатывает рукава белоснежной рубахи по локоть, одевает рабочие рукавицы, выдергивает лопату, торчащую у двери кабины и моментально оказывается в кузове прицепа по колено в навозе.

Навоз летит в обе стороны. Ленька предлагает свою помощь, но тракторист весело и гордо отвергает ее: «Шеф, не извольте беспокоиться». Потом не удерживается от шуточки: «Ах, какой жирный навоз! Сам бы ел, да, боюсь, червям не хватит!» Пустой прицеп легко опустился, трактор рванул с места, известными приемами самовытаскивания сдвинулся со злополучного места, сделал уже порожняком круг по участку и умчался за новой порцией навоза. Уже без Леньки, самостоятельно.

За день он сделал четыре рейса, вывезя весь купленный навоз. Когда в конце дня Саша переоделся и предстал перед хозяином участка для прощания, Ленька остолбенел в искреннем восторге. Парень, как и утром, был весь «с иголочки», блестел с головы до ног и улыбался своим сверкающим ртом. Ленька ,всей душой ему благодарный и верный своему принципу платить за выполненную работу, предложил: «Саша, возьмите деньги». Тот оскорбился: «Обижаете, шеф! Я деньги не беру, тем более у своего начальства».

Ленька не сдавался: «Саша, это мой принцип. За работу я всегда плачу. Иначе, как сохранить наши добрые отношения?» Правильно поняв ситуацию, тракторист быстро сориентировался: «Хорошо, раз у Вас такие принципы, я бы попросил спиртика, если можно. Завтра суббота и дома в семье с ним можно будет приятно посидеть». Ленька уже забыл про особое отношение Северян к спирту, поэтому опять предложил невпопад: «Так, давайте я Вам водки дам. У меня ее много – я ее специально держу для садовых работ. Она прямо здесь, в саду».

На это Саша разочарованно протянул: «Водка, что? Спирт неразбавленный, это совсем другое дело! У вас на фирме, я слышал, есть такой. Верно?» Ленька, начиная соображать о причинах такого пристрастия, все же предостерег Сашу: «У меня в сейфе есть две бутылки питьевого спирта, на талоны выкупленного, но ведь в нем 96 градусов! Ведь сгорит все наутро! Все равно придется разбавлять. И опять получится водка, только вкусом похуже». Саша засмеялся: «Что Вы, шеф! Как можно разбавлять такое добро! Только товар портить! Ведь известно, весь смак в неразбавленном спирте! Но пить такой надо уметь». Ленька решил больше не спорить.

Желая реализовать свою благодарность тут же, Ленька сел в свою машину и погнал ее на фирму. Трактор летел следом за ним по вечерним улицам города, не отставая. Когда Ленька вынес с фирмы, хранившиеся в сейфе его кабинета две пол-литровые бутылки с огненной жидкостью, наш щеголь, уже загнавший трактор на хозяйственный двор, расхаживал перед зданием объединения, как жених, ожидающий невесту.

С той же лучезарной улыбкой, что и утром, Саша изящным жестом с еле заметным поклоном принял из рук начальника драгоценный подарок, сделал реверанс, распрямился и удалился, покачиваясь в вальяжной походке. «Виртуоз», - подумал Ленька. Таким он его и запомнил. Воспоминания остались приятными.

Часть четвертая. Мирная жизнь