Николай Фёдорович Фёдоров письма н. Ф. Федорова печатается по
| Вид материала | Документы |
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи о разоружении и умиротворении печатается, 1908.43kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров самодержавие печатается, 1286.35kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров (1828 или 1829—1903), 43.95kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи религиозного содержания печатается, 1471.59kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи философского содержания печатается, 3314.73kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи о литературе и искусстве печатается, 2686.61kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров, 222.28kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров библиотеки и музейно-библиотечное образование печатается, 30.42kb.
- В «Приложении» к Т. Iv наст изд помещен целый ряд материалов лиц из окружения Н. Ф. Федорова, 3417.57kb.
- Николай Федорович Федоров: спасение как философия "общего дела" По материалам доклад, 367.54kb.
Письма Ваши получил и за оттиск послал Вам благодарственное письмо5.
24 марта
1899 г.
184.
В. Я. СИМОНОВУ
29 марта 1899. Москва
Москва1. 29 март<а> [18]99
М<илостивый> Г<осударь>.
Выраженный в Вашей статье «Воен<ные> мысли о штат<ском> деле» доброжелательный отзыв о статье «О разоружении», отзыв даже изумительно доброжелательный, дает мне смелость представить на Ваше усмотрение некоторые мысли в разъяснение вопроса, Вас заинтересовавшего. Вы совершенно верно определяете сущность статьи, говоря, что она «состоит в том, чтобы тот громадный запас энергии, который с такими заботами, жертвами и денежными затратами собран в виде армии, употребить на дело»2. Позволяю себе только пояснить, что под этим делом нельзя разуметь дело, которое достаточно было бы назвать «общеполезным»; дело это должно быть названо безусловно-необходимым, насущным, так как в нем заключается спасение от голода и болезней, т. е. смерти3. Говорить об общеполезном значит как будто еще допускать произвол в выборе дела, тогда как строгое логико-этическое требование состоит в замене истребления воссозданием4.
Совершенно согласен с Вами, что при тех условиях, в которых в настоящ<ее> время поставлено военное дело, нельзя ожидать большого успеха от введения предлагаемых мер5. Но устранение причины, препятствующей успеху, бесспорно, возможно, и Вы сами вполне верно усматриваете эту причину в образовательной неподготовке войска к сказанному делу. Требуется, следовательно, прежде всего соединить с воинскою всеобщею повинностью и всеобщее обязательное образование. И к исполнению этой важнейшей задачи именно в настоящее время и открывается прямой и широкий путь: разумеем предстоящую конференцию о сокращении вооружений. Впрочем, мы совершенно согласны со всем сказанным Вами о конференции; согласны, в частности, и с мыслью Вашею, что «общая забота всех толкующих о конференции состоит в том, как бы отечество каждого не проиграло чего-нибудь». Поэтому мы и предлагаем меру, от которой никто проиграть не может, а выиграть должны все, т<ак> к<ак> речь идет о деле безусловно всеобщем: мы предлагаем, чтобы все участвующие в конференции державы обязались ввести каждая у себя всеобщее обязательное образование в связи со всеобщею воинскою повинностью. Оттого эту последнюю мы не только не упраздняем, но даже и не сокращаем, а, наоборот, расширяем. Уже и до сих пор воинская повинность включала в себя элемент воспитательный и образовательный, как в физическом, так и в умственном и в нравственном отношениях (последнее особенно ценно при современной, столь широко распространенной нравственной разнузданности и бесхарактерности). Существующее, следовательно, в настоящее время в военной жизни в зачаточной степени требуется развить, расширить, поднять на уровень несравненно более высокий, то есть всех сделать познающими и все сделать предметом знания, неотделимого от дела. Это и было бы переходом от современной науки, основанной на наблюдениях и опытах, производившихся или производящихся кое-где, кое-кем и кое-когда, к науке будущего, основанной на наблюдениях и опыте, производимых всеми, всегда и везде.
Подробнее излагается этот вопрос в рукописной статье « О задачах конференции»6, статье, имеющей, впрочем, мало шансов попасть в печать. — Прилагаю раньше напечатанную статью о будущности войска7. Если бы Вы пожелали поделиться Вашими мыслями об обсуждаемом вопросе, Вы весьма обязали бы, направивши ответ по следующему адресу: в Москву, Арбат, Калошин пер., д. Давыдова, г. Кожевникову8. С совершенным почтением имею честь быть NN.
185.
В. А. КОЖЕВНИКОВУ
2 апреля 1899. Сергиев Посад
В запрещении стрелять в воздух выражается вера в птоломеевское мировоззрение и неверие в коперниканское, отдается предпочтение мнимо религиозному пред истинно-нравственным*, не выказывается и большого знания и Свящ<енного> Писания. Впрочем, это запрещение сделано, если не ошибаюсь, не в Америке, как говорит «Церков<ный> Вест<ник>», а в одной из республик Южной Африки1. Очень благодарен Вам за два письма, полученные от Вас2.
Марии Григорьевне, Сергею и Михаилу Михайловичам свидетельствую мое глуб<очайшее> почтение. Искренне любящий и глубоко уважающий
Н. Федоров.
Благодарю за копию письма к В. Симонову3.
2 апреля
1899
P.S. На станции 1 го числа был.
Получил письмо от Н. П. Петерсона. 3 го апреля оставляет должность, «а дня через два или три после этого буду у Вас»4.
Что скажете о художественном нашествии России на Западную Европу: Архитектуры в виде Русского храма в Вене, концерт Синод<альных> певчих там же; драмы, романа. Конференция Гаагская есть также нападение России на Западную Европу, но мирное.
186.
Н. Ф. ФЕДОРОВ, Н. П. ПЕТЕРСОН — В. А. КОЖЕВНИКОВУ
11 апреля 1899. Воронеж
Глубокоуважаемый
Владимир Александрович.
От полноты сердца не всегда глаголют уста. Ваше радушие, распространившееся и на меня, и на Н<иколая> Ф<едорови>ча, и не Ваше только, но и Марьи Григорьевны, С. М. и М. М. Северовых, превзошло все, что я когда-либо видел и испытал в этом роде. Принести Вам за все это глубочайшую благодарность немедленно же по приезде в Воронеж было потребностью сердца, души1. Николай Федорович и еще более преисполнен благодарностью к Вам, к Марье Григорьевне, М. М. и С. М. Северовым, потому что еще больше пользовался и радушием, и Вашими заботами о нем, свидетельствующими о великой любви...
От этой частной благодарности перейдем к благодарности всеобщей, к благодарности всех сынов человеческих к Богу всех отцов. Эта благодарность совершается и не может иначе совершиться, как путем объединения чрез всеобщее воспитание, а Вы как член воспитательного общества имени Царя Миротворца, Александра III, желали иметь «Завет» чтителя Пресвятой Троицы, а также и предисловие к «Сказанию о построении обыденного храма в Вологде»2, где излагается план повсеместного образования, и таким образом Вы вновь поднимаете вопрос, который остался без движения, погребенный в «Чтениях Общества Истории и древностей». Поэтому здесь и хотелось бы указать на тот объем, который должен иметь этот план, чтобы быть действительно всеобще-объединительным, вести к искуплению. Там говорится, что школы-храмы должны быть повсеместны, но не говорится, что эти школы должны быть двоякие, — одни д<олжны> б<ыть> воспитательные, посвященные образцу единодушия и согласия, Пресвятой Троице, другие же — исправительные, обращаемые из тюрем, как школ разврата, в школы-храмы покаяния и потому посвящаемые благоразумному разбойнику и целомудренной блуднице, помазавшей Господа, приготовляя Его на погребение (то есть употребив то, что служило к возбуждению половых страстей, на погребение, или воскресение), — благоразумному разбойнику как образцу глубочайшего раскаяния в нарушении единства, согласия, т. е. любви, грехе против Пресв. Троицы; в нарушении, доходящем даже до лишения жизни, как выражения величайшей ненависти, до лишения жизни без потери собственной, без употребления ее на спасение жизни других, т. е. без всяких смягчающих вину обстоятельств. Как те, так и другие, т. е. школы воспитательные и исправительные, должны быть мужеские и женские, или сыновние и дочерние, посвященные Сыну и Св. Духу, в безграничной любви к Отцу пребывающим, в чем и заключается основа бессмертного существования Триединого Бога. Но пока рождение не заменилось воскрешением, воспитание требует сохранения внутренней девственности, требует, чтобы дочь, рождая детей, оставалась бы дочерью своих родителей, которые и для сынов, и для дочерей составляют одного, ибо пока нет соединения двух в одну плоть, нет и естественного рождения... Но и от родителей требуется, чтобы и они не телесно лишь, но и духовно составляли всегда одно существо, уподобляясь Богу-Отцу.
Построение повсеместно школ-храмов, посвященных Пресвятой Троице, есть самое точное исполнение заповеди, произнесенной Христом по воскресении — «научите, крестяще во имя Отца и Сына и Св. Духа», заключающей в себе требование объединения для воскрешения, ибо научите — школы, крестяще — храмы, во имя Отца и <Сына и Св. Духа> — Троица <Пресвятая>. Все эти <— при разделении на мужские и женские —> четыре вида школ составляют литургию оглашенных, литургию уже внехрамовую, т. е. объединяют для совершения внехрамовои литургии верных, т. е. для евхаристии, благодарности действительной Богу и отцам, для воскрешения.
Тут несколько перепутано и не все может показаться ясным, по причине краткости, но желая поскорее послать это письмо, посылаем его, не исправляя, чтобы не переписывать.
Просим Вас передать наши нижайшие поклоны и глубочайшее почтение Марье Григорьевне, М. М. и С. М. Северовым, И. М. Ивакину, Ю. П. Бартеневу, Николай Федорович кланяется также Надежде Степановне3.
Всею душею любящие Вас
Н. Федоров и Н. Петерсон.
Недостаток места не дает нам возможности высказать особенную благодарность Сергею Михайловичу4 за хлеб-соль, которыми он нас напутствовал. Бородинский хлеб нам очень понравился, дети его с удовольствием употребляют даже с чаем, как пряник.
187.
Л. Г. СОЛОВЬЕВУ
Между 11 и 15 апреля 1899. Воронеж
Глубокоуважаемый Лев Григорьевич
К глубокому прискорбию моему узнав о Вашей размолвке с Н<иколаем> Павл<овичем> Петерс<оном>1, — надеюсь, лишь временной, — я усерднейше прошу Вас не оставлять дела, предпринятого Вами, — Иллюстрации внешней росписи храма2, которой начало уже Вами положено. Икона-картина, которую Вы показывали на празднике Рожд<ества> Христова3, даст всем видеть то, что мы лишь услышим на утрени приближающегося Великого Пятка4. Вам выпал прекрасный жребий показать всем Сына в Отце и Отца с нашими предками в душе Сына5, которые своим единением в Боге призывают к миру нас, своих потомков. И в какое время? Когда собираются представители всех народов земн<ого> шара, чтобы водворить мир на земле. Прилагаемый при сем очерк Иконы-картины «Первосвященнической Молитвы»6, несмотря на свое крайнее литературное несовершенство, значительно улучшился, если бы к нему был присоединен фотографический снимок с Вашего произведения7.
Прилагаю прекрасное стихотворение с эпиграфом из паремии на Утрени Свят<ой> и Великой Субботы.
Надеюсь, что Ваш гнев на Ник<олая> Павл<овича> Пет<ерсона> Вы не перенесете на меня, который никаких с Вами прений не имел, а даже высказал свое глубокое расположение и уважение в статьях: «Музей Л. Г. Соловьева» и «Воронежский Музей в 1998 <году>» — статьи, не получившие известности, забытые, б<ыть> м<ожет>, и Вами.
С истинным почтением
имею честь быть
Н. Федоров
188.
В. Я. СИМОНОВУ
Между 12 и 15 апреля 1899. Воронеж
Черновое
Глубокоуважаемый Владимир Яковлевич
Осмеливаюсь предложить Вам, как специалисту, вопрос относительно военных — железнодорож<ных> команд: имело ли право гражданское начальство голодающих губерний, на основании существующих узаконений, требовать содействия от воен<ных> жел<езно>дор<ожных> команд для перевозки хлеба, или же нужно установление особого на этот случай закона?1 Прошу Вас простить мою назойливость, позволяющую себе послать Вам вырезку2 того же свойства, каким отличалась и посланная Вам при письме Достоевского заметка3, к которой Вы не высказали сочувствия; но в этой новой статейке превознесена Россия, хотя без всякого шовинизма. Со стороны же военных людей мне приходилось нередко встречать сочувствие к таким воззрениям на Россию! Я всегда предпочитал военную прямоту гражданской Кривде. Простите навязчивость старику, который, впрочем, не будет на Вас в обиде, если Вы не удосужитесь прочитать этот фельетон провинциальной газеты, в коем притом много непонятного для неместных жителей. Пусть это — мечта, но эта мечта имеет что-то, кажется, русское, славянское и резко отличается от всех социалистических романов будущего.
Еще раз прошу простить мою назойливость и навязчивость, хотя ради наступающего праздника всеоживления и всепрощения4.
189.
В. А. КОЖЕВНИКОВУ
15 апреля 1899. Воронеж
15 апреля 1899.
Глубокоуважаемый и дорогой
Владимир Александрович
Благодарю за пересылку ко мне письма Вл. Яков. Симонова1 и с превеликою дерзостью посылаю новое к нему письмо, да еще с вырезкою2, предоставляя, впрочем, на Ваше усмотрение, посылать его или уничтожить. В первом случае, т. е. если найдете нужным послать, то прошу Вас, удерживая смысл посылаемого письма к В. Я. Симонову, изложить его по-своему3.
Глубоко сожалею, что не мог исполнить Вашего желания относительно портрета. Но по своему характеру я люблю лишь стушевываться, стираться, делаться незаметным... и вдруг признать за собою jus imaginum!4 Ваши же портреты написаны в душе моей неизгладимыми чертами, так что, если бы можно было вскрыть ее, то Вы увидели бы не меня, а самих себя и всех, которым и шлю мой привет, т. е. Марии Григорьевне, Сергею и Михаилу Михайловичам. Сергею Михайловичу посылаю вырезку из «Дона» «Ворон<ежский> Музей 1998 г.» и прошу принять ее, если у него нет этой вырезки. Такую же вырезку нужно вложить в письмо к В. Я. Симонову. Адрес его С<анкт>-П<етер>б<ург>. Мойка. 32. Препровождая ко мне письмо Вашего тезки В. Я. Сим<онова>, Вы, конечно, должны были думать, что оно меня очень огорчит. Но моя уверенность и дерзость растут вместе с непризнанием и отрицанием моих убеждений. Напомните Юрию Петр<овичу> об оттисках его статей5 и о монографе Пушкинского стихотворения «Дар напр<асный>» и сами, если можете, помогите ему. Нужно воспользоваться нынешним увлечением Пушкиным и Самого Пушкина сделать орудием раскрытия «Цели жизни», которая выражена в Вашем стихотворении «Цель жизни»6. В заключение пожелаем, чтобы молитвами Преподобного Сергия, внушившего Вам прекрасную мысль содействовать осуществлению плана повсеместного построения школ-храмов к 500-лет<нему> юбилею открытия мощей чтителя Пресвятой Троицы, Образца единодушия, согласия и умиротворения7, — да соделает Вас Г<оспо>дь двигателем дела всеобщего образования, или, вернее, познавания причины всякой вражды и борьбы — единственно верного пути к умиротворению, которого Конференция мира, к сожалению, не сознает и, принявшись за дело, не дала даже себе труда подумать, что она предпринимает. Глубоко уважающий и любящий
Н. Федоров.
P.S. Л. Г. Соловьев обещал фотографический снимок к статье об иконе Первосвященнической молитвы8.
190.
В. А. КОЖЕВНИКОВУ
20 апреля 1899. Воронеж
Христос Воскресе!
Глубокоуважаемому и дорогому Владимиру Александровичу (жертвователю на Музей Воронежский и Школу Качимскую и проч.)...
Препровождая при сем заметку о Качимской школе1, составляющую необходимое дополнение и к Предисловию «Сказания о постр<оении> обыд<енной> церк<ви> в Вологде» и к объяснению, очень неясному, этого предисловия в первом письме2, надеемся, что Вы сделаете все возможное в новом Вашем положении члена общества распрос<транения> просвещения, конечно, благого. Н. П. Румянцев, пожертвовавший свой Музей на благое просвещение3, поставил при входе в него статую Мира4 и тем дал точное определение просвещению: благое просвещение должно содействовать умиротворению. До сих пор то, что одни (верующие) называли светом, другие (неверующие) называли мраком и наоборот, что для философов было свет, для верующих — тьма. Теперь будет положен конец этому разногласию, если Конференция не только признает обязанностью всех народов поголовное просвещение, но и взаимную помощь всех народов в деле Просвещения.
Справедливо сказано, что « Гнило всякое слово хвальное». После второго письма5, в которое попало гнилое словцо, наступил такой упадок сил, что я никак не мог окончить ни Пасхального письма о всеисцеляющей и всеоживляющей Пасхе6, при которой только и может быть всепрощающее умиротворение; не мог окончить <и> ответа А. Б., который напал на статью «О разоружении», полагая, что она имеет последователей7. Статья о забастовках, как продолжение статьи «О двух учреждениях: об отживающем (Университете) и недозревшем (Музее)», ограничилась лишь изложением содержания8.
Особенно жаль, что не могу Вам послать неоконченного и неотделанного Пасхального письма. А в этом письме вся утреня Пасхи (или, точнее, канон) названа Гимном Просвещению, ибо она начинается: «Воскресения день! Просветимся людие», т. е. чрез просвещение совершается переход от смерти к жизни, от земли к небеси, и оканчивается она, т. е. собственно канон: «Воскресения день» и также «Просветимся торжеством, и друг друга обымем»9, следовательно умиротворение, всепрощающее братотворение, есть дело также просвещения.
В нынешний академический год было две Пасхи: 18 апреля и еще прежде 12 августа, ибо и в России, где Циркуляр был встречен очень холодно, я слышал сравнение этого призыва к миру с Пасхальным благовестом.
Николай Павлович10 (он весь погрузился теперь в прощальные визиты) и я шлем Вам поцелуй мира, Вам, Марии Григорьевне, Сергею и Михаилу Михайловичу, Юрию Петровичу, Ивану Михайл<овичу>11.
Преданный Вам Н. Федоров.
20 апреля
1899.
191.
В. А. КОЖЕВНИКОВУ
24 апреля 1899. Воронеж
Глубокоуважаемый и дорогой
Владимир Александрович.
Из трех писем, к Вам посланных, получен ответ лишь на первое1. Два же других заказных письма с разными приложениями, вероятно, не дошли до Вас.
Очень бы мне хотелось знать Ваше мнение о заглавии, которое само по себе скажет Вам больше, чем сама статья, носящая его. «О забастовках (шабашах) и Конференции против травматических эпидемий»2. Название войн травматическими эпидемиями принадлежит, как Вам, конечно, известно, знаменитому хирургу Пирогову3, а я только войну под этим названием делаю предметом занятий Конференции мира. Взгляд на войну как на травматическую эпидемию нельзя приписывать лишь натуралистам, ибо и Евангелие грехи называет болезнями, а войны нельзя не причислить к международным грехам. При таком воззрении на войну вся История является одною всеобъемлющею войною, более и более расширяющеюся и усиливающеюся, притом составляющею лишь один из видов борьбы как принадлежности всей слепой и даже не слепой, но не достигшей полноты сознания, природы. Пирогов, знаменитый не только хирург, но и педагог, называя войну травматическою эпидемиею, конечно, указывает, где нужно искать действительного врага всех людей, врага также, разумеется, временного, а не вечного, ибо вечная война есть так же утопия, как и вечный мир без всеисцеляющего и всеоживляющего воскрешения. Во имя, таким образом, Пирогова и нужно обратиться к Конференции с предложением поголовного приготовления всех к изучению той силы, которая делает человека орудием взаимного нанесения ран. Если такова задача знания, то как назвать забастовщиков, субботников, руководимых наукоборцем, бесстыдным лицемером Толстым?
Конечно, Конференция может ограничиться сокращением строевого войска, наносящего раны, и увеличением не строевого, санитарного, излечивающего раны войска! Не такое же ли это безумие, как, придумав такую
казнь, которая соединяет наибольшую мучительность с наибольшею продолжительностью, прибегать к анестезирующим средствам?..Свидетельствую глубочайшее почтение Марии Григорьевне, Сергею и Михаилу Михайловичу.
Искренне и глубоко преданный Вам Н. Федоров.
24 апреля
1899
192.
В. А. КОЖЕВНИКОВУ
24—25 апреля 1899. Воронеж
Глубокоуважаемый и дорогой
Владимир Александрович
Сегодня, 24 апреля, отправил к Вам письмо, сегодня же и получил от Вас1. Но из Вашего письма, полученного 24 и неизвестно когда отправленного, я не мог узнать о судьбе письма к В. Симонову, которое было вложено в одно из моих писем к Вам2 с приложением статьи из газ<еты> «Дон» «Музей в 1998 г.». В настоящее время предполагается возобновить сношение с В. Симоновым, а потому и нужно знать, было ли отправлено письмо к нему или же нет, что я предоставил на Ваше усмотрение. Надеюсь, что Вы не замедлите ответом на мой вопрос о сказанном письме, так как я думаю 30 апреля выехать из Воронежа, но куда же отправлюсь, сего еще не решил3.
Свидетельствую мое глубочайшее почтение Марии Григорьевне, Сергею и Михаилу Михайловичу.
Искренно и глубоко преданный Вам
Н. Федоров
25 апреля
18984
193.
Н. П. ПЕТЕРСОН, Н. Ф. ФЕДОРОВ — В. А. КОЖЕВНИКОВУ
29 апреля 1899. Воронеж
Глубокоуважаемый
Владимир Александрович!
Я сегодня только возвратился из моей поездки в Пензенскую губернию, и сегодня получилось Ваше письмо от 27 апреля1, в ответ на которое Никол<ай> Федор<ович> просил написать, что последнее письмо к Вам2 он писал до получения от Вас известий, как о получении Вами писем с приложениями, так и о посылке письма к Симонову3; кроме же тех приложений, которые Вы перечисляете в Вашем письме от 27 апреля, ничего послано не было, и Вы по неясности лишь письма его могли подумать, будто он послал Вам еще статьи о Забастовках и Конференции против травматических эпидемий4.
Мы думаем отправиться в Асхабад числа 5 го5 всем семейством разом, а Николай Федорович думает пожить в Воронеже месяца три-четыре, завтра пойдем смотреть ему квартиру. Когда вопрос о квартире будет решен, он сообщит Вам свой адрес.
Вчера получилось разрешение Цензуры на выпуск брошюры6 и сто экземпляров приготовлены для отправки к Вам, но отправка будет задержана впредь до напечатания дополняющего брошюру объявления.
Николай Федорович свидетельствует Вам, Марье Григорьевне, С. М. и М. М. Северовым свое глубокое почтение; я и жена моя также свидетельствуем Вам глубокое почтение
Глубоко Вас уважающий
и душевно преданный
Н. Петерсон.
Письмо Ваше понял и очень благодарен
Н. Федоров7.
194.
Н. А. ЭНГЕЛЬГАРДТУ
После 3 марта 1899.