Национальная политика царского правительства в Беларуси в период с конца ХVІІІ по первую половину ХІХ века
Дипломная работа - История
Другие дипломы по предмету История
оторый занимал более высокий социальный статус. Поэтому польский язык в глазах белорусского сельчанина был в первую очередь панским языком, или языком элиты местного общества. С одной стороны, крестьяне ненавидели все, что было связано с панским миром, с другой же, часто стремились наследовать примеры поведения шляхты, в том числе и ее язык.
Отсюда расширялась традиция пробовать говорить с панами на их панском языке. Безусловно, что если бы крестьянин попробовал так заговорить со своими односельчанами, то был бы тут же жестоко высмеян ими, поскольку такая попытка воспринималась, как стремление незаслуженно возвыситься. Однако в определенных моментах польский язык употреблялся и в крестьянской жизни. Например, на деревенской свадьбе звучали на этом языке торжественные выступления. Царские чиновники уже после восстания 1863 г. отмечали в Гродненской губернии тот факт, что местные крестьяне при встрече со шляхтичем или вообще городским человеком обычно начинали разговор с польских обращений. Правда, эти старания говорить с панами по-польски вызывали также язвительно насмешливую реакцию со стороны односельчан. А. Богданович упоминает, что польские павшистки (juz powszystkim - уже все, из анекдота) была насмешливой кличкой шляхты и ополяченной дворни.
Однако нельзя утверждать, что контакты крестьян с представителями другого положения осуществлялось исключительно на польском языке. Павел Бобровский так писал про белорусский язык на Гродненщине: Мещане и даже арендаторы и некоторые помещики употребляют его в разговоре с крестьянами, равно как и Евреи. Владислав Сыракомля вспоминал в статье, посвященной творчеству В.Дунина-Мартинкевича: І я навучыўся крывіцкай мове і валодаў ёю з пэўнай элеганцыяй у размовах з добрым сялянствам Жукава Барка. Следует подчеркнуть, что польский язык рассматривался крестьянами именно как язык панов, а не как язык другого народа.
Несомненно, что очень важную роль в самоидентификации крестьян сыграла конфессиональная принадлежность. Крестьянин чувствовал себя христианином в отличие, в первую очередь, от иудеев. Но отличия между униатской и римско-католической конфессиями в первой половине ХІХ в. в деревенской среде не были существенными, о чем свидетельствует большое количество смешанных браков. Иначе говоря, принадлежность к униатству и католичеству не создавала препятствий во взаимных контактах между сельчанами двух конфессий. Правда, в сознании крестьян католичество ассоциировалось в первую очередь с панской верой, поскольку почти все паны были католиками, а уния - с крестьянской или мужицкой верой. Причем униатская церковь не противопоставлялась римско-католической, а воспринималась как ее своеобразный мужицкий вариант. Также владельцы римо-католического исповедания навещали униатские церквушки своих подданных, крестили там своих детей, хоронили умерших. Эта традиция в некоторой степени сглаживала острые социальные противоречия между деревней и панским двором. После отмены унии в 1839 году такая ситуация российскими властями рассматривалась уже как нетерпимая. Следует заметить, что постепенно языком в православных церквях Беларуси становится российский литературный язык.
Постепенно католичество все в большей степени начинает ассоциироваться с польской верой, в то время, когда православие - с русской верой.
Этнографические материалы ХІХ в. довольно убедительно свидетельствуют о том, что белорусские крестьяне, как православного исповедания, так и католики, не имели сформированной национальной самоидентификации. Более того, они часто сознательно уклонялись от ответа на вопрос о их национальной принадлежности, упрямо называя себя здешними или мужиками, и довольно скептически относились к попыткам обозначить их как русских или белорусов [37, с. 3]. Возможно, феномен тутэйшасці, или сознательное отклонение от выразительной национальной самоидентификации в значительной степени был рожден стремлением крестьян избежать потенциальных конфликтов на религиозной и этнической почве.
Таким образом, на протяжении первой половины XIX века сохранялась преемственность конфессионального самоопределения над этническим. Но постепенно увеличивается роль языка в определении этнической самоидентификации [44, с. 29].
В обозначенный период царское правительство ещё не проводило целенаправленной политики русификации в белорусско-литовских губерниях. Для проведения русификации нужно было большое количество русских чиновников, учителей с хорошим владением русского языка, православных священников и монахов для миссионерской деятельности. Таких людей не хватало и во внутренних губерниях империи. До этого ж времени Россия вела бесконечные воины, поэтому решение национальных проблем в означенное время царское правительство пускало в основном на самотек [36, с. 74].
Проблема национальной принадлежности и самоидентификации населения Беларуси в означенный период вытекала из следующего обстоятельства: один и тот же человек мог одновременно самохарактеризоваться как белорус (региональное происхождение), русин (принадлежность к православной - русской конфессии), литвин (выходец из территории Великого княжества Литовского) и поляк (это значит - шляхтец). Но в начале XIX века литвины вынуждены были изменить свою историческую форму самоопределения. Разноэтнические группы, что составляли это сообщество, уже не имели ни культурной, ни государственной формы для поддержания своей