Имя, число, миф: философско-антропологический аспект
Дипломная работа - Философия
Другие дипломы по предмету Философия
µтся не случайным. Эти образы являются именами в развернутом виде. Имя представляется ядром образа, которое призвано раскрыться. Имя действует как духовный центр произведения. Разумеется, в художественном творчестве именование является первоначальной встречей с персонажем. В жизни мы сталкиваемся с подобным самопроявлением личности. Наше познание обладает конкретно типологической стороной. То есть мы можем видеть тип личности. Именование здесь не является случайным, скорее это тонкий момент. То есть мы признаем имя как процесс, направленный на осуществление этого имени. Если имя - это ядро и духовный центр личности, то именование - это стремление к чему-то единому. Не к единичности в собственном смысле, а к целокупному знанию о себе, не как к отдельному, а к целому, охватывающему полноту некоторых конкретностей, которые не разлагают охватываемого на отдельные признаки, но берут целиком, собирательно, это и есть усмотрение так называемого типического в понимании о. Павла Флоренского.
Если речь достигает цели, то в силу организованности конкретной стороны. Имя определяется лишь чрез себя, и подвести к нему сознание может лишь художественный образ. Павел Флоренский называет имена высочайшим произведением искусства, добытым человечеством. Флоренский считает невозможным выдумывание имён, потому что в его философии имени имена выступают как устойчивые факты культуры. Духовная концентрация на имена способствует овладению ими в качестве познавательного орудия высшего порядка, тогда они будут являться в сознании закреплением личностных форм:
…именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение. Имена выражают типы бытия личностного.
Сергей Булгаков создавал Философию имени, основываясь на понимании софийной природы слова. Булгаковскому имяславию свойственен феномен ословесненной космологии.
Слова рождаются, а не изобретаются, они возникают ранее того или иного употребления, в этом все дело - к такому выводу приходит русский философ.
В нас говорит мир, вся вселенная, а не мы, звучит ее голос.
Мы принуждены прийти к выводу, который звучит не только парадоксально, но прямо абсурдно: слова рождают сами себя, идея сама сращается со звуковым символом, смысл воплощается в звуки. И, однако, это положение, что слова сами себя говорят, сами звучат в человеке, но не создаются человеком, соответствует природе слова, и иначе быть не может.
Булгаков раскрывает онтологический и антропологические аспекты имени: в антропологическом смысле: слова суть вспыхивающие в сознании монограммы бытия.
Выполняя более глубокий разбор имени, Булгаков заявляет: Буква есть та первоматерия, в которой и из которой образует себе тело слово, идея; она всеобща, изначальна так, как всякая простая краска или число.
Идея в слове говорит себя буквами, но при этом буквы уже теряют себя, перестают быть сами собой, образуют сгусток, звуковой кристалл. В этом смысле слово не слагается из букв, не возникает из них, но расчленяется на буквы.
Булгаков и Лосев считают, что в акте именования снимается противоположность между субъектом и объектом, познающим и познаваемым. Именование, по их мнению, есть высший принцип проявления первосущности в инобытии, высшая форма диалектического самораскрытия сущности.
Топоров в статье Имя как фактор культуры указывает на особенность имени и процесса наименования: Суть этого ономатетического акта в том, что весь материальный состав мира оказался продублированным: имя удвоило и усилило его, обозначив в каждой вещи некое внутреннее место, предназначенное для помещения в нем образа этой вещи. Появление имени вещи означает, что теперь она имеет не только свой объем, но и свое значение, но и свое значение - смысл, которое хотя и связано с вещью, в идеале не ею определяется, а тем именем, которое вторично (на эмпирическом уровне, по крайней мере) по отношению к вещи. В этих условиях открываются два противоположных направления: превратить каждое имя в абсолютно условный, произвольный индекс, или напротив, посеять в этом имени семена смысла, в потенции тяготеющему к статусу символа, то есть знака высшей энергии, который не просто сигнализирует о явлении, но и сам обнаруживает себя как явление, как своего рода эпифания, прорыв феноменального слоя силою иной природы.
Жак Деррида уделяет внимание в своих философских произведениях имени и проблеме именования. Он ведет речь о вещах и о их законе, который, может быть, находится в состоянии конфликта с тем законом, который иной наблюдатель приписывает самим вещам, ставя под ним подпись самих вещей и говоря от их имени.
Жак Деррида выявляет специфику феномена имени собственного, функционирующего в любом типе общества: рассуждая, главным образом, об имени имени, имени бога и о том, что происходит с ним в так называемой негативной теологии, там, где прозвище, Сверх-Имя (SurNom) называет неназываемое, т. е. одновременно то, что нельзя и не должно называть, определять или знать, поскольку то, что прозывают, при этом скрывается, не содержась в этом прозвище, уходит по ту сторону бытия. Деррида полагает, что возникновение имени собственного есть одновременно его же уничтожение и стирание: …тот, что носит, носил, будет носить ваше имя, представляется достаточно свободным, могущественным, творческим и независимым для того, чтобы существовать одн?/p>