Государство и Церковь - взаимодействие или конфликт
Дипломная работа - Культура и искусство
Другие дипломы по предмету Культура и искусство
о стороне, и победоносно смотрим сверху вниз на весь остальной мир вместо того, чтобы понять: мы все еще на грязном берегу, безнадежно увязшие в трясине и беззащитны перед лицом зла, и единственная наша опора в Нем.
Итак, в глазах дуалистов человеческое общество подобно полуразвалившемуся и бестолковому строению, которое возводят лебедь, рак да щука; горе-архитекторы мечтают воздвигнуть башню до небес, причем каждый свою, но только мешают и вредят, друг другу.
Сторонник синтеза радовался, если удавалось обнаружить рациональное зерно в законе или социальных институтах; дуалист же полон скептицизма, подобно софистам и материалистам, замечая во всем, прежде всего, жажду власти и волю сильных мира сего.
Нет большой разницы между монархией или демократией, социальными нормами буржуазии или пролетариата, церковными структурами епископального, пресвитерианского или конгрегационного типа. Власть всегда власть, и волосатую руку сильных мира сего не прикрыть мягкой перчаткой разумных обоснований.
Даже в науке разум является лишь рабом тех же интересов: с одной стороны, он покорно выполняет никому не нужные исследования с другой ищет знание, дающее власть.
С точки зрения дуалистов, все аргументы сторонников синтеза в защиту рационального зерна в обществе изначально ущербны, ибо не учитывают непреложный факт: в людских делах разум неотделим от его извращенной формы смеси эгоизма и безбожия. Например, институт частной собственности не только препятствует воровству, но и позволяет хищения в огромных размерах, подобно тому, как в Новом Свете защищались права первых поселенцев на землю, захваченную ими у индейцев обманом или силой. Разумные институты зиждутся на величайшей неразумности. Так, безбрачие и брак хранят от греха и одновременно покрывают немало пороков.
Здесь дуалист вторит радикально настроенным верующим и объявляет весь мир и всю человеческую цивилизацию безбожными и неизлечимо больными. Разница между ними, впрочем, есть. Дуалист знает, что сам он является частью мира и никуда от него деться не может, что Бог помогает верующему, живущему в обществе, и самому обществу, ибо если бы Господь по милости Своей не поддерживал их, грешных, то они не просуществовали бы ни единого мгновения.
В этой ситуации дуалист начинает говорить противоречиво, и неудивительно: ведь он все еще стоит на одном берегу со всеми людьми, но берется толковать Слово Божье, которое услышал с другого берега сквозь шум бурного потока. Ему приходится рассуждать о разуме и откровении, о законе и благодати, о Творце и Искупителе. Не только речь его изобилует парадоксами, но и поведение. Будучи под законом, он от него свободен по благодати; он грешник и праведник в одном лице; он и верит, и сомневается. Во Христе все стало новое и в то же время осталось таким же, как в начале. Бог открыл Себя во Христе и одновременно сокрыл Свое лицо за этим Откровением. Верующий знает Того, в Кого уверовал, но живет не видением, а верой.
Среди этих противоречий два представляют особый интерес для нас, ибо касаются нашей неразрешимой проблемы. Это парадокс закона и благодати, а также гнева и милости Божиих.
Дуалист согласен с верующими радикальных взглядов в том, что власть закона Христа распространяется на всех людей, он также разделяет их буквальный подход к толкованию Евангелий, возражая против надуманных трактовок социохристиан и сторонников синтеза. В его понимании закон Христа не является дополнением к природным инстинктам, заложенным в человека от рождения, а формулирует самую суть человеческого естества, играя при этом роль жизненного закона для любого нормального человека, а не особого нравственного кодекса для супердуховных особей.
В то же время дуалист настаивает, что ни одна культура, на каких бы принципах она ни была построена, не может вырвать человека из объятий греха. Институт, утверждающий, что он построен на заповедях Христа (например, монашеский орден, организация пацифистов или рабочая коммуна), в той же степени подверг греху безбожия и самовлюбленности, что и безнравственное мирское общество.
В руках человека закон Божий превращается в орудие греха но, поскольку исходит из уст Бога, является также и орудием благодати. Однако в любом случае созидательной роли у него нет, он лишь приводит человека к отчаянию и тем самым готовит его к обращению. Когда же грешник перестает полагаться на себя и отдается на милость Божию, намереваясь жить только надеждой на Всевышнего, то закон меняет свою природу и становится не внешней заповедью, а естественным инстинктом, написанным на скрижалях сердца. Тем не менее, прощенный принимает закон Божий как чужую волю, а не свою, а значит, диалог о законе продолжается.
Кажется, что в этой точке зрения немало противоречий, и причина тому желание изложить в форме монолога то, что становится ясным только при двустороннем общении, когда Бог и душа человека встречаются вновь и вновь в драматическом водовороте духовной жизни. Из краткого описания этих величественных событий, данного дуалистом, становится понятно, что закон жизни вовсе не закон, а благодать; благодать совсем не благодать, а закон, обязательный для человека, но невыполнимый; любовь это невозможная возможность, а надежда на спасение невероятная вероятность. Все это абстрактные рассуждения, реальность же состоит из бесконечного диалога и борьбы человека с Богом, где вопросы похожи на