Проблема жизнетворчества в литературно-эстетических исканиях начала ХХ века
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
Проблема жизнетворчества в литературно-эстетических исканиях начала ХХ века
Мы - дети того и другого века; мы - поколение рубежа [1], - писал Андрей Белый в 1930 году в первом томе своей мемуарной трилогии. Осмысливая драматическую судьбу этого поколения, он обратился к истокам: к первым нет и первым да, сказанным на стыке эпох. Протестующее нет, брошенное отцам, старым формам жизни, было громко, определенно и, главное, объединяло многих, а вот да часто звучало невнятно и по-разному: гипотетичны и зыблемы оказались прогнозы о будущем. Время разводило, а нередко и противопоставляло детей рубежа друг другу: ...мы оказались в различнейших лагерях; все программы о да оказались разорванными в ряде фракций, в партийности, в осознании подаваемого материала эпохи… [2]. Конечно, речь здесь идет лишь о части поколения, о самоопределении и процессе идейного расслоения буржуазно-дворянской, научно-художественной интеллигенции.
К М. Пришвину, вышедшему из другой социально-топографической и культурной среды, ощущение нравственного неблагополучия мироустройства в его порабощающей повседневности - оно оформилось у него в образ кащеевой цепи - пришло также рано; гораздо позже возникла потребность отыскивать своп, особые пути в завтра. Но ведь и собственный писательский дар он осознал в достаточно зрелом возрасте.
Судьба житейская и писательская неоднократно сталкивала Белого и Пришвина. Путь всякого писателя начала века должен был пересечься со столичными литературными кругами: художественная жизнь была достаточно концентрированной и потому далекий Петербург стал для Пришвина писательской родиной. Кроме того, русские писатели одного поколения должны были решать одни и те же мучительные и неизбежные вопросы, хотя у каждого оказались свои ключи к постижению жизни, свои позиции в идейно-эстетической борьбе того времени.
Это были вечные вопросы искусства, но на стык веков, когда вся русская жизнь требовала другого мировоззрения, другой веры, другого способа общения, они приобрели особую остроту. Основной проблемой, с которой так или иначе сталкивались все русские писатели и которая во многом определяла их творческие позиции, была проблема взаимодействия искусства и жизни, иначе - проблема жизнетворчества. Многогранная, она вставала перед А .Белым и М. Пришвиным в разных проекциях: как вопрос о соотношении эмпирической действительности в мира универсальных ценностей, о преображении жизни, о революции и культуре, о творческом поведении и др. Но сердцевиной поисков была насущная потребность уяснить логику собственной писательской судьбы, назначение художника в новом, меняющемся мире.
Уже в первых теоретико-литературных и критических выступлениях Белого (1903 - 1905 годов) появляется мысль о действенно-преобразовательном начале нового символистского искусства. А через несколько лет в основном массиве его теоретических работ, осмысляющих, обосновывающих и пытающихся утвердить символизм как единственно плодотворное искусство будущего, положение об искусстве как творчестве жизни станет ключевым. Варьируясь, оно объединит многие статьи этого периода, позже собранные в книгах Символизм. Луг зеленый, Арабески: Русская литература XIX столетия - сплошной призыв к преображению жизни [13]; Искусство есть искусство жить... искусство есть творчество жизни...последняя цель искусства - пересоздание жизни... [13].
Каковы истоки идеи жизнетворчества и ее место в концепции символизма Белого? Вслед за самим писателем исследователи полагают, что важнейшим импульсом ко всем его творческим начинаниям послужила школа напряженной духовной жизни, которую Белый прошел в самом начале своего литературного пути в кружке аргонавтов. Позже он писал грустно-иронично и тепло, что это была кучка чудаков - полу истерзанных бытом юношей, процарапывающихся сквозь тяжелые арбатские камни и устраивающих мировые культурные революции с надеждою перестроить в три года Москву; а за ней - всю вселенную... [8]. Два основных мотива в мировосприятии и устремлениях объединяли аргонавтов до определенного момента: острое чувство рубежа (конца старой истории, культуры, быта) и вера в возможность новых путец жизнестроения. Эти новые путь они пытались не только предвосхитить, но и реализовать в житейской практике, человеческих отношениях, художественных опытах, сделав основным инструментом своей миро преобразовательной деятельности символ и миф.
В программной статье Символизм (1909 год) эти два мотива представлены Белым как две стороны важнейшего теоретического постулата символизма, из которого вытекает общий взгляд на назначение искусства в его отношении к действительности: ...предпосылка всякого художника-символиста есть переживаемое сознание, что человечество стоит на роковом рубеже, что раздвоенность между жизнью и словом, сознательным и бессознательным доведена до конца; выход из раздвоения: или смерть, или внутреннее примирение противоречий в новых формах жизни... искусство...есть ныне важный фактор спасения человечества; художник - проповедник будущего... [13; с.245].
Если общая перспектива ясна, то конкретные пути жизнестроения несколько менее отчетливы. Искусство, по мнению Белого, должно творить новые формы ?/p>