Особенности переводов произведений Э. Хемингуэя
Курсовой проект - Литература
Другие курсовые по предмету Литература
логическая ассоциация со страдающей от мигрени светской дамой. За словом даже закрепился какой-то иронический оттенок. Но, помимо этого атомистического соображения об отдельно взятом слове мигрень, есть возражение гораздо более существенное: мигрень - женского рода, Хемингуэй же, подчеркнуто одушевляя боль, постоянно сопровождающую его после ранения головы, многократно называет ее he - он - мой лучший, верный, неразлучный друг.
При этом возникает грустная параллель - два друга далеко, один - близко, и потому что он столь верен, не хочу его обижать и говорить, что он меня утомляет. При выборе слова мигрень эта параллель исчезает, так как появляется другая, усиливающаяся словами по-изменяю ей чуток.
В переводе неоднократно повторяется фраза дать огонька в разных глагольных временах. О ее стилистическом несоответствии тону произведения мы уже упоминали. Но дело не только в перемещении эмоциональных акцентов.
Из-за неточности перевода непонятны и следующие строки:
Все дело в практике. Практика. Практика и практика. Это необъяснимо. Что необъяснимо? Все дело в практике - это вполне объяснимо. У Хемингуэя слова Это необъяснимо стоят после такой строки:
Practice make perfect make practice make perfect make practice. За этим построением стоит целая эпоха в жизни писателя-начало 20-х годов, Париж, литературный салон Гертруды Стайн и ее знаменитая фраза, поучающая начинающих литераторов: Роза это роза это роза. Через полтора десятилетия главный герой романа По ком звонит колокол продемонстрирует полное освобождение своего создателя от ранних увлечений: Лукавица это луковица это луковица, с удовольствием произнес Роберт Джордан и подумал Камень это камень это скала это глыба это галька.
Взятая сама по себе строка Дело в практике практика в деле дело в практике непонятна, она нуждается либо в знании прошлого, либо в объяснении, которое в данном случае неуместно, поэтому автор, извиняясь, и говорит - Всем людям я не могу этого объяснить. То есть при скрупулезном следовании подлиннику все становится на свои места - за загадочной фразой следует извинение за ее необъяснимость, в переводе же А. Вознесенского действительно все необъяснимо.
Недоразумение возникает и в средине первой строфы - автор вполне определенно говорит, начиная поэму: Я... приехал в новый город. Между подлежащим я и сказуемым приехал стоят шесть строк, вмещающих развернутые причастные обороты о желании автора выбрать лучшие слова, о необходимости большого везения при отборе истинно необходимых фраз. То есть, я в новом городе ищу слова для свой поэмы - это не фигура речи, где под городом метафорически разумеется словарь, а вполне реальный Лондон. А. Вознесенский же пишет:
И теряешься -
будто идешь по новому городу.
От введения сравнительного слова будто глагол теряешься оказывается отнесенным не к конкретному ощущению человека в чужом городе, а к писательскому ощущению неуверенности, растерянности перед словом.
Примеров подобного свободного обращения с текстом оригинала множество. Собственно, вся поэма-это один длинный пример. Поэтому, по-видимому, было бы целесообразнее назвать произведение не переводом Э. Хемингуэя, а стихами А. Вознесенского, навеянными мотивами Э. Хемингуэя.
Вторая поэма окончена Э. Хемингуэем через четыре с лишним месяца после окончания первой. Она написана в ином эмоциональном ключе и, соответственно, свидетельствует об изменении мировосприятия автора, вызванном его непосредственным участием в боевых операциях американской армии, в результате которых ему пришлось быть свидетелем многих смертей. Если в первой поэме внимание автора было сосредоточено на интроспективном созерцании собственных щемяще-тоскливых переживании и воспоминаний, на сопоставлении трех временных планов - завидного прошлого, одинокого настоящего и смутно вырисовывающегося будущего в сугубо личном аспекте, то вторая поэма полна горечи за других, уже убитых и тех, кто идет и пойдет на смерть. Автор - один из них, и его гневная скорбь носит личный, не отвлеченный характер; однако любовь и сострадание - слова, многократно повторяемые в поэме, перестали относиться к кругу объектов, непосредственно связанных с личностью автора, они приобретают гражданственное и гуманистическое звучание, включая в. орбиту своего действия все светлые силы, выступившие на борьбу с врагом.
Говоря о любви и сострадание Хемингуэй, однако, не впадает в сентиментальность и идеализацию окружающих его безымянных героев. Он говорит о жестоких и грустных событиях просто, лаконично, с достоинством. В поэме есть строка, очень важная для понимания всей лексической системы произведения: Today no one uses slang because clarity is of the utmost importance - никто не пользуется сейчас слэнгом, так как чрезвычайно важно выражаться ясно. Соответственно, употребляемая лексика носит нормативный характер-это, в основном, нейтральный лексический слой с очень незначительным количеством слов из специальных сфер употребления - так, в поэме встречаются два вульгаризма: whore повторяется четыре раза в одной и той же метафорической фразе old whore Death - старая проститутка Смерть и fucking, которое цитируется автором в качестве единственного оставшегося крепкого словца, употребляющегося не в номинативном, а в сугубо эмоциональном значении. Из другого специального лексического пласта - т