Статья

101. «Архипелаг ГУЛаг» А.И.Солженицына как художественный текст: некоторые наблюдения
Литература

Читатель чеховской книги независим от точки зрения, взгляда повествователя на увиденное: читатель вправе прервать путешествие по сахалинским тюрьмам и покинуть рассказчика в любой момент; он не брал билет на «Байкал». В тексте «Острова Сахалина» нет читающего, есть только повествующий. Повествователь, каторжники, которых он описывает, и человек, раскрывший его книгу, принадлежат разным реальностям, отчуждены друг от друга. Напротив, Солженицын заставляет читателя следовать за собой в бездны ГУЛага. Текст «Архипелага…» цепко держит читающего в своих тенетах. Одинокое «Я» повествователя заменено неопределенным «Мы», объединяющим рассказчика и его соузников-читателей. От солженицынского «приглашения на казнь» (чуждого и набоковскому, и какому бы то ни было иному эстетизму) уклониться невозможно. Текст «Архипелага…» начинает вершить над читателем насилие: «жертва» солженицынской «стратегии письма» вынуждена почти физически испытать на собственных теле и душе страх допроса, мучения пыток, муки голода. «Солженицын проводит читателя всеми кругами ада, опускает во мрак преисподней, заставляет нас, беспамятных, властью своего лирического эпоса (или эпической лирики?) пережить вместе с ним сотни и даже тысячи судеб. И что еще важнее осмыслить пережитое ими. И нами» так характеризовала «Архипелаг ГУЛаг» Л.К.Чуковская (Чуковская Л.К. Процесс исключения. Париж, 1979. С. 138). Много раз описанное на страницах «Архипелага…» путешествие в вагон-заке не имеет ничего общего с комфортабельным плаванием Чехова на пароходе «Байкал». На сей раз читателю дарована краткая передышка, и он едет как вольный человек наподобие чеховского повествователя, - хотя и рядом с зэками: «<…> В хорошо знакомом, всегда одинаковом поездном быте с разрезаемой пачкой белья для постели, с разносимом в подстаканниках чаем вы разве можете вжиться, какой темный сдавленный ужас пронёсся за три секунды до вас через этот же объем эвклидова пространства? Вы, недовольные, что в купе четверо и тесно, - вы разве смогли бы поверить, вы разве над этой строкой поверите, что в таком же купе перед вами только что пронеслось четырнадцать человек? А если двадцать пять? А если тридцать?..» (ч. 2, гл. 1) (Т. 1 С. 470).
102. «Афинская звезда». Николай Гнедич
Литература

Будучи близок к Алексею Николаевичу Оленину, занимавшему на протяжении вcей жизни ряд крупных правительственных постов, Гнедич не раз прибегал к его содействию, чтобы помочь нуждающимся. Недаром Оленин, перед которым он постоянно «предстательствовал» то за одного, то за другого, даже прозвал его «ходячая душа». Художник Василий Григорович без обиняков обратился к Гнедичу с просьбой о посредничестве между ним и Олениным в деле об освобождении от крепостной зависимости студента Академии художеств Дубровина. Владелец его граф Салтыков, определивший Дубровина в Академию и желавший, чтобы «облагодетельствованный образованием выше природного состояния своего он испробовал всю цену его и заслужил независимость свою трудами и успехами», [xxviii] скончался, не оставив никакого завещания, и Дубровин оказался крепостным наследником графа. История эта имела счастливую развязку: Оленин взялся хлопотать за Дубровина, и ему удалось добиться для него освобождения. Обращаясь с просьбой уже к зятю Оленина Григорию Никаноровичу о зачислении сына одной бедной матери в Технический институт, Гнедич высказывал под видом шутки свои собственные нравственные принципы, заставлявшие его ходатайствовать за других: «Ох, эти мне друзья! Подумаете вы, только и жду случая, чтоб тормошить друзей. - Увы! Таково племя человеческое искони бе: древнее бо писание гласит: Друг друга тяготы носите». [xxix]
103. «Бардо Тодоль» как памятник буддийской литературы
Культура и искусство

Именно на выразительные детали обращает внимание в своем сопоставительном исследовании Эванс-Вэнс. Сцена судилища над «душами» умерших в «Бардо Тодоль», по его мнению, «чрезвычайно напоминает соответствующую сцену из египетской "Книги мертвых", причем в своих наиболее существенных чертах, что дает основание думать об их общем источнике, пока неизвестном» [The Tibetan Book 1960, с. 35]. В тибетской книге Владыка мертвых Шиндже (широко известный у последователей буддизма тхеравады как Яма-раджа)8 выступает в качестве судьи, иначе говоря, играет ту же роль, что и бог Осирис в древнеегипетской книге. В обоих случаях есть относительное совпадение: символическое взвешивание и счет. Перед Шиндже лежат черные и белые камешки, они воплощают злые и добрые дела умерших. Перед Осирисом на одной чаше весов сердце, представляющее поступки и совесть умершего, и перо (символ правоты или правды); ему ассистирует бог Тот с головой обезьяны (или с головой ибиса), следящий за весами. В тибетской сцене суда присутствует Шиндже существо с головой обезьяны. В обоих случаях в сценах суда участвуют божества с человеческими головами и головами животных. В египетской книге некое чудовище стоит в ожидании, чтобы немедленно проглотить приговоренного, тогда как в тибетской книге демоны ждут, когда им прикажут отвести осужденного злодея в ад для очищения (см. [там же, с. 35-36]). Эта картина изображается весьма красочно и впечатляюще, но казнь и муки не приводят к смерти. «Тогда один из демонов Владыки мертвых набросит веревку тебе на шею и уволочит тебя вон; он отрежет твою голову, вынет твое сердце, вылижет твой мозг, выпьет твою кровь, съест твою плоть, сгрызет твои кости, но ты не сможешь умереть. Хотя твое тело будет искромсано на куски, оно оживет опять» [там же, с. 166].
104. «Бедная Лиза» Н. М. Карамзина и проблемы наррации в русской прозе последней четверти XVIII века
Литература

Общеизвестно, что особенностью сентиментализма являлось пристальное внимание к внутреннему миру человека. Поэтому распространение сентиментальной литературы повлекло за собой потребность в изображении этого внутреннего мира и, следовательно, проблему восприятия его читателем. Наиболее простой способ передать переживания персонажа наделить словом его самого. То есть герой литературного произведения в рассказе от первого лица (отсюда основные жанры в сентиментальной прозе: дневники, романы в письмах, путевые записки) повествует читателю о своих чувствах и переживаниях, раскрывая как можно подробнее и красочнее перед ним свой внутренний мир. Текст воспринимается как исповедь персонажей. Он даже не ставит, например, проблему мотивации, проблему доверия автору. Не существует также и проблемы смены точек зрения: любая смена точек зрения маркирована, обозначена в самом тексте (примером могут послужить приводимые в эпистолярных романах номера писем и заголовки с указанием адресанта и адресата). Задача повествователя исключительно проста. Его, можно сказать, вообще нет в тексте. Таким образом, внутренний мир персонажа обозначается через его же слово, чувства называются. Именно в таком виде западный сентиментальный роман проникает в русскую литературу и прорастает в ней, закрепляя одновременно и новое литературное направление. Это еще не повествование в строгом смысле слова. Повествование только начинает формироваться, при этом обнаруживаются разные возможности развития возникающей фикциональной прозы. Первая тенденция представлена в романе Павла Львова «Российская Памела» (часть I).
105. «Безвихревая электродинамика». Математическая модель
Математика и статистика

Плоская поперечно-векторная ЭМВ занимает в 4-мерном пространстве-времени две взаимно ортогональные пространственные координаты. Свободными для полевых компонент общей ЭМВ остаются одна пространственная (продольная) и временная (скалярная) координаты, которые они и занимают сохранившимися скалярными модулями, и новыми продольными векторами.
106. «Блеск и нищета» василевсов: структура и семиотика власти в Византии
История

Василевс выполнял и административно-законодательные функции. Но он не только был законодателем, он сам был воплощением закона, гарантией от произвола (нарушение равновесия между монархической властью и властью закона превращало царскую власть в тиранию). Поддержание законопорядка было равнозначным сохранению традиций, вот почему, даже осуществляя фактически реформы, византийские императоры не называли их так: в повествовательной части постановлений указывалось на некие древние традиции, которые почему-то были забыты, теперь-де восстанавливаются в своих правах. Государственно-юридическая идеология была ориентирована на прошлое, на традиционализм. В соответствии со своими полномочиями император осуществлял и экзекутивные функции. По его приказу творилась казнь и увечье (отсекание носа, ушей, языка, выжигание волос и бровей, усекновение конечностей в соответствии с тяжестью преступления, о чем подробно все расписано, например, в 17-м титуле "Эклоги" {18]); император смещал с должностей, отправлял в ссылку, имел, кажется, неограниченную власть над индивидуумом. Но, оглядывая целиком византийское тысячелетие, можно подумать, что и не было более беззащитной фигуры, чем византийский император. Из 107 василевсов, правивших между 395 и 1453 г., только 34 умерли естественной смертью, либо пали жертвой несчастного случая. Остальные были смещены, ослеплены, убиты, сосланы, словом, погибали насильственно. Это, кажется, вдвое больше, чем за тот же срок в Германии. Византия пережила 65 крупных дворцовых переворотов, не считая мелких мятежей и придворных интриг. Дело в том, что византийская верховная власть не была обеспечена юридически: не было ни закона о престолонаследии, ни единого принципа передачи власти. Царствующий монарх обычно при жизни объявлял наследника (наследников), делая его (их) соправителями. Старший (не всегда) или наиболее желанный становился затем, если, конечно, умудрялся выжить, будучи еще наследником, царем. Но им мог быть совсем не обязательно старший сын или брат покойного императора. Часто им становился зять, племянник, другой родственник, а то и просто "усыновленный" фаворит, не имеющий кровного родства. Узурпация власти, хоть в принципе и осуждалась, была в порядке вещей в течение всех периодов византийской истории. И византийские правители сами осознавали бренность своей власти, что не было просто клише из арсенала топики христианского смирения. Царский церемониал предусматривал и данный аспект императорской идеи.
107. «В начале жизни школу помню я…»: проблемы интерпретации одного стихотворения Пушкина
Литература

"Кто же, однако, истинные герои стихотворения? Нам кажется, более прав Гуковский: Пушкин изображает не конкретных индивидуумов, а большие исторические явления: всеохватные культурные единства европейского Средневековья и раннего Возрождения, молодые европейские народы и как "лирическое я" ведущую культурную нацию того времени итальянскую" [19]. "Неровная и резвая семья" школьников оказывается при таком толковании семьей европейских наций. Однако в отношении "смиренной, одетой убого <...> жены" Л. Мюллеру тотчас же приходилось оговариваться, что это не всемогущая и царственная католическая церковь времен Данте, а только идея христианства в ее простоте и величии, как ее понимал сам Пушкин. Тем самым культурно-историческое толкование уже не выдерживается им до конца. Относительно же последних трех терцин Л. Мюллер заявляет, что они не вписываются в вышеприведенное толкование, потому что Пушкин переходит в них "с культурно-философского на психологический" уровень[20]. По мнению исследователя, Пушкин сам почувствовал свое отступление от первоначального художественного замысла и оставил стихотворение незаконченным, остановившись перед возникшими художественными трудностями. В целом же стихотворение представляет собой "духовную автобиографию Пушкина" "на высшем уровне культурно-исторической абстракции, культурно-историческая аллегория, насыщенная собственным мировоззренческим и психологическим опытом поэта"[21].
108. «Ванька» А.П. Чехова как рассказ о рождественском чуде
Литература

Самое же существенное состоит в том, что окно становится не только той границей между "чужим" и "своим", которую преодолевает маленький герой, воображая занесенную снегом родную деревню, но именно оттуда, из заоконного пространства, приходит к Ваньке страстно ожидаемый им ответный импульс. "Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна деревенской церкви..." Городское окно Ваньки, отражающее его свечу, и деревенские окна церкви, в которых виднеется рождественский свет лампадок и свечей, неявно сближаются автором. Можно сказать, что взгляд внука, устремленный в темное окно, и взгляд деда, обращенный на "ярко-красные" окна деревенской церкви, в рождественскую ночь мистически встречаются... По крайней мере, Ванька из своего московского угла несомненно видит в эту минуту те же окна церкви, на которые - тоже в эту минуту ("теперь") - "щурит глаза" из темноты его деревенский дедушка… Ближе к концу произведения в том же заоконном пространстве ("Ванька... вновь уставился на окно") появляется и рождественская елка, за которой "по сугробам" идут Ванюшка (здесь возникает именно такая форма имени героя) и дед.
109. «Великие» василевсы Византийской империи: к изучению идеологии и эмблематики сакрализации власти
Культура и искусство

Сам портрет Юстиниана в описании Прокопия говорит о двуличии и коварстве этого преисполненного противоречиями человека: "Был он не велик и не слишком мал, но среднего роста, не худой, но слегка полноватый; лицо у него было округлое и не лишенное красоты, ибо и после двухдневного поста на нем играл румянец. Чтобы в немногих словах дать представление о его облике, что он был очень похож на Домициана, сына Веспасиана, злонравием которого римляне оказались сыты до такой степени, что, даже разорвав его на куски, не утолили своего гнева против него, но было вынесено решение сената, чтобы в надписях не упоминалось его имени и чтобы не оставалось ни одного его изображения... Такова была наружность Юстиниан. Что касается его нрава, то рассказать о нем с такой же точностью я не смог бы. Был он одновременно и коварным, и падким на обман, из тех, кого называют злыми глупцами. Сам он никогда не бывал правдив с теми, с кем имел дело, но все его слова и поступки постоянно были исполнены лжи, и в то же время он легко поддавался тем, кто хотел его обмануть. Было в нем какое-то необычное смешение неразумности и испорченности нрава. Возможно, это как раз и есть то явление, которое в древности имел в виду кто-то из философов-перипатетиков, изрекая, что в человеческой природе, как при смешении красок, соединяются противоположные черты. Однако я пишу о том, чего не в силах постигнуть. Итак, был этот василевс исполнен хитрости, коварства, отличался неискренностью, обладал способностью скрывать свой гнев, был двуличен, опасен, являлся превосходным актером, когда надо было скрывать свои мысли, и умел проливать слезы не от радости или горя, но искусственно вызывая их в нужное время по мере необходимости. Он постоянно лгал, и не при случае, но скрепив соглашение грамотой и самыми страшными клятвами, в том числе и по отношению к своим подданным. И тут же он отступал от обещаний и зароков, подобно самым низким рабам, которых страх перед грозящими пытками побуждает к признанию вопреки данным клятвам. Неверный друг, неумолимый враг, страстно жаждущий убийств и грабежа, склонный к распрям, большой любитель нововведений и переворотов, легко податливый на зло, никакими советами не склоняемый к добру, склонный на замысел и исполнение дурного, о хорошем же даже слушать почитающий за неприятное занятие. Как же можно передать словами нрав Юстиниана? Этими и многими другими еще большими недостатками он обладал в степени, не соответствующей человеческому естеству. Но представляется, что природа, собрав у остальных людей все дурное в них, поместил собранное в душе этого человека. Ко всему прочему он отнюдь не брезговал доносами и был скор на наказания. Ибо он вершил суд, никогда не расследуя дела, но, выслушав доносчика, тотчас же решался вынести приговор. Он не колеблясь составлял указы, безо всяких оснований предписывающие разрушение областей, сожжение городов и порабощение целых народов. И если кто-нибудь захотел бы, измерив все, что выпало на долю римлян с самых ранних времен, соизмерить это с нынешними бедами, он обнаружил бы, что этим человеком умерщвлено больше людей, чем за все предшествующее время" .
110. «Весьма яркий белого цвета свет»
История

В 1930 году Марчелло Стефано фон Пирани (18801968), возглавлявший исследовательский центр компании Osram, сообщил о создании натриевой лампы низкого давления (НЛНД). Такие лампы имели весьма высокую световую отдачу, что позволяло использовать их для наружного освещения. Единственным недостатком НЛНД являлся их желтый свет (с длиной волны ? = 589,0 и 589,6 нм). При изготовлении натриевой лампы низкого давления пришлось решить целый ряд сложных инженерных задач, наиболее серьезные из которых были связаны с необходимостью защиты стекла от разрушающего действия горячих паров натрия. С этой целью Пирани создал рецептуру боросиликатного стекла, обеспечившего приемлемую долговечность работы натриевой горелки. В США интерес к НЛНД был быстро утрачен в связи с успешными работами над металлогалогенными лампами (МГЛ рис. 6 на с. 69, в центре), появившимися на потребительском рынке в 1960-х годах. В нашей стране НЛНД никогда не использовались для нужд освещения, однако в Европе до сих пор НЛНД массово применяются для освещения, в частности автомобильных тоннелей. Для них ? > 200 лм/Вт (при мощности 18185 Вт), и это практически предельная для данного вида ИС величина. Металлогалогенные лампы результат дальнейшего этапа развития ламп типа ДРЛ. Но для повышения эффективности в этих лампах вместо люминофора, излучение которого восполняло «провалы» в спектре излучения ртути, используются добавки галогенпроизводных некоторых металлов (натрия, свинца, кобальта, индия, а также редкоземельных элементов талия, лантана и др.), вводимые в колбу. Принцип действия МГЛ был предложен в 1911 году Чарлзом Протеусом Штейнмецем (18651923), однако освоение их производства, начатого в 1962 году, потребовало создания новой отрасли промышленности, выпускавшей особо чистые галогениды металлов, а также разработки технологии дозирования этих гигроскопичных материалов в горелку лампы.
111. «Вифания, приют родимый…». Исследовательский проект
Туризм

Преображенская церковь, по словам современников, была "замечательная по своей затейливости". И, действительно, очень немногие провинциальные храмы имели интерьеры, подобные главному собору Ви-фанского монастыря. Вместо традиционного иконостаса перед вошедшим в храм представала искусственная гора Фавор (показ фотографии 9), украшенная мхом, цветами, кустарниками и зверьками, гнездящимися в ее уступах, выполненная скульптором Кононом Песковым. Она должна была напоминать богомольцам ту природную гору Фавор, покрытую растительностью с подошвы до вершины, на которой, по церковному преданию, произошло Преображение Господне. У подножия горы "в дополнение к величественной картине природы" размещались рог единорога весом 2 пуда 17 фунтов, олений рог и огромные китовые позвонки. На вершине горы находился круглый резной позолоченный иконостас, симметрично украшенный цветными стеклами и увенчанный легким куполом, внутри посеребренным, а сверху позолоченным. К иконостасу можно было подняться по двум лестницам, располагавшимся по обеим сторонам горы. Одна из них, ведущая к северным дверям алтаря, фигурная, искусно высеченная в скале, представляла собой некое подобие природной и не предназначалась для повседневного использования. Вторая каменная приводила к южным дверям иконостаса. У этих дверей находился образ Воскресения Христова, выполненный из мелких камней и различных горных пород мастерами Сибири. Свет, проходивший через четырнадцать больших окон с разноцветными стеклами, придавал храму подобие евангельской горы Фавор, осененной светом Преображения.
112. «Высота планки» при постановке учебных целей как один из факторов успешности обучения
Психология

«По моим расчетам, вы не должны понимать примерно 70% из всего, что я вам говорю, поэтому я абсолютно спокойно отреагирую на ситуацию, в которой вы будете обращаться за дополнительными разъяснениями по поводу 70% инструкций и заданий. Более того, отсутствие такого количества вопросов заставит меня думать, что вы не понимаете вообще ничего, и к тому же не пытаетесь разобраться в возникших проблемах. Так что имейте в виду: я очень жду, что вы будете спрашивать меня обо всем, что кажется вам непонятным в работе, так часто, как это вам понадобится. Кстати, необходимость самим формулировать вопросы поможет вам быстрее разобраться в материале и включиться в работу…»
113. «День Господень» в Священном Писании Ветхого и Нового Завета
Культура и искусство

Анализ пророческих текстов о "дне Господне" показывает постепенное становление учения о нем в Священном Писании. Это наглядно демонстрирует сравнение ранних и поздних пророчеств. Смещается акцент в адресатах суда. Так, если у допленных пророков центральное место в пророчествах о суде Божием отводится Израилю и Иудеи, которые выступают едва ли не основными обвиняемыми (Ос 1. 4-5; 5. 9; 9. 16-17; Ис 2. 6-19; 3. 13-4. 1; Мих 2. 4; 6. 2; Соф 1. 7-18 и др.), в послепленных пророчествах приговор выносится прежде всего в отношении языческих народов (Ис 13; 34; Иоил 2. 1-11; 3. 1-21; Зах 14 и др.). Существенным, однако, представляется изменение "функциональных параметров" пророчеств. Так сравнение ранних и поздних пророчеств о "дне Господне" позволяет отметить изменение "временных" и "пространственных" характеристик "этого дня". Допленные пророчества о "дне Господне", как правило, посвящены ближайшему будущему, как "день Господень" может оцениваться даже происшедшее событие. Так, суд Божий над Израилем и окружающими народами, о котором возвещают пророки Амос и Осия, предполагается в самое ближайшее время, и военное вторжение Ассирии подразумевается исполнением его приговора. Начало их проповеди от гибели Самарии в 722 г. до Р.Х. отделяет не более 30-40 лет. Как о локальном и уже, по факту, происшедшем суде Господа над мадианитянами ("дне Мадиама") говорит пророк Исаия (9. 4). Так, в допленных пророческих текстах "день Господень" это, прежде всего, событие вмешательства Бога в происходящий исторический процесс, где и вершится суд Божий. При этом, в качестве исполнителей приговора Яхве над Израилем-Иудеей могут рассматриваться отдельные призванные Им к этой миссии народы, как то ассирийцы, вавилоняне и т. п. (Ам 3. 11; 6. 14; Ис 5. 26; 39. 3-7; Авв 1. 6; Иер 1. 15; 5. 15; 25. 9 и др.). Таким образом, "день Господень" прозревается пророками допленного периода хотя и в кризисных событиях, но не выпадающих из ряда "обыкновенных". Для послепленных пророчеств в целом характерна иная временная перспектива. "Включенность" провозвестия о "дне Господне" в апокалиптические тексты поздней пророческой письменности (Ис 24-27; 34-35; Зах 12-14) создает свою особую ситуацию. Суд Божий становиться основной неотъемлемой составляющей в формировании эсхатологических представлений Ветхого Завета. В перспективе эсхатологического свершения, конца времен, "день Господень" рассматривается как грядущий, последний суд, окончательное решение судеб мира. Меняется масштабность события "дня Господня". Он будет днем всеобщего суда, суда Божьего над всеми народами мира (Ис 24. 21; Иоил 3. 11-14; Авд 15-16; Зах 12. 3). Более того, суда над всем человечеством во всех его поколениях живших и живущих, что будет достигнуто через воскресение мертвых (Дан 12. 1-4). В "день Господень" окончательно будет восстановлена правда в отношении участи праведников и нечестивых (и тем разрешен один из самых "болезненных" вопросов литературы Премудрости) (Мал 4. 1-3). Это будет вселенский суд, суд над всем творением, "всякой плотью" (Ис 66. 16), самой "землею" (Ис 24. 1, 19-20), когда будут повержены космические силы зла (Ис 27. 1). "День Господень" осуществиться как теофания, сверхъестественное, чудесное вмешательство Яхве в происходящее в мире, что демонстрирует описание этого события как катаклизма мирового масштаба, когда будет нарушен естественный порядок вещей (Ис 13. 10, 13; 24. 21-23; Иоил 2. 10, 30-31; 3. 15; 4. 16; Зах 14. 6-7 и др.). Господь непосредственно будет вершить Свой суд над миром (Дан 7. 9-10), что положит конец всем беспорядкам в нем и всей его несправедливости (Ис 25. 8 и др.). И хотя "это время" описывается как самое "тяжкое" в истории человечества (Дан 12. 1), последний суд не станет всеобщим уничтожением и разрушением, но в нем осуществится решительное отсечение греха и кардинальное обновление творения (Ис 65. 17; 66. 22). По сути, в поздних пророческих текстах "день Господень" абстрагируется от конкретных событий истории, становясь радикальным разрешением самой истории, несовершенства которой будут окончательно преодолены.
114. «Диалектика веры» или феноменология рефлексии (размышления о Кьеркегоре)
Философия

Ведь страх, который имел в виду Кьеркегор, а вслед за ним и Хайдеггер, это не боязнь чего-то конкретного темноты, хулиганов, смерти или даже Бога. Со всем этим ещё можно как-то справиться, договориться: записаться в секцию каратэ, походить на приёмы к последователям венского мифотворца или на церковные сеансы исповедания. Страх перед бытием весомее страха перед небытием уже потому, что небытие это всего лишь одна из возможностей бытия, пусть и предельная. Частный случай. С этим страхом ничего нельзя поделать именно потому, что невозможно указать его источник и границы локализовать и лимитировать. А если когда нибудь и изобретут способ указать их, то это будет одновременно и триумфом философии, и тем моментом, после которого её (вместе со всем её понятийным оборудованием) можно будет с чистой совестью отправить на заслуженный отдых. Однако при всём бессилии философского инструментария экзистенциальный страх поддаётся если и не усмирению, то, во всяком случае, предупреждению. И в этом, как ни странно, преуспели не «мудрствующие», а те, у которых всякие сознательные попытки навести во Вселенной порядок вызывают лишь недоумение и насмешку. Те, чей способ бытия Хайдеггер определил как «das Man». Несмотря на повторюсь бессилие философского инструментария, экзистенциальный страх поддаётся если и не сдерживанию, то своевременному распознаванию и профилактике. С ним ничего нельзя поделать, когда сознание уже доросло до него, но его появление можно предотвратить обставить жизнь системой защитных ритуалов, чтобы она протекала на автопилоте, автономно от рефлексии. Это состояние полнейшей экзистенциальной девственности, которое кажется безобидным, на самом деле, если «продумать мысль до конца», страшно. Здесь плач девочки по улетевшему шарику (из гениального песенного триллера Булата Окуджавы), плач женщины по бросившему её мужу становится экзистенциально равноправным плачу старушки, пережившей всех своих близких, потому что непосредственно воспринимать можно только видимое следствие, а чтобы докопаться до причины, необходимы какие-то когнитивные операции всё тот же декартов метод, до которого сознание ещё не доросло. На этой стадии вполне возможно обращение к религии, но вера как трансцендентальный прорыв, вера как выход за пределы себя с последующим обретением себя, подлинная вера на этой стадии успешно подменяется песком, в который хочется спрятать голову по методу неспособных к полёту птиц. Здесь невозможно вести речь о смирении, о принятии абсурда, потому что сознание ещё не готово даже к столкновению с абсурдом. После этого столкновения возвращение к прежней, нерефлектирующей (не только «о Боге», но и «о себе»!) форме жизни станет невозможным. Представьте себе историка-медиевиста, не раз собственноручно смахивавшего пыль с подлинника «Хеймскринглы» и сочинений Беды Достопочтенного, который вдруг приходит в «Снарк» и начинает пищать от восторга при виде трилогии Толкиена. Теоретически такая ситуация вполне представима, но практически осуществима лишь при наличии дополнительного усилия (забыть о том, что ты историк, архивист, палеограф и вспомнить детство). Хотя всё равно тот груз, который был взвален на плечи однажды и навсегда, не сможет не отбрасывать тени на настоящее. Самый процесс восприятия не сможет не испытывать давления. (Или пример ещё более гротескный: преподаватель философии, отягощённый степенью, отравленный всемирной культурой настолько, что даже среди самого глубокого сна его невозможно застигнуть врасплох вопросом вроде: «Как осуществляется феноменологическая редукция на практике?» и находящийся, к тому же, в состоянии полной вменяемости, полной адекватности самому себе, вдруг обращается к галлюциногенным откровениям дона Хуана в передаче Карлоса Кастанеды и начинает их добросовестно штудировать).
115. «Евгений Онегин» роман А. С. Пушкина (По материалам 6-го издания: М., 2005) Глава восьмая – Отрывки из путешествия Онегина
Литература

Любопытен позднейший рассказ Пушкина о том же эпизоде: "Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую "Водопад". Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: "где, братец, здесь нужник?" Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил: он сидел, подперши голову рукою: лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его, где представлен он в колпаке и халате, очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен по русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец, вызвали меня. Я прочёл мои "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей: когда я дошёл до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце мое забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение; не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли..."
116. «Если ж женщину я повстречаю…»: женские образы в стихах-песнях В.Высоцкого
Литература

С годами индивидуализированные женские образы нередко обретают в стихах и песнях Высоцкого собирательное качество, вступая во взаимодействие с фольклорными архетипами, как это происходит в песне «Я несла свою Беду…» (1970). В «Белом вальсе» (1978) ключевой лейтмотив («сегодня дамы приглашали кавалеров»), символика белого цвета («И ты был бел - бледнее стен, белее вальса») воплощают противопоставленную большим и малым тревогам спасительную силу женственности, онтологически предназначенную для того, чтобы «пригласить тебя на жизнь». Личностный опыт лирического героя-воина, которому «вечно надо… спешить на помощь, собираться на войну», приоткрывается в его доверительном обращении к собеседнику («И кровь в виски твои стучится в ритме вальса») и предстает в необъятной пространственно-временной перспективе: «Спешили женщины прийти на помощь к нам, - // Их бальный зал - величиной во всю страну». Поэтическая символизация женского начала осуществляется и в «Песне о Земле» (1969), где постигается женственная, материнская ипостась Земли, страждущей в катастрофических испытаниях и являющей при этом мудрую диалектику боли, уязвимости - и силы устояния: «Она вынесет все, переждет, - // Не записывай Землю в калеки!». В многовековой фольклорной традиции укоренен «собирательный образ женщин, ожидающих мужчин с войны»[xi] в песне «Так случилось - мужчины ушли…» (1972), которая выстроена в форме ролевого монолога и на интонационно-стилевом уровне сочетает «вековечный надрыв причитаний», «отголосок старинных молитв» и заложенную в рефрене заклинательную, призванную воздействовать на ход действительности энергию слова:
117. «Жан Сбогар» Ш. Нодье и русская литература XIX века (Пушкин, Лермонтов, Достоевский)
Литература

В результате сюжетные функции возлюбленной главаря распределяются между Хромоножкой и Лизой Тушиной. Не случайно две эти героини, при видимом конфликтном противостоянии (одна согласна быть женой разбойника, другая отказывается) неожиданно сближаются по целому ряду мотивов: 1) хромоты Лебядкин пишет стихотворение о возможной хромоте Лизы (""В случае, если б она сломала ногу", то есть в случае верховой езды": "Краса красот сломала член и интересней вдвое стала…"); 2) набожности и преклонения перед Богородицей Истовой вере Марьи Тимофеевны (в церкви она долго безмолвно рыдает, упав на каменные плиты) соответствует набожность Лизы она встает в грязь на колени перед оскверненной иконой Богородицы на площади и жертвует Ей свои бриллиантовые серьги; Хромоножка во время своей жизни в монастыре прониклась мыслью, что Богородица сыра земля есть", и в комнате ее помещен в углу образ Богородицы, который один уцелел во время пожара; 3) болезненности: Лиза ездит верхом "по приказанию докторов", потому "действительно была больна" ("Увы! бедняжка очень страдала, и всё объяснилось впоследствии"), таким образом, обе герои наделены болезненностью в высшей степени, даже во внешности обеих отмечается болезненная худоба и неправильность черт; 4) греховности Хромоножка, оставаясь девицей, бредит о родившемся у ней и утопленном в пруду ребенке, а Лиза отдается Ставрогину; 4) коленопреклонения и падения Хромоножка становится в храме на колени перед Варварой Петровной и чуть не падает при выходе из ее гостиной; Лиза становится на колени перед иконой и падает в обморок после пощечины Шатова Ставрогину, "стукнувшись о ковер затылком" парафраза того, что она повредилась в уме (а в подготовительных материалах к "Бесам" есть вариант сюжета, когда Лиза сходит с ума). Обе героини единственные в романе осмеливаются вызывающе безумно смеяться над Ставрогиным, чего он втайне боится больше всего на свете. Кроме того, героини гибнуть одна за другой в одном и том же месте (Лизу забивает толпа на утро после убийства Хромоножки у ее дома) и обе по прямой вине Ставрогина и при деятельном участии демонического Петра Верховенского.
118. «Жить не по лжи»: Методические рекомендации по изучению творчества А.И. Солженицына
Литература

2. Отношение к работе становится в повести одной из главных граней оценки человека. Это определяет взаимоотношения людей в лагере, в шуховской бригаде. "Снаружи бригада вся в одних чёрных бушлатах и в номерах одинаковых, а внутри шибко неровно - ступеньками идёт". На нижней ступеньке - Фетюков, на средней - Иван Денисович. Иерархия в лагере более истинная, чем на воле. "Шакал" Фетюков, приспособленец и халтурщик, там на машине ездил, большим начальником был. Иван Денисович "там" - серый мужик с точки зрения начальника. Здесь их уравняла, а затем и перестроила другая жизнь, где меньше иллюзий, мешающих видеть суть происходящего. Бригада Тюрина работает на совесть, умело, споро, этим они сопротивляются несвободе. (Идет кладка стены; тут-то и выясняются настоящие человеческие ценности. "Кто работу крепко тянет, тот над соседями вроде бригадира становится".) Одно дело - Кавторанг, который упорно, задыхаясь, таскает носилки с раствором, и совсем другое дело - Фетюков, который халтуря, по заветам системы, "носилки наклонит и раствор выхлюпывает, чтоб легче нести... Костыльнул его Шухов в спину раз: "У, гадская кровь! А директором был - небось с рабочих требовал?" Эпизод кладки описан так, будто перед нами вольные рабочие, виртуозы в своём деле. В руках каменщика Шухова всё живое: "Шлакоблоки не все один в один. Какой с отбитым углом, с помятым ребром или приливом - сразу Шухов это видит, и видит какой стороной этот шлакоблок лечь хочет, и видит то место на стене, которое шлакоблок ждёт".
119. «Зарплатные налоги». Считаем по-новому
Разное

Во-вторых, расширен перечень источников, за счет которых могут быть оплачены «льготные» путевки. Напомним, ранее не нужно было удерживать налог с компенсаций за счет средств ФСС России, а также «за счет средств работодателей, оставшихся в их распоряжении после уплаты налога на прибыль организаций». Такая формулировка вызывала немало споров. Ведь, по мнению финансистов, удерживать НДФЛ было необходимо, если на момент оплаты путевки у фирмы не было нераспределенной прибыли (письмо Минфина России от 06.06.2005 № 03-05-01-04/175). Кроме того, чиновники считали, что не имели права применять льготу «спецрежимники» (письма Минфина России от 5 июля 2004 г № 03-03-05/2/44, УФНС России по г. Москве от 11 апреля 2007 г. № 18-11/3/033384). Ведь налог на прибыль они не начисляют, а значит и средств, оставшихся после его уплаты у таких предприятий нет. Однако данный подход ставил в неравное положение сотрудников предприятий, применяющих общую систему налогообложения, и работников фирм, перешедших на специальные режимы.
120. «Здоровый» портрет
Компьютеры, программирование

Цветовой тон кожи человека можно охарактеризовать как красный, точнее оранжево-красный. В модели RGB лицо наиболее светлое в канале Red (красном), а наиболее тёмное в канале Blue (синем). Поскольку каналы RGB сильно коррелируют по светлоте, если из 100% канала красного вычесть 100% синего, получим цветоразностный красно-синий канал (R-B), в котором кожные участки будут наиболее светлыми. Если аналогично из канала зелёного вычесть канал красного, получится инструмент для выделения зелени в изображении (G-R). А если нужно выделение для неба, можно использовать (B-R) или даже (B+G-2R). Остаётся только вывести требуемые области в чистый белый цвет, а окружение в чёрный и цветоразно-стная маска готова.

Blog

Статья