Geum.ru

Литература

  • 11281. Традиции и праздники Англии
    Информация пополнение в коллекции 21.08.2010
  • 11282. Традиции и праздники в США
    Информация пополнение в коллекции 10.07.2010
  • 11283. Традиции народной баллады в творчестве английских романтиков (Кольридж, Вордсворт, Скотт)
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Хотя современники и последующие исследователи обвинили поэта в искажении народных текстов, свободном обращении со старинными оригиналами, его заслуга очевидна. Он не столько фиксировал балладу, сколько стремился сколько представить на суд читателей нечто новое и необычное, скрывающее в себе древнюю простоту и наивность, открывая своеобразный источник эстетического наслаждения. Собиратели и издатели их придерживались различных взглядов на принципы издания. В большинстве случаев задача была не фольклористическая, а литературно-художественная. Нужно было не столько зафиксировать бытовавшую в народе балладу, сколько предложить читателю благоухающей древней наивностью поэму. Точность казалась необходима в той мере, в какой она гарантировала художественное качество публикации. Открыв необычный источник эстетического наслаждения, восхитившись стилем этих поэм, казалось, даже более древним, чем стиль Гомера, первые издатели создали особую эстетику жанра. Баллада, не удовлетворявшая нормам этого жанра, казалась несовершенным его образцом, испорченным в позднейшем исполнении, либо отрывком некогда существовавшие более полной и последовательной поэмы. Поэтому задача издателя заключалась в том, чтобы при помощи собственного воображения восстановить подлинный, когда-то существовавший текст. Из нескольких известных вариантов он выбирал тот, который оказался наиболее подходящим для искусственно созданного образчика жанра, переносил строфы из одного варианта в другой, дописывал, вставлял недостающие слова, чтобы дополнить ритм, объяснить действие или просто украсить балладу. Перси, который присочинял целые строфы к старым балладам и заменял старые грубые слова новыми, более изящными, выполнил, как ему казалось, свой долг. Джозеф Ритсон, публикуя баллады, выбирал, по словам Скотта, самый несовершенный и нелепый вариант и утверждал, что это и есть самый древний и подлинный. Не исправь Перси свои оригиналы и не создай он из них поэм, более близких вкусу его современников, сборник его не сыграл бы ни какой роли в истории литературы. Вот почему Скотт, нисколько не отрицал произвола Перси в обращении с текстами, считал, что ученый епископ вписывал новую страницу в историю современной английской литературы.

  • 11284. Традиции поэтического авангарда 1910-х гг. в русской рок-поэзии
    Курсовой проект пополнение в коллекции 18.02.2011

    Так, мы должны заметить, что авангардистская модель мира во многом отразилась в восприятии и художественной трактовке образа Петербурга и Москвы. Эта трактовка имеет традицию. Впервые понятие «петербургский текст» вводит в своей книге «Петербург и Петербургский текст русской литературы» (1995) В.Н.Топоров, представляя его как «некий синтетический сверхтекст, с которым связываются высшие смыслы и цели, именно через этот текст Петербург совершает прорыв в сферу символического и провиденциального». Данное понятие практически может определяться хронологическими рамками. Начало Петербургскому тексту положено было в 2030 годы XIX века А.С.Пушкиным произведениями «Домик на Васильевском», «1829, «Пиковая дама», «Медный всадник» рядом стихотворений 30-х годов «образ Германна из «Пиковой дамы» совершенно петербургский тип тип петербургского периода», замечает Ф.М.Достоевский. За этими произведениями незамедлительно последовали повести и петербургскими фельетонами Н.В.Гоголя, отрывками «У графа в музыкальный вечер» и некоторыми фрагментами из «Княгини Лиговской» М.Ю.Лермонтова, где очевидна числовая апокалиптика. Описание узкого, грязного и зловонного петербургского двора. Далее в 4050е годы петербургская тема представляется в «низком» варианте бедность, страдание, горе, первое определение города как мистического представлены в ранних произведениях Ф.М.Достоевского и Аполлона Григорьева, многочисленные повести «о бедных чиновниках» Победоносцева, И.А Гончарова, В.Ф.Одоевского, Соллогуба, Панаева, Дружинина рисуют непривлекательный вид города, где царит казнокрадство и карьеризм. В последующий период 60 80х годов XIX века образ Петербурга создается в романах Ф.М.Достоевского, а также в произведениях Вс.Крестовского, И.С.Тургенева, М.Е.Салтыкова-Щедрина, Н.С.Лескова, в которых образ реального города сталкивается с убогим реальным (мысли Раскольникова), создается особая напряженность всё забираюющего и захватывающего города. В начале XX века центральные фигуры Петербургского текста А.Блок и А.Белый, особое место занимают Анненский и Ремизов («Крестовые сестры»), с 10х годов А.Ахматова, О.Мандельштам («петербургская» проза и поэзия, завершающаяся «Поэмой без героя» и заготовками к прозе), чуть раньше Н.Гумилев, Б.Лифшиц и многие другие. В 20е годы важно сказать о творчестве Вагинова, стихи и проза которого представляет отходную по Петербургу, итог столетнего существования этого городского текста, Н.Замятина («МоскваПетербург», «Пещера»).

  • 11285. Традиции русской классики в творчестве И. Бунина
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Своим учителем писатель считал Л. Толстого, который повлиял на трактовки некоторых тем. И. Бунин увлекался в свое время толстовской теорией непротивления злу насилием. Герой повести “Деревня” Кузьма верит в идеал Платона Каратаева. Но жизнь заставляет усомниться в возможности его осуществления. Автор наделяет героя собственными раздумьями и разочарованиями. И. Бунину присущ интерес ко всему запредельному и вечному. Именно поэтому он обращается к теме жизни и смерти, затронутой в повести Толстого “Смерть Ивана Ильича”. В этом произведении смерть изображается как экстремальная ситуация, перед лицом которой человек оценивает всю свою жизнь. Соглашаясь с Толстым, Бунин идет дальше своего учителя. В рассказе “Господин из Сан-Франциско” показывает безликого американского миллионера, чья жизнь была расписана по дешевым рецептам и пронизана фальшью. Это всего лишь скверная игра, за которой скрыто духовное угасание. Не случайно господин из Сан-Франциско умирает, казалось бы, в лучшие мгновения жизни. Все его существование иллюзорно, и к нему не приходит раскаяние. После смерти миллионера ничего не меняется вокруг. Бездушная игра продолжается: хозяин отеля не хочет тревожить постояльцев, а на пароходе, где американец был одним из желанных пассажиров, теперь тщательно прячут гроб с его телом в трюме. Прячут и продолжают вести призрачную жизнь. Кораблю с названием “Атлантида” Бунин придает символический смысл, делая пароход моделью мира, находящегося на краю пропасти в хаосе и тумане, не замечая океана зияющей бездны, грозящей проглотить корабль-человечество, и дьявола, следящего за пароходом. Сложным было отношение писателя к Ф. Достоевскому. Бунин отрицал его мировоззрение, но все-таки обращался к проблемам, затронутым Достоевским. Сильнее всего это проявилось в рассказе “Петлистые уши”. Бунин доводит до крайности характер идейного преступника. Отталкиваясь от образа Раскольникова, писатель показывает преступление без наказания. Мир, по мнению Бунина, достиг предела бездуховности и распада. Адам Соколович иронизирует над Достоевским, утверждая, что покаяние это удел слабых. Одним из участников действия рассказа является Петербург. Бунин развивает тему города кошмаров, города дьявола и “петлистых ушей”. Столь мрачная картина, нарисованная писателем, заставляет убедиться в том, что на смену надеждам русской классики приходят безнадежность и трагические предвидения.

  • 11286. Традиции русской лирики в творчестве Н. А. Некрасова
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Художественная концепция творчества в стихотворении «Блажен незлобивый поэт» развивает тему одного из лирических отступлений «Мертвых душ» Гоголя. Композиционно оно построено на противопоставлении стихотворца, «в ком мало желчи, много чувства», кто находит «сочувствие в толпе», «любя беспечность и покой», поэту, «чей благородный гений стал обличителем толпы, ее страстей и заблуждений». В этом стихотворении разрабатывается и философская концепция пушкинского «Разговора книгопродавца с поэтом». Некрасов объединяет традиции предшественников, представляет драматическую перспективу художника, посвятившего свой талант осуждению порочной безмятежности общества, безучастного к страданиям людей.

  • 11287. Традиции русской литературы в новеллистике М.А. Булгакова
    Дипломная работа пополнение в коллекции 09.12.2011

    Научная и научно-критическая литература:

    1. Аннинский, Л.А. Без Булгакова / Л.А. Аннинский // Свободная мысль. - 1992. - №12. - С. 82-88.
    2. Бабичева, Ю. Жанровые особенности комедии М. Булгакова 20-ых годов / Ю. Бабичев // Жанрово-композиционное своеобразие реалистического повествования: Межвуз. сб. научн. трудов. - Вологда: Изд-во Вологодского пединститута, 1982. - С. 66-84.
    3. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин. - М.: Художественная литература, 1975. - 502с.
    4. Белая, Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы 20-х годов / Г.А. Белая. - М.: Наука, 1977. - 254с.
    5. Бореев, Ю.Б. Художественные направления в искусстве XX в.: Борьба реализма и модернизма / Ю.Б. Борев. - Киев: Министерство, 1986. - 131с.
    6. Воздвиженский, В. Путь М. Булгакова и его истолкование / В. Воздвиженский // Вопросы литературы. - 1984. - №10. - С. 203-213.
    7. Воронский, А.К. Искусство видеть мир: Портреты. Статьи / А.К. Воронский. - М.: Сов. писатель, 1987. - 700с.
    8. Голубков, М. Утраченные альтернативы: Формирование монстической концепции советской литературы 20-ые-30-ые годы / М. Голубков. - М.: Наследие, 1992. - 199с.
    9. Горелов, А.А. Устно-повествовательное начало в прозе М. Булгакова / А.А. Горелов // Творчество М. Булгакова. - Томск, 1991. - С. 50-58.
    10. Гудкова, В. Истоки: Критические дискуссии по поводу творчества М. Булгакова: от 1920-ых к 1980-ым / В. Гудков // Лит. Обозрение. - 1991. - №5. - С. 3-1
    11. Дравич, А. Булгаков, или Школа отказа: (к творч. биогр. М.А. Булгакова) / А. Дравич//Диалог. - 1993. - №5/6. - С. 64-71.
    12. Ершов, Л.Ф. Увеличивающее стекло // Русская сатирико-юмористическая проза: Рассказы и фельетоны 20-30-х годов / Л.Ф. Ершов. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. - С. 3-22.
    13. Зайцев, А.В. Нравственные искания интеллигенции в раннем творчестве М. Булгакова. А.В. Зайцев // Вестник МГУ. - Сер. 9. - Филология, 1991. - №6. - С. 19-23.
    14. Козлов, Н. О себе и о других с иронией / Н. Козлов // Литературные традиции в поэтике М. Булгакова Межвуз. сб. науч. трудов. - M., - 1991. - С. 17-25.
    15. Кузякина, Н. Послесловие к публикации рассказа М. Булгакова „Конец Петлюры / Н. Кузякина // Аврора. - 1982. - № 12. - С. 100.
    16. Лейдерман, Н.Л. Русская литературная классика XX в / Н.Л. Лейдерман. - Екатеринбург: Издательство УрГПУ, 1996. - 307с.
    17. Лурье, Я.С. Михаил Булгаков и авторы „великого комбинатора / Я.С. Лурье // Звезда. - 1991. - №5. - С. 168-174.
    18. Малярова, Т.Н. О чертах гротеска у раннего Булгакова / Т.Н. Малярова // Учён. зап. Пермского ун-та. - Пермь, 1970. - № 241. - С. 88-100.
    19. Манн, Ю. В. О гротеске в литературе / Ю.В. Манн. - М.: Сов. писатель, 1966. - 183с.
    20. Мягков, Б. Булгаковское варьете. - Фантазия и реальность / Б. Мягков // Нева. - 1985. - №6. - С. 195-200.
    21. Немцев, В.И. М. Булгаков. Становление романиста / В. И. Немцев. - Самара: Изд. Саратовского ун-та, 1991. - 162с.
    22. Нинов, А. Михаил Булгаков и мировая художественная культура / А. Нинов // Искусство Ленинграда. - 1991. - №5 - С. 12-16.
    23. Нинов, А. Михаил Булгаков и современность / А. Нинов // Звезда. - 1990. - №5. - С. 153-161.
    24. Петелин, В. Часы жизни и смерти / В. Петелин // Булгаков М.А. Похождения Чичикова. - М.: Современник, 1990. - С. 3-61.
    25. Полонский В.О литературе: Избранные работы / В. Полонский. - М.: Сов. писатель, 1988. - 491с.
    26. Файман, Г. Обзор творчества М.А. Булгакова периода „Гудка / Г. Файман // Театр. - 1987. - №6. - С. 72-75.
    27. Химич, В.В. Странный реализм М. Булгакова / В.В. Химич. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995 - 234с.
    28. Цейтлин, А.Г. Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк) / А.Г. Цейтлин. - М.: Наука, 1965. - 319с.
    29. Чеботарёва, В.А. О гоголевских традициях в прозе М. А. Булгакова / В.А. Чеботарёва // Рус. лит. - 1984. - №1. - С. 166-176.
    30. Чудакова, М.О. Булгаков и Гоголь: (к 170-летию Н. В. Гоголя) / М.О. Чудакова // Рус. речь. - 1979. - №2. - С. 38-48; №3. - С. 55-59.
    31. Шубин, Л. Горят ли рукописи? Или о трудностях диалога писателя с обществом: (О творчестве М.А. Булгакова и А. Платонова.) / Л. Шубин // Нева. - 1988. - №5. - С. 164-178.
    32. Янгиров, Р.М. А. Булгаков - секретарь Лито Главполитпрпосвета / Р.М. Янгиров // М.А. Булгаков - драматург и худож. культура его времени. - М., 1988. - С. 225-245.
    33. Яновская, Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова / Л.М. Яновская. - М.: Сов. писатель, 1983. - 319с.
  • 11288. Традиции русской литературы в творчестве раннего Максима Горького
    Контрольная работа пополнение в коллекции 13.10.2007

    Революционно-романтическая идея определила и художественное своеобразие произведений Горького: патетический возвышенный стиль, романтическая фабула, жанр сказки, легенды, песни, аллегории, условно символический фон действия. В рассказах Горького легко обнаружить характерные для романтизма исключительность героев, обстановки действия, языка. Но вместе с тем в них наличествуют черты, свойственные лишь Горькому: контрастное сопоставление героя и мещанина, Человека и раба. Действие произведения, как правило, организовано вокруг диалога идей, романтическое обрамление рассказа создает фон, на котором выпукло выступает авторская мысль. Иногда таким обрамлением служит пейзаж романтическое описание моря, степи, грозы. Иногда стройная гармония звуков песни. Значение звуковых образов в романтических произведениях Горького трудно переоценить: мелодия скрипки звучит в рассказе о любви Лойко Зобара и Радды, свист вольного ветра и дыхание грозы в сказке о маленькой фее, «дивная музыка откровения» в «Песне о Соколе», грозный рев бури в «Песне о Буревестнике». Гармония звуков дополняет гармонию аллегорических образов. Образ орла как символ сильной личности, возникает при характеристике героев, имеющих ницшеанские черты: орлица Радда, свободный, как орел, чабан, сын орла Ларра. Образ Сокола связан с представлением о герое-альтруисте. Макар Чудра называет соколом рассказчика, мечтающего сделать всех людей счастливыми. Наконец, Буревестник символизирует движение самих масс, образ грядущего возмездия.

  • 11289. Традиции русской поэзии XIX века в творчестве И. А. Бунина
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Пушкин исходил из точного учета реальных, объективных свойств самого предмета и его индивидуального к нему отношения. Эмоциональность возникает у Пушкина на предметной основе, связанной с устойчивыми народными представлениями. В слове были гармонически слиты объективные признаки предметов и явлений и авторская лирическая их оценка. При этом Бунин, как и Пушкин, видит в жизни разные тенденции, вступающие между собой в противоборство, и пытается вскрыть эти противоречия. Это одно из самых главных наследий Пушкина, которые выявляются в поэзии Бунина. Содержание стихов всегда соотнесено с мироощущением самого автора, с его самосознанием и призванием. Пушкин и Бунин эмоционально сближаются с природой. Центральной темой является желание ощущения новых впечатлений, охваченность жаждой свободы, стихийное чувство воли, когда душа стремится к постижению внутренней и внешней свободы. Приобщение к стихии жизни, питающей душу новыми впечатлениями, непосредственно подготовляет ее обновление. В поэзии Пушкина и Бунина душевное состояние героя освещается в описании самой природы. Герой остается как бы наедине с природой. Для Бунина являются родственными мысли Пушкина о том, что подлинная поэзия в простоте, естественности реальных чувств, явлений, настроений. Они отражают в своих стихотворениях существующую гармонию между человеком и природой. При этом ощущаются душевные переживания поэтов. Читая, понимаешь, что, в свою очередь, восприятие непосредственной природы оказывало сильное воздействие как на Пушкина, так и на Бунина.

  • 11290. Традиции Тютчева в лирике Зинаиды Гиппиус
    Информация пополнение в коллекции 11.01.2011

    Но наряду с зарубежными истоками в поэзии Гиппиус, как и в русском символизме в целом, гораздо большее место занимали национальные литературные традиции. Ещё Мережковский в своей статье»О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893) замечал, что зёрна символизма находятся в русской «предсимволистской» литературе. При этом он называл имена Гончарова, Толстого, Достоевского, Тургенева и других. Среди поэтов предшественниками русского символизма он видел представителей «народничества» - таких, например, как Кольцов, Некрасов. Но прежде всего для становления символизма как литературного направления большое значение имел Тютчев.

  • 11291. Традиции фольклора и древнерусской литературы в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник»
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Сопоставление “Очарованного странника” с каноническим житием подводит к мысли, что писатель с “точностью до наоборот” воспроизводит основные черты этого жанра, что позволяет говорить о повести как об антижитии. Житие повествует о человеке, достигшем идеала святости, рассказывает об испытаниях и искушениях, преодолеваемых героем на пути к Богу. С детства житийный герой знает о цели жизни. С этим связано какое-либо видение, подтверждающее его избранность. Как будто бы то же происходит и с Иваном Северьянычем - он молитвенный и обещанный сын. Призрак убитого им монаха говорит, что путь героя лежит в монастырь. Но в отличие от традиционных, житийных героев Флягин желает изменить свою судьбу, сознательно отойти от предопределенной ему дороги. Флягин не святой, а монастырь не последнее место его странствия. Рожден он был в обычной крестьянской семье. Но под воздействием обстоятельств постоянно совершал серьезные преступления, хотя в глубине души не хотел этого делать, презирал и укорял себя за грехи: убийство невинного монаха, женщины, которую он любил. Сюжет “Очарованного странника” это рассказ Флягина о своей жизни и судьбе. В этом также нарушен житийный закон, не предполагавший повествования о самом себе. Флягин может проявить бессознательную жестокость, оказывается способным на убийство, воровство, обман, тем не менее он воплощает писательское представление о праведничестве. Для Николая Степановича Лескова праведник тот, кто, преодолевая свои недостатки, стремится подчинить жизнь служению людям. Праведники “маленькие великие люди”, бесстрастные и бескорыстные, борющиеся за справедливость, заблуждающиеся, но преодолевающие свои заблуждения. Лесков рисует не небесное видение, не лик, а лицо. Автор, не идеализируя героя и не упрощая его, создает целостный, но противоречивый характер. Иван Северьяныч может быть дико жестоким, необузданным в своих кипучих страстях. Но основа его исполинской натуры в добрых, рыцарски бескорыстных делах ради других, в самоотверженных подвигах, в способности справиться с любым делом. Простодушие и человечность, чувство долга и любовь к родине таковы замечательные черты лесковского странника.

  • 11292. Традиции Чехова и Салтыкова-Щедрина в произведениях Зощенко
    Информация пополнение в коллекции 09.12.2008

    Читая рассказы Чехова и Зощенко, мы можем увидеть, как они умели проникать в глубину человеческой души, какими они были тонкими и чуткими психологам. Они пишут легко и ясно, не то, что Достоевский или Толстой, и читать их, конечно же, не трудно. Их язык определён, как «здравствуйте», прост, как «дайте стакан чаю». Эта простота сказалась не только на языке рассказов, повестей и пьес писателей, но и на сюжетах их произведений. Чёткое и энергичное движение событий в юмористических новеллах, плавное повествование зрелой прозы, последовательное развитие действия в рассказах авторские сюжеты тоже развёртываются спокойно, без «опасных поворотов» и поражающего воображение читателя рокового стечения обстоятельств. К рассказам Чехова и Зощенко можно отнести слова советского прозаика Э. Казакевича: «Писатель ничего не доказывает он рассказывает. Его рассказ доказывает». Зощенко, так же как и Чехов, принадлежит к художникам, которые не любят вводить в текст авторских рассуждений. Идею, которую они хотят довести до читателя, такие художники не формулируют. Но этой идеей проникнуто в произведении всё: и характеры, и события (цепь этих событий составляет фабулу произведения), и композиционное распределение материала, и система поэтических средств, и даже самый тон повествования. Таких писателей принято называть объективными. Авторы предлагают читателю рассказы о частной жизни частных людей.

  • 11293. Традиционализм и новаторство римской литературы
    Дипломная работа пополнение в коллекции 09.12.2008

    Во-первых, писатели уже в меньшей степени зависимы от греческого влияния, развивают римские художественные формы. Они опираются не только на творения эллинов, но и на опыт своих предшественников. Во-вторых, в литературе «серебряного века» политическая проблематика отходит на второй план. Теперь, в отличие от эпохи Республики, вмешательство в политическую борьбу было чревато последствиями. В-третьих, возросло внимание писателей к проблемам этики, к поведению человека. Это было закономерно, так как в то время граждане ощущали непрочность своего положения, непредсказуемость судьбы. В-четвертых, в литературе получил развитие риторический стиль, появилось пристрастие к пафосу, патетике, при сравнительно неглубоком содержании. Художественная проза приобретала ритмичность, сближалась с поэзией, ее стиль становился красочным, пышным. Характерными для этого века становятся жанры мифологической поэмы и трагедии. В-пятых, в литературе усилился интерес к быту, к частной жизни отдельного человека, который отдалялся от государственных и общественных дел. Усугубляется искусство психологической характеристики и портрета.

    • В третьем, заключительном периоде римской литературы, самая заметная историческая фигура Апулей, создатель римского романа, автор знаменитого романа «Золотой осел».
  • 11294. Традиционная пища хакасов
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    Хакасы умели делать различные колбасы. Самым .простым видом колбасы является "чочых". Хорошо промытая прямая кишка овцы выворачивалась салом вовнутрь и отваривалась в супе Деликатесом считается колбаса "харты", сделанная -из прямо* кишки лошади. Прямую кишку хорошо промывали и выворачивали наизнанку так, чтобы наружный жир оказался внутри. Затем вовнутрь добавляли фарш и варили. Готовая "харты" подавалась нарезанной кольцами, охлажденной. Колбаса, сделанная из прямой кишки коровы (а в подтаёжных местах и медведя), называется "хосханах". Прямую кишку хорошо промывали и также выворачивали наизнанку. В деревянном корытце крошили сало (особенно ценилось медвежье) и лук. Затем по вкусу добавляли соль и перец и этим фаршем начиняли кишку. Последняя завязывалась с двух сторон и коптилась над очагом юрты. Копчёная колбаса "хосханах" служила для угощения очень почётных и дорогих гостей. Во время забоя крупного скота обязательно делали колбасу "хыйма". Мясной начинкой служила накрошенная сечкой жирная мякоть вместе с "хазы" внутренним салом лошади. Затем добавляли лук, перец и готовый фарш заправляли в кишки. Колбаса "хыйма" перевязывалась во многих местах, как сардельки, и варилась в казане вместе с супом. Жир лошади не застывает, поэтому колбасу хыйма ели, держа вертикально в руках, отрезая только под завязанными местами, чтобы не пролить бульон. Хыйма является почётным кушаньем (чеестiг тамах). Одним из самых любимых и праздничных блюд является кровяная колбаса "хан-сол". Её обязательно готовят, когда режется скот (за исключением свиней, которых стали разводить только в конце XIX в.). Кровь собирали в чашу, отжимали руками сгустки (кирспек) и заносили в юрту отстояться. Вместе с кровью овцы в юрту обязательно заносили её правую переднюю ногу. Таков был обычай и его нельзя нарушать. Вероятно, это связано со счастьем. Например, у монголов на церемонии призыва благополучия в доме помешали правую переднюю ногу жертвенного барана.

  • 11295. Традиционная японская литература
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Японская литературная традиция считается весьма древней и высокоразвитой. Хотя самые ранние письменные произведения относятся к VIII в. н. э., существуют основания считать, что устная традиция восходит к несравненно более раннему периоду. Возникновение же письменной литературы связано с заимствованием китайской иероглифической письменности, на основе которой в IX в. был разработан японский алфавит кана, служивший для передачи фонетического строя японского языка. Японская литература очень долгое время находилась под влиянием литературы китайской, и многие ее произведения создавались именно на старокитайском языке. Первыми письменными памятниками японской литературы являются «Кодзики» и «Нихон секи», представляющие собой собрания японских мифов и преданий о деяниях богов и легендарных героев, а также сведения о событиях реальной японской истории дохэйанского периода. Составлены они были под эгидой императорского двора в период Нара. Период Хэйан считается расцветом придворной литературы, как прозы, так и поэзии. В это время складываются такие литературные жанры, как «моногатари» сказание и никки «дневник». Шедеврами этих жанров считаются «Гэндзи моногатари» («Повесть о Гэндзи») Мурасаки Сикибу и «Макура-но сосии» («Записки у изголовья») Сэй Сёнагон. Развивается также жанр ута моногатари сказания в стихах, примером которого может служить «Исэ моногатари» («Сказания Исэ»). В период Камакура и Мурома, когда ведущую роль в японском обществе играло военное сословие и самураи, большую известность и популярность приобретают гунки моногатари военные хроники, представляющие собой собрания легенд о событиях и героях известных самурайских войн. До того, как эти легенды и истории были записаны, они существовали в устной форме. Самыми известными гунки-моногатари XIIIXV вв. являются «Хэйкэ-моногатари» («Сказание о доме Тайра»), посвященное войне 118085 гг. (так называемая «война Гэмпэй») между самурайскими родами Тайра и Минамото и крушению клана Тайра; «Хэйдзи-моногатари» и «Хогэн-моногатари», рассказывающие о смутах 11561160 гг., предшествовавших войне Гэмпэй; «Тайхэйки» («Хроники «Великого Мира»), посвященные серии кровавых войн XIV в., приведших к падению сёгуната Камакура, кратковременному возвышению императора Го-Дайго (12881339) и установлению сёгуната Асикага (Муромати). Подвигам полулегендарных героев Минамото Ёсицунэ и братьев Сога посвящены «Гикэйки» («Сказание о Ёсицунэ», XV в.) и «Сога-моногатари» (XIV в.). К жанру военных хроник можно также отнести и более ранние произведения, написанные, однако, не на японском, а на старокитайском языке «Сёмонки» (X в.) «Муиуваки» (XI в.) и «Кондзякумоногатари» (начало XII в.). Сюжеты военных хроник послужили основой для многих пьес в стиле но, кабуки и дзёрури.

  • 11296. Традиционное и новаторское в одном из произведений русской литературы XIX века
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Активное введение «внесценических персонажей» в сюжет «Горя от ума» является новаторским завоеванием Грибоедоваа. Их присутствие в комедии создает впечатление, что где-то рядом находятся знакомые незнакомцы. Тем самым автор как бы раздвинул стены фамусовского дома, укрупняя основной конфликт пьесы: столкновение пылкого правдолюбца с косной общественной средой. Перед нами предстает отец Молчалина, дающий где-то в Твери наставления сыну, и Максим Петрович, образ которого блестяще нарисован благоговейно относящимя к нему Фамусовым. В этом персонаже собраны характерные поступки людей екатериненской эпохи, когда, по словам Чацкого, «…тот и славился, чья чаще гнулась шея. Как не в войне, а в мире брали лбом, стругали об пол не жалея!» Единомышленники Чацкого тоже встречаются в комедии. Это и двоюродный брат Скалозуба, который «…крепко набрался каких-то новых правил», и князь Федор, племянник княгини, который «…чинов не хочет знать».

  • 11297. Традиция мениппеи в романе Свифта "Путешествия Гулливера"
    Информация пополнение в коллекции 05.12.2009

    «Важнейшая особенность жанра мениппеи состоит в том, что…фантастика служит здесь не для положительного воплощения правды, а для ее искания, провоцирования и, главное для ее испытания. Для этой цели герои …поднимаются на небеса, спускаются в преисподнюю… появляется трехпланное построение… герои странствуют по неведомым фантастическим странам…», - пишет Бахтин. Герой Свифта, действительно, путешествует по неведомым странам, и поднимается в небеса (летающий остров Лапута), и разговаривает с мёртвыми на острове Глаббдобриб. И происходит это, понятное дело, не просто так. В своём романе Свифт испытывает различные идеи например, идеи правильности обычаев, законов и т.д. Свифт подвергает критике либо в словах Гулливера обычаи других стран, либо от лица других героев современную ему действительность («не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия»). Один из наиболее ярких примеров испытания идеи это не прошедшая проверки идея естественного человека (люди, оказавшись в естественной среде, утратили духовность и превратились в йеху). Ещё одна особенность мениппеи это натурализм. И он присутствует в романе Свифта. Гулливер подробно описывает, чем он питается, во что одевается, как живёт, где справляет нужду («некоторые естественные потребности побуждали меня сойти на землю»). Он описывает сильный аромат, который идёт от великанов («их кожа издавала весьма неприятный запах»); отвратительные привычки йеху («взобрались на дерево и начали оттуда испражняться мне на голову»); описывает жизнь струльдбругов («никогда не приходилось видеть такого омерзительного зрелища, какое представляли эти люди»). Больше всего натурализмов встречается во второй части (Гулливер сражается с птицами-крысами; его кусают мухи; описание обеда великанов и т.д.).

  • 11298. Трактовка образа Обломова в статье Н. А. Добролюбова "Что такое Обломовщина?"
    Информация пополнение в коллекции 09.12.2008

    Гончаров умеет пойти и в глубь времени: в «Сне Обломова» он покажет, как формируется такой человек, как «выделывает» его жизнь. В этой главе писатель воссоздает не только пору его детства, но и какое-то «давнопрошедшее» время. То, что происходит в Обломовке в годы Илюшиного детства, было всегда. Перед нами встают как будто «преданья русского семейства», уходящие не только в XVIII век, но в еще более дальние, подернутые туманной мглой, временные дали. В обломовском семействе читают Голикова, «Россияду» Хераскова или трагедии Сумарокова. За новость идет то, что «сочинения госпожи Жанлис перевели на российский язык». В духовном обиходе Обломова сказания о Милитрисе Кирбитьевне. И уже взрослый Илья Ильич в середине XIX века может мечтательно представить себя непобедимым полководцем, вроде Еруслана Лазаревича. Духовные корни такого типа уходят очень далеко. Картины патриархальной жизни в родном доме навсегда остались для Ильи Ильича идеалом настоящей жизни. И никакие последующие влияния книги, университетский быт, служба не смогли его серьезно поколебать. За Илью Ильича боролись две силы: деятельное интеллектуальное, эмоциональное начало, которое воплощают в романе Штольц, университет, Ольга, и Обломовка с ее «обломовщиной». Причем первая сила представляла, скорее, возможность, вторая была реальностью. Победа осталась за старой Обломовкой. Но если эпоха дедов и прадедов создавала условия для гармонии их духовного облика с обстоятельствами, то в новые времена, когда приходится жить Илье Ильичу, сама жизнь неудержимо сворачивает на иные рельсы и все более требовательно запрашивает другого человека. Обломов выше окружающих его мнимо-деятельных «обломовцев» именно тем, что в отличие от них он сознает свою непригодность для новой, приближающейся поры и мучается этим. Объективная правда гончаровского повествования подтверждается тем, что в конце 1840-х годов обломовский тип уже вызревал в русской литературе. В качестве предшественника Обломова справедливо называют гоголевского Тентетникова одного из героев второго тома «Мертвых душ». Однако только Гончаров первым выразил всю глубокую правду этого характера и обессмертил в литературе это имя, сделав его нарицательным. Подытоживая в своем романе огромную эпоху русской жизни, писатель отразил целый уклад общества в тот момент, когда он подошел к краху. Раскрыв страшную силу традиции, Гончарова убеждал современников, что для живой жизни мало одной преемственности ей необходимы ломка, обновление и пересмотр обычаев. Каждое поколение должно совершить свой «исход из страны отцов».

  • 11299. Трактовка образа Обломова в статье Н. А. Добролюбова Что такое Обломовщина?
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Гончаров умеет пойти и в глубь времени: в «Сне Обломова» он покажет, как формируется такой человек, как «выделывает» его жизнь. В этой главе писатель воссоздает не только пору его детства, но и какое-то «давнопрошедшее» время. То, что происходит в Обломовке в годы Илюшиного детства, было всегда. Перед нами встают как будто «преданья русского семейства», уходящие не только в XVIII век, но в еще более дальние, подернутые туманной мглой, временные дали. В обломовском семействе читают Голикова, «Россияду» Хераскова или трагедии Сумарокова. За новость идет то, что «сочинения госпожи Жанлис перевели на российский язык». В духовном обиходе Обломова сказания о Милитрисе Кирбитьевне. И уже взрослый Илья Ильич в середине XIX века может мечтательно представить себя непобедимым полководцем, вроде Еруслана Лазаревича. Духовные корни такого типа уходят очень далеко. Картины патриархальной жизни в родном доме навсегда остались для Ильи Ильича идеалом настоящей жизни. И никакие последующие влияния книги, университетский быт, служба не смогли его серьезно поколебать. За Илью Ильича боролись две силы: деятельное интеллектуальное, эмоциональное начало, которое воплощают в романе Штольц, университет, Ольга, и Обломовка с ее «обломовщиной». Причем первая сила представляла, скорее, возможность, вторая была реальностью. Победа осталась за старой Обломовкой. Но если эпоха дедов и прадедов создавала условия для гармонии их духовного облика с обстоятельствами, то в новые времена, когда приходится жить Илье Ильичу, сама жизнь неудержимо сворачивает на иные рельсы и все более требовательно запрашивает другого человека. Обломов выше окружающих его мнимо-деятельных «обломовцев» именно тем, что в отличие от них он сознает свою непригодность для новой, приближающейся поры и мучается этим. Объективная правда гончаровского повествования подтверждается тем, что в конце 1840-х годов обломовский тип уже вызревал в русской литературе. В качестве предшественника Обломова справедливо называют гоголевского Тентетникова одного из героев второго тома «Мертвых душ». Однако только Гончаров первым выразил всю глубокую правду этого характера и обессмертил в литературе это имя, сделав его нарицательным. Подытоживая в своем романе огромную эпоху русской жизни, писатель отразил целый уклад общества в тот момент, когда он подошел к краху. Раскрыв страшную силу традиции, Гончарова убеждал современников, что для живой жизни мало одной преемственности ей необходимы ломка, обновление и пересмотр обычаев. Каждое поколение должно совершить свой «исход из страны отцов».

  • 11300. Трактовки образа Дон Жуана в литературе
    Информация пополнение в коллекции 07.05.2011

    Драматург показывает в образе своего героя не только легкомысленного покорителя женских сердец, но и жестокого наследника феодальных прав. Прислушиваясь лишь к голосу своих страстей, Дон-Жуан полностью заглушает совесть. Он цинично гонит от себя надоевших любовниц, нагло рекомендует своему престарелому родителю поскорее отправиться на тот свет, беззастенчиво отказываться платить долги, и делает все это с той большой легкостью, потому что не признает за собой никаких законов - ни земных, ни небесных. «Мещанские» добродетели - супружеская верность и сыновнее уважение - вызывают у него лишь усмешку. Отец Дон Жуана дон Луис пытается образумить сына, убеждая, что «звание дворянина нужно оправдать» личными «достоинствами и добрыми делами», ибо «знатное происхождение без добродетели - ничто», и «добродетель - первый признак благородства». Возмущаясь аморальностью сына, дон Луис признается, что «сына какого-нибудь ключника, если он честный человек», он ставит «выше, чем сына короля», если последний живет как Дон Жуан .Дон Жуан перебивает отца только раз: «Если бы вы сели, вам было бы удобнее говорить», однако свое циничное отношение к нему он выражает словами: «Ах, да умирайте вы поскорее, меня бесит, что отцы живут так же долго, как и сыновья». Дон Жуан избивает крестьянина Пьеро, которому обязан жизнью, в ответ на его возмущение: «Вы думаете, коли вы господин, то вам можно приставать к нашим девушкам у нас под носом?». Он смеется над возражением Сганареля: «Если вы знатного рода, если у вас белокурый парик... шляпа с перьями... то вы от этого умней... вам все позволено, и никто не смеет вам правду сказать?».