Пятое поколение (продолжение)

Вид материалаДокументы

Содержание


Знакомство с будущим мужем
Мы познакомились в 1936 году. Я был в Ленинграде на курсах, жил у тети Эсфири
Вторая командировка в Куйбышев
В общем мы в Куйбышеве свое работу сде
Татьяна Петровна Эвенс
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   36
^

Знакомство с будущим мужем


«Во время этой командировки я с Виктором Басисом познакомилась уже лично. Он кончил институт поздно, что-то лет в 27, работал в Челябинске и приехал к родным в Куйбышев. В последующие годы он бывал в Ленинграде на повышении квалификации и, проезжая на обратном пути Москву, всегда заходил ко мне. Когда приносил торт, говорил: “Это от тети Эсфири”. Я спокойно эти торты делила, раз тетя их прислала, обращалась, как со своими: сама ела и всех угощала. Но когда с ней встретилась, к ужасу своему выяснила, что тетя Эсфирь никаких тортов покупать мне не собиралась. Это мне следовало давно самой сообразить. Что Виктор мне их приносил, Эсфирь даже святым духом не ведала. В 1937 1939 годах редкие встречи с ним у меня бывали в Куйбышеве и Москве. Он продолжал работать в Челябинске»26.

Сам Виктор Моисеевич, которого я расспрашивал 5 мая 1981 года, будучи проездом у них в Москве, так описал его знакомство с Цилей:

«^ Мы познакомились в 1936 году. Я был в Ленинграде на курсах, жил у тети Эсфири [Закс]. Там жил Гриша Великовский. Это был брат Полины Моисеевны Великовской, жены моего брата. Эсфирь сказала, что у нее есть племянница в Москве – Циля Хаеш. Я взял адрес, приехал в Москву, купил торт и пошел к Циле знакомиться. Пришел к ней передать привет от ее тети Эсфири. Посидели, попили чай, и я уехал в Челябинск. Так состоялось знакомство. Потом Циля была направлена в Куйбышев с бригадой и жила там. Я приехал в гости и снова повидался с ней»27.

«Страшный 1937 год ТЭП, в основном пережил без потерь. Пришедший из ленинградского ТЭП’а Угорец, тогдашний директор, очень умный, волевой человек, никого не боялся. Он выгнал всех подлецов, которые писали доносы, навел порядок на предприятии и защитил старых работников. Потом он стал очень влиятельным человеком. Его взяли из ТЭП’а в начальники главка, потом он стал заместителем министра»28.
^

Вторая командировка в Куйбышев


Вторая командировка в Куйбышев у Цили была в 1939 году. Она была на полгода и началась, видимо, в марте, так как в Москву Циля вернулась до 1 сентября. У нее осталось об этой командировке мало воспоминаний.

«Там по-прежнему был лагерь заключенных. 37-й год уже прошел, и лагерь этот был весь заполнен. Но поскольку он находился в городе, при входе была “потемкинская деревня”: около ворот клумбы с цветами и какой-то оркестр из заключенных там играл. Условия в лагере были все-таки лучше, чем в отдаленных местах.

Никогда не забуду, как я лазила на котельную по пожарной лестнице. Строители заявили претензию об ошибке в наших чертежах. Наш групповой инженер Иван Михайлович Воронин спортивными навыками не отличался, но был человек обязательный: “Циля, надо пойти проверить”   “Да, не полезу я”.   “Нет, надо,   он берет сверток чертежей,   пошли”. На крышу котельной ничего, кроме пожарной лестницы, не ведет, а она 20 с лишним метров высоты. “Я не полезу по такой лестнице, я не слезу потом!”   “Что такое! Да, я сам не лазучий, пошли! Вот трусиха какая!” Я говорю: “Иван Михайлович, лезьте вы первым. Потом я за вами”.

У пожарных лестниц вверху дуга, закрепленная на крышу, а до нее от последней ступеньки очень большое расстояние. Я добралась до верху, чувствую, что на крышу не заберусь. Иван Михайлович еле-еле меня чуть не за волосы и за руки туда втащил. Оказалось, что лазить вовсе не надо было, потому что строители сделали работу не по чертежам, и мы совершенно не виноваты. Когда надо было спускаться, я ужасно боялась, что не нащупаю верхнюю первую ступеньку. А на руках мне удержаться трудно. Так что мне уже было наплевать, что я в платье, а не в брюках. Я ему: “Давайте, теперь вы!”. Он все-таки длинноногий. Он меня ухватил за ногу, и поставил ее на первую ступеньку. Потом я уже спускалась. Все меня сочли героиней.

В этот приезд я уже имела там квартиру. Правда, был небольшой конфликт с ее хозяйкой. Она мне сдала ее на все лето, а потом отказала на месяц раньше оговоренного срока. Полина Моисеевна была с дочерьми на даче. Лев Моисеевич говорит: “Хватит Вам, Циля, блуждать по квартирам. Наша пустая”. И я пожила у них до отъезда. Нина Строганова уехала раньше. Наши командировочные тоже начали разъезжаться.

^ В общем мы в Куйбышеве свое работу сделали»29.

«Этот период я была страшно поглощена работой. Мы работали иногда по десять часов, работали очень увлеченно. Были интересные довольно частые командировки. В том числе в Ленинградское отделение ТЭП’а. Наша компания, коллектив сотрудников, которые работали много лет вместе, очень часто праздники отмечали, собирались по два раза в неделю. В театр сколько ходили! Все, все пересмотрели. В Художественном все абсолютно, в Большом, конечно, были, в Оперетте, ходили на концерты. У нас был ко всему повышенный интерес. Мы себя чувствовали какими то “бэби” в 25, 26, 27 лет. Не было чувства, что годы уходят впустую, что стареем. Не только у меня, но у многих, кого я знала»30.
^

Татьяна Петровна Эвенс


«Шел 1940 год. Это был период перед самой войной. У меня есть приятельница Татьяна Петровна31 в первом замужестве Эвенс. Я ее звала Тата. Она была совсем молоденькая, типа англичанки, высокая, худенькая, стройненькая, прекрасно одевалась. Ее первый муж, Борис Николаевич Эвенс, сын англичанина, был старше ее на 25 лет. Когда-то он был он капитаном дальнего плавания. Его первая жена была старше его на 12 лет. Имели двоих детей. Потом он стал ректором Института иностранных языков. Влюбился в мою Тату. Он настойчивый человек. Засыпал ее всякими нарядами, купил, как говорится. И она, не любя, вышла за него замуж. Но сказала: “Я никого не люблю, сейчас ко всем безразлична. Вам изменять не буду, но если я полюблю кого-нибудь, то мы разойдемся без скандала”. Он оставил первой жене дачу в Царицыно. Еще у него была комната на Покровке. Они с Татой произвели обмен. Получили две большие комнаты в коммунальной квартире прекрасного старинного дома. По тем временам роскошное жилье. В доме жило много артистов, в том числе Яблочкинаxxxii.

Муж взял за правило, чтобы у них были гости. Старался, чтобы жене не было скучно и все было у него на глазах. Он был среднего росточка, внешне, как старый барин, но внутренне человек исключительно интересный. Тогда был один выходной день – воскресенье. Мы у нее часто собирались, задерживались иногда под выходной до трех часов ночи. И у других бывали, с сослуживцами собирались. Веселились, танцевали. Отличная у нас была компания.

Борис Николаевич отличный собеседник, здорово умел он организовать беседу за столом. Все было к ее услугам, так как он работал по-прежнему ректором института. Она институт уже кончила и преподавала.

Приехал как-то Соломон в командировку. Я его у себя оставляла или пристраивала к старушке-соседке. Я взяла его к Тате и Борису Николаевичу. Предупредила: “Только смотри, в Тату не влюбись”. Сидели мы до трех часов ночи. Когда мы с Соломоном возвращались, спрашиваю: “Как тебе Тата понравилась?” Он говорит: “Не знаю, что вы ею восхищаетесь. Если бы я в кого влюбился, так в ее мужа. Он же умница, интереснейший человек”.

Чтобы было веселее, было с кем хорошо потанцевать, Борис Николаевич приглашал одного инженера из нашего министерства. Тот подрабатывал тем, что преподавал западные танцы и, конечно, бесподобно танцевал. У Таты всегда отличная закуска была. Он сначала поест, как следует, потом эта разминка была.

«В ТЭП’е в те годы работали потомки знаменитостей, например, правнук Фонвизина. Его не взяли в армию, а зачислили в нестроевые. Почему: “Дед был генерал”. Он говорит: “У меня прадед Фонвизин, знаменитый писатель”. А в приемной комиссии не слышали про Фонвизина: “Не знаем мы твоего писателя». Правнук был этим страшно оскорблен. Написал даже статью в стенную газету.

Потом у нас был Володя Морозов, генпланщик, правнук Пушкина. Когда тот в Михайловском жил, там была крестьянская девушка, с которой поэт был одно время близок. Так род их и шел. Все знали, что эти Морозовы потомки Пушкина. Володя стихи кропал. Но семья была трудная. Мать очень больная. Сестра полуслепая. Он тоже очень плохо видел. Курчавые волосы. Характерные губы. Наивный этот Володя был. Какой-то немножко не от мира сего»32.