I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.а.ахматовой Н.н.пунин - а.е.аренс-пуниной XI. Возвращение в город Разговорная книжка

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.А.АХМАТОВОЙ

1 августа 1924 года. Киев

Милый, дружный мой Олень-Аничка, через полчаса моя лекция сижу и трясусь; вспоминаю тебя и нарочно в этой тос­ке ожидания сел тебе писать. Они устроили мне здесь такие афи­ши и вообще такую рекламу, что я чувствую страшно себя от­ветственным и боюсь этого выступления. В киевской «Правде» была помещена моя биография, из которой я узнал, что я начал «лит. деятельность» в 1909 году, то есть тогда, когда еще писал университетские сочинения о Коммине на первом курсе, а затем я редактировал, оказывается, такие книги, каких вообще еще в России никогда не издавалось; ну, да Бог с ними... завтра еще вторая лекция, а в понедельник утром я выезжаю и буду в Пет­рограде 6-го, в среду, тоже утром.

Милый мой Олень, увижу ли тебя и как увижу? Киев мне все время о тебе напоминает; просил показать мне женские кур­сы; сожалею, что не спросил тебя, где ты жила; стереть бы с этих исчирканных мостовых все следы и целовать следы твоих ног; в этом желании, о котором, кажется, больше в романах пишется, есть какая-то действительная сила выражения; да, так чувствую, хоть это, может быть, выглядит глупо и смешно.

Мне предлагают в Киеве очень выгодное дело *г приезжать сюда для выступлений раз в месяц на 45 дней (для чтения лек­ций в Институте искусств), но я без тебя никогда больше, пока есть «наша любовь», не решу ни одного своего отъезда; мне час­то с укором вспоминалась твоя фраза, сказанная еще весною, ко­гда я торжественно заявил тебе, что уеду к А.Е.- <<и меня не спро­сил». Милый Оленик, самое трудное в жизни тревога.

Как я помню складки твоих рук за кистями — милые руки. Но чем я дольше без тебя, тем больше мне не хватает тех недлин­ных и не всегда запоминающихся разговоров обо всем, живущем с нами и в нас, которыми ты так необычайно выражаешь свое отношение ко всему -~ коротких фраз, дикого твоего ума - я ску­чаю о них. С какой-то безнадежностью, потому что их так труд­но вспомнить.

Целую тебя, Олень. Завтра, может быть, увидимся.

Твой Котий-Мальчик.

Ольге поклон, белокурой Оленьке, фантастичной.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ

3 августа 1924 года. <Киев>

Дорогой мой друг, нежно любимая (не сказано кем) Галоч­ка и Аника-воин. Очень скоро после того, как Вы ушли в эту те­плую ночь по дороге, поезд тронулся; в вагоне было набито; как-то так вышло, что мы прозевали сесть в прицепной вагон во­время. Всю дорогу, показавшуюся мне короткой, я стоял у от­крытого окна; бодрость, влитая в меня солнцем и Вами, меня не покидала, но я с тревогой смотрел на небо, заволакиваемое все более и более облаками. В Винницу поезд тоже опоздал.

Мне не совсем повезло с выступлениями. Рекламу устрои­ли мне приличную, т.е. афишу и газетные заметки, конечно курьезные, одну из которых посылаю вам для веселья, но на пер­вой лекции, которую читал плохо, было не так уж много наро­ду (300 человек), как говорят, оттого, что самое мертвое вре­мя, еще две недели назад было лучше; антрепренер, впрочем, не унывал, следовательно, доход был; на второй лекции, кото­рую прочел исключительно хорошо, было народу еще меньше; антрепренер рке унывал. Отсутствие публики (было чатовек 200) объясняется тем, что это был канун демонстрации, кото­рая проводится, как 1 мая, в том же масштабе. Но эта бездо­ходность возмещается отношением тех, кто был — исключитель­ное и почти «восторженное»; всем хотелось со мной о чем-то говорить, так что оба раза шел дометт в сопровождении неболь­шой толпы, крикливой и шумной, как вообще толпа в Киеве — так до самых ворот; и вот сегодня еще ~ день демонстрации, должны прийти какие-то молодые люди для каких-то разгово­ров; не обошлось и без курьезов: какие-то дамы почему-то со­чли меня близким антропософии*, и вчера одна из них, поймав днем на улице, взяла обещание прийти к ним сегодня; придет­ся идти.

Ну, а как вы доживаете последние дни своего заточения — не повезло вам этим летом.

Любуюсь тобой, бодростью твоей и как ты можешь держать всех «в струне». Иренки милые, как-то она там лопочет, хитрит и бегает, здорова ли?

^ XI. Возвращение в город — Прогулки с Ахматовой -Наводнение — «Надо всем скука» — «Россия не рабо­тает» — Царское Село ~ Москва — Болезнь Ахмато­вой — Расстрел лицеистов — Письма А.Е.Аренс-Пуниной

^

РАЗГОВОРНАЯ КНИЖКА

А. 6 августа 1924. Летний сад. Котий вернулся из деревни. Ахм.


Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС-ПУНИНОЙ

8 августа 1924 года. Петроград

Милый тоскующий друг, нежная Галочка,— вот я здесь, в тишине и тревоге. Таран проводил меня до самого вагона, нас всего было в вагоне пять человек, так что можно было выбрать любое место и прекрасно устроиться. Провожая, Таран даже рассердился, что я сообщил Вам об его отъезде, он настаивает, чтобы Вы остановились у него, так как Мария Мартыновна вполне сможет Вас принять.

Петроград встретил меня солнцем и теплом; Ольге только завтра можно будет еще встать, несмотря на это А.А. помоло­дела и относительно бодрая; тот едва уловимый холодок, о ко­тором я писал Вам в первом письме, остался. Но трудно мне Вам рассказать, до какой степени мне дорог и мил этот чело­век, ибо как Ваши, так и многие другие суждения о ней совсем неверны; неповторимое и неслыханное обаяние ее в том, что все обычное — с ней необычно и необычно в самую неожиданную сторону; так что и так называемые «пороки» ее исполнены та­кой прелести, что естественно человеку задохнуться; но с ней трудно, и нужно иметь особые силы, чтобы сохранить отноше­ния, а когда они есть, то они так высоки, как только могут быть высоки «произведения искусства»; я не буду спорить, моя дружба с ней, может быть, и гибельна для меня, но не я только один предпочитаю эту гибель страху ее потерять или скуке ее не иметь. Я «разрываю Вам сердце» всем этим, но Вы хотите и лю­бите, чтобы я говорил Вам про нее, молчанием я еще больше печалю Вас; не отчаивайтесь только, милый друг, сами Вы из­брали этот трудный путь, пойдем по нему, пока хватит сил.

Сегодня Пуся и Сарра у меня обедают, Сарра еще уедет, как только уладится квартирный вопрос. Берзены их чуть было не выселили из комнат, игра эта обнаружилась только тогда, когда Сарре удалось получить 2 билета в Борисовку, так что она принуждена была снести билеты назад.

Очень бы хотелось упорядочить наступающую зиму, но на­столько сложна «ткань» моей жизни, что не уверен, хватит ли «организационных сил» на это упорядочение. В Музее Художе­ственной Культуры упорно говорят, что Малевич не вернется к должности и что заведовать буду я*; это, конечно, не находка, но я избавлюсь от завода, который меня тяготит. Кроме того, у меня есть широкий план постановки дела, совершенно отчетли­во вставший передо мной после Киева, не знаю опять-таки, хва­тит ли меня его осуществить, впрочем, пока разговоры эти преж­девременны. Больше гораздо интересуюсь я тем, чтобы закре­питься в Русском музее — отсюда можно начать широкую борьбу.

А как сложится Ваша зима? Только бы мир был в нашем доме, а я считаю, что это возможно, хотя и трудно; я чувст­вую, какой должна быть жизнь для этого в целом, и чувство мое вполне осязаемо внутренне, значит, жить так можно.

Из письма Вашего вижу, что Ирина вовсе не скучала обо мне, неужели она даже не вспомнила наутро и не удивилась, что меня нет; вот неверный ребенок!

Как Вы тоскуете, мой ласковый друг, и нечем мне утешить Вас на таком далеком расстоянии. Но я верю в нашу дружбу и думаю, что дружной будет и наша встреча; уже немного оста­лось до нее; только бы здоровыми и без «событий» вернулись Вы домой. Не ропщите за то, что трудна наша жизнь — от этого она становится ценной; кое-как легко прожить; внутренняя сила ро­ждается оттого, что преодолеваются препятствия; словом, я по­могу Вам, как смогу, а Вы мне идти тем путем, который нам дан — верю в жизнь. И Вам верю и люблю Вас. Целую руки Ваши и крешу Вас и Ириночку. Зое кланяйтесь и еще раз про­сите у нее за меня прощения, что был таким несносным в Немирове. Господь с Вами, добирайтесь же бодро. Ваш друг Ника.