Geum.ru

Лев Успенский. Ты и твое имя

Вид материалаДокументы

Содержание


Роза львовна и фиалка леопардовна
Любовь пушкина
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   46
^

РОЗА ЛЬВОВНА И ФИАЛКА ЛЕОПАРДОВНА




      Человек похвастался: "А у меня есть знакомая, которую зовут, представьте себе, Розой Львовной!" Недоуменное молчание служит ему ответом. Впрочем, кто-нибудь, наверное, скажет: "Да? Ну и что же?"
      Но почему, если он же заявит: "А вторую мою приятельницу именуют Фиалкой Леопардовной (или Резедой Бегемотовной)", -- все закричат со смехом и досадой: "Ну да, рассказывайте! Этого не может быть!"
      Не странно ли: роза -- цветок, резеда и фиалка - тоже. Лев, леопард и бегемот -- крупные дикие звери. Почему же названия первых могут стать именами людей, а остальные -- нет? А кстати, вы уверены, что не могут? Вот фраза из одного широко известного художественного произведения: "Жиров из страха перед Мамонтом спал в ванной".
      Это вас не удивляет: в одном довоенном журнале был ведь когда-то напечатан фантастический рассказ академика Обручева: привезенный в Москву замерзший тысячелетия назад мамонт ожил и натворил всяких дел; это, наверное, из того рассказа...
      Вы думаете? А другая сценка:
      "Яша у рояля грянул туш. Полетели шампанские пробки. Мамонт сел рядом с Дашей..."
      Бред сумасшедшего? Ничего подобного; это выписка из ничуть не фантастического романа А. Н. Толстого "Хождение по мукам". Речь идет о днях гражданской войны.Все происходит в Москве, и автор рисует действительно жившего на свете человека, лицо историческое, известного актера, а затем члена партии анархистов, Мамонта Викторовича Дальского.
      Такой человек на самом деле существовал (его настоящая фамилия была Неелов), и если бы у него родилась дочка Виолетта ("фиалка" по-французски), мы увидели бы живую Фиалку Мамонтовну. * А чем хуже она, нежели Настурция Гиппопотамовиа? **



* У М. В. Дальского была дочь. Она, насколько известно, жива и сейчас, и зовется Ларисой Мамонтовной. Так как имя Лариса некоторыми расшифровывается как "чайка" то сочетание получается еще более неожиданное. ** За Гиппопотамовну, конечно, поручиться трудно, но Лео-пардовна, по списку имен, включенных в свое время в православные святцы, была вполне возможна, если не буквально, то, во всяком случае, теоретически. Мало кому известно, что в святцах числилось имя "Пард", с пояснением: барс. Как известно, барс и леопард -- два животных "близко родственных", как говорит А. Брем. Если бы вы носили имя Пард, вы справляли бы вашы именины 28 декабря по новому стилю: то был день, посвященный святому, близко родственному леопардам. Добавлю, пожалуй, что, таким образом, среди старых имен были три, связанных с крупными хищниками из числа "кошачьих": Лев, Тигрий и Пард.




      В чем же дело тогда? Почему мы совершенно неодинаково реагируем на вполне однотипные сочетания слов?
      Дело только в привычке и непривычке. Самое простое и благозвучное имя нарицательное прозвучит для нас дико, если мы внезапно превратим его в имя собственное. В нем еще будет живо чувствоваться непогашенное, неумершее первоначальное предметное значение: Еж Петрович, Верблюд Журавлев... Постепенно же (и, может быть, даже довольно скоро при частом употреблении) это значение затушуется, померкнет, потом вовсе исчезнет,и слово как бы потеряет для нас "всякий смысл", из "имени существительного" станет "просто именем". Как раз поэтому слова чуждых языков проще принимают на себя роль имен: за ними русский человек с самого начала не чует никакого добавочного значения; откуда ему знать, что Гамаль -- по-турецки "верблюд", Ардальон для грека -- "замарашка" или Дэйзи в Англии -- "маргаритка"?
      Я могу перевести вам то или иное имя, могу, скажем, объяснить, что турецкие слова "Назым Хикмет" означают: "Слагающий стихи" и "Мудрость", и тогда вам будет уже не так легко воспринимать их просто как имя и фамилию прославленного турецкого поэта. Но ведь пока я не сделал этого, вы даже не подозревали, что это "тоже слова".
^

ЛЮБОВЬ ПУШКИНА




      На нашем наблюдении стоит задержаться. Хочется подтвердить его обратным примером. Очень часто слово, став именем собственным, столь бесповоротно расстается со своим былым нарицательным значением, что вскоре затем может внезапно приобрести значение новое, порой совершенно иное, очень далекое от прежнего, и начать опять играть роль "слова", только имеющего уже совсем другой смысл.
      Однажды в городке Луге я увидел издали на заборе афишу. На ней резко выделялись только очень крупно набранные слова: Любовь Пушкина.
      Это заинтересовало меня. "Интересно, -- подумал я.-- Видимо, кто-то будет читать лекцию. Но кто же подразумевается под "любовью" великого поэта -- Наталья Гончарова, Мария Раевская или, может быть, таинственная Эн-Эн?"
      Я перешел улицу и рассмеялся от неожиданности. Вблизи афиша выглядела вот как:
29 июля Лужский городской сад вечер вокальной музыки ЛЮБОВЬ ПУШКИНА пение Б. Николаев (рояль) нач. 8ч. вечера

      Выступала певица, носившая ту же фамилию, что и "певец Людмилы и Руслана", а имя ее было Любовь. Все очень просто. Почему же издали я понял текст совсем по другому?
      Недоразумение? Нет, дело тут явно сложнее. Причина в том, что для нас фамилия Пушкин звучит совсем "не так, как все остальные, созвучные с нею: слишком особенную историю пережила она.
      Все другие сходные фамилии кажутся нам не слишком благозвучными, не очень красивыми: Мышкин, Кошкин, Душкин... В них живо чувствуется их происхождение от слов с уменьшительным и даже "уничижительным" значением, вроде "душка" (рядом с "душа"), "чашка" (рядом с "чаша") и так далее. Актер, носящий фамилию Кошкин, наверняка заменит ее более благородным театральным псевдонимом, прежде чем выступать (как актер Неелов заменил свою псевдонимом Дальский). Тот же, кто носит фамилию Пушкин, не нуждается в этом: о"а и так звучит достойно. Почему?
      Да потому, разумеется, что на наш слух и понимание слово "Пушкин" приобрело уже давно совершенно новое значение. Оно перестало быть только фамилией. Оно значит теперь для нас: "гениальный поэт", "великий художник". Услышав его, мы прежде всего думаем, что речь идет об Александре Сергеевиче Пушкине, и только потом нам приходит в голову, что могут ведь быть и другие Пушкины: Кузьма Васильевич или Петр Никифррович (я взял эти данные из телефонного справочника). Когда поэт в своей "Родословной" гордо писал:
"Я грамотей и стихотворец, Я Пушкин просто, не Мусин..." --

      он как бы предвидел в будущем это удивительное изменение значения собственной фамилии. В Большой Советской Энциклопедии указаны два Пушкина, в словаре Брокгауза даже три: Александр, Андрей и Василий. Но из них только один "Пушкин просто" -- тот, которого знает каждый.
      Очевидно, я был прав, когда утверждал, что судьба человека может преобразить для нас и звук, и смысл его имени. А поразмыслив, заметишь и другое: каждое слово не только состоит из звуковой формы и внутреннего значения; его окрашивает наше живое, часто очень сложное, отношение к нему.
      Это можно подтвердить целым рядом сходных примеров. Мы с вами, произнося или слыша фамилию Толстой, совершенно не задумываемся над ее значением: для нас слово "Толстой" тоже как бы является синонимом слов "великий писатель". Кто-то сказал "Толстой", и вы прежде всего подумали: "Лев Толстой, автор "Войны и мира", могучий ум, один из самых замечательных людей XIX века". Конечно, в следующий миг вы можете согласиться, что речь идет о каком-нибудь другом Толстом: о поэте, скульпторе, советском писателе. Но все они не "просто Толстые": мы зовем их кого "Алексей Константинович", кого "Алексей Николаевич", кого "Федор Петрович". В энциклопедии Брокгауза упомянуты двенадцать носителей этой фамилии, и все же для нас только один из них является "просто Толстым". Но это -- только для нас. Иностранцы, недавно научившиеся русскому языку, иначе воспринимают это имя. Один норвежец в своих записках о путешествии по России не без некоторого удивления замечает: "Имя Толстой означает "толстый"!"
      Теперь нам надо сделать некоторое усилие, чтобы представить себе, что фамилия Глинка происходит от слова глина; а ведь в .свое время известные стихи:
"Пой в восторге, русский хор, Вышла новая новинка. Веселися, Русь! наш Глинка -- Уж не глинка, а фарфор!" --

      показывали с полной ясностью, что связь этих двух слов между собою была куда прочнее, чем связь слова "глинка" с представлением о замечательном композиторе. Видимо, пока слово окончательно станет именем собственным, должен пройти известный срок; до поры до времени в нем продолжает чувствоваться его прежнее "нарицательное значение", и нередко оно мешает пользоваться этим словом как удобным общепризнанным именем. Вот одна из причин, которая затрудняет употребление в качестве имен "любых слов".