Geum.ru

Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время

Вид материалаДокументы

Содержание


А. В. Блануца
Б. М. Боднарюк
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31
Блануца А. В. Торговый потенциал Волыни конца XV – середины XVI в. в системе международной торговли восточно-европейского региона // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции / Отв. ред. А. И. Филюшкин. СПб.: Любавич, 2010. С. 41–46.


^ А. В. Блануца

Торговый потенциал Волыни конца XV – середины XVI в. в системе международной торговли восточно-европейского региона


Волынь как исторический регион на протяжении многих веков был и остается в сфере интересов научных исследований, в том числе и социально-экономического формата. Вопросы, связанные с проблемами торговли и торговых отношений во взаимосвязи с международными торговыми тенденциями, могут более исчерпывающе изучены через определение торгового потенциала столь важного в экономическом плане Волынского региона. Административно Волынская земля с середины XV в. утратила статут удельного княжества и отошла под непосредственную власть Великого княжества Литовского. В так называемом «литовском» территориальном виде она образовалась в результате отделения частей Белзкого, Холмского, Ратненского и других княжеств (Крикун Н. Административно-территориальное устройство Правобережной Украины в XV–XVIII вв. Границы воеводств в свете источников. Киев, 1992. С. 40). В результате проведения территориально-административных реформ в ВКЛ в 1565–1566 гг. Волынская земля преобразовалась в Волынское воеводство, в состав которого вошли Луцкий, Кременецкий и Владимирский поветы.

Торговый потенциал Волыни перспективно изучать с нескольких позиций. Во-первых, важно проанализировать типологию и структуру потенциальных товаров, которые могут использоваться на внутреннем и внешнем рынках как избыточный продукт.

Во-вторых, определить ассортимент экспортных и импортных товаров.

В-третьих, изучить состояние торговых коммуникаций и развитие таможенной системы региона. Тезисно можно представить следующий анализ проблемы.

Товарами украинского экспорта с древнерусских времен оставались воск и меха. Меха, скорее всего, были реэкспортированы с Московского государства через Киев, Луцк и Владимир. Это были дорогие соболиные и лисьи шкурки, или бобровые меха, которые также активно добывались на украинских землях ВКЛ, в том числе на Волыни. Например, во Владимире даже появилась потребность регулировать торговлю бобровыми мехами на городском рынке. Ведущее место среди товаров, что шли на экспорт в европейские страны с Волыни, на протяжении XV–XVI вв. принадлежало продукции лесоперерабатывающих промыслов, а также зерновой и животноводческой отрасли сельского хозяйства. Основными товарами лесоперерабатывающих промыслов были доски, так называемый ванчос, и щегловое дерево, буковые и дубовые клепки, которые служили для изготовления бочек для муки, соли, селедки, и васильки для бочек под пиво и вино. Одним из наиболее важных продуктов экспорта на Запад был поташ, который использовался для изготовления тканей, стекла, мыла. Вся эта продукция вывозилась в Европу транзитом через польский Гданск. Согласно польскому историку Р. Рыбарскому, лессовые товары украинского происхождения выходят на европейский рынок лишь с середины XVI в., а до этого времени преимущество имели товары польского происхождения (Rybarski R. Handel і polityka handlowa Polski w XVI stuleciu. Warszawa, 1958. T. 1. S. 49). Возможно, историк был в чем-то прав, исходя из того, что до середины XVI в. относительно украинских земель не сохранились таможенные книги, а разбросанный материал о торговле продукцией древесины не дает нам четкого представления об объемах такой торговли.

Объемы экспортируемых волынских товаров можно определить на основе опубликованных материалов влоцлавецких таможенных книг. Так, согласно им, в 1546 г. с Ковельских имений королевы Боны через Влоцлавецкую таможню прошли 18 комяг пеплу, в 1555 г. — 92 лашта (1 лашт — 120 пудов), в 1556 г. — 30, в 1557 г. — 408, в 1558 г. — 906, в 1560 г. — 533, в 1561 г. — 455, в 1568 г. — 669, в 1569 г. — 1755 лашта (Данные подаются по: Сидоренко О. Ф. Українські землі у міжнародній торгівлі (IX – середина XVII ст.). К., 1992. С. 156). Большими партиями вывозили со своих владений зерновые и продукцию древесины украинские князья и шляхтичи. Например, с владений кн. К. Острожского в 1557–1558 г. экспортировано через влоцлавецкую таможню 49 лаштов зерновых, 60 лаштов пепла, в 1568 г. — 162 лашта озимой пшеницы и 236 лаштов пепла, кн. Р. Сангушко в 1568 г. — 80 лаштов озимой пшеницы и 18 лаштов дегтя. Шляхтичи Борзобогатые-Красенские помимо продажи товаров из своих владений занимались посредничеством, о чем свидетельствуют объемы продаваемых ими товаров. Так, в 1555 г. на влоцлавецкой таможне зафиксирована продажа шляхтичами 838 лаштов зерновых, 92 лаштов пепла, 2 захцика (= местной копе) ванчоса и 5 лаштов дегтя, в 1557–1558 гг. — 488 лаштов зерновых и 485 лаштов пепла (Торгівля на Україні XIV – середина XVII ст. Волинь і Наддніпрянщина / Упор. В. М. Кравченко, Н. М. Яковенко. К., 1990. С. 162–165. № 126а).

В деревообделочном производстве были задействованы такие специальности как бондари, бочечники, гребенники, каретники, колесники, комяжные мастера, плотники, ситники, столяры, токари, шкатулочники, будники, дегтяри, дровосеки, пороховщики, селитряники, смольники, шафари поташных буд и др. Этот перечень, в частности, указывает на размах ресурса, использованного в процессе подготовки древесины к продаже.

В историографии отмечено, что торговые коммуникации Волынской земли были развиты на высоком уровне. Процесс формирования полной системы торговых коммуникаций на украинских землях ВКЛ длился от времен Киевской Руси и до начала XVII в. Торговые маршруты, по мнению специалистов, как правило, избирались не произвольно, а учитывая географические условия местности, причем водные транспортные пути всегда влияли на конфигурацию сухопутных. Последние в основном тяготели к речным водоразделам. Весомое влияние на эволюцию торговых коммуникаций оказало долговременное действие дорожного принуждения, складское право и таможенная система, которые в комплексе создавали главные регламентационные условия для ведения торговли (Берковський В. До історії стану та еволюції мережі торговельних шляхів Волинського воєводства у XVI – першій половині XVII ст. // ІІ Міжнародний науковий конгрес українських істориків «Українська історична наука на сучасному етапі розвитку». Кам’янець-Подільський, 17–18 вересня 2003 р. Доповіді та повідомлення. Кам’янець-Подільський; Київ; Острог, 2006. Т. 2. С. 395).

На изломе XV–XVI вв. произошли значительные изменения в одном из основных торговых регионов Украины — Волыни. Старые торговые пути, которые концентрировались вокруг Владимира, в связи с отходом Любомльской и Ратненской земель в состав Короны Польской, уже в начале XVI в. опускаются значительно южнее — до уровня Луцка. Последний, благодаря своему удачному географическому расположению и важному (центральному) экономическому и административному значению на Волыни, становится узловым пунктом, в котором переплетались два главных торговых направления: горизонтальное по линии Восток-Запад (Центральная Украина — Западная Европа) и вертикальное по линии Юг-Север (Крым — Московское государство). В целом от Луцка, по данным В. Берковского и Г. Боряка, в разных направлениях расходилось семь главных путей-гостинцев: на Торчин, Красное, Жидичин, Олику, Крупу, Буремль, Полонку, а также две добровольных дороги — на Степань и Черторыйск. Через Луцк проходил также удобный водный путь по р. Стыр. Во Владимире в связи с изменениями в политико-административном подчинении отдельных земель с конца XIV и к началу XVI в. состоялся определенный спад торговой активности, а в последующий период полностью обновился (Берковський В. До історії стану та еволюції мережі торговельних шляхів... С. 395; Он же. Деякі аспекти розвитку міжнародної торгівлі міста Володимира в кінці XIV – першій половині XVI ст. // Минуле і сучасне Волині та Полісся: Володимир-Волинський в історії України та Волині. Луцьк, 2004. С. 11; Боряк Г. В. Торговельні шляхи на Волині в першій половині XVI ст. // Велика Волинь. Луцьк, 1997. С. 168–170).

Сеть торговых коммуникаций на Волыни в силу исторических обстоятельств издавна была хорошо развита. Уже в конце XIV в. волынские купцы ездили торговать проторенными путями во Вроцлав, Магдебург, Лейпциг. Через Волынь проходило соединение Киевщины и Поднепровья с польскими землями, а также другими странами Центральной и Западной Европы. Из Киева на Волынь, согласно исследованиям В. Берковского, купцы добирались двумя главными гостинцами. Первый шел через Житомир—Чуднов—Романов—Мирополь на Полонную по так называемой Ивницкой дороге или Смоляному пути. Второй — через Житомир на Звягель, где в него вливался менее важный, межрегиональный гостинец из Овруча. Рядом с этими торговыми коммуникациями существовали еще два торговых гостинца: прямой воловий путь из Житомира к Острогу, и второй путь проходил в обход Житомира через Радомисль и Черников в направлении Звягеля (Берковський В. До історії стану та еволюції мережі торговельних шляхів... С. 396).

Исследователи указывают, что в направлении Луцка киевских купцов выводил торговый путь и через Звягель—Корець—Гощу—Ровно. В Ровно путь сообщался с торговым гостинцем из Острога. Прибыв в Луцк и уладив все вопросы, которые были связаны с функционированием здесь складского права, купеческие валки получали право двигаться дальше на запад торговыми путями по линии Торчин—Владимир—Хотячев—Черников вплоть к Грубешеву Белзкого воеводства и дальше землями Короны Польской в Люблин через Городило-Замостя. Через Торчин также следовало торговое направление на Ковель и Турийск. Именно здесь второй западный луцкий путь расходился в двух направлениях: на Ковель и на Люблин через Миляновичи—Мацеев—Любомль—Хелм (Берковський В. До історії стану та еволюції мережі торговельних шляхів... С. 396).

Активная роль в развитии торговли на украинских землях ВКЛ принадлежала и торговой сети гостинцев с севера на юг. Этим путем соединялись с Молдавией и Турцией Московское государство и этнически литовские земли. Им же в Корону Польскую добирались купцы и послы из Крыма. Во времена мира между ВКЛ и Московским государством оживлялись торговые отношения, и московские купцы достигали даже волынских городов, где вели свою торговлю.

Каменец-Подольский играл ключевую роль в южном торговом направлении Волыни. Через Владимир и Луцк в Каменец-Подольский шли транзитные пути из Польши и Литвы. В годы правления волынского князя Дмитрия-Любарта Владимир и Луцк пользуются правом склада на путях с запада в Крым. После вхождения Волыни в состав ВКЛ и наступления литовских войск на Крым южное направление международной торговли приобретает новую окраску. Транзитные торговые пути через Волынь становятся более выгодными для западных купцов, в основном из-за сокращения расстояния при доставке товаров. Волынские города в XV в. были также активно включены в транзитную торговлю, которая шла через Молдавию. Однако политика Польского королевства, направленная на разрыв путей древних экономических связей украинских земель с европейскими и овладение ими с помощью права склада, привела к относительному сужению товарооборота в Луцке и поднесению польского Люблина в противовес волынским городам (Сидоренко О. Ф. Українські землі у міжнародній торгівлі… С. 95, 100–102, 151–152).

Существовали и специальные дороги, связанные, в частности, с торговлей соли. Солевые трассы фигурируют в документах под названиями «прасольних» или «соляных» дорог, а пошлина, которая собиралась от вида такой торговли, — «соляная». Например, в 1528 г. Сигизмунд ІІ Старый приказывал луцким таможенникам через кн. К. Острожского не запрещать двигаться старыми соляными дорогами купцам, которые направлялись в Дубно и Острог, а также собирать с них соляную пошлину. Таким образом, великий князь литовский протежировал купцам, которые торговали солью на Волыни.

Роль важных водных трасс на Волыни играли р. Стыр и р. Горынь (РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 48. Л. 75–75 об.). Например, с помощью р. Стыр волынские города сообщались с белорусскими землями ВКЛ, в частности с Пинском, а р. Припять соединяла волынских купцов с Надднепрянщиной, в частности с Киевом (Торгівля на Україні… С. 73).

Торговый потенциал региона определяла и развитость городов и местечек, которые были очагами внутренней торговли, часто определяющей объемы внешнеторговых операций. В середине XVI в. на Волыни насчитывалось 1 крупный, 14 средних и 17 малых городов, а также 89 местечек (Подсчитано: Сас П. М. Феодальные города Украины в конце XV – 60-х годах XVI в. К., 1989. С. 212–215).

Таким образом, торгово-коммуникационная система Волыни удовлетворяла требованиям как местного, так и внешнего рынка, содействовала активному развитию товарных отношений.


Боднарюк Б. М. К вопросу об участии молдавского отряда в битве при Грюнвальде 1410 г. // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции / Отв. ред. А. И. Филюшкин. СПб.: Любавич, 2010. С. 46–50.


^ Б. М. Боднарюк

К вопросу об участии молдавского отряда в битве при Грюнвальде 1410 г.


Одним из малоизученных аспектов Грюнвальдской битвы 1410 г. остается вопрос об участии в ней на стороне Польши отряда из Молдавии. Историография проблемы, как известно, и на сегодняшний день не дала однозначного ответа, тем самым сохраняя ее научную актуальность для дальнейшего изучения. Обзор публикаций по выделенной теме позволяет констатировать исследовательский интерес к ней среди ученых еще с конца ХІХ в. Естественно, что приоритет в комментировании и трактовке соответствующих источников долгое время сохранялся за немецкими, польскими и румынскими историками.

Однако именно они в силу ряда объективных причин, связанных в большинстве случаев с противоречивыми или неточными данными самих источников, вопрос о молдавском отряде перенесли в дискуссионное русло. Необходимо также отметить, что полемика продолжается и в наше время, акцентируясь вокруг нескольких принципиальных моментов: этнического состава отряда, места (территории или региона), где именно он формировался, численности, наконец, принимал ли этот отряд из Молдавии непосредственное участие в самой битве.

Исходя из вышесказанного, сделаем попытку еще раз коротко проанализировать и подытожить точки зрения, мнения и выводы специалистов, в первую очередь румынских (поскольку они менее известны российским ученым), которые в той или иной мере касались обозначенной проблемы.

Румынская историография, достаточно обширная и интересная, характеризуется в большинстве случаев доминирующей тенденцией: она рассматривает молдавский отряд в этническом плане как исключительно румынский (волошский) контингент, набранный на «землях Румынии». При этом необходимо учитывать, что часть румынских историков вообще ставит под сомнение сам факт существования такого отряда или отрицает его непосредственное участие в битве. Как подчеркивает Ш. Штефэнеску в своей статье «Участие румын в битве под Грюнвальдом», в историографии «по этому поводу и в наше время есть много разных противоречивых мнений и точек зрения» (Ştefănescu Ş. Participarea Romînilor la lupa de la Grünwald (15 iulie 1410) // Studii. Revistă de istorie, 1961. № 1 (anul 14). P. 12).

В одном из первых комплексных исследований, посвященных эпохе правления молдавского господаря Александра Доброго (1411–1433) (монография вышла на французском языке в 1882 г.), его авторы, Э. Пикот и Г. Бенджеску, анализируя средневековые немецкие хроники, опубликованные в 3-м и частично в 4-м томе «Scriptores rerum prussicarum», впервые констатировали участие «в объединенном антиорденском войске контингента молдавских воинов» (Picot E., Bengesco G. Alexandre le Bon. Prince de Moldavie 1411–1433. Vienne, 1882. P. 6–8). Это утверждение в дальнейшем усилили своим научным авторитетом такие классики румынской исторической мысли ХХ в. как А. Ксенопол (Xenopol A. D. Istoria Romînilor din Dacia Traiană. Bucureşti, 1934. Vol. III. P. 126–127), И. Урсу (Ursu I. Relaţiile Moldovei cu Polonia pînă la moartea lui Ştefăn cel Mare. Piatra Neamţ, 1900. P. 37), И. Миня. Последний, например, писал, что в битве при Грюнвальде «тела поляков лежали рядом с погибшими воинами из молдавского отряда» (Minea I. Principatele romîne şi politica orientală a impăratului Sigismund. Note istorice. Bucureşti, 1919. P. 125).

Тем не менее, самый известный и авторитетный румынский историк прошлого века, Н. Йорга, в итоге поставил под сомнение уже успевший стать «аксиомным» факт участия отряда из Молдавии в Грюнвальдской битве. В своей ранней (за 1921 г.) работе «Поляки и румыны» Йорга несколько завуалировано отмечает, что Польша получила от Молдавии в 1410 г. «помощь в той самой тяжелой войне» (Iorga N. Polonais et Roumains. Relation politiques, economiques et culturales. Bucureşti, 1921. P. 9); какую именно «помощь» получили поляки — автор не конкретизировал. Спустя почти шестнадцать лет (1937 г.) Н. Йорга в многотомной фундаментальной работе «История румын» высказался с диаметрально противоположной позиции. В третьем томе своего исследования он безапелляционно резюмировал: «Поляки не использовали в битве с Тевтонским орденом, разбитым у Танненберга в 1410 году, молдавский отряд, который фигурирует, но несколько позже, в 1422 году, под Мариенбургом» (Iorga N. Istoria Romînilor. Bucureşti, 1937. Vol. III. Ctitorii. P. 327).

Такой неожиданный и провокационный вывод Йорги активизировал исследовательский азарт у многих историков. Первым, кто ему возразил (правда без соответствующей логической аргументации), был К. Караджа (Karadja C. I. Delegaţii din ţara noastră la conciliul din Constanţa (în Baden) în anul 1415. Extras din Acad. Rom. Mem. Secţ. ist. Seria III. T. VII. Mem. 2., 1926–1927. P. 15). Патриотическую позицию Караджи поддержал другой классик румынской исторической науки — К. Джуреску. «Победа при Танненберге в 1410 году, — писал он, — в определенной мере была одержана также благодаря отряду, направленному в виде помощи господарем Молдавии» (Giurescu G. G. Istoria Romînilor. Bucureşti, 1946. Vol. I. P. 505).

К ним присоединился и К. Раковица. Предложенные этим ученым гипотетические доказательства сводятся к следующему логическому построению: «Информацию о том, что Александр (Добрый. — Б. Б.) посылает отряд солдат в 1410 году против тевтонцев, под Танненберг, я не обнаружил. Тем не менее, представляется возможным, что это было на самом деле, поскольку согласно договору от 1404 года, возобновленному в 1407 году, Александр взял на себя обязательство предоставить помощь против всех врагов Польши безоговорочно; и как только в 1410 году Польша мобилизировала свои военные силы — и польские, и литовские, и точно также это сделали ее вассальные правительства — руссы, татары, — скорей всего, следуя их примеру, тут (под Грюнвальдом. — Б. Б.) были и солдаты Александра» (Racoviţă C. Inceputurile suzeranităţii polone asupra Moldovei (1387–1432) // Revista istorică romînă, 1940. № 10. P. 286).

Но свои критические соображения и достаточно мотивированные возражения по поводу данной острой дискуссии высказал не менее маститый румынский историк середины ХХ в. — П. Панаитеску. Он высказался следующим образом: «Присутствие молдаван в битве под Грюнвальдом, с учетом всех противоречивых аспектов, комментариев и высказанных предположений, так и не удалось доказать до конца; оно (присутствие. — Б. Б.) не подтверждается серьезными источниками» (Panaitescu P. P. Lupta comună a Moldovei şi Poloniei împotriva cavalerilor teutoni // Romano-slavica, 1952. Vol. IV. P. 228). В своих источниковедческих рассуждениях П. Панаитеску подвергает сомнению и отрицает объективность и достоверность тех немецких хроник из «Scriptores rerum prussicarum», расплывчатые данные из которых (в хрониках молдаване упоминаются только в польско-литовском лагере; их пребывание там немецкими хронистами не объясняется) стали основой для утверждений, выдвинутых в конце ХІХ в. уже упомянутыми Э. Пикотом и Г. Бенджеску.

Панаитеску считает, что средневековые хронисты из Германии умышленно «дописали» до десятка европейских этносов как участников битвы, чтоб хоть как-то оправдать сокрушительное поражение Ордена. В связи с этим исследователь конкретизирует свою мысль: «Если верить хронистам, Владислав Ягелло и Витольд сумели поднять против тевтонцев гигантский потоп врагов. Однако не только численность воинов вызывает сомнение, но и состав войска антиорденской коалиции. Прусские хроники описывают крестоносных рыцарей в роли защитников католической веры, окруженных в центре Европы язычниками и схизматиками, а именно — турками, которые неизвестно что искали в Пруссии, дикарями-татарами, вероотступниками руссами и молдаванами. И все же ни в одной прусской хронике молдаване не упоминаются как непосредственные участники битвы под Грюнвальдом… Они фигурируют лишь в одном анонимном сообщении (находились до битвы в польско-литовском лагере. — Б. Б.), которое требует тщательного исторического анализа. Кроме прусских хроник, ни в одном источнике не упоминается присутствие молдавского отряда при Грюнвальде» (Panaitescu P. P. Lupta comună a Moldovei şi Poloniei împotriva cavalerilor teutoni… P. 229).

Кроме того, П. Панаитеску свой вывод аргументирует следующим образом: «Политическое окружение (Молдавского княжества. — Б. Б.) подобного участия не допустило бы. Достаточно вспомнить, что в то время Сигизмунд Люксембургский, король Венгрии, опасный сосед Молдавии, поддерживал тевтонских рыцарей, с которыми был в союзе. Исходя из данной ситуации, элементарное политическое предвидение диктовало Александру Доброму не посылать солдат в Пруссию, чтобы лишний раз не дразнить в связи с этим могучего короля Венгрии и Германии» (Panaitescu P. P. Lupta comună a Moldovei şi Poloniei împotriva cavalerilor teutoni… P. 229).

Упомянутый выше Ш. Штефэнеску, используя данные, почерпнутые им из архива Тевтонского ордена и не известные до того румынским специалистам, категорически отрицает мнение П. Панаитеску (Ştefănescu Ş. Participarea Romînilor la lupa de la Grünwald… P. 15–20). В своих умозаключениях Штефэнеску ориентируется исключительно на известную (классическую) польскую и немецкую историографию второй половины ХIХ – середины ХХ в. (работы А. Яблоновского, А. Прочаски, П. Тумлера, А. Чоловского, С. Кучинского, М. Бискупа), которая считает участие военного отряда из Молдавии в Грюнвальдской битве доказанным фактом.

На этой позиции стоят и украинские историки, А. Масан и А. Федорук, которые в основательной статье «Русско-молдавский отряд в битве под Грюнвальдом (из истории международных связей населения Буковины в начале ХV в.)» выдвигают интересную идею: они склоняются к тому, что молдавский отряд формировался на территории Шипенской земли (в дальнейшем, как известно, она получила название «Буковина»), которая в начале ХV в. входила в состав Молдавского княжества (Масан О., Федорук А. Русько-молдавський загін в битві під Грюнвальдом (з історії міжнародних зв’язків населення Буковини на початку ХV ст.) // Питання стародавньої та середньовічної історії, археології й етнології. Чернівці: Прут, 2003. Т. 2 (16). С. 59–68). Кроме того, в отряде были, по утверждению авторов, не только молдаване, но и руссы (т. е. восточные славяне), автохтоны Днестровско-Прутского междуречья (Масан О., Федорук А. Русько-молдавський загін в битві під Грюнвальдом… С. 62).

Обобщая данный историографический обзор, есть основания считать, что вопрос о молдавском отряде в войне 1409–1411 гг. по многим аспектам остается открытым для дальнейшего изучения.