Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время

Вид материалаДокументы

Содержание


О. Я. Ноздрин
1.2. Товары: основные группы.
3. Денежное обращение на Буковине в составе Молдавии (на материале монетных находок 1300/76–1595 гг.)
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   31
Ноздрин О. Я. Служба русских людей европейским монархам XVI–XVII столетий // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции / Отв. ред. А. И. Филюшкин. СПб.: Любавич, 2010. С. 220–227.


^ О. Я. Ноздрин

Служба русских людей европейским монархам XVI–XVII столетий


Дипломатическая, торговая, ремесленная, просветительская, военная деятельность иноземцев в России, их правовой статус, конфессиональные предпочтения, этнокультурные сообщества — традиционные сюжеты историографии. Покинувшим отечество «московитам» XVI–XVII вв., исключая отдельных выдающихся персонажей, уделено гораздо меньше внимания.

Причины, порождавшие феномен «зарубежных русских» различались. Сочувствие современников вызывали полоняники, невольники турецких галер, совершавшие длительные паломничества к святым местам монахи и праведники, участники посольств, оставшиеся после поражений на вражеской территории земляки, по мирным договорам легально менявшие подданство. Резкому осуждению подвергались политические эмигранты, дезертиры, уклонявшиеся от тюрьмы, опалы, религиозных преследований лихоимцы, искатели приключений, поведение которых власти объясняли злым умыслом, корыстью, наваждением. В условиях централизации самовольное оставление страны из допустимого феодальным обычаем отъезда, свободного выбора сюзерена, становилось предательством, тяжким государственным преступлением. Дальнейшая судьба беглецов зависела от международной обстановки, остроты внешних конфликтов, внутренних противоречий, борьбы придворных партий, сиюминутных привходящих обстоятельств, симпатий и антипатий. Прежние положение, преимущества, способности, связи, опыт требовалось подтвердить, отстоять, упрочить на новом месте.

«Имеется уже великое множество московских перебежчиков, нередко появляющихся среди нас, — сгущая краски, предостерегал Сигизмунда II Августа в середине XVI в. Михалон Литвин, — которые, разведав дела и разузнав о деньгах, состояниях и обычаях наших, беспрепятственно возвращаются восвояси; пребывая у нас, они тайно передают своим наши планы. А у татар они ходят в невольниках, у ливонцев же таких убивают, хотя москвитяне не занимали никаких их земель, но всегда связаны с ними вечным миром и договором о [добро] соседстве. Более того, убивший получает кроме имущества убитого определенную сумму денег от правительства…» (Литвин М. О нравах татар, литовцев и москвитян. М., 1994. С. 95–96).

Гневные инвективы клеймили благосклонно принимаемых Ягеллонами изменников, конкурировавших в получении должностей с природными подданными Короны. Поводов возмущаться было предостаточно.

В 1534 г. к литовцам переметнулся окольничий Иван Васильевич Ляцкий (Лятский), пожалованный Сигизмундом I имениями Высокий двор и Золудек Троцкого воеводства (Wysoki Dwór i Żołudek w Trockim województwie). В 1552 г. их получил бежавший вместе с отцом Иван Иванович, удостоенный звания лесничего подляского. Ему наследовал будущий писарь польный литовский Теодор (Фёдор) Ляцкий (ум. в 1616 г.), посетивший «для наук и рыцарских упражнений» Германию, Францию, Нидерланды, Италию, Мальту, участник походов венецианцев и госпитальеров против османского флота. В польско-шведской войне 1600–1611 гг. он командовал крупным гусарским отрядом, отличившись в сражениях при Пайде (Белом Камне) осенью 1604 г., где под ним убили двух коней, и Кирхольме 27 сентября 1605 г.. Успешная карьера его сына от брака со знатной итальянкой Изабеллой Бонарелли делла Ровера, Яна (Ивана) Альфонса Ляцкого (ум. в 1646 г.), подкомория Виленского (1622 г.), кастеляна Минского (1630–1634 гг.) и старосты Жмудского (1643–1646 гг.), вполне соответствовала чаяниям «старой» шляхты, ничем не выдавая московское происхождение предков (Siarczyński F. Obraz wieku panowania Zygmunta III króla polskiego i szwedzkiego, zawierający opis osób żyjących pod jego panowaniem. T. I–II. Lwów, 1828. S. 263–264; Emigracja rosyjska. Losy i idee / Pod red. R. Bäckera, Z. Karpusa. Łódź, 2002. S. 182, 194).

Подобный случай не был уникальным. В 60-е гг. XVI в. на польскую сторону перешли князь Юрий Иванович Горенский-Оболенский, князь Федор Иванович Буйносов-Хохолков, Владимир Семенович Заболоцкий, насильно постриженный в монахи Антониева-Сийского монастыря под именем Тихона можайский дворовый сын боярский Тимофей Иванович Тетерин-Пухов, новоторжец Осьмой Михайлов сын Непейцын и другие. Только в 1564 г. вместе с князем Андреем Михайловичем Курбским владения Ивана IV Грозного покинуло двадцать дворян (Зимин А. А. Опричнина. М., 2001. С. 82–83; Филюшкин А. И. Андрей Михайлович Курбский: Просопографическое исследование и герменевтический комментарий к посланиям Андрея Курбского Ивану Грозному. СПб., 2007. С. 90–91). В XVII в. их судьбу повторил оставшийся в Речи Посполитой сторонник несостоявшегося «царя Владислава Жигимонтовича» Иван Никитич Ер Салтыков, давший начало католическому роду Солтык (Sołtyk).

Часть беглецов, вроде награжденного Сигизмундом II «за выезд» городом Ковель с окрестными волостями Андрея Курбского или пожалованного имением Смольяны Владимира Заболоцкого, лично участвовала в походах против русской армии, отрабатывая королевские пожалования и данные родиной прозвища вероломных изменников. Другие не спешили сжигать мосты, уповая на государеву милость.

После Деулинского перемирия 1618 г. правительство царя Михаила Федоровича признало переход Смоленска под контроль Варшавы. Попытка вернуть крепость осадой во время войны 1632–1634 гг. закончилась поражением, среди причин которого называют стремление ряда державших оборону «польских» смолян сохранить дарованные королем Сигизмундом III привилегии. К 1654 г. возникла иная ситуация. Обещанное царем Алексеем Михайловичем прощение положившим оружие недругам, отказ от массовых конфискаций, признание основ сформировавшегося в 1618–1654 гг. землевладения содействовали сдаче королевского гарнизона под давлением защищавших город смоленских «панов обывателей и шляхтичей», среди которых находились Никифор Княжнин, Андрей Кульнев, Павел Шатихин, Александр и Ян Пушкины, Еремей и Денис Петуховы, Семион Потемкин, Станислав Тютчев, Павел Пустошкин, очевидно, имевшие русское происхождение (Список осажденных царем Алексеем Михайловичем в Смоленске в 1654 году // Орловский И. И. Смоленский поход царя Алексея Михайловича в 1654 году. Смоленск, 1905. С. 57, 62, 63, 66).

Фамилия и имя требуют подтверждения «русскости» дополнительными сведениями. Зимою 1633 г. из польского лагеря бежал гайдук Войтех (Войцех) Сливенский. Доставленный в Москву, он назвался «русским человеком», «отец де его был белянин, сын боярский, Петр, прозвище Безсон, Зайцев, а взяли де в полон отца его и мать его литовские люди на Белой, как стоял король под Смоленском, и свезли в Литву, а в Литве отец его жил в Брезском повете у пана у Миколая Пронсковича. И тому де ныне лет с 7 отец его и мать в Литве померли, а он после отца своего остался мал и служил у того ж пана Миколая Пронсковича, а ныне де пришел в Смоленск с Захарьяшем Заруцким. И февраля в 6-й день ныне тому 10-й день стоял он на городе на стороже, и в ночи за два часа до света, спустился с города по веревке и прибежал к немецкому полковнику к Якову Шарлу, и полковник де его послал в острог к боярину, к Михаилу Борисовичу Шеину с товарищи…» (Акты Московского государства. Т. I. СПб., 1890. С. 459).

Расспросная речь умалчивает, каким образом сын Петра Безсона Зайцева стал Сливенским. Зависело ли это от прихоти пана Пронсковича или других причин, записывать гайдука поляком, основываясь только на имени Войцех преждевременно.

Помимо Литвы и Польши значение имело северо-западное направление эмиграции. Неудачи Ливонской войны, внутренние мятежи и потрясения, разруха смутного времени ослабили международные позиции России. По Столбовскому миру 1617 г., возвращавшая Великий Новгород Швеция получала Корелу и Ингрию вместе с оставшимся населением. Вопрос взаимной выдачи перебежчиков стал одним из лейтмотивов отношений Москвы и Стокгольма всего последующего XVII столетия.

В 1584 г. источники фиксируют появление в шведских владениях Федора, Касария и Воина Барановых, вместе с братьями Афанасием и Петром Носакиными (Насакиными), а также Василием, Петром и Федором Розладиными (Разладиными), получившими грамоты на земельные пожалования. Как и другие династии «шведов» Калитиных и Климентьевых, они владели ливонскими «маетностями», захваченными в результате успешных походов Ивана IV Грозного конца 50–70-х гг. XVI в. (Линд Д. Х. Ингерманландские «русские бояре» в Швеции. Их социальные и генеалогические корни. М., 2000. С. 9). С падением московской власти в 1580–1582 гг., недавние ее представители предпочли сохранить поместья, присягнув шведам. К ним добавились «начальные люди» присоединенных Густавом II Адольфом в 1617 г. невских земель, выступавшие пособниками новгородской оккупационной администрации Якоба Делагарди. К середине XVII в. сложился круг «русских бояр» — байоров (baijorfamiljerne), позднее инкорпорированных в состав шведского дворянства.

Подобно нобилитету соседних стран, байоры предпочитали позволявшую укрепить положение военную службу. Потомок Меншика Баранова и Катарины Икскюль, эстляндский ландрат Клаус Юхан фон Баранофф (von Baranoff, 1623–1686), последовательно прошел путь от лейтенанта, рейтарского майора северных кампаний 1655–1660 гг., до полковника и командира ингерманландского полка. Юхан (Иван Григорьевич) Аполлов (Опалев или Опалов, Apolloff, ум. в 1706 г.) с апреля 1689 г. по май 1702 г. состоял шведским комендантом Ниеншанца, сдавшим город Петру I на условиях почетной капитуляции, а его брат ротмистр Василий исполнял обязанности коменданта Копорья (1701–1703 гг.), позднее вместе с сыном Захариасом (Захарием) оказавшись в русском плену. Их мать, Аграфена Аминова, была дочерью оставшегося после смуты на королевской службе Федора Григорьевича Аминова (Aminoff), 24 сентября 1618 г. возведенного королем Густавом II Адольфом в дворянское достоинство (Schlegel B., Klingspor C. A. Den med sköldebref förlänade men ej å riddarhuset introducerade svenska adelns ättar-taflor. Stockholm, 2006. P. 10; Tengström L. «Muschoviten — Turcken icke olijk»: Ryssattribut, och deras motbilder, i svensk heraldik från Gustav Vasa till freden i Stolbova. D. I. Jyväskylä, 1997. P. 216).

5 августа 1628 г., защищая Штральзунд от армии Альбрехта Валленштейна, пал командир шведского гарнизона полковник Фриц Петрович Розладин (Fritz Petrovitj [Petersson] Rosladin). Его старшая дочь, Брита (Brita, 1626–1675), стала супругой Стена Нильссона Бьелке (1624–1684), адмирала и королевского казначея, а младшая, Кристина Фрицдоттер (Kristina Fritzdotter, 1628–1676), 15 мая 1645 г. вышла замуж за Хермана Классона Флеминга (1619–1673), в 1664–1669 гг. занимавшего должность генерал-губернатора Финляндии (Tengström L. «Muschoviten — Turcken icke olijk»… D. II. P. 224).

Прекрасно вписались в ряды скандинавской аристократии продолжающиеся до настоящего времени династии Пересветовых-Моратов (Pereswetoff-Morath) и Аминовых (Aminoff). Последние уже в XIX в. получили титулы баронов Шведского королевства и графов великого княжества Финляндского.

Иная судьба ожидала простых «московских изменников». Словно подтверждая опасения Михалона, секретарь королевской канцелярии Станислав Пиотровский, совершивший вместе с армией Стефана Батория псковский поход, писал 30 августа 1581 г.: «В роте Ухровецкого был русский дезертир, который давно уже бежал из России в Швецию, а потом вступил на службу в польские войска. Под Островом он бежал из роты в крепость, но по сдаче замка взят вместе с другими. Сегодня его четвертовали» (Tengström L. «Muschoviten — Turcken icke olijk»… D. II. P. 329).

В период завершения подготовки Смоленского похода, 20 октября 1631 г. новгородские воеводы князья Юрий Якшеевич Сулешев и Семен Никитич Гагарин докладывали Посольскому приказу об аресте польских шпионов Ивашки, по прозвищу «Солдат», Карпушки Серпянина и Ивашки Смольянина. Первый из них на допросе показал, что был пленен мальчишкой во время шведского владычества в Новгороде и отправлен в Выборг, где работал три года в поместье Нильса Андерсона. После этого Ивашка жил слугою четыре года в Стокгольме у капитана Ланспера, с братом которого отправился во Францию, где прожил еще четыре года, после чего служил в шведской армии солдатом. В войне с Речью Посполитой «под Куконосом в те поры, как король имал Лифляндские города», он попал в польский плен, успев побывать в Вильно и Смоленске, где, вместе с прочими пленными шведами работал по укреплению крепости, пока не бежал в 1629 г. в Ригу.

Ивашка Смольянин оказался родом из Смоленска. Захваченный «в малых летах» литовцами, он «служил и жил в Прусской земле, подле города Нюлборка [Нюрнберга] у служилого литвина у Вилима Сарговского шестнадцать лет», затем воевал рядовым цесарской армии против Датского короля, перешел на службу к шведам, снова попал в польский плен, оказавшись солдатом «Сапегинова полка», дезертировав в Псков, а оттуда в Новгород. Биография Карпушки мало отличалась от его товарищей.

Вскоре выяснилось, что легко пересекшие границу арестанты имели «некие грамотки», адресованные сторонникам польского короля в России. По приговору 7 августа 1632 г. Ивашку Солдата и Карпушку Серпянина казнили. Еще ранее, в июле 1632 г. под пытками умер Ивашка Смольянин (Джинчарадзе В. З. Борьба с иностранным шпионажем в России в XVII веке // Исторические записки. Вып. 39. М., 1952. С. 250–254)..

Плен был гарантированным способом оказаться вдали от дома, особенно если речь шла о не прекращавшихся столкновениях с турецкими и татарскими соседями.

В 1697–1698 гг. путешествовавшее по Европе «Великое посольство» Петра I застало в Нидерландах десятки русских. 21 октября 1697 г. в Амстердаме к послам явился «полоняник Иван Петров, а сказал: родом воронежец, с малых лет жил на Дону и в чигиринскую службу взят в полон на казачем ерке в Турки и был в полону в Трапезонии лет з дватцать и ис полону ушол в галанский город Ротордам, а оттоле пришел в Амстердам». 25 октября челом бил Максим Кирилов сын Мякиш, просивший, «чтоб ему быть в службе великого государя, в какой ему укажет, а родом де он города Витепска, веры благочестивые греческого закона, служил преж сего в салдатех аглинскому королю, потом на море на караблях был матросом своею волею, а матроскому и салдацкому делу он искусен». Логин Сидоров сын Семенников сказывал, что сам он «з Дону, казачий сын, взят был в полон в первой Крымской поход на казачем ерике в Азов, и был в Азове с месяц, и отвезен в Керчь, и ис Керчи продан в Царьгород и был на каторге 4 месяца, а с каторги продан турчанину в Царь ж город, и был у розных турков пять лет на каюке в перевощиках, а потом ушел во Французскую землю и был в салдатах 3 года, а после в Галанской земле салдатом же». Другой донской казак, Селиверст Жбанов, после бегства из турецкого плена на французском корабле так же воевал в армии Людовика XIV, а затем на стороне Соединенных Провинций, пока не был «по учинению мира отпущен».

Зимою 1697–1698 гг. «великие послы» приняли целую группу «русских людей города Архангельского и холмогорцев посадских людей… всего двадцать человек». «А в допросе сказали, что они посланы были от Города на караблях в Галанскую землю для учения морского ходу и в Галанской земле взяты были в войско и служили в салдатах, а по скончании с французы войны отпущены. А в войску давано им сверх одежды на корм по 8 денег на день…» (Список лиц, принятых в Российскую службу великими послами во главе с Ф. Я. Лефортом, датированный апрелем 1697 – мартом 1698 года. В кн.: Ф. Лефорт. Сборник материалов и документов. М., 2006. С. 226, 227, 230, 232, 245).

В XVI–XVII вв. вернувшиеся на Русь после долгого отсутствия полоняники не спешили сообщать властям подробности скитаний. Даже вынужденная обстоятельствами служба иноземному государю ставила в двусмысленное положение относительно государя собственного.

В 1626 г. Москва встречала шведское посольство дворянина Юрия Бернгарда и бывшего «гражданина Смоленска» Александра Любима Дементьевича Рубцова (Rubzoff), вызвавшего недоумение принимающей стороны. Посол, по законам дипломатии представлявший его величество короля Густава II Адольфа Шведского, оказался русским посадским человеком. Через пристава царь спросил, на каком языке говорит Рубцов, «в постные дни ест ли рыбу, по какому указу пристав пускал его в церковь, как он в церкви стоит и молится и в каком платье ходит?» Посол отвечал, что он русский человек, пострадал за православную веру от короля Сигизмунда, сидел в Мариенбурге в плену 11 лет и освобожден был королем Густавом-Адольфом. После удовлетворительных ответов ему разрешили посетить церковь, видеть «образ пречистой богородицы», слушать обедню в Успенском соборе, «видеть очи святейшего патриарха Филарета Никитича» и принять его благословение. Челобитная Рубцова, что, будучи заточен «за христианскую веру, отца духовного у него не было долгое время; так бы святейший патриарх пожаловал, велел дать ему запасные дары, где ему случится, в дороге или при смерти, и ему бы тем причаститься, а святейший патриарх его знал в Малборке», также получила положительный ответ (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. V. М., 1959. С. 132).

«И Ноября ж в 25 день, — сообщали дворцовые разряды, — Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всеа Русии указал быти у себя Государя на приезде Свецскаго Густаф Адольф короля послу Александру Любину Рубцову да королевскому дворенину Юрью Бенгарту. И Свейские послы были у Государя, в золотой меншой полате. А при Государе были в рындах, в белом платье, с топоры, по правую сторону, столники: князь Федор княж Борисов сын Татев да князь Федор княж Федоров сын Волконской; по левую сторону: столник князь Иван княж Борясов сын Татев да стряпчей Юрей Васильев сын Телепнев» (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. V. М., 1959. С. 132).

Вызывавшее удивление в начале XVII в. совсем иначе выглядело спустя столетие. В 1714 г. ставший королем Великобритании Джорджем I ганноверский курфюрст Георг отправил к Петру I Великому с почетной дипломатической миссией сообщить о своем восшествии на престол прикомандированного к ганноверскому двору русского камер-юнкера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. «Государь чрезвычайно обрадовался, увидев своего подданного в службе иностранной в почетном звании министра, — писал историк XIX в. Д. Н. Бантыш-Каменский, — щедро одарил его и, по прошествии трех лет, отозвал от двора Великобританского…» (Бантыш-Каменски Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. Ч. II. СПб., 1840. С. 3).

До издания «Манифеста о вольности дворянской», разрешавшего беспрепятственное пересечение «благородными шляхтичами» границы, обучение в европейских университетах, невраждебную интересам отечества службу иноземным государям, оставалось менее полувека…


Огуй А. Д. Международная торговля Молдавским торговым путем в XIV–XVI вв.: воздействие на денежное обращение региона // Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной Европы в Средние века и раннее Новое время (к 600-летию битвы при Грюнвальде/Танненберге). Материалы международной научной конференции / Отв. ред. А. И. Филюшкин. СПб.: Любавич, 2010. С. 227–232.


А. Д. Огуй

Международная торговля Молдавским торговым путем в XIV–XVI вв.:

воздействие на денежное обращение региона


В экономической жизни каждой страны существенную роль всегда играли институты обмена, занимавшиеся через торговлю дистрибуцией товаров (в т. ч. люксусных), которые доставлялись из других государств торговыми путями. Контроль путей давал государству доступ не только к товарам, но и к доходам, составляющим основу государственной казны. Поэтому в конце XIV в. Польша, став сюзереном Молдавии, в значительной мере взяла под контроль на юге Молдавский торговый путь, ключевой для Центральной и Юго-Восточной Европы, и попыталась в битве под Грюнвальдом (1410) «получить контрольный пакет акций» на северном его завершении — на Балтийском море.

Остановимся подробнее на значении Молдавского торгового пути, роль и функциональная нагрузка которого (в т. ч. и ассортимент товаров), по нашей гипотезе, со временем должны были меняться для Молдавии и Буковины, через которую тот проходил. Опираясь на архивные и летописные данные, а также на местные находки монет, определим типы и объемы проданных товаров и монет, поступивших на территорию Северной Буковины в 1370–1400; 1400–1450; 1500–1550; 1550–1600 гг.

1. Торговля и денежное обращения в последней четверти XIV–XV вв.

1.1. Торговые пути. За документами XIV–XV вв. (особенно «Оуставицьтво» 1408 г.), в период нового подъема международной торговли в последней четверти XIV в. вместо небезопасного «татарского пути», проходящего от торгового союза Ганзы по «Высокой дороге» в Краков, Львов, а потом через Золочев, Теребовлю, Каменец-Подольский, Белгород и Перекоп в Кафу землями, контролируемыми татарами, утвердился новый «молдавский» («Via valahica»). Он следовал через Молдавское княжество (1349 г.), принявшее (благодаря расположению) участие в международной транзитной торговле между Южным Востоком и Северным Западом. Путь проходил из Праги (Вроцлава, Познани, Гданска) через Краков, Львов, Бибрку, Рогатин, Галич, Коломыю, Черновцы (или Хотин), Серет, Сучаву, Яссы, Белгород — к генуэзской Кафе (дальше на юг и восток в Индию) или на Килию (в устье Дуная) и по суше на Константинополь. Овладение портовыми Белгородом (1399 г.) и Килией (1412 г.) позволило Молдавии, бывшей под протекторатом Польши, через 15 таможенных пунктов (в т. ч. 2 на Сев. Буковине) контролировать важное звено европейского торгового пути и быть одним из столпов транзитной торговли между Востоком и Западом.

^ 1.2. Товары: основные группы. Анализ молдавских грамот Александра от 8 октября 1408 г., Штефана от 18 марта 1434 г., Петра III Арона от 29 июня 1456 г., Штефана III 1460 и 1463 гг., торговых генуэзско-молдавских документов Банка св. Георгия (Banco di San Giorgio) 1457–1475 гг. разрешает определить основные группы товаров.

Транзит составили т. н. люксусные «восточные», «татарские» или «заморские товары»: шелк, камка и тебенка (для обивки седел); пряности и специи (перец, имбирь, тимьян, тмин и ладан, греческий квас, лимоны), дававшие благодаря их высокой стоимости при малом весе высокие прибыли.

С северного направления из Львова поступало: (1) сукно; (2) «покупные вещи»: штаны, пояса, шапки (1408 г.), серпы, ножи, косы (с 1460 г.), серпы «циновиы», ножи, косы, односторонние корды и мечи; (3) «циновни вещи»: мысы, кувшины, «плужные железа» и лемеха. В южном направлении, из Молдавии в Кафу, поступал другой товар: (1) подольское зерно (0,8 дуката за бербеницу); (2) мед и воск; (3) выдубленные кожи; (4) невольники или рабы (ценой от 30 до 150 дукатов) и др.

Общая прибыль Молдавии от торговли составляла на протяжении столетия относительно близкие суммы: от 1000 серебряных рублей на год в 1390-х гг. и 50 тыс. золотых дукатов на год в 1450-х гг. Удачное включение недавно созданного княжества в систему международной торговли обеспечило княжество (через пошлины) необходимым количеством монет (и своей чеканки, и привозной) и фрязького серебра (татарскими сомами).

2. Торговля и особенности денежного обращения в XVI в.

2.1. Изменение торговых акцентов

Конец XV – начало XVI в. принесли кардинальные изменения в экономическую жизнь Европы и Молдавии. Новые географические открытия (в т. ч. морских путей в Индию), перенос торговых дорог, упадок старых и быстрый рост новых центров товарообмена, развитие новых способов рыночного товаропроизводства в ряде стран Западной Европы — все это повлияло на центрально-восточноевропейский регион. Древняя колониальная торговля, проходившая молдавским путем из Юго-Востока (Константинополя и др.) в Европу, уступила в XVI в. возможностям Лиссабона. Португалия стала поставлять пряности морским путем из Индии в Гамбург и Гданьск. На экономике Молдавии крайне негативно отразилось и завоевание турками Кафы (1475 г.), и потеря портов Килия и Белгород (1484 г.). Это привело к катастрофическому уменьшению товарооборота, что нанесло сильный удар по центрам Молдавского торгового пути (Сучава, Львов, Краков), применение которого (в условиях контроля Турцией) потеряло перспективы для европейской транзитной торговли уже в конце XV в.

В начале XVI в. Молдавский торговый путь получил, однако, хорошие шансы для нового, экспортного применения, поскольку с середины XV в. произошли существенные изменения в пищевом рационе Европы, опустошенной «черной болезнью» — чумой 1343–1350-х гг. Изменение питания за счет существенного улучшения рациона мясом в послечумний период (1400-е гг.) приводило к уменьшению заболеваний. Поэтому в последние десятилетия чумного века (1350–1450 гг.), опустошившего Центральную, Западную и Северную Европу, резко возросла потребность в потреблении мяса, что стало дефицитом. В этих условиях дешевые потребительские цены на внутреннем рынке Молдавии и других стран вызвали заинтересованность на внешнем. Поэтому при активном участии южногерманского капитала (до кризиса 1557 г.) усилилась торговля с Восточной Европой (особенно с Венгрией и Молдовой), где были огромные пастбища. Из восточных окраин Европы (Польши, Молдовы), куда поступал германский капитал, что «лился мощной струей золота и серебра», начался импорт крупного рогатого скота (КРС) на убой. Этот аспект торговли стал для Молдовы (после военных кампаний 1489–1513 гг. и несмотря на последующие войны) очень интенсивным с 1530-х гг. и достиг своего апогея в конце XVI в.

На основании архивных данных и результатов исследований изложим имеющиеся и реконструированные (?) цифровые величины в таблице 1 «Молдавская продажа КРС Польше». Ключевым показателем для объема торговли выступает количество проданного КРС, стоимость которого существенно — до десяти раз превышала объемы и стоимость другой экспортной продукции — проданной рыбы, воска и меда. Совокупная стоимость КРС включала как стоимость количества голов, так и таможенные сборы и пошлины, а также деньги за охрану и перегон скота. Эти сборы, которые в основном были реконструированы, за имеющимися данными соответствовали в конце XVI в. 2/5 стоимости КРС. Полученные величины были количественно сопоставлены с совокупными доходами молдавской казны.

Таблица 1. Молдавская продажа КРС Польше

Объем торговли

1500/30

1531/40

1541/50

1551/70

1570-е гг.

1580-е гг.

Колич. КРС

10–12 тыс.

21 тыс.

15 тыс.

21 тыс.

25 тыс.

30 тыс.

Стоимость

1 гол. в Молд.

1 гол. во Львове


1,5–2 дук.

2,5 дук.


2 дук.

3 дук.


2,75–3дук.

4 дук.


3 дук.

4 дук.


3,5

3,75 д.


3,75–4 дук.

Сукупн. стоим. КРС

20–24 тыс.

+?

42 тыс.

+12 тыс.

45 тыс.

+15 тыс.

63 тыс.

+40 тыс.?

87,5 тыс.

+50 тыс.

120 тыс.

+80 тыс.

Доходы молдав. Казны

200 тыс. ?

300 тыс.

дукатов

до 400 тыс. дукатов

400 тыс. ?




340 тыс. дукатов


Как видим, в начале XVI в. из Молдавии (преимущественно Северной Буковины) в Польшу поступало до 10 тыс. голов КРС (20 тыс. дукатов), а в 1530-х гг. — около 21 тыс. голов скота (42 тыс. дукатов), что составляло около 1/10 доходов государственной казны. Благодаря увеличению торговли в 1530–1560 гг. доля ежегодных доходов от Молдавского пути дошла до 1/4 суммы (60–100 тыс. дукатов). В 1570-х гг. выручка от торговли КРС увеличилась до 135 тыс. дукатов (1/3 государственных доходов), а в 1580-х гг. до 200 тыс. дукатов (2/3 доходов), что подтверждает стратегическую роль Молдавского торгового пути для экономики княжества.

^ 3. Денежное обращение на Буковине в составе Молдавии (на материале монетных находок 1300/76–1595 гг.)

Анализ начального монетного материала на Северной Буковине, проведенный автором (Огуй, 2008) на материале выявленных 75 монетных находок 1300–1600 гг., продемонстрировал различный уровень денежных масс (а оттуда и экономической жизни). Изложим полученные данные в таблице 2 «Монетные находки 1300–1600-х гг. на Сев. Буковине» (в переводе на дукаты). Для этого учтем количество монет по находкам, их типы, совокупный вес серебра и золота. Перерасчет серебра на дукаты, стабильные в своем курсе, дает возможность на одном логическом основании сопоставить монеты, принадлежащие к 10 разнородным монетным системам, используемым в денежном обращении Буковины 1300–1600 гг.

Таблица 2. Монетные находки 1300–1600-х гг. на Сев. Буковине

Монетные

Находки

1300/80

1380/1400

1400/80

1480/500

1500/80

1580/1600

Осн. Типы монет

Пражские

татарские

Молдав.,

Галицкие

молдав.

Молдав., венг.,тур.

Польск.,

венг.,тур

Польск.,

Имперск.

Количество

78 +

303 (381)

60

203 (263)

1820

340

Вес серебра

Золота


120


312



40

1,5 г


207

7х3,5=24.5

Всего

1225 г

38,5 г


3250



Стоимость в дукатах

3,5

9

2,5

13

53

77

Обобщение и заключение. Сопоставление общего объема монетных находок с учетом количества монет и их стоимости, показывает, что находки XIV в. из Северной Буковины составляли 381 монету (совокупной стоимостью серебра 12,5 дукатов, причем на 1300–1380 гг. пришлось лишь 3,5 дуката). В находках XV века, несмотря на войны 1430–1450 гг., — 279 монет (15,5 дукатов). В 1500–1580 гг. количество и качество найденных монет выросло в 4 раза, достигнув 1820 (в т.ч. 11 дукатов и 1850 г серебра, стоимостью 53 дукатов), а в 1580–1600 гг. — еще 340 монет (на 77 дукатов). Такое 6-кратное увеличение как количества монет, так и их качества (появление дукатов и талеров) подтвердило интенсификацию денежного обращения края за счет экспорта скота Молдавским торговым путем. Рост монетной массы, оседающей и в государственной казне, и в местных кладах, происходит синхронно с увеличением количества торговых операций. Четырехкратный рост государственных прибылей (1450 г. — 50 тыс. золотых; 1510 г. — 200 тыс. золотых; 1564 г. — 400 тыс. золотых) прослеживается и в больше чем четырехкратном увеличении монетной массы на Буковине (1500–1580). Превышение осевшей разнородной монетной массы свидетельствовало о продаже преимущественно буковинского КРС, т. е. торговля Молдавским путем и экспорт КРС стал основой для временного процветания Буковины в XVI в. Монетный разнобой показал относительную отсталость внутренней торговли и преобладание внешней.