Geum.ru

Научные проблемы, дискуссии художественное пространство в сибирском летописании XVII в

Вид материалаДокументы

Содержание


Библиографический список
Сюжетика областной сибирской прозы
Женщина и карьера
Экспектация как механизм индивидуального
Подобный материал:
1   2   3   4

^ Библиографический список
  1. История русской литературы: В 4-х т. Т. 1.- Л.: Наука, 1980. - С. 325.
  2. Азадовский М.К. Литература сибирская (Дореволюционный период).- Сибирская советская энциклопедия. - Т. 3.- М., 1932. - Стб. 163.
  3. Сибирские летописи. - СПб., 1907. - С. 163.
  4. Летописи сибирские. - Новосибирск, 1991. - С. 8, 10.
  5. Летописи сибирские. - С. 44, 46, 48.
  6. Ромодановская Е. К. Беллетристическая обработка Есиповской летописи.- В кн.: Очерки литературы и критики Сибири XVII- XX вв.- Новосибирск, 1976. - С. 6.
  7. Сибирские летописи. - С. 122.
  8. Подробнее об этом: Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. - «О понятии географического пространства в русских средневековых текстах». - С. 297-303. ( В кн.: Лотман Ю.М.. Семиосфера. - СПб., 2000.- 704 с.).
  9. Сибирские летописи. – С. 118.
  10. Там же. – С. 125.
  11. Очерки русской литературы Сибири. – Т. 1. – Новосибирск, 1982.- с. 64.
  12. Сибирские летописи. - С. 111.
  13. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. - М.-Л., 1947.- С. 393.
  14. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - М., 1979.- С. 65.
  15. Летописи сибирские. - С. 60, 62.
  16. Там же. - С. 66, 68.
  17. Там же. - С. 247.
  18. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение.- С. 412.
  19. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы.- СПб., 1999.- С. 140.
  20. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси.- С. 26.
  21. Панченко А. М. Два этапа русского барокко. -ТОДРЛ, 1977, т. XXXII. – С. 101.
  22. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. - С. 145.
  23. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы Х - XYII веков. - С. 154.


^ СЮЖЕТИКА ОБЛАСТНОЙ СИБИРСКОЙ ПРОЗЫ:

БИОГРАФИЧЕСКИЕ ИСТОКИ (ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ)*

Анисимов К.В.





Анисимов Кирилл Владиславович – доцент кафедры русской литературы КГПУ. В 1998 г. защитил кандидатскую диссертацию по теме «Круг идей и эволюция сибирской прозы начала XX века». Имеет публикации по истории региональной литературной традиции в Сибири.


Региональная литературная традиция, представляя собой вариант или "участок" национальной литературной системы, способна достаточно активно воздействовать (разумеется, в пределах своего распространения) на сюжетный потенциал доминирующей "столичной" словесности. Большой фактический материал такого рода, отражающий локальные "мутации" распространенных в общерусском масштабе сюжетов, собран и систематизирован в недавней работе Г.С. Спиридоновой [Спиридонова, 2000]. Между тем, в сюжетологическом отношении практически неизученным продолжает оставаться значительный комплекс биографических и автобиографических сведений, принадлежащих перу как самих сибирских авторов (не претендуя на исчерпывающий характер списка, назовем широко известные воспоминания областников Потанина [ЛНС, VI-VII, Потанин, 1992], Ядринцева [ЛНС, IV: 253-342], Шашкова [Шашков, 1882]), так и исследователей их деятельности и жизненного пути. Не выяснена специфика влияния материала биографического на художественный. В этой статье мы постараемся кратко сформулировать ряд задач, связанных с научным осмыслением указанного контекста.

XIX век в истории культуры Сибири – время формирования областнических воззрений, распространявшихся в том числе на литературу и литературную критику. Областникам было свойственно ощущение, что сибирская словесность начинается непосредственно с них, что произведения, создававшиеся к востоку от Урала едва ли не с конца XVI в., к ним не имеют никакого отношения. Средневековые летописцы лишь "рассыпались в хвалах: одни Ермаку, другие Строгановым…" – как писал Ядринцев в 1865 г. в статье "Сибирь перед судом русской литературы" [ЛНС, V: 22]. Деятель тобольского "культурного гнезда" конца XVIII в. Панкратий Сумароков, поэт и публицист, был, по словам того же Ядринцева, "бездарность", "притом, как ссыльный, чуждый краю, он не понимал и не мог понимать его нужд…" [Ядринцев, 1892: 667-668]. Красноречивее всего высказался на этот счет Г.Н. Потанин, вспоминая о своей переписке с Ядринцевым 60-70-х гг.: "Я как-то писал Ядринцеву, что сибирской литературы еще нет, она вся в будущем, а пока она только заключается в его письмах ко мне" [ЛНС, VI: 196]. Приведенные оценки вряд ли отражают реальную картину (учитывая сложную систему "влияний" авторов друг на друга внутри литературного процесса, обязательное наличие "предшественников" и т.д.), однако они прекрасно характеризуют литературное самосознание самих областников.

С чего же они начали, вернувшись в Сибирь из Санкт-Петербурга в 1863 г.? Как стали помогать "родам нашей литературы" [ЛНС, V: 265]? Первой сферой приложения их усилий стала газетная и журнальная публицистика. В известном смысле литературная критика областников увидела свет раньше их художественного творчества, а затем она это творчество во многом и обусловила, ибо, например, роман "Тайжане" задумывался Потаниным и Ядринцевым как "фельетонный" и не лишенный "интереса и тенденции" [Серебренников, 1997: 112]. Однако граница между критикой и изящной словесностью далеко не так прозрачна, как иногда может показаться, и переход от одного к другому может быть долгим и не всегда успешным. Так во многом и было в случае с Потаниным и Ядринцевым, безусловно, состоявшимися как критики, но беллетристические проекты которых (совместный роман "Тайжане") увидели свет только в наше время. Почему получилось именно так? Как кажется, областническая публицистика, помогая четко сформулировать идеологию и задачи движения, в той или иной степени определиться с типом героя (вроде "сибиряка" и "навозного" ядринцевских фельетонов), все-таки сама по себе не есть художественность. В таком случае сибирский роман мог бы основываться, к примеру, на сюжетных моделях современной областникам тургеневско-гончаровской традиции. Но вот Потанин в своей статье 1876 г. "Роман и рассказ в Сибири" пишет по этому поводу следующее: "Роман из жизни интеллигентных людей в Сибири не имеет до настоящего времени необходимой для него почвы, … попытки создать его неизбежно будут неудачны…" [ЛНС, VII: 231]. Ядринцев вторит ему в неподписанной редакционной статье "Восточного обозрения": "Запад всегда представлялся заманчивым для образованных сибиряков; там тот мир, который рисует ему литература и рассказы, там Рудневы (очевидно, "Рудины" - К.А.), Инсаровы, Елены Стаховы и тому подобные типы, совсем не встречающиеся в сибирской среде" [Ядринцев, 1882: 4]. Проблема в том, что в Сибири нет усадебной культуры, а вместе с ней и почвы для романной сюжетики "онегинского" типа. Произведения же, которые только "били" "на эффекты" местной жизни "и нимало не задевали горькой действительности" [ЛНС, V: 109], являлись неприемлемыми для областников по определению. Тогда из какой же "плоти" создавать "местную" литературу?

Напомним, что Потанин и Ядринцев совершенно недвусмысленно начинали историю "подлинной" сибирской литературы с себя. Ее сюжеты должны были, таким образом, в значительной степени зависеть от биографий самих ее создателей. Но сначала нужно было выстроить биографию как таковую, лишить ее характера "анкеты", придать ей символический статус, идеологизировать ее, превратить этапы жизни в знаковые события. Только в таком случае сюжет литературный будет производным от сюжета биографического. Надо сказать, областникам многое здесь удалось.

Решающим фактором в становлении литературной биографии "оказывается типологическая антитеза между поведением "обычным", навязанным данному человеку обязательной для всех нормой, и поведением "необычным", нарушающим эту норму ради какой-то иной, свободно избранной нормы…" [Лотман, 1997: 805]. Биографической нормой для образованного сибиряка середины XIX в. была своего рода эмиграция в университетский столичный город. "… Все бежит из Сибири", – с грустью замечает Ядринцев [Ядринцев, 1882: 2]. Явление это именовалось областниками абсентеизмом и расценивалось как крайне негативное. Как бороться с ним? Ответ очевиден: выстроить свои биографии на основе мотива возвращения. Участники сибирского студенческого землячества в Санкт-Петербурге в начале 60-х гг. "все собирались возвратиться на родину, чтобы служить ей", – как пишет в своих "Воспоминаниях" Потанин [ЛНС, VI: 91]. В случае с Ядринцевым это было, как кажется, именно осознанное желание, позиция, поскольку оставшийся после смерти матери без близких родственников молодой областник не имел личной мотивации для возвращения [ЛНС, IV: 292-293]. Ср. в этой связи такую оценку Потаниным своего младшего друга: "… К своим патриотическим чувствам Ядринцев пришел рассудочным путем" [ЛНС, VII: 46]. "Рассудочность", "умышленность" – это те слова, которые характеризуют индивидуальность выбора, следование собственной программе.

Как это ни парадоксально, но тип областнической биографии сформировался в сибирской культурной жизни несколько ранее самого областничества. Первым, кто осознанно вернулся в Сибирь из столицы, был П.П.Ершов. М.К.Азадовский полагает, что причины его возвращения в Тобольск носили личный характер (смерть отца и старшего брата, тоска и горе матери). Исследователь лишь бегло оговаривается, что? "быть может, некоторую роль сыграли и юношеские планы изучения Сибири…" [Азадовский, 1947: 160] В.Г. Утков, в целом представляя картину ершовской жизни в столице более детально, описывает еще и творческий кризис, переживаемый Ершовым в Петербурге после публикации "Конька-Горбунка". Так или иначе "атмосфера столицы начинает тяготить его…" [Утков, 1979: 58]. Другой биограф Ершова и его личный друг А.К.Ярославцев приводит в этой связи интересные сведения, позволяющие пополнить наши знания о расставании поэта с Петербургом. В 1841 г. Ершов, находясь в Тобольске, попросил в письме своего товарища В.Треборна выхлопотать ему гонорар за стихи, опубликованные в "Библиотеке для чтения" О.И.Сенковского. В разговоре с Треборном Сенковский проявил неуступчивость и в раздражении даже заметил, что Ершов получил назначение в Тобольск только благодаря его стараниям. Узнав о неприятных подробностях разговора из ответного письма Треборна, Ершов прокомментировал реплику Сенковского: "Г.С. забыл, кажется, что как кандидат университета, я всегда мог бы занять подобное место и не в Тобольске …" (курсив наш. К.А. Ярославцев, 1872: 80]. Видимо, выбор у Ершова все-таки был, и одними личными привязанностями возвращение поэта в Тобольск объяснить сложно. Тем более, что возникшие у Ершова еще до приезда в Сибирь планы сейчас выглядят вполне по-областнически. В них входили путешествие, издание краеведческого журнала и т.д. Какая цель! Пустыни, степи // Лучом гражданства озарить, – писал сам поэт [Ершов, 1984: 109]. Характерно, что уже после своей смерти Ершов оценивался областниками как их непосредственный предтеча [Потанин, 1907: 3-4].

Разумеется, ершовская биография и самоопределение не могли стать нормой в первой половине XIX в. Так, приехавший в 1837 г. в Тобольск В.А. Жуковский, сопровождавший в путешествии по России наследника престола Александра Николаевича, принял Ершова за ссыльного [Ершов, 1984: 379; коммент.: 439]. Человек, подобный Ершову, просто не мог, с точки зрения Жуковского, разорвать все свои столичные литературные связи (а их у Ершова за годы студенчества возникло немало – см. Азадовский, 1947: 159-160; Утков, 1979: 46) и ни с того ни с сего отправиться жить за Урал. Через два с небольшим десятилетия ситуация мало изменилась, и возвращающийся из столичного университета сибиряк все еще представлял собой эксцесс, а не норму. Т.е. молодые областники, возвращаясь в начале 60-х гг. в Сибирь, делали сознательный, хотя и несколько иррациональный выбор, создавали своего рода жизненный сюжет. Последовавшие в 1865 г. суд и ссылка Потанина, Ядринцева и др., конечно же, в еще большей степени символизировали их биографию, но эта тема, думается, требует отдельного рассмотрения.

Чувства человека, попавшего из столичной среды в провинциальную пусть и в результате осознанного стремления, не могут не быть противоречивыми. Доминирующим мотивом в эпистолярном и автобиографическом наследии становится раздвоенность: скука и томление в "глуши", желание "вырваться" в столицу, где, однако, тоже поджидает тоска по причине оторванности от "местных нужд". Тяга в столицу становится лейтмотивом в письмах Ершова друзьям: "Поездка моя в Петербург решится не ранее нового года" [Ярославцев, 1872: 59]. "… Два раза писал в Петербург о переводе меня туда и два раза возвращал с почты мои просьбы" [Ярославцев, 1872: 64]. "Если не представится мне случая быть при здешней гимназии инспектором, то я думаю перебраться в Петербург" [Ярославцев, 1872: 65]. "Нет, лучше в Петербург, к людям, которые … поймут меня, снисходительно посмотрят на мои ошибки …" [Ярославцев, 1872: 68] и т.д. и т.п. Схожие интонации наблюдаем в публицистике Ядринцева, много и весьма плодотворно путешествовавшего. "Сколько раз я закаивался возвращаться сюда (в Сибирь – К.А.) … Однако, как я ни боролся с собой, как хорошо ни сознавал, что из нашей встречи ничего не выйдет, … я все-таки возвращался совершенно бессознательно…" [ЛНС, IV: 129]. "И эта тоска, эта нравственная асфиксия до того сжимали грудь, что меня уже не удовлетворяли более ни родной воздух, ни родная ширь. […] …Я чувствовал влечение к свету европейского мира, к солнечному лучу мирового тепла…" [ЛНС, IV: 130]. "Тогда для меня наступал критический момент: покориться и примириться, или бежать?" [ЛНС, IV: 131]. Психологическую раздвоенность такого рода Ядринцев уподобил тяге человека к природе, одновременно предполагающей боязнь остаться одному, жажду возвращения к людям. "Он (человек – К.А.) как ребенок иногда бежит в глухой лес, ища таинственной тишины и мистического мрака, он с наслаждением забирается в чащу, но как только замолкает за ним гул шагов, его охватывает снова трепет, и он мчится назад, аукает и с радостью встречает человека, от которого убежал" [ЛНС, IV: 179].

Последний пассаж Ядринцева выводит нас уже к областной художественной прозе, поскольку, как кажется, он напрямую соотносится с одним из эпизодов романа "Тайжане". "Каждое утро Ваныкин ходил в лес, там он просиживал по нескольку часов, ползая по мягким коврам тайги. […] Он ощупал мех – мягкий и сухой; он растянулся вдоль колоды, положил голову на руки и стал прислушиваться к тихим звукам тайги и приглядываться к почве, видневшейся между стеблями травы. Он нередко проводил такие часы в наблюдении над жизнью таежных крошек" [Серебренников, 1997: 38]. Здесь, правда, отсутствует мотив выхода-бегства из тайги, однако образ Ваныкина в целом выстраивается как проекция областнической биографии.

Ваныкин, герой описанный и осмысленный далеко не окончательно, несет на себе отпечаток той раздвоенности, о которой мы только что говорили. В дошедшей до нас и опубликованной версии романа Ваныкин, "туземный герой", отправляется на золотой прииск, чтобы, заработав денег, уехать в университет. Ситуация эта тем более соотносится с начальным этапом идеальной областнической биографии, что является буквальным воспроизведением первых шагов молодого Потанина на пути к образованию, о чем он сам писал в своих "Воспоминаниях". Тяга героя к выезду из Сибири, стремление вовне – исходный момент в сюжете целого ряда областных текстов. "Он хочет вырваться из Сибири. Все ему противеет", – скажет о Ваныкине Ядринцев в одном из своих писем Потанину [Серебренников, 1997: 88]. Ср. также "Чураевых" Г.Д.Гребенщикова, где главный герой (Василий) уезжает из скита в Москву, чтобы получить религиозное образование и сделаться начетчиком алтайских часовенных. Сюжетную перспективу опубликованной редакции "Тайжан" мы, к сожалению, не знаем, однако в нашем распоряжении имеются варианты, предложенные соавтором Потанина Ядринцевым. У Ядринцева "туземный герой" (названный не Ваныкиным, а Чичеровым) сразу изображается возвращающимся "на родину после разных приключений" [Серебренников, 1997: 84]. Мотив возвращения обязателен для областнического самосознания и в данном случае не требует никаких дополнительных комментариев. Отметим только в этой связи желание Ядринцева объединить "Тайжан" со своим очерком "На чужой стороне" (1872) [Серебренников, 1997: 81]. В хронотопическом отношении последний представляет собой рассказ о переходе ссыльных через Урал и о попытках бегства назад. Только после приезда в Томск Чичеров, по Ядринцеву, "ищет места на прииске" [Серебренников, 1997: 85]. Дальнейшая судьба Чичерова неясна, Ядринцев сам вскоре оставит этот замысел, однако разрозненные мотивы так и не воплотившегося в художественную целостность романа все-таки достаточно ясно обнаруживают свои корни. Их связь с "этикетной" биографией областника 1860-х гг. представляется весьма и весьма тесной.

Двойственность восприятия Сибири (полюс притяжения / отталкивания, родина / "глухомань", в инварианте рай (утопическая территория) / ад (место страдания и смерти)) закономерно предполагает создание образа "мобильного" героя, способного познать и сопоставить крайности, а также особый акцент на мотивах движения. Не случайно в науке не раз отмечалась близость множества сибирских литературных произведений к традиционному для XVIII – первой половины XIX вв. жанру путешествия [Гуревич, 1938: XI]. Поставленная в данной статье проблема имеет прямое отношение к анализу поэтики региональной прозы. Думается, привлечение всей совокупности областных текстов XIX-начала XX вв. позволит во многом по-новому прочесть произведения литературы Сибири указанного периода.


Библиографический список
  1. Азадовский М.К. Первая глава биографии Ершова // М.К. Азадовский Очерки литературы и культуры Сибири. – Иркутск, 1947. – С. 153-164.
  2. Гуревич А. Первые повести о Восточной Сибири (30-40 гг. XIX века) // Восточная Сибирь в ранней художественной прозе / Сост. А. Гуревич. – Иркутск, 1938.
  3. Ершов П.П. Сузге: Стихотворения, драматические произведения, проза, письма. – Иркутск, 1984.
  4. Литературное наследство Сибири. Т. 4. – Новосибирск, 1979.
  5. Литературное наследство Сибири. Т. 5. – Новосибирск, 1980.
  6. Литературное наследство Сибири. Т. 6. – Новосибирск, 1983.
  7. Литературное наследство Сибири. Т. 7. – Новосибирск, 1986.
  8. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Ю.М. Лотман. О русской литературе. – СПб., 1997. – С. 804-816.
  9. Потанин Г.Н. Областническая тенденция в Сибири. – Томск, 1907.
  10. Автобиографические беседы Г.Н. Потанина // Былое и новь (Краеведческий альманах). – Томск, 1992. – С. 37-49.
  11. Потанин Г.Н. Тайжане. Историко-литературные материалы / Сост., предисл. и прим. Н.В.Серебренникова. – Томск, 1997.
  12. Спиридонова Г.С. Проблемы типологии сюжетов в литературе Сибири XIX века: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – Красноярск, 2000.
  13. Утков В.Г. Гражданин Тобольска. – Свердловск, 1979.
  14. Автобиография С.С. Шашкова // Восточное обозрение. – 1882. – № 27, 28, 30.
  15. Ядринцев Н.М. Служебные привилегии и абсентеизм // Восточное обозрение. – 1882. – № 37.
  16. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония: 2-е изд., испр. и доп. – СПб., 1892.
  17. Ярославцев А.К. Петр Павлович Ершов, автор сказки "Конек-Горбунок". – СПб., 1872.

^ ЖЕНЩИНА И КАРЬЕРА:

МОЖНО ЛИ НАУЧИТЬСЯ БЫТЬ УСПЕШНОЙ?

Сафонова М.В.


Сафонова Марина Вадимовна, кандидат психологических наук, доцент кафедры педагогики и психологии начального образования КГПУ. В 1994 г. окончила факультет психологии Санкт-Петербургского ГУ. В 1999 г. там же защитила кандидатскую диссертацию на тему "Социально-психологические особенности женщин, успешных в карьере". Сфера научных интересов – гендерная психология, организационная психология, психологические аспекты самореализации личности. Имеет 12 публикаций, среди них статьи "Карьерно-успешные женщины: опыт построения типологии", "Жизненные стратегии: самореализация личности как жизнетворчество", "Обретение своего жизненного пути как способ достижения личной зрелости" и др.


Социальная реальность последних лет стимулирует появление новых ориентиров в системе общественных ценностей и норм поведения, развитие новых потребностей, формирование новых жизненных целей. В современных условиях качественно новым образом встаёт проблема развития и использования человеческого потенциала, предъявляются более высокие требования к самостоятельности, инициативности, предприимчивости человека, вызываемые происходящими в обществе изменениями.

Одной из сфер, позволяющих человеку раскрыть и проявить свои способности, личностные и деловые качества, является профессиональная деятельность. Особую роль здесь играет карьера.

Понятие «карьера» в рамках психологических, социологических, экономических наук трактуется по-разному.

В широком смысле карьера может рассматриваться как профессиональное продвижение, профессиональный рост, восхождение человека к профессионализму, процесс профессионализации – от выбора профессии к овладению ею, затем упрочение профессиональных позиций, достижение мастерства.

В узком смысле – это должностное продвижение, достижение определенного служебного положения, социального статуса. В той или иной степени оба рода карьеры могут быть представлены в профессиональной деятельности человека.

Если рассматривать карьеру как непрерывный процесс успешного продвижения по лестнице профессиональной, социальной, административной, имущественной и прочей иерархии с целью достижения желаемого статуса и соответствующего ему уровня и качества жизни, то следует признать, что карьера обладает привлекательностью для человека, поскольку позволяет реализовать потенциал, добиться признания, значимости для других людей и общества в целом и получить подтверждение в виде определённой компенсации. Это в равной мере относится и к мужчинам, и к женщинам.

Следует отметить, что в общественном сознании карьерное продвижение в большей степени связано с представителями мужского пола. Вместе с тем, усиление женской эмансипации приводит к тому, что многие женщины хотят быть самостоятельными и независимыми, иметь возможность проявить свои способности в профессиональной деятельности, сделать карьеру.

Тем не менее большинство исследований в области карьеры проводилось и до сих пор проводится на мужских или, в очень редких случаях, на смешанных выборах.

Чтобы восполнить этот пробел, а также обобщить тридцатилетний опыт изучения различных аспектов женской карьеры за рубежом, нами было проведено комплексное исследование социально-психологических особенностей женщин, успешно выстраивающих профессиональную и служебную карьеру.

Полученные результаты позволяют говорить о возможности формирования ориентации на профессиональный и служебный рост, планировании и управлении карьерой женщин в организациях.

Анализ основных теорий карьеры (теория профессионального самоопределения Д. Сьюпера, теория профессионального соответствия Дт. Холланда, теория персонального развития Д. Тидмана, теория психологического успеха Д. Холла, теория «якорей карьеры» Э. Шейна) позволяет заключить, что для успешного карьерного процесса необходимо соответствие личностных характеристик требованиям профессиональной среды, соответствие целей, установок, ценностей человека целям и задачам организации, организационной культуре. Это подтверждают и данные факторного анализа результатов нашего исследования, позволившие выделить определённые типы карьерно-успешных женщин («Кандидаты в «мастера»», «Успешные управляющие», «Свободные художники», «Сёстры милосердия», «Жрицы науки»). Анализ социально-психологических особенностей каждого типа показал, что достижение карьерного успеха связано не только с наличием личностных качеств, необходимых успешному профессионалу, но, в большей степени, с органичным сочетанием личностных качеств с профессиональными установками и жизненными ценностями, учётом специфики организационной культуры, в которой разворачивается профессиональная деятельность.

Итак, что же необходимо для успешного построения карьеры?

Безусловно, наличие качеств, которые во всём мире рассматриваются как инварианты профессионализма:
  • Системность и аналитичность мышления, умение прогнозировать развитие ситуации, предвидеть результат решений, умение мыслить масштабно и реалистично одновременно.
  • Коммуникативные умения, навыки эффективного межличностного взаимодействия, проницательность, умение оказывать психологическое воздействие и влияние на других людей.
  • Высокий уровень саморегуляции: умение управлять своим состоянием, развитость самоконтроля, стрессоустойчивость.
  • Деловая направленность: активность, организованность, настойчивость и целеустремлённость, направленность на принятие решений, умение решать нестандартные проблемы и задачи, стремление к постоянному повышению профессиональной компетентности.
  • Ясная «Я-концепция», реалистичное восприятие своих способностей и возможностей, высокое (адекватное) самоуважение.

Как показывает анализ исследований психологических особенностей профессионалов, успешно выстраивающих карьеру, между мужчинами и женщинами не обнаружено значимых различий в уровне выраженности вышеупомянутых качеств. То есть потенциально женщины имеют такие же, как и мужчины, шансы добиться успеха в карьере. Почему же этого не происходит?

Специалисты в области психологии, в частности психологи управления, отмечают, что существует несколько барьеров женской карьеры. Это и наличие ролевого конфликта «семья – работа», и эффект «стеклянного потолка» (форма половой дискриминации, препятствующая женщинам продвигаться выше определённого уровня по карьерной лестнице), и давление социокультурных гендерных стереотипов, заставляющих женщину испытывать «страх успеха», когда профессиональный успех ассоциируется с нежелательными последствиями (утрата женственности и значимых отношений, социальное отторжение) и потому избегается.

Существенным препятствием является большая (в сравнении с мужчинами) пассивность в профессиональном поведении, в планировании карьеры, меньшая ориентированность на состязание и конкуренцию, что во многом обусловлено характером социализации, различиями в практике воспитания девочек и мальчиков.

Ещё одним важным барьером является разрыв между образованием и квалификацией. Процент работающих женщин с высшим образованием достаточно высок, но образование не решает проблемы профессионального и социального статуса женщин, так как существует различие между образованием и квалификацией. В современных условиях требуется постоянное обновление профессиональных знаний и умений, а, как показывают данные социологических исследований, женщин в 1,5-2 раза меньше, чем мужчины, занимаются самообразованием, в 1,7 раза – учёбой, в 2 раза реже повышают квалификацию, что сказывается на их (женщин) профессиональном и служебном росте.

Важными составляющими профессионального успеха являются высокая мотивация достижения (стремление к успеху), деловая активность, установка на постоянное повышение профессиональной компетентности. Как показали результаты нашего исследования, именно эти факторы (плюс ответственность, творческий подход к делу) карьерно-успешные женщины считают залогом профессионального и служебного продвижения. Работающие же женщины (занятые в общественном производстве, но не осуществляющие профессиональный и служебный рост) ориентированы на исполнительность, добросовестность и доброжелательное поведение, придерживаясь принципа «работай старательно». Принцип неплохой, но в условиях существующей конкуренции не всегда приносит желаемый результат. (Заметим, что в личностных качествах карьерно-успешных и работающих женщин значимых различий не отмечается, за исключением большей деловой направленности первых.)

В тоже время активность, стремление к успеху, настойчивость в достижении цели, свойственные многим женщинам, желающим выстроить карьеру, порой не только не способствуют достижению цели, но и встречают сопротивление организационной среды, тормозящей индивидуальный карьерный процесс. Проблема заключается в том, что далеко не все женщины (как, впрочем, и мужчины) умеют грамотно ставить цели карьеры, соотнося их с целями и задачами организации, и владеют механизмами карьерного продвижения. Знание основ карьерной стратегии и тактики – это ещё один фактор, способствующий достижению карьерного успеха.

Наконец, важно, чтобы профессиональная деятельность способствовала реализации индивидуальных установок и ценностей, была сынтегрирована в единый стиль жизни – в этом случае процесс построения карьеры – профессиональной и служебной – будет приносить субъективное ощущение удовлетворённости жизнью.

Всё сказанное выше напрямую относится и к преподавателям вуза, большую часть которых составляют женщины.

Так можно ли научиться быть успешной?

Да, если вы убеждены, что профессиональная деятельность – это ваш путь самореализации.

Для этого необходима работа со специалистом в области профессионального консультирования, который поможет прояснить профессиональную «Я-концепцию», уточнить основы карьеры («якоря карьеры»), научиться ставить карьерные цели, овладеть механизмами карьерного процесса. Нелишним будет и курс тренингов, направленных на формирование мотивации достижения, повышение коммуникативной и организационной компетентности, на личностный и профессиональный рост. Необходимы также постоянное самообразование и повышение квалификации: участие в семинарах, конференциях, конкурсах, проектах и т.п.

Важно то, что в процессе подготовки студентов мы можем научить быть успешными и их. В этом плане необходима диагностика склонностей, способностей, индивидуальных предпочтений студентов с тем, чтобы в рамках общей специальности студент мог выбрать ту специализацию, которая максимально соответствовала бы его индивидуально типологическим особенностям, могла быть сынтегрирована в индивидуальный стиль жизни.

Полезным будет введение в круг изучаемых дисциплин курсов «Психология карьеры», «Основы организационного поведения», которые помогут студентам познакомиться с основами планирования карьеры, механизмами карьерного продвижения, основами организационного поведения, а в рамках практических занятий – научиться правилам постановки карьерных целей, навыкам работы «в команде», составлению резюме, прохождению собеседования и т.п.

Организация творческих мастерских, учебных лабораторий, реализация индивидуальных творческих проектов, заданий, научно-исследовательская работа будут способствовать как успешному овладению профессиональными знаниями, методами и технологиями профессиональной деятельности, так и формированию потребности и готовности к профессиональному росту.

Конечно же, важен пример сотрудников (по большей части – сотрудниц) вуза, лично профессионально растущих и заинтересованных в подготовке высококлассных, успешных специалистов.


Библиографический список
  1. Щербич Л.И. Карьера женщины: ее смысл и значение // Социальная феминология. – Самара: Изд-во "Самарский университет", 1997. – С. 49-58.
  2. Epstein Cynthia F. Woman's place^ Jptions and limits in professional carreers.–University of California Press: Berkley, Los Angeles and London, 1971.

^ ЭКСПЕКТАЦИЯ КАК МЕХАНИЗМ ИНДИВИДУАЛЬНОГО

СОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ

Гордиенко Е.В.




Гордиенко Елена Викторовна кандидат психологических наук, ст. преподаватель кафедры педагогики и психологии начального образования. В 1994 г. с отличием закончила КГПУ, в 1999 г. – очную аспирантуру Института психологии РАН. Кандидатская диссертация – "Представления личности об отношении к ней других людей". Имеет 9 публикаций. Сфера научных интересов – социальное мышление, психология личности.


В период реформирования системы общественного устройства России очевидна возрастающая роль и ответственность психологов в решении проблем жизнедеятельности человека. Важно отметить, что в психологии часто упускаются из вида характеристики человека как индивидуального и социального субъекта, его способности решать индивидуальные и общественные проблемы.

В этой связи необходима постановка проблемы экспектаций как механизма индивидуального сознания личности. До сих пор в мировой психологии проблема экспектаций относится к области социальной психологии и практически не исследована как механизм индивидуального сознания личности. До настоящего времени ни в отечественной, ни в зарубежной науке экспектации не рассматривались как комплекс представлений об отношениях к личности окружающих («Я глазами других»), складывающийся в сознании данной личности. Необходимость подобного исследования обусловлена тем, что, с одной стороны, в психологии личности накоплен определенный объем теоретико-эмпирических знаний о личности, о ее самосознании, Я-концепции, а в социальной психологии – о социальном познании, социальных представлениях; с другой стороны, отсутствует связь между явлениями экспектации (представлениями «Я глазами других») и особенностями личности. Между тем, сам механизм экспектации является механизмом индивидуального сознания: представлениями самой личности об отношениях к ней (о мнениях, оценках и т.д.) других людей. Поэтому он не может быть не связан с ее особенностями. Однако исследования самосознания, рефлексии и в целом сознания личности до сих пор были достаточно обособлены от изучения диалогических, коммуникативных особенностей сознания.

Актуальность исследования экспектаций, которые фактически являются идеальным представлением личности об отношении к ней окружающих, заключается в том, что в условиях разрыва основных социальных отношений и трудности налаживания новых выявление их особенностей позволяет судить о том, в какой мере эти идеальные представления являются показателями сохранности связей людей друг с другом, их ориентации на мнения, оценки других людей. В изменяющейся социальной обстановке происходит разрыв привычных отношений, разрывание традиционной системы ценностей, смена характера и приоритетов во взаимоотношениях. Все это находит отражение в особенностях экспектаций у разных людей (в зависимости от особенностей личности: тип личности, возраст, профиль образования, семейное положение). Осознание или выработка совокупности критериев оценки своей личности, в том числе и с точки зрения значимых других, уже создают личности чувство свободы выбора. Это и есть основа субъектности самосознания; оценки окружающих могут служить основанием рефлексии, саморегуляции.

Экспектация – понятие и механизм, изучавшийся преимущественно в социальной психологии. Иногда экспектация сближалась с понятием установки. Однако понятие экспектации может рассматриваться как самостоятельный механизм, отличный от социальной установки, и стать предметом собственно психологического исследования.

Одним из первых раскрыл механизм экспектации Дж.Мид, считавший, что представления о «Я» и «концепция Я», обобщая, включает образ «Я» в глазах других людей. Понятие экспектации объединяет два основных аспекта: аспект ожидания, предвосхищения, идеального представления и аспект принятия данным субъектом, его включения в свое «Я» оценок, представлений об этом «Я» других людей.

В современной науке Т. Шибутани связывал экспектации, представления «Я глазами другого», с Я-концепцией, развивающейся в социальном взаимодействии. Каждый человек формирует Я-концепцию, оценивая свои субъективные переживания с коллективной точки зрения. Следовательно, то, как человек рассматривает самого себя, должно быть отражением того, что, по его мнению, думают другие, хотя совершенно не обязательно, чтобы они действительно так думали. Развитие Я-концепций значительно облегчается в тех социальных мирах, где хорошо установлена система статусов: здесь каждый знает, каких шаблонов поведения и личностных черт требует то или иное положение. Требования, которые человек предъявляет к себе, подкрепляются экспектациями других людей. Каждый человек включен в сеть социальных взаимоотношений. Благодаря тому что он есть тот, кто он есть, человек ожидает, что другие будут обращаться с ним определенным образом. Я-концепция подтверждается, если другие люди поступают согласно его ожиданиям.

Оценки самого себя, данные с точки зрения тех, с кем встречается человек, постепенно интегрируются в единое целое. Следует предположить, что, хотя Я-концепция формируется под влиянием других переменных, степень интерграции Я-концепции человека в значительной степени зависит от интеграции социальной системы, в которой он участвует. Я-концепция – это значения, в которых соединились ожидаемые реакции других людей. Именно благодаря устойчивым реакциям других людей у человека вырабатывается чувство своей определенности, и его Я-концепция поддерживается и подкрепляется постоянством этих ожидаемых реакций. Таким образом, в зарубежной социальной психологии проблема ожиданий разрабатывается уже давно, было проведено много экспериментов, которые позволяют заключить, что экспектации связаны с Я-концепцией и являются ее составной частью.

В отечественной же психологии С.Л. Рубинштейн в 1935 году выделил структуру сознания, состоящую из трех отношений – к миру, к другим и к себе, которые затем были модифицированы разными авторами по-разному, но в целом оформились как совокупность отношений – познавательных и деятельных (к миру), коммуникативных (к другим) и рефлексивных (к себе).

Развивая точку зрения С.Л. Рубинштейна, К.А. Абульханова-Славская включила в структуру индивидуального сознания ту составляющую, которую выделил Дж.Мид, а в последующем социальные психологи обозначили ее как экспектацию, то есть ожидание отношений других людей ко мне. Конкретному исследованию была подвергнута структура сознания, включающая три составляющих – ее отношения к другим, к себе и других ко мне (то есть экспектация). Введение экспектации в структуру сознания также отвечало бахтинской идее о диалоговом характере сознания.

Для нормального сознания и его закономерной организации характерно наличие трех составляющих: отношение к себе, к другим и, наконец, ожидание отношения других к себе. На первый взгляд, отмечает К.А. Абульханова-Славская, третье отношение нельзя включить в структуру индивидуального сознания, потому что отношение других людей к данному человеку от него не зависит и является их отношением к нему, то есть внешним для него. На самом же деле в сознании возникла и существует своеобразная способность «отклика» на это отношение, то есть ожидание, предвидение, желание того, как другие отнесутся ко мне. Согласно концепции М.М. Бахтина, сознание – диалог. Диалог не только внешний, но диалог внутренний, отраженный в самой структуре сознания: высказывая свое, человек предвидит, предчувствует, мыслит о возражении, мнении другого, имеет его в себе. Описывая триадическую структуру сознания, К.А. Абульханова-Славская опиралась на эту идею М.М. Бахтина так же, как на идеи С.Л. Рубинштейна о трех ведущих жизненных отношениях, на идеи Дж. Мида и др. Однако обнаружилось, что теоретически построенная для всех людей структура сознания – это одно, а реальные структуры сознания реальных людей, живущих в ту или иную эпоху, – это совсем иное. Они претерпевают деформацию в силу социального давления, социального способа жизни в данном обществе. Именно поэтому исследование реальных экспектаций предполагает типологический подход.

За последние несколько десятилетий были проведены исследования ожиданий: мотивационное значение социальных ожиданий (М.Л. Гомелаури, 1967); ситуации социального общения (В.Р. Кисловская, 1972); динамика самооценки и ожидаемой оценки подростков в условиях вхождения личности в новый коллектив (А.П. Копылова, 1975); психологические особенности ожидаемых оценок у старшеклассников (Т.Т. Рыбакова, 1982); социальные представления о педагогическом общении у разных групп учителей (Е.В. Шморина, 1996) и др. В существующих работах, затрагивающих проблему экспектации, прежде всего подчеркивается нормативная роль этого механизма: видя себя «со стороны», «в представлениях других людей», индивид воспринимает нормы поведения, переживания, усваивает способы социального контроля за собой (Я.А. Коломенский, С.А. Будасси и др.). И хотя А.В. Петровский подчеркивает неосознаваемость, неопределенность этого механизма, он скорее оказывается механизмом ролевого поведения, чем индивидуального самоопределения. Во всяком случае, этот вопрос остается не определенным.

Между тем, с психологической точки зрения очевиден индивидуализированный характер экспектаций. Личность совершает свой выбор: на чьи представления она предпочитает ориентироваться, а чьи – игнорирует. Этот выбор, по-видимому, определяется прежде всего значимостью других людей. Для разных людей круг значимых других оказывается различным. Для одних наиболее значимыми оказываются друзья, для других – родные, для третьих – коллеги по любимой работе. Можно допустить, что круг значимых людей меняется на протяжении жизни: вначале это семья, затем друзья, позднее коллеги. Однако и для зрелого человека по-иному, чем в детстве, сохраняется значимость семьи (мужа, жены, детей) и по-новому выступает значимость родителей. Для личности важно и то, что именно выделяется и оценивается в ней другими – личностные качества, профессиональные качества, поведение или отношение к другим людям.

На основании дифференциации оценивающих лиц («экспертов») – родителей, детей, супругов, друзей и сослуживцев – и дифференциации тех качеств, которые подлежат оценке в представлении личности, мы получили и избирательную, и достаточно интегральную характеристику сознания личности с точки зрения характера ее экспектаций.

Однако исследование осталось бы ограниченным рамками изучения сознания, если бы мы не выдвинули предположение, что подобная избирательная семантика сознания не связана с самой личностью. Учет в исследовании характеристик и самой личности, а не только ее представлений, позволяет сделать выводы о личностном детерминированном выборе, реализуемом сознанием в экспектациях представлений других о себе. Наконец, последней целью исследования было выявление самооценки личности.

Мы исследовали четыре параметра модели: объективная характеристика личности, ее самооценка, чьи оценки значимы в экспектациях и оценки каких своих качеств для нее важны. Таким образом, в проведенном нами исследовании мы рассматриваем экспектации как комплекс представлений личности об отношениях к ней окружающих («Я глазами других»), складывающийся в ее сознании.

В эмпирической части исследования методики – личностный дифференциал, оригинальная авторская методика выявления ожидаемых оценок и шестнадцатифакторный опросник Р. Кеттела – были предъявлены 153 взрослым испытуемым (мужчинам и женщинам в возрасте от 19 до 63 лет с высшим техническим и гуманитарным образованием).

Мы исходили из предположения, что экспектации индивидуального сознания являются выражением личностного выбора и композиции представлений о себе и оценок себя другими, которые определяются уровнем самооценки и типом личности. Полученные результаты эмпирического исследования экспектаций показали, что личность четко различает оценки родителей, собственной семьи и сослуживцев, друзей. В оценках близких для нее значимы разнообразные характеристики (поведенческие, отношенческие, профессиональные), а в оценках «дальних» людей – поведенческие и отношенческие. Оценки личностных качеств обособленны от всех других. Ожидаемые оценки прямо пропорционально связаны с самооценкой. Экспектации оценок со стороны начальства и семьи связанны преимущественно с коммуникативными чертами личности (по Кеттлу), а экспектации оценок со стороны матери, друзей, коллег – преимущественно с личностными чертами. Также выявилась закономерность, состоящая в определенной конгруэнтности ожидаемых оценок и выраженных личностных особенностей: экспектации личностных оценок непосредственно связаны с собственно личностными чертами, экспектации оценок поведения – с деятельностными чертами, экспектации оценок отношенческих качеств – с коммуникативными.

Выделилось пять основных комплексов представлений «Я глазами других», условно названных нами типами, которым была дана столь же условная номинация.

Первый тип был назван «Служащие». Ему свойственно ориентироваться преимущественно на оценку сослуживцев и друзей, последние являются наиболее значимыми. Многие считают, что сослуживцы оценивают их качества выше среднего. Именно мнение сослуживцев и друзей формирует их собственную Я-концепцию. Эти лица считают, что друзья, коллеги, а особенно начальство ценят в них, прежде всего, их профессиональные навыки и умения (образованность, компетентность, организованность). На втором месте по значимости находятся оценки их поведенческих качеств (моральности, тактичности, бескорыстности). На третье место лица первого типа поставили личностные качества (оптимизм, волю, стойкость, энергичность).

Самооценка типа «Служащие» отличается низким показателем по фактору силы воли и интровертированности, что противоречит тому, как его оценивают, по его мнению, окружающие (в первом случае как волевого и стойкого, а во втором – как энергичного и инициативного). Фактор «Оценка» имеет высокие баллы, т.е. личности данного типа принимают себя, оценивают как носителя позитивных качеств, удовлетворены собой, что и может объяснить вышеуказанное противоречие.

«Служащих» характеризует общительность, естественное поведение, внимательное отношение к людям и доброта, они хорошо уживаются в коллективе, радуются социальному признанию, не боятся критики. Они самодостаточны, самостоятельны, предпочитают все делать сами, не нуждаются в поддержке со стороны. Личности первого типа ответственны, добросовестны, глубоко порядочны в силу своих внутренних убеждений, аккуратны в делах. «Служащие» не любят перемен, консервативны, склонны к нравоучениям и наставлениям. Среди испытуемых, вошедших в этот тип, преобладают женщины (старше 38 лет), работающие в социально престижной сфере (например, преподаватели вуза). Возможно, они не имеют собственной полной семьи либо вообще не имеют семьи. Именно поэтому «Служащие» характеризуются озабоченностью, беспокойством о своем будущем; развита защита от неудач – старательно планируют свои поступки. Вероятно, что наличная социальная обстановка и заставила «Служащих» подходить серьезно к жизни. Этот тип уделяет много внимания своей работе, которая является для них не только источником средств к существованию, но и способом социальной самореализации.

Второй тип – «Собственно семейные» – ориентирован на оценку собственной семьи: супругов и детей, которые ценят в них прежде всего их личностные качества (оптимистичность, энергичность, волю). На втором месте находятся оценки поведенческих качеств (моральность, тактичность, зрелость). Не менее важны для «Собственно семейных» и профессиональные качества (компетентность, ответственность, образованность).

Самооценка второго типа характеризуется высоким показателем силы воли, независимостью, уверенностью. Эти личности экстравертированны, общительны.

Данный тип характеризуется, с одной стороны, бодростью, активностью, беспечностью, легким восприятием жизни. Эти личности имеют простой, оптимистичный характер. С другой стороны, этот тип зрелый, уравновешенный, здравомыслящий, хорошо разбирающийся в житейски важных вещах, трезво оценивающий обстоятельства и людей. На первый взгляд, это противоречивые характеристики, но на самом деле, во-первых, как отмечал Г. Олпорт, один и тот же индивидуум может обладать противоречивыми чертами (и можно предположить ограниченное проявление черты в жизни), а во-вторых, зрелость, здравомыслие проходит сквозной чертой через всю жизнь, это стержень личности, а беспечность – это состояние души в благоприятные моменты жизни. Интересна еще одна черта «Собственно семейных»: при взаимодействии с супругом в личности данного типа проявляются напряженность, возбуждение, невозможность оставаться без дела даже при большой усталости, раздражительность и нетерпеливость. При взаимодействии с детьми у людей этого типа на первый план выступает слабость или отсутствие побуждений и желаний. Они невозмутимы, успокоены, удовлетворены любым положением дел.

Среди респондентов, вошедших в этот тип, встречаются личности разного возраста, имеющие полную семью, при этом профиль образования большой роли не играет.

Третий тип – «Общесемейные» – в своих экспектациях ориентирован на близких: как на собственную семью, так и на родителей; на первом месте находятся оценки их личностных качеств (энергичность, оптимизм, отходчивость), на втором – поведенческие качества (моральность, тактичность), на третьем – отношенческие качества (уважительность, заботливость, деликатность), на четвертом – профессиональные качества (компетентность, образованность).

Самооценка этого типа отличается высокими значениями по всем факторам. Лица данного типа имеют высокий уровень самоуважения и самоконтроля. Они общительны, экстравертированы.

«Общесемейные» эмоционально зрелы, уверены в себе, постоянны в своих планах и привязанностях, уравновешены, практичны, хорошо разбираются в житейски важных вещах. Однако эти качества уживаются и с такими характеристиками, как слабая воля, неумение организовать свое время и порядок дел. Этот тип отличается смелостью и решительностью, активностью и верой в свою звезду в благоприятных ситуациях. И наконец, в зависимости от ситуации и участников событий третий тип может быть напряженным и беспокойным (например, при задержке мужа на работе) или невозмутимым и удовлетворенным любым положением дел.

В третий тип вошли как личности, имеющие собственную полную/неполную семью, так и лица, не имеющие собственной семьи. Это могут быть молодые люди (23-35 лет) или лица среднего возраста (35-50 лет) с любым профилем образования.

Четвертый тип – «Деловые» – ориентируются на оценки сослуживцев, друзей и родителей. Оценки собственной семьи мало значимы, т.к. они либо не имеют своей семьи, либо настолько «ушли в работу», что мнение семьи их почти не интересует; оценки сослуживцев и друзей для них актуальны, а оценки родителей значимы в силу привычки. Личности этого типа на первое место ставят оценки поведенческих качеств (зрелость, респектабельность), что может быть гарантией успешного ведения дел, на второе место – профессиональные качества (продуктивность, компетентность). Третье место у «Деловых» занимают личностные качества (воля, энергичность, реалистичность), т.к. в реальной деловой практике большинство дел ведется на личной основе. На четвертом месте находятся отношенческие качества (уважение, забота, деликатность).

Самооценка четвертого типа характеризуется высоким показателем силы воли, самоконтролем, а также общительностью, открытостью.

В этот тип входят молодые люди (до 30 лет), скорее всего не имеющие собственной семьи, получившие гуманитарное образование. Для них важны оценки сослуживцев и родителей, т.к. они вступили на «большой» жизненный путь. Молодежь отличается жизнерадостностью, они веселы, довольны жизнью, уверены в своих возможностях. Однако они могут обладать и зависимостью, привязанностью к группе, нуждаться в постоянной опоре, поддержке окружающих, в совете и одобрении. Или этот тип могут составлять лица старшего возраста (от 50 лет), занимающие высокую ступень социальной лестницы (деканы факультетов, начальники отделов, управляющее звено коммерческих фирм и т.п.) и имеющие как гуманитарное, так и техническое образование. Эта категория личностей стремится к самостоятельности, независимости; они властны, смелы, активны, живут по собственным законам и соображениям, подходят ко всем людям с предубеждением, настороженно, никому не доверяют. В отношениях с окружающими проявляют себя как настойчивые, не терпящие конкуренции, но в то же время часто скрупулезно корректны в обращении.

Пятый тип – «Ориентированные на всех» – в своей системе экспектаций ориентирован на оценки всех значимых окружающих: и на оценки сослуживцев и друзей, и на оценки родителей, и на оценки собственной семьи. На первое место представители этого типа поставили оценки поведенческих качеств, на второе – личностные качества. Третье место занимают профессиональные качества. На последнем месте – отношенческие качества.

Самооценка пятого типа может быть разной, как низкой, так и высокой по всем факторам: по одним факторам высокая, по другим – низкая, т.е. у этого типа нет фиксированной определенной самооценки.

Пятый тип характеризуется мягкостью, утонченностью, образным восприятием мира; обладает богатым воображением и эстетическим вкусом. Личности данного типа проницательны, расчетливы, умеют вести себя холодно и рационально; всегда вежливы и отстраненны. Помимо этого, пятый тип не любит перемен, консервативен и ригиден.

Среди респондентов, вошедших в этот тип, преобладают молодые люди (до 35 лет), в основном женщины, чаще с гуманитарным образованием, имеющие семью как полную, так и не полную. Данный тип либо ожидает мнения о нем от всех значимых окружающих, либо ему вообще не интересно, что о нем думают другие.

Таким образом, проведенное исследование позволяет говорить об экспектации как одном из существенных механизмов индивидуального сознания личности. Представления (экспектации) об отношении к личности окружающих являются выражением личностного выбора и образуют комплекс, характеризующий сознание данного типа личности. Экспектации оценок выполняют различные функции для разных личностей: в одних случаях, будучи уже закреплены в сознании личности, экспектации являются ее внутренним достоянием, в других – выполняют роль постоянной поддержки.