Хранитель
Вид материала | Документы |
СодержаниеИсследовательские методики и процедуры Примеч. пер. |
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
- Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
- Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
- Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
- Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
- Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
- Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
- «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
- Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.
635
наибольший интерес. Европеец высоко поднимает знамя с девизом, который провозглашает необходимость изучения именнотех проблем, которые его больше всего интересуют, даже если они носят чисто спекулятивный характер; американец высоко поднимает стяг с девизом, утверждающим адекватность эмпирических исследований во что бы то ни стало, даже ценой отказа от проблемы, которая вызвала к жизни данное исследование.
Эмпирическая строгость американской концепции приводит ее к закономерному самоотрицанию, когда значительные долгосрочные изменения идей, связанные с изменениями социальной структуры, очень часто не считаются подходящим объектом для исследования; спекулятивные наклонности европейской концепции приводят к самооправданию всех ее прегрешений и позволяют принимать за факты свои впечатления о массовых процессах, так что немногие нарушают неписаное правило — избегать «трудных» вопросов о том, какие доказательства в конечном итоге подтверждают эти мнимые факты, относящиеся к массовому поведению или вере.
Именно поэтому европейский вариант говорит о серьезных вопросах, но без достаточных эмпирических доказательств, тогда как американский вариант говорит о возможно более тривиальных вопросах, но соблюдает при этом эмпирическую строгость. Европейский вариант пользуется воображением, американский — анализирует и исследует; американский вариант исследует краткосрочные проблемы, европейский умозрительно рассматривает долгосрочные.
Сначала, повторяю, следует рассмотреть, по каким вопросам строгость одной из этих концепций и широта другой неизбежно приходят в противоречие друг с другом, а потом разработать средства, позволяющие их совместить.
^ Исследовательские методики и процедуры
Оба варианта проявляют характерные отличия в своем отношении к исследовательским методикам по сбору данных и их последующему анализу.
Для представителя европейской социологии познания сам этот термин — «исследовательская методика» — звучит отчужденно и недружелюбно. Считалось интеллектуально унизительным четко выделять прозаические детали того, каким образом проводился анализ в социологии познания. Европейский социолог испытывает такое чувство, как будто прослеживать свои корни в истории, дискурсивной философии и гуманитарных науках — значит выставлять напоказ все
636
вспомогательные конструкции, делающие возможным его анализ, и, что еще хуже, проявлять чрезмерную заботу именно об этих вспомогательных конструкциях, тогда как ее следовало бы уделить только конечной структуре. В этой традиции роль исследовательской методики не заслуживает ни высокой оценки, ни осмысления. Разумеется, существуют установленные и тщательно разработанные методики для проверки подлинности исторических документов, определения их вероятной даты и т.п. Но методики для анализа данных, а не для установления подлинности документов не привлекают почти никакого внимания.
Совсем по-другому обстоит дело с американским исследователем массовых коммуникаций. На протяжении последних десятилетий, когда предпринимались систематические исследования в этой области, был продемонстрирован широкий круг методик. Бесчисленное множество самых разнообразных методик интервьюирования (интервьюирование групповое и индивидуальное, не содержащее определенных установок и структурированное, поисковое, ведущее поиск во многих направлениях и сфокусированное на чем-либо одном, единичное, профилированное и повторяющееся социально-групповое); опросники; тесты по определению мнений и установок; шкалы установок (шкалы Терстона, Гутмана и Лазарсфельда); контролируемый эксперимент и контролируемое наблюдение; контент-анализ во всех его разновидностях (знаково-символический, предметно-пунктуальный, тематический, структурный и оперативный); программный анализатор Лазарсфельда — Стентона — вот лишь немногие примеры разнообразных процедур, созданных для исследования массовых коммуникаций1. Само изобилие американских методик по контрасту только подчеркивает скудость европейского списка методик. Этот контраст наверняка поможет обнаружить другие грани различия между двумя ориентациями социологического исследования коммуникаций. Критерием, по которому можно судить о более общей методологической ориентации европейского и американского вариантов, является их отношение к проблеме надежности наблюдений. Для европей-
1 См., например, методики, представленные в следующих публикациях. Бюро прикладных социальных исследований Колумбийского университета: Lazarsfeld P.E. and Stanton F (editors). Radio Research, 1941 (New York: Duel, Sloan and Pierce, 1941); Radio Research, 1942—1943 (New York: Duell, Sloan and Pierce, 1944); Communications Research, 1948—1949 (New York: Harper and Broothers, 1949); а также текущий том, излагающий исследования Исследовательского подотдела армейского отдела информации и образования: Hovland C.I., Lumsdaine A.A., Sheffield F.D., Experiments on Mass """nun/cations (PrincetonUniversity Press, 1949); и том, содержащий проект исследо-ания военных коммуникаций: Lasswell H.D., Leites N. and Associates, Langnage of poliucs (New York: George W. Stewart, 1949). — Примеч. автора.
637
ского исследователя проблемы надежности (под которой понимается согласованность независимых наблюдений одного и того же материала) не существует. В общем, каждый, кто изучает социологию познания, по-своему пользуется своими способностями, чтобы установить содержание и смысл своих документов. Предположение о том, что документ, который он уже проанализировал, должен быть независимо от него проанализирован другими, чтобы установить степень надежности, то есть степень согласия между несколькими наблюдателями одного и того же материала, будет рассматриваться как оскорбление, нанесенное честности или достоинству исследователя. Оскорбление станет только менее вызывающим, если исследователь далее заявит, что большие расхождения между подобными независимыми анализами должны вызвать сомнение в адекватности того или иного из них. Само понятие надежной категоризации (то есть того, в какой мере совпадают две независимые категоризации одного и того же эмпирического материала) очень редко получало свое выражение в исследовательских целях представителя социологии познания.
Это систематическое пренебрежение проблемой надежности, возможно, было унаследовано представителем социологии познания от историков, входящих в число его интеллектуальных предшественников. Ибо в работах историков разнообразие интерпретаций обычно считается не проблемой, которую нужно разрешить, а роком. Оно признается (если признается вообще) с покорностью судьбе, смешанной с некоторой гордостью за артистическое и, следовательно, индивидуализированное многообразие наблюдений и интерпретаций. Так, в своем введении к первому, основополагающему тому задуманного им четырехтомника, посвященного Томасу Джефферсону, Дюма Мэлон делает следующее заявление, довольно точно характеризующее также позиции других историков относительно их собственной работы: «Другие исследователи будут интерпретировать того же самого человека и те же самые события по-другому: это практически неизбежно, так как он был центральной фигурой исторических дискуссий, эхо которых все еще доносится до нас»*.
Эта доктрина различных интерпретаций одних и тех же событий настолько широко распространилась среди историков, что в той или иной форме она почти наверняка присутствует в предисловиях к большинству исторических трудов. Если история укладывается в традиции гуманитарных дисциплин, литературы и искусства, эта концепция сразу же становится понятной. В контексте искусства это провозглашение возможности любой конечной интерпретации (хотя бы и чисто условное) в одно и то же время служит и выражением професси-
* Слова выделены Р. Мертоном. — ^ Примеч. пер.
638
ональной скромности, и описанием постоянно повторяющегося опыта: историки обычно многократно пересматривают интерпретации людей, событий и социальных движений. Именно по этой причине ученые тоже не ожидают «конечной» интерпретации, хотя их отношение к многообразию интерпретаций совсем другое.
Чтобы понять эту подспудную установку по отношению к надежности, выраженную историками и представителями социологии познания, нам не требуется порывать с доктриной неизбежного многообразия интерпретаций. Но мы лучше поймем эту доктрину, если сопоставим ее с точкой зрения, обычно встречающейся в трудах ученых, особенно физиков, и в меньшей степени — в трудах социологов. Там, где историк спокойно и даже с какой-то веселой покорностью судьбе ожидает появления различных интерпретаций одних и тех же данных, его коллеги-ученые считают это признаком временной неустойчивости, порождающей сомнения как в надежности наблюдения, так и в адекватности интерпретации. Как странно звучало бы предисловие в работе по химии, где утверждалось бы (как это делают историки), что «другие будут по-другому интерпретировать те же самые данные, касающиеся окисления; это практически неизбежно...». Действительно, в науке могут существовать и часто существуют различные теоретические интерпретации; это не является предметом спора. Однако эти различия рассматриваются как свидетельство неадекватности концептуальной схемы, а возможно, и исходных наблюдений, и исследование предназначено именно для того, чтобы устранить эти различия. Действительно, именно потому, что все усилия концентрируются на успешном устранении из науки различных интерпретаций, а консенсус призван заменить многообразие мнений, мы справедливо можем говорить о кумулятивной природе науки. Кумулятивность требует, помимо всего прочего, исходных наблюдений. К тому же искусство — именно потому,- что оно концентрирует свое внимание на различиях, которые служат выражением индивидуальности и личности художника, если не на его частных восприятиях, — в этом смысле не является кумулятивным. Труды по искусству кумулятивны в некотором ограниченном смысле — в том смысле, что они делают доступными для людей все больше произведений искусства; все они могут быть рядоположены. Тогда как научные труды как бы надстраиваются один над другим, образуя при этом структуру, состоящую из взаимосвязанных, подтверждающих друг друга теорий, и обеспечивающую понимание многочисленных наблюдений. Если иметь в виду эту цель, то, разумеется, надежность наблюдения совершенно необходима.
Это краткое отступление по поводу возможного источника безразличного отношения европейского варианта к надежности как ме-
639
тодологическои проблеме может пролить свет на основания его более общего безразличия к методам исследования. В социологии познания сохраняется в качестве самой основной ориентация познания на гуманитарные науки, а вместе с ней — антипатия к стандартизации данных наблюдения и их интерпретаций.
Напротив, в американском варианте интерес к методологии усиливает систематическое обращение к таким проблемам, как проблема достоверности. Как только этим проблемам начинают уделять систематическое внимание, их природа становится все более понятной. Например, такие открытия, как открытие американского исследователя массовых коммуникаций, который утверждает, что с точки зрения контент-анализа высказывание «чем сложнее категория, тем ниже надежность» относится к такому типу, который просто не встречается в европейской социологии познания. Этот пример показывает также, какова цена, заплаченная за методологическую точность на этой ранней стадии развития социологии. Ибо с тех пор как было установлено (без всяких исключений), что надежность уменьшается по мере того, как возрастает сложность системы категорий, производилось заметное давление в пользу работы с самыми простыми, одномерными категориями, чтобы достичь высокой надежности. В своем крайнем пределе контент-анализ будет иметь дело с такими абстрактными категориями, как «благоприятный, нейтральный, неблагоприятный», «положительный, нейтральный, отрицательный». Это часто сводит на нетту самую проблему, которая вызвала кжизни данное исследование, причем ее необходимой замены релеватными в теоретическом отношении фактами не происходит. С точки зрения европейского исследователя, это пиррова победа. Она означает, что надежность была достигнута за счет отказа от теоретической релеват-ности.
Может показаться, что мы слишком серьезно воспринимаем чисто риторические фигуры и тем самым допускаем, что европейский и американский подвиды в действительности представляют собой отдельные интеллектуальные виды, не способные к скрещиванию и не имеющие общего потомства. Конечно же, это не так. Приведем конкретный пример: в последней главе этой книги говорится о возможном использовании метода контент-анализа в социологии познания; этот метод предназначен для того, чтобы исследователь мог систематически (а отнюдь не импрессионистски) концентрировать свое внимание на работе английских ученых семнадцатого века и установить — не окончательно, но объективно, — в какой мере потребности экономики связаны с направлением научных исследований этого периода.
640
Как можно было предположить (это предположение уже высказывалось выше, причем имеются указания на то, что оно ни в коей мере не является просто социологическим), признание достоинств каждого варианта следует совместить с отказом от их недостатков. В некоторых случаях так и было сделано. Такое взаимное оплодотворение создает здоровый гибрид, обладающий интересными теоретическими категориями одного из родителей и методами эмпирического исследования другого. Контент-анализ популярных биографий в популярных журналах, выполненный Лео Лоуенталем, представляет собой многообещающий образец того, чего можно ожидать, когда такой союз станет более частым2. Прослеживая изменения в содержании этих популярных биографий — переход от «идолов производства» к «идолам потребления», — Лоуенталь пользуется категориями, заимствованными из важной европейской традиции в социальной теории. А чтобы определить, является ли это изменение действительным или мнимым, он заменяет импрессионизм европейского варианта систематическим контент-анализом американского. Гибрид явно превосходит каждую из двух чисть1х пород.
Другой областью исследований, в которой интерес к методикам у представителей европейского варианта полностью отсутствует, а у представителей американского варианта чрезвычайно высок, является проблема аудитории, то есть проблема потребителей культуры. Европейский вариант отнюдь не игнорирует то обстоятельство, что доктринам, если они хотят быть эффективными, требуется аудитория; однако он не занимается этим сколько-нибудь систематически и серьезно. Он пользуется случайными, неполными и непроверенными данными. Если книга имела громкий успех, если число изданий можно установить, если в некоторых случаях можно определить также число распространенных экземпляров, то по условиям европейской традиции можно предположить, что все это говорит об аудитории нечто значимое. Рецензии, выдержки из случайных дневниковых записей отдельных читателей, импрессионистские догадки и предположения современников также считаются впечатляющими и значительными свидетельствами о размере, природе и составе аудитории и о ее реакциях.
В американском варианте, разумеется, многое обстоит по-друго-МУ- То, что является большим пробелом в исследовательской стратегии европейской социологии познания, становится основным предметом интереса в американских исследованиях массовых коммуни-
Lowcnthal L., «Biographies in popular magazines». — Lazarsfeld P. Fand Stanton F. (editors), Radio Research, 1942-1943 (New York: Duel), Sloan and Pearce, 1944). - При-МеЧ- автора.
ертон «Социальи. теория»
641
каций. Были разработаны продуманные и точные методики измерения не только размера аудитории некоторых массмедиа, но также ее состава, предпочтений и, до некоторой степени, даже ее реакции.
Одной из причин того, что изучению аудитории уделяется не одинаковое внимание, является различие центральных проблем в двух областях социологии. Представитель социологии познания прежде всего ищет социальные детерминанты, определяющие перспективы интеллектуала, то, как он пришел к своим идеям. Следовательно, аудитория обычно интересует его только в том случае, когда она оказывает воздействие на интеллектуала; для него достаточно принимать ее во внимание только тогда, когда ее принимает во внимание интеллектуал. С другой стороны, исследователь массовых коммуникаций почти с самого начала интересуется прежде всего воздействием mass media на аудиторию. Европейский вариант обращает внимание главным образом на структурные детерминанты мышления; американский — на социально-психологические последствия распространения того или иного мнения. Один сосредоточивается на источнике, другой — на результате. Европейский вариант задается вопросом, каким образом вообще появились именно эти идеи; американский вариант — вопросом о том, каким образом эти идеи, возникнув, воздействуют на поведение.
Поняв эти различия интеллектуальной ориентации, легко понять, почему европейский вариант пренебрегал исследованием аудитории и почему американский вариант был так привержен этому. Можно также задаться вопросом, не определяются ли эти центры интеллектуальной сосредоточенности, в свою очередь, структурным контекстом, в котором они возникают. Существуют указания на то, что дело обстоит именно таким образом. Как отмечали Лазарсфельд и другие авторы, исследования в области массовой коммуникации получили широкое распространение в ответ на требования рынка. Жесткая конкуренция между некоторыми mass media и некоторыми агентствами в каждом из mass media вызвала экономический спрос на объективное измерение размера, состава и реакций аудитории (тех или иных газет, журналов, радио и телевидения). В своей погоне за максимальной отдачей от каждого доллара, вложенного в рекламу, каждое средство массовой коммуникации, каждое агентство начинает очень хорошо улавливать возможные изъяны в критериях оценки аудитории, применяемых их конкурентами, оказывая тем самым большое влияние на развитие точных и объективных методов измерения, нелегко уязвимых для критики. В добавление к подобному рыночному давлению, большое внимание количественным методам оценки аудитории стали уделять современные военные в связи с их заинтересованнос-
642
тью в пропаганде, так как спонсоры хотят знать, достигает ли пропаганда (также как и реклама) той аудитории, для которой она предназначена, и приносит ли она ожидаемые результаты. В академическом сообществе, где широкомасштабное развитие получила социология познания, не было ни такого же сильного и интенсивного экономического давления на методики объективного измерения аудитории, ни (что случалось довольно часто) соответствующего исследовательского персонала, необходимого для того, чтобы проверить эти измерения, как только они (в предварительном порядке) были проведены. Это различие социальных контекстов двух областей привело к тому, что в них сложились различные (и хорошо различимые) центры проявления исследовательского интереса.
Эти рыночные и военные требования не только содействовали возникновению большого интереса к методам измерения аудитории утех, кто изучает массовые коммуникации; они также помогли сформулировать категории, с помощью которых аудиторию описывают и измеряют. Но больше всего помогает определить категории и идеи исследования его цель. Соответственно, первоначально категориями измерения аудитории были категории стратификации дохода (такого рода данные, очевидно, важны для тех, кто в конечном итоге заинтересован в продаже и маркетинге своих товаров), пола, возраста и образования (это, очевидно, очень важно для тех, кто хочет наладить выпуск рекламы, лучше всего подходящий для того, чтобы достичь конкретных групп). Однако поскольку такие категории, как пол, возраст, образование и доход, обычно соответствуют некоторым из основных статусов социальной структуры, то процедуры, созданные для измерения аудитории исследователями массовых коммуникаций, представляют большой интерес также и для социолога.
Здесь мы снова заметим, что социально обусловленное выделение определенных интеллектуальных проблем может отвлечь внимание исследователей от других проблем, представляющих такой же или еще больший интерес, но считающихся менее ценными для