Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание The Gold Coast and the Slum L'homme du ressenlimenl Groll. —Примеч. автора. Middletown in Transition Проекцшродительских амбиций Psychology of Early Childhood Vii. связи теории социальной структуры

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

т

чарованный и потерявший всякую надежду индивид, неспособный с ним справиться, «выбывает из борьбы». Пораженческие настроения, пассивность и смирение находят выражение в механизмах бегства, которые в конечном счете приводят индивида к «бегству» от требова­ний общества. Стало быть, это такое средство, которое рождается из постоянных неудач в стремлении приблизиться к цели законными средствами и из неспособности прибегнуть к незаконным способам в силу интернализированных запретов; этот процесс происходит, пока высшая ценность цели-успеха еще не отвергнута. Конфликт раз­решается устранением обоих досаждающих элементов: и целей, и средств. Бегство завершено, конфликт устранен, индивид выклю­чен из общества.

В публичной и церемониальной жизни этот тип отклоняющегося поведения осуждается консервативными представителями общества наиболее сурово. В отличие от конформиста, который продолжает вращать колеса общества, «беглец» является непроизводительным балластом. В отличие от инноватора, который по крайней мере «ло­вок» и активно стремится к цели, «беглец» не видит никакой ценнос­ти в стремлении к успеху, столь высоко превозносимому культурой. В отличие от ритуалиста, который по крайней мере подчиняется ус­тановленным нормам, «беглецу» нет почти никакого дела до инсти­туциональных практик.

Да и само общество не принимает с легким сердцем отречение от его ценностей. Поступить так значило бы поставить эти ценнос­ти под сомнение. Тех, кто отверг стремление к успеху, общество, на­стаивающее на том, чтобы все его члены ориентировались на это стремление, безжалостно преследует, не оставляя их в покое даже в облюбованных ими укрытиях. Так, в самом сердце чикагской Хобо-гемии книжные прилавки ломятся от продукции, призванной ожи­вить их мертвые устремления.

Книжная лавка Золотого Берега ютится в полуподвале старого жи­лого дома, возведенного некогда вдали от улицы и теперь зажатого меж­ду двумя деловыми кварталами. Все пространство перед ней заполнено лотками, забастовочными плакатами и постерами.

Эти постеры рекламируют книги, которые должны привлечь внима­ние неудачников. Один из них гласит: «...Тысячи людей ежедневно про­ходят мимо этого места, но большинство из них так и не достигли фи­нансового успеха. Не более двух шагов отделяет их от оборванцев. Вмес­то этого им следовало бы действовать более смело и решительно, «преус­петь в игре», пока старость не настигла их и не выбросила за борт. Если хочешь избежать этой печальной участи, участи подавляющего большин­ства людей, заходи и купи книжку «Закон финансового успеха». Онавло-

273

жит несколько новых идей в твою голову и выведет тебя на прямую доро­гу к успеху. Всего 35 центов».

У этих лотков всегда толпятся люди. Но книги покупают редко. Цена успеха — даже тридцать пять центов — слишком высока для бродяги³⁸.

Но если в реальной жизни такого девианта осуждают, то в жизни вымышленной он может становиться источником удовольствия. В частности, Кардинер разработал идею о том, что такого рода персо­нажи в современном фольклоре и популярной культуре поддержива­ют «крепкий моральный дух и самоуважение, предлагая зрелище че­ловека, отвергающего текущие идеалы и выражающего презрение к ним». Прототипом такого героя в кино является, конечно, «никчем­ный человек» Чарли Чаплина.

Он г-н Никто и прекрасно сознает всю свою незначительность. Он неизменно становится посмешищем для сумасшедшего и приводящего в недоумение мира, в котором ему нет места и из которого он постоянно бежит в умиротворенное ничегонеделание. Он свободен от конфликта, по­тому что отказался от поиска безопасности и престижа и смирился с от­сутствием всякой претензии на достоинство или почести. [Точный харак­терологический портрет четвертого типа приспособления.] Он всегда ока­зывается вовлечен в мир случайно. Там он сталкивается со злом и агресси­ей против слабых и беспомощных, и у него нет сил с этим бороться. Тем не менее всегда, вопреки самому себе, он становится защитником оби­женных и угнетенных, однако не в силу каких-то великих организаторс­ких способностей, а благодаря своей простой и дерзкой находчивости, с помощью которой он выискивает слабые стороны обидчика. Он всегда остается скромным, бедным и одиноким, но в то же время презрительно относящимся к этому непостижимому миру и его ценностям. Следователь­но, он представляет собой типичного героя нашего времени, раздираемого дилеммой: быть раздавленным в борьбе за достижение социально одобренных целей успеха и власти (он достигает их лишь однажды, в «Золотой лихорад­ке») либо покорно отдаться безысходности и уйти от них. Никчемный че­ловек Чаплина дает великое утешение тем, как он радуется своей способ­ности перехитрить ополчившиеся против него злые силы, когда ему это понадобится; он доставляет каждому человеку приятное чувство, что окон­чательный уход от социальных целей в одиночество — акт выбора, а не сим­птом поражения. Микки-Маус — это продолжение чаплинской саги".

Четвертая форма приспособления свойственна, стало быть, со­циально обделенным людям, которые — несмотря на то что не полу-

³⁸ H.W. Zorbaugh, ^ The Gold Coast and the Slum (Chicago, 1929), p. 108. - Примеч.
автора.

³⁹ Abram Kardiner, The Psychological Frontiers of Society (New York, 1945), p. 369—
370. [Курсив мой[. — Примеч. автора.

274

чили ни одного из вознаграждений, предлагаемых обществом, — в то же время почти лишены фрустраций, сопутствующих продол­жающимся поискам этих вознаграждений. Более того, это скорее приватизированный, нежели коллективный способ приспособле­ния. Хотя люди, проявляющие девиантное поведение этого типа, могут тяготеть к центрам, где они будут вступать в контакт с други­ми девиантами, и даже доходить до участия в субкультуре этих де-виантных групп, их адаптации являются преимущественно част­ными и обособленными, а не объединенными под эгидой нового культурного кода. Осталось рассмотреть тип коллективного при­способления.

V. Мятеж

Этот тип приспособления выводит людей за пределы окружаю­щей их социальной структуры и побуждает их представить и попы­таться воплотить в реальность новую, в значительной степени моди­фицированную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов. Их начинают считать чисто произвольными; а произвольное — не то, что может требовать при­верженности и обладать легитимностью, ибо оно могло бы быть и другим. В нашем обществе организованные бунтарские течения явно нацелены на введение такой социальной структуры, в которой куль­турные стандарты успеха были бы сильно модифицированы и обес­печивалось большее соответствие между достоинствами, усилиями и возн аграждениями.

Однако прежде чем обратиться к «мятежу» как типу приспособ­ления, мы должны отграничить его от внешне похожего, но по суще­ству другого типа — ressentimenfa. Это понятие, введенное в качестве специального термина Ницше, было принято и социологически раз­работано Максом Шелером⁴⁰. Это сложное чувство содержит три взаи-

⁴⁰ Max Scheler, ^ L'homme du ressenlimenl (Paris, n.d.). Этот очерк впервые увидел свет в 1912 году; его переработанный и дополненный вариант вошел в Abhandlungen und Aufsaetze Шелера, а впоследствии появился в его Vom Umsturz der Werte (1919). Французский перевод был выполнен с последнего текста. Этот очерк оказал значи­тельное влияние на разные интеллектуальные круги. Превосходное и сбалансирован­ное обсуждение шелеровского очерка, в котором отмечаются некоторая его ограни­ченность и предвзятость, ряд его аспектов, предвосхитивших концепции нацизма, его антидемократическая ориентация и вместе с тем его порою блестящая проница­тельность, см. в статье: V.J. McGill, «Scheler's Theory of Sympathy and Love», Philosophy end Phenomenological Research, 1942, Vol. 2, p. 273—291. Еще один критический обзор, в котором справедливо подвергается критике идея Шелера о том, что социальная

275

мосвязанных элемента: во-первых, смутное чувство ненависти, зави­сти и враждебности; во-вторых, ощущение собственного бессилия ак­тивно выразить эти чувства против лица или социального слоя, кото­рые их возбуждают; и в-третьих, постоянно возвращающееся пережива­ние этой немощной враждебности⁴¹. Решающее отличие ressentimenfa от мятежа состоит в том, что первый не предполагает подлинного измене­ния в ценностях. Ressentiment заключает в себе образец притворного пренебрежения к недоступному, утверждающий единственно то, что желаемые, но недостижимые цели на самом деле не представляют собой сколь-нибудь важных ценностей: в конце концов, лиса в ви­нограднике не говорит, что она отказывается от всякого пристрастия к сладкому винограду; она только говорит, что вот эти гроздья не­сладкие. Мятеж, в свою очередь, заключает в себе подлинную пере­оценку всех ценностей, когда прямое или косвенное переживание фрустрации приводит к полному обличению того, что прежде высоко ценилось: взбунтовавшаяся лиса просто отказывается от всеобщего пристрастия к сладкому винограду. В случае ressentiment'а человек осуждает то, чего втайне желает; в случае мятежа он осуждает само желание. Однако, несмотря на различие этих двух явлений, органи­зованный мятеж может находить опору в огромном резервуаре обиды и недовольства, когда до предела обостряются институциональные де­формации.

Когда институциональная система расценивается как препятствие для удовлетворения узаконенных целевых устремлений, расчищает­ся площадка для мятежа как приспособительной реакции. Чтобы эта реакция переросла в организованное политическое действие, привер­женность должна быть не только отделена от существующей соци­альной структуры, но и перенесена на новые группы, одержимые но­вым мифом⁴². Миф выполняет двойную функцию: он обнаруживает источник широкомасштабных фрустраций в социальной структуре и изображает альтернативную структуру, которая, предположительно, не будет приносить разочарование достойным. Это хартия действия. В этом контексте становятся еще более ясными функции контрмифа консерваторов, кратко описанные ранее в этой главе: каков бы ни был

структура играет только второстепенную роль в детерминации ressentiment'a, см. в кни­ге: Svend Ranulf, Moral Indignation and Middle-Class Psychology: A Sociological Study (Copenhagen, 1938), p. 199—204. — Примеч. автора.

⁴¹ См.: Scheler, op. cit., p. 55—56. В английском языке нет слова, которое бы полно­
стью передавало весь комплекс смысловых элементов, содержащихся в слове
ressentiment; его ближайшим аналогом в немецком языке будет, видимо, слово ^ Groll. —
Примеч. автора.

⁴² См.: George S. Pettee, The Process о/Revolution (New York, 1938), p. 8—24, в осо­
бенности его трактовку «монополии воображения». — Примеч. автора.

276

источник массового разочарования, его не следует искать в базисной структуре общества. Консервативный миф может, таким образом, уверять, что эти разочарования заключены в самой природе вещей и присущи любой социальной системе: «Периодические всплески без­работицы и спады деловой активности нельзя отменить законодатель­ным актом; ведь и человек сегодня может быть здоров, а завтра бо­лен»⁴³. Или если уж не применяется доктрина неизбежности, то пус­кается в ход доктрина постепенного улучшения: «Еще немного, и все у нас будет в полном порядке». Или идет в ход доктрина, отводящая враждебные чувства от социальной структуры и переводящая их на индивида, который стал «неудачником», потому что «каждый чело­век в этой стране реально получает то, что ему причитается».

И миф мятежа, и миф консерватизма стремятся «монополизиро­вать воображение», пытаясь так определить ситуацию, чтобы либо подтолкнуть недовольных к пятому типу приспособления, либо, на­оборот, отвадить от него. Из всех мятежников объектом наибольшей ненависти становится прежде всего ренегат, который, достигнув ус­пеха, отвергает господствующие ценности. Ведь он не только ставит под сомнение ценности, как это делает они-группа, но и становится знаком того, что единство группы разрушено⁴⁴. Тем не менее, как уже не раз отмечалось, обычно именно члены восходящего класса (а не наиболее угнетенных слоев) организуют обиженных и мятежных в ре­волюционную группу.

Предрасположение к аномии

Рассмотренная нами социальная структура предрасполагает к ано­мии и девиантному поведению. Давление такого социального порядка внушает индивиду: превзойди своих конкурентов! Пока чувства, под­держивающие эту состязательную систему, распределены по всему спектру деятельностей и не ограничиваются одним только конечным достижением «успеха», выбор средств будет в значительной степени оставаться под институциональным контролем. Но когда культурный акцент переносится с удовлетворений, вытекающих из самого про­цесса конкуренции, на едва ли не исключительное внимание к его результатам, возникает напряжение, ведущее к крушению регулиру-

⁴⁵ R.S. and H.M. Lynd, ^ Middletown in Transition (New York, 1937), p. 408; в книге можно ознакомиться с рядом культурных стереотипов, используемых в консерватив­ном мифе. — Примеч. автора.

⁴⁴ См. тонкие наблюдения Георга Зиммеля: Georg Simmel, Soziologie (Leipzig, 1908), S. 276—277. — Примеч. автора.

277

ющей структуры. С ослаблением институциональных механизмов контроля возникает ситуация, очень близкая к той, которую филосо­фы-утилитаристы ошибочно считали типичной для общества: ситуа­ция, когда калькуляция личной выгоды и страх наказания становятся единственными регулирующими факторами.

Предрасположение к аномии распределено в обществе неравно­мерно. В ходе нашего анализа мы уже предположили, что некоторые социальные страты наиболее уязвимы для давлений, подталкиваю­щих к девиантному поведению, и выявили ряд механизмов, ответ­ственных за возникновение этих давлений. Ради упрощения задачи мы взяли в качестве главной культурной цели денежный успех, хотя на складе общих ценностей можно, конечно, найти и альтернатив­ные цели. Миры интеллектуальных и художественных достижений предоставляют, например, иные образцы карьеры, не связанные с крупными денежными вознаграждениями. В той мере, в какой куль­турная структура наделяет престижем эти альтернативы, а социальная структура дает к ним доступ, система несколько стабилизируется. У потенциальных девиантов остается возможность подчиниться ей в рамках этих запасных наборов ценностей.

Однако главные предрасположения к аномии сохраняются, и имен­но на них предложенная здесь аналитическая схема обращает особое внимание.

Роль семьи

В заключение следует собрать воедино разбросанные выше идеи, касающиеся той роли, которую играет в формировании этих образ­цов девиантного поведения семья.

Семья, безусловно, является главным ремнем передачи культурных стандартов грядущему поколению. Но чего до самого последнего вре­мени не замечали, так это того, что семья передает детям главным образом ту часть культуры, которая доступна социальной страте или группам, в которых оказались родители. Следовательно, она являет­ся механизмом воспитания ребенка в рамках культурных целей и нра­вов, характерных для этого узкого круга групп. Однако социализация не ограничивается непосредственным обучением и воспитанием. Этот процесс, по крайней мере отчасти, протекает непреднамеренно. По­мимо непосредственных наставлений, вознаграждений и наказаний, на ребенка оказывают воздействие социальные прототипы, которые он видит в повседневном поведении и случайных разговорах родите-

278

лей. Нередко дети замечают и усваивают культурные единообразия даже тогда, когда те остаются неявными и не сведенными к правилам.

Языковые образцы дают наиболее впечатляющее — и прямо-таки бросающееся в глаза в психологических наблюдениях — свидетель­ство того, что дети в процессе социализации улавливают единообра­зия, которые не были явно сформулированы для них старшими или сверстниками и в которых они сами не отдают себе отчет. Наиболее показательны устойчивые языковые ошибки у детей. Так, ребенок будет самопроизвольно употреблять такие слова, как «mouses» или «moneys», даже если он никогда их раньше не слышал и никто не учил его «правилу образования множественного числа». Или будет создавать та­кие слова, как «failed», «runned», «singed», «hitted», хотя в возрасте трех лет никто не учил его «правилам» спряжения глаголов. Или будет гово­рить, что отобранный им лакомый кусочек «лучшее» [gooder], чем дру­гой, или — следуя далее по логике — описывать его как «лучшайший» [goodest] из всех. Он явно уловил скрытые парадигмы выражения множественности, спряжения глаголов и образования степеней срав­нения прилагательных. Об этом свидетельствует сама природа его ошибок и неправильного применения парадигмы⁴⁵.

Из этого можно сделать предварительный вывод, что он не толь­ко впитывает явную культурную ориентацию своих родителей, выра­жающуюся в бесконечном потоке приказаний, объяснений и поуче­ний, но и деятельно вовлекается в поиск и усвоение неявных парадигм культурного оценивания, категоризации людей и вещей и иерархизации достойных уважения целей. По всей видимости, важные исследования процессов социализации, проводимые глубинной психологией, нуж­но дополнить прямым наблюдением диффузии культуры внутри се­мьи. Вполне может оказаться, что ребенок сохраняет неявную пара­дигму культурных ценностей, выявленную им в повседневном пове­дении его родителей, даже в том случае, когда она входит в конфликт с их явными советами и наставлениями.

^ Проекцшродительских амбиций на ребенка тоже имеет самое пря­мое отношение к предмету нашего обсуждения. Как хорошо известно, многие родители, столкнувшись с личной «неудачей» или недостаточ­ным «успехом», могут утаивать свой изначальный целевой акцент и откладывать дальнейшие попытки добраться до цели, рассчитывая до­стичь ее косвенным образом с помощью своих детей. «Влияние может осуществляться через мать или отца. Часто они надеются, что ребе-

^4S W. Stern, ^ Psychology of Early Childhood (New York, 1924), p. 166; в книге отмеча­ется факт таких ошибок (например, употребления «drinked» вместо «drank»), но не делается никаких выводов относительно выявления скрытых парадигм. — Примеч. автора.

279

нок достигнет тех высот, которых не смогли достичь они»⁴⁶. В недав­нем исследовании социальной организации жилых микрорайонов мы обнаружили, что значительная часть представителей низших профес­сиональных уровней (и среди негров, и среди белых) надеются на то, что их дети сделают профессиональную карьеру⁴⁷. В случае, если это открытие подтвердится дальнейшими исследованиями, оно бу­дет иметь важное значение для рассматриваемой здесь проблемы. Ведь если компенсаторная проекция родительских устремлений на детей вещь широко распространенная, то именно эти родители, наи­менее способные обеспечить своим детям свободный доступ к воз­можностям, именно эти «неудачники» и «разочарованные», будут ока­зывать на своих детей колоссальное давление, зовущее к высоким до­стижениям. И этот синдром высоких устремлений и ограниченных реальных возможностей, как мы увидели, является тем самым образ­цом (pattern), который открывает дорогу девиантному поведению. Это ясно говорит о необходимости исследований, посвященных форми­рованию профессиональных целей в разных социальных стратах, без которых мы не сможем понять (в рамках нашей аналитической схе­мы) непреднамеренную роль семейного воспитания в производстве девиантного поведения.

Заключительные замечания

Следует ясно понять, что приведенные выше рассуждения нахо­дятся вовсе не в моралистической плоскости. Какие бы чувства ни возникали у читателя в отношении моральной желательности согла­сования аспектов социальной структуры, связанных с целями и сред­ствами, очевидно, что несовершенное их согласование ведет к ано­мии. Одна из наиболее общих функций социальной структуры состо­ит в том, чтобы закладывать основу предсказуемости и постоянства социального поведения; и ее эффективность все более и более сни­жается по мере диссоциации этих элементов социальной структуры. В предельном случае предсказуемость снижается до минимума, и воз­никает то, что можно с полным правом назвать аномией, или куль­турным хаосом.

Этот очерк о структурных источниках девиантного поведения ос­тается не более чем прелюдией. В нем нет подробного рассмотрения структурных элементов, предрасполагающих индивидов, живущих в

⁴⁶ Н.А. Murray et a/., Explorations in Personality, p. 307. — Примеч. автора. ⁴¹ Данные взяты из исследования социальной организации плановых сообществ: R.K. Merton, Patricia S. West, M. Jahoda, Patterns of Social Life. — Примеч. автора.

280

обществе с плохо уравновешенной социальной структурой, к той или иной из альтернативных реакций; мы оставили без внимания соци­ально-психологические процессы, определяющие конкретные мас­штабы этих реакций (не отвергая при этом их релевантность); лишь очень коротко были затронуты социальные функции, выполняемые девиантным поведением; объяснительная сила предложенной анали­тической схемы не была подвергнута полной эмпирической провер­ке путем определения группы вариаций в отклоняющемся и конфор­мистском поведении; мы лишь походя коснулись мятежного поведе­ния, направленного на переустройство всего социального каркаса.

Надеемся, что предложенная схема окажется полезной в анализе этих и связанных с ними проблем.

^ VII. СВЯЗИ ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ

И АНОМИИ

В последние годы появилась многочисленная социологическая литература, которая затрагивает тот или иной аспект аномии. В связи с этим возникает расширенный базис для уточнения и развертыва­ния формулировок, подробно изложенных в предыдущей главе. В са­мом деле, интерес к понятию «аномия» возрос достаточно остро, и это послужило (почти неизбежно) его вульгаризации при проникно­вении во все более широкие социальные круги. Как один из приме­ров вульгаризации, можно рассматривать случай с еженедельником, который ухватился за объективное и тщательное исследование Гер-харта Нимейера о социальных последствиях аномии и немедленно опубликовал обзор «читательских откликов», начиная с таких про­сторечных и навязчивых выражений: «Дружище, это именно то, что я называю острой аномией, — присвистнул в знак одобрения Бликер Тоттен, один из 225 студентов Оглеторпского университета»¹. Менее «свистящие», но более поучительные теоретические, содержательные и процедурные исследования аномии будут рассмотрены сейчас.

Расширенное понятие аномии

Понятие аномии, как с самого начала показал Дюркгейм, отно­сится к состоянию относительного отсутствия норм в обществе или группе. Дюркгейм точно определил, что это понятие относится к ка­чествам социальной или культурной структуры, а не к качествам лю­дей, противостоящих этой структуре. Тем не менее стало очевидно, что при использовании данного понятия для понимания различных форм девиантного поведения оно было расширено скорее по отно­шению к состоянию людей, чем к их окружению.

Это психологическое понятие аномии было одновременно сфор­мулировано Р. МакИвером и Дэвидом Рисманом. Поскольку их фор-

© Перевод. Черемисинова Е.Р., 2006

¹