Geum.ru

Вопросы к экзамену по истории русской литературной критики V курс, стационар

Вид материалаВопросы к экзамену

Содержание


Алекса́ндр Семёнович Шишко́в
Гнедич Николай Иванович
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

12. Рус.литер.критика эпохи предромантизма:полемика о «старом» и «новом» слоге; дискуссии о принципах перевода «Иллиады» Гомера; дискуссии о новых поэтических жанрах.

1800—1810-е годы современные исследователи определяют как эпоху предромантизма, зародившегося на русской почве в недрах сен­тиментализма и отразившегося в художественной литературе, живо­писи, теоретических и литературно-критических воззрениях этих лет: «Предромантизм вобрал в себя многие достижения сентименталистского метода, и прежде всего, интерес к индивидуальному, внимание к внутреннему миру человека, культ чувствительности, однако значи­тельно отличался от сентиментализма, а по ряду вопросов вступал с ним в полемику».

Одной из главных проблем русской критики предромантической эпохи стала проблема национальной самобытности отечественной культуры, проявлявшаяся и в бурных дискуссиях по вопросам языка и слога, и в размышлениях о принципах перевода, и в широком интересе к событиям и темам русской истории. О предромантических веяниях в литературе свидетельствовала и дискуссия о новых поэтических жанрах, в частности, о жанре баллады. Введенная в русскую литерату­ру В.А.Жуковским и ставшая знаком нового направления в литерату­ре, баллада делается объектом активных нападок со стороны М. Т. Каченовского и А. Ф. Мерзлякова. На 1816 г. приходится известная поле­мика по поводу двух переводов баллады Бюргера «Ленора», сделан­ных Жуковским и Катениным.

В целом литературная теория предромантической эпохи отличалась терминологической неточностью, незавершенностью концепций, некоторой противоречивостью суждений и мнений, хотя достаточно верно отразила все важнейшие литературные тенденции, которые сходились к разработке предромантизма. Кратко сущность данного направления в литературе можно определить как соединение общественно важного, национального по характеру содержания литературы с эстетически совершенной формой, в его выражении через индивидуальное чувство. Литературная теория находилась в состоянии движения, развития, формирования. В стремлении обобщить и осмыслить современный им литературный процесс теоретики предромантизма в определенной степени предопределили дальнейшее возникновение романтизма и реализма.

^ Алекса́ндр Семёнович Шишко́в (9(20) марта 1754 - 9(21) апреля 1841, ссылка скрыта) — русский писатель и известный государственный деятель. В своём знаменитом «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» (СПб., 1803) Шишков пишет: «Какое знание можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них с им постыднейшим из всех невежеством, как бы некоторым украшающим их достоинством хвастают и величаются. Будучи таким образом воспитываемы, едва силой необходимой наслышки научаются они объясняться тем всенародным языком, который в общих разговорах употребителен; но каким образом могут они почерпнуть искусство и сведение в книжном или ученом языке, столь далеко отстоящем от сего простого мыслей своих сообщения? Для познания богатства, обилия, силы и красоты языка своего нужно читать изданные на оном книги, а наипаче превосходными писателями сочиненные».

Пренебрежительно относясь к церковно-славянскому языку, который, по мнению Шишкова, тождественен с русским, новые писатели целиком переносят французские слова, составляют новые слова и изречения по образцу французских, придают словам, уже прежде существовавшим, новое, не свойственное им значение.

«Между тем как мы занимаемся сим юродливым переводом и выдумкой слов и речей, ни мало нам несвойственных, многие коренные и весьма знаменательные российские слова иные пришли совсем в забвение; другие, невзирая на богатство смысла своего, сделались для непривыкших к ним ушей странны и дики; третьи переменили совсем ознаменование и употребляются не в тех смыслах, в каких с начала употреблялись. Итак, с одной стороны в язык наш вводятся нелепые новости, а с другой — истребляются и забываются издревле принятые и многими веками утвержденные понятия: таким-то образом процветает словесность наша и образуется приятность слога, называемая французами élégance!»

В то же время в научном отношении сочинение Шишкова было весьма слабо, и для многих современников была ясна несостоятельность нападок Шишкова на новое литературное направление, тем более что в подкрепление этих нападок Шишков выставлял сомнительную мысль о тождестве русского и церковно-славянского языков. Славянский язык Шишков считает языком книг духовных, а русский — находит в книгах светских; в этом и состоит вся разница двух языков, а поэтому нельзя их так разделять, как это делают новые писатели.

Свое «Рассуждение о старом и новом слоге» Шишков через министра народного просвещения поднес государю и получил его одобрение.

С 1807 г. ^ Гнедич Николай Иванович приступил к переводу "Илиады". Интерес к высокой гражданской и героической поэзии соединился с интересом к народному искусству. Поставленная поэтом колоссальная задача была продиктована национальными потребностями развития литературы, литературного языка и стиха. Перевод "Илиады" выдвинул перед Г. массу практических и теоретических проблем, без разрешения которых он не смог бы успешно исполнить свой труд. Начав перевод "Илиады", поэт вскоре убедился, что традиционный александрийский стих не передаст стих Гомера. Неудовлетворенный, Г. пересмотрел свои переводческие принципы. В результате напряженных творческих исканий он понял Гомера как народного поэта Древней Греции, как поэта общественно-национальной темы. Для создания перевода Г. потребовалось изыскать внутренние возможности русского языка и стиха, которые с наибольшей выразительностью отвечали бы смыслу и духу античных образцов. На протяжении 20 лет, в течение которых поэт трудился над переводом, он не раз включался в теоретические споры о передаче античного гекзаметра русским стихом и не однажды предлагал практическое их решение.

  Отвергнув александрийский стих, Г. воспользовался мыслью Радищева и основал русский гекзаметр не на скандовке стоп, а на их декламационной выразительности, единственно пригодной, чтобы сообщить стиху широкое, плавное и величавое движение. Одновременно он задумывается и о стилевом эквиваленте ("Рассуждение о причинах, замедляющих развитие нашей словесности", 1814), сочетая архаичность языка с народными и даже простонародными речевыми средствами.

Для Г. совершенно ясно, что каждый век имеет свои особенности и что нравственность древних греков иная, чем нравственность русских XIX столетия. Различие заключено не только в национальности, но и в истории. Г. отверг идею подражания Гомеру и понял, что повторить в новое время его эпос нельзя. Но Гомер доставляет художественное наслаждение вследствие того, что его Произведения "совершеннейшие" для своего времени. Следовательно, чтобы понять и почувствовать Гомера, не надо ориентироваться на современный изящный вкус ("Переводчику Гомера должно отречься от раболепства перед вкусом гостиных, перед сей прихотливой утонченностью и изнеженностью обществ..."). Наконец, переводчик Гомера должен порвать с принципом "украшающего перевода", т. е. пренебречь попыткой сделать Гомера лучше или хуже, чем он есть на самом деле. Тем самым Г. держался при переводе "Илиады" исторической точки зрения и стремился передать особенность античного миропонимания и его выражения, сливая высокий стиль с низким. В отличие от декабристов он не отождествлял героику античности с героикой современности. Присвоив русской поэзии гекзаметр и освободив этот стих от штампов классицизма и сентиментализма, Г. открыл простор для интонационной и стилевой выразительности.

Перевод же "Илиады" вышел в 1829 г. и сразу же стал крупнейшим событием литературной жизни.   Перевод "Илиады" соответствовал нуждам отечественной словесности, что сознавал и сам поэт и о чем он сказал в поэме "Рождение Гомера" (1816).


13.Становление русской романтической критики в тв-ве В.А.Жуковского, К.Н.Батюшкова. Типологический анализ 1й из статей Жуковского.

Из всех литературных течений начала XIX в. наибольшим творче­ским потенциалом, как покажет время, обладал романтизм. Признав личность высшей ценностью бытия, европейские и русские романтики обратились к «внутреннему миру души человека, сокровенной жизни его сердца» (Белинский). Создание «новой школы» в русской поэзии и соответствующей запросам этой школы новой критики связано с именем Василия Андреевича Жуковского (1783—I8S2). Статьи Жуковского, его размышления об искусстве в письмах и дневниках, многочисленные эстетические конспекты, являющиеся важным сви­детельством активного самообразования и самоопределения, — бога­тейший материал для осмысления вклада поэта в русскую критику. Обращает на себя внимание тесная сращенность критической и поэтической мысли Жуковского, «передоверяющего» некоторые проблемы творчества именно поэзии. Многие стихи поэта («К поэзии», «Ве­чер», «Песнь барда..», «Певец», «К Батюшкову», «Певец но стане рус­ских воинов», «Таинственный посетитель», «Невыразимое» и др.)— прежде всего эстетические манифесты, с ратных сторон осмысляю­щие проблемы романтического искусства.

Расцвет деятельности Жуковского как критика связан с журналом « Вестник Европы». На протяжении двух лет (1808— 1809) поэт являл­ся редактором журнала, основанного еще Карамзиным, а затем (до 1814 г.) — его активным сотрудником. На страницах «Вестника Евро­пы» были опубликованы программные статьи Жуковского — «О кри­тике», «О сатире и сатирах Кантемира», «О басне и баснях Крылова», «Московские записки», «О переводах вообще, и в особенности о пере­водах стихов» и ряд др.

Названные статьи, раскрывающие процесс становления романти­ческой критики, опирались на солидный теоретический фундамент: стремясь осмыслить вопрос о природе поэтического воссоздания дей­ствительности, о роли фантазии в творческом процессе, о специфике восприятия художественного произведения, молодой Жуковский на протяжении нескольких лет (1805 —1810 г.) составлял «Конспект по истории литературы и критики». Конспектируя (и одновременно пере­водя) произведения Ватте, Лагарпа, Мармонтеля, Вольтера, Руссо, Эшенбурга, Гарве и др. теоретиков, предшествовавших романтизму, Жуковский искал в европейской эстетике близкое себе, полемизиро­вал с авторами, создавая систему собственных эстетических понятий. На первый план в его размышлениях выступал вопрос о субъективном начале в искусстве, свободе творчества, «вымыслах», их «действии на душу», что означало ориентацию на иное, антирационалистическое искусство. Пафосом труда Жуковского становилось требование изо­бражать «внутреннего человека», «трогать, восхищать, очаровывать душу».

Стремясь выйти за пределы традиционной эстетики, Жуковский вслед за Карамзиным выдвинул требование образованного вкуса как основы критической оценки (статья «О критике»). Вкус — это «чувст­во и знание красоты в произведениях искусства», критика — «сужде­ние, основанное на правилах образованного вкуса, беспристрастное и свободное». Обрисовывая идеал «истинного критика», автор разрабатывал особый профессионально-этический кодекс, лежащий в осно­ве его деятельности. По мнению Жуковского, дар критика заключается в способности «угадывать тот путь, по которому творческий гении дошел до своей цели» ; великие критики «так же редки, как и великие художники».

Рассуждения Жуковского об «истинной критике» подкреплялись его собственными литературно-критическими опытами. На страницах «Вестника Европы» он публикует статьи историко-литературного ха­рактера («О сатире и сатирах Кантемира». «О басне и баснях Крыло­ва»), театральные рецензии (цикл «Московские записки» и др.), про­блемные статьи («О переводах вообще, и в особенности о переводах стихов»). Впервые в русской критике Жуковский пытался понять различные явления искусства в их историческом развитии. В статьях первого русского поэта-романтика мы не найдем попы­ток осмысления собственного элегического и балладного творчества, завоевавшего признание читателей. Вместе с тем в них было высказа­но немало положений, которые прокладывали пути романтической эс­тетике и критике. Жуковский приблизился к пониманию искусства как свободной, имеющей цель в самой себе творческой деятельности человека. Романтические веяния ощутимы в его стремлении отказать­ся от прямой дидактики и ограничить искусство областью «изящного» (статья «О нравственной пользе поэзии»), уравновесить поэтическое начало и нравоучение в басне, подчеркнуть в ней привлекательность фантастического, чудесного («О басне и баснях Крылова»). На стра­ницах журнала последовательно проводилась мысль, новая для эсте­тического сознания читателей, — о единстве этического и эстетического в искусстве: воздействуя на эстетическое чувство, поэзия тем са­мым усовершенствует нравственную сторону личности, воспитывает человека.

Арзамасские протоколы, стихотворные манифесты 1815—1824 гг., статья «Рафаэлева «Мадонна» (1824), «Обзор русской литературы за 1823 год», «Конспект по истории русской литературы» (1827) — все эти работы и выступления Жуковского раскрывают процесс дальней­шего оформления идей романтической эстетики. В центре внимания Жуковского — природа вдохновения, красота и идеал, универсум и личность, небесное и земное. Статья «Рафаэлева «Мадонна», опуб­ликованная в 1824 г. на страницах «Полярной звезды», была воспри­нята современниками поэта как манифест романтического искусства. Ее автор утверждал идею преображения человека и мира через встре­чу с красотой, обосновывал мысль о творчестве как бесконечном, стремлении к идеалу.

«Обзор русской литературы за 1823 год» и «Конспект по истории русской литературы» свидетельствуют о живой заинтересованности Жуковского судьбами русской литературы, его органической связи с литературным процессом 1820-х годов, его критическом чутье.

Разрушению прежних рационалистических воззрений на искусст­во и утверждению новых, романтических представлений способство­вала и литературно-критическая деятельность Константина Нико­лаевича Батюшкова (1787—1855). Сформировавшийся на раннем этапе развития русского романтизма, Батюшков был устремлен к по­искам новых художественных идей и новых форм. В то же время в его критических выступлениях, как и в художественном творчестве в це­лом, явственно проступали черты «переходности».

Батюшков не участвовал в критических полемиках своего време­ни, не публиковал статей о литературных новинках, и все же в слож­ном хоре голосов русских критиков первой четверти XIX в. ясно зву­чал его голос. Многие современники отмечали его изысканный вкус, тонкий ум и разностороннюю образованность; его критическими за­мечаниями дорожили Жуковский и Вяземский, присылавшие Батюш­кову свои новые произведения.

Главные черты облика Батюшкова-критика — независимость от господствующих литературных мнений и сознательно избранная позиция дилетанта в литературе, открывающая широкие возможности для творческих поисков. Молодой Батюшков ярко заявил о себе сати­рой «Видение на брегах Леты» (1809), ставшей своеобразным литера­турным манифестом и положившей начало богатой литературно-сати­рической традиции общества «Арзамас», которая развивала основные мотивы его произведения («суд» над современными поэтами, произ­несение «надгробных речей», усыпление от бездарных стихов и т. д.). Среди со временных поэтов подлинного бессмертна здесь удостоен лишь И. А. Крылов за самобытность и народность его басенного творчества. «Видение.,,» разошлось во множестве списков и стало очень популярным, однако сам поэт считал эту сатиру «проходной» и отказывался включить ее в собрание своих сочинений. Батюшкова отличало глубокое понимание особой роли слова в по­этическом искусстве и требование (предъявляемое к себе и поэтам-со­временникам) упорно работать над языком. Впервые в русской крити­ке он осознал и публично поставил вопрос «о влиянии легкой поэзии на язык». В речи под таким названием, произнесенной поэтом в 1816 г. на заседании Общества любителей российской словесности при Мос­ковском университете, осмыслялись не только проблемы языка, но и законы поэтического творчества вообще. Он считал, что «легкая поэзия» теснее, чем какой-либо другой род, связана с жизнью, глубже отража­ет мировосприятие современного человека и потому обладает боль­шими возможностями для развития.

С наибольшей полнотой романтические воззрения Батюшкова от­разились в его статье «Нечто о поэте и поэзии» (1815), свидетельст­вующей о глубоком понимании автором внутренних законов художе­ственного творчества. Поэзия для Батюшкова — «пламень небес­ный», «сочетание воображения, чувствительности и мечтательности». Душа поэта в минуты вдохновения сравнивается им с «растопленным в горниле металлом». Споря с эстетикой классицизма, он утверждал, что «изучение правил, беспрестанное и упорное наблюдение изящных образцов» недостаточно для поэта: «Надобно, чтобы вся жизнь, все тайные помышления, все пристрастия клонились к одному предмету, и сей предмет должен быть—Искусство.


14. Литературная критика русского гражданственного романтизма: представители, принципы, проблематика, жанровое своеобразие статей. Роль декабристских альманахов в развитии русской романтической критики.

Первое десятилетие после Отечественной войны 1812—1814 гг.— время расцвета литературно-критической деятельности П. А.Вязем­ского, В К.Кюхельбекера. А.А.Бестужева, О.М.Сомова и К.Ф.Ры­леева. Обращавшиеся к характеристике данного периода и данного круга имен исследователи истории отечественной критики предлагали разные дефиниции: «литературная критика декабристов», «критика революционно-романтического направления», критика «гражданско­го романтизма», «критика гражданственного романтизма» и т.д. Все эти дефиниции — плод исследовательской мысли XX в. Сами крити­ки ни революционными романтиками, ни тем более декабристами себя не называли. Некоторые из них (П. А. Катенин, В К. Кюхельбе­кер, К.Ф. Рылеев) весьма критично относились к романтическому на­правлению, утвержденному в отечественной литературе Жуковским и его последователями. Однако по характеру своего художественного творчества названные литераторы, как это убедительно доказали ис­следователи (Г. А. Гуковский, В. Г. Базанов, Н. И. Мордовченко, Н. Л. Степанов, М. И. Гиллельсон и др.), были романтиками—пред­ставителями иного, сравнительно со школой Жуковского, течения в романтизме, о чем свидетельствовали их суждения о природе худо­жественного творчества, его народности, о «духе времени», граждан­ской доблести, исторической героике и т.д.

Приблизительными хронологическими границами этого течения можно считать, с одной стороны, 1816 г. (год образования «Союза спа­сения» и начала важных перемен на литературной арене—распада возглавлявшегося Жуковским общества «Арзамас», создания «Воль­ного общества любителей российской словесности», ведущие пози­ции в котором вскоре займут будущие декабристы, возникновения по­лемики по проблеме народности литературы в связи с публикацией П. А. Катениным баллады «Ольга», обращенной против баллады Жу­ковского «Людмила»), а с другой — 182S—1826 гг., когда большинст­во литераторов радикально-дворянского лагеря были насильственно исключены из литературно-общественной жизни.

Среди молодых литераторов, ярко заявивших о себе на рубеже 1820-х гг. и во многом определивших темы и проблематику критики гражданственного романтизма, выделялись А.Л.Бестужев, В. К. Кюхельбекер и К. Ф. Рылеев. Одна из характерных черт этой кри­тики — широкая амплитуда эстетических пристрастий. Исходя из этого, исследователи обозначают в критике так назы­ваемого гражданственного романтизма два «крыла». К одному отно­сят тех, кто решительно отвергал традиции классицизма, призывал к эксперименту во всех жанрах, ориентируясь на опыт современной европейской литературы и эстетики (де Сталь, Л.Шлегель и др.),— Бестужева, Сомова, Вяземского, молодого Пушкина. Другое крыло представляли критики, признававшие ценность ряда достижений классицизма, — Катенин, Кюхельбекер, отчасти Грибоедов. Однако оба крыла критиков были близки в решении целого ряда проблем: на­значения литературы, ее народности, самобытности и т.д.

Молодые литераторы стремились занять ведущие позиции в суще­ствующих литературных обществах («Арзамас», «Вольное общество любителей российской словесности») и журналах («Сын отечества», «Соревнователь просвещения и благотворения»), а также создать соб­ственные печатные органы. Наиболее полным выражением их эстети­ческих пристрастий стали альманахи «Полярная звезда», издававшая­ся Рылеевым и Бестужевым (3 книги за 1823,1824 и 1825 гг.), и «Мнемозина», выпускаемая Кюхельбекером и В. Ф. Одоевским в 1824— 1825 гг.

Отстаивая мысль о высокой воспитательной миссии искусства, ли­тераторы радикальной направленности уделяли первостепенное вни­мание критике. «Законоположение «Союза благоденствия» предписы­вало членам этого общества не только воспитывать в согражданах стремление к общему благу, но и «объяснять потребность отечествен­ной словесности» защищать хорошие произведения и показывать не­достатки худых», сообщать изящным искусствам «надлежащее направление». В произведениях отечественной словесности более всего ценилось выражение «чувств высоких и к добру увлекающих». Подобный подход к задачам литературы и критики обнаруживал связь эстетических воззрений многих литераторов этой поры с просвети­тельскими воззрениями XVIII в. Большинству из них предстояло в те­чение нескольких лет пройти путь от представлений о литературе как средстве нравственного воспитания до идеи ее самоценности и нацио­нально-исторической специфики.

Будущие декабристы обращались к разнообразным критическим жанрам, среди которых обзорные и проблемные статьи, рецензия, по­лемические реплики, литературные фельетоны. В отличие от критики предшествующего этапа (сентименталистской критики Карамзина, романтической критики Жуковского) критические выступления но­вой поры обрели во многом публицистический характер.