Вопросы к экзамену по истории русской литературной критики V курс, стационар

Вид материала

Вопросы к экзамену

Содержание Проблема типологического рассмотрения литературной критики. На основании того, с каким лит. направлением соотносится В зависимости от метода лит.-критической деятельности Основные источники крит. метода В зависимости от идеологической основы Цитаты из статьи

Подобный материал:

• Формирование литературной критики русского зарубежья: берлинский период, 659.84kb.
• К. К. Случевский в истории русской литературной критики, 600.84kb.
• Нп «сибирская ассоциация консультантов», 112.62kb.
• Тема урока Кол-во, 579.16kb.
• Курс 4 семестр 7 Вопросы к экзамену по дисциплине «История русской литературы» (после, 33.17kb.
• Тематический план практических занятий по психиатрии и наркологии на 5 курсе медико-профилактического, 34.36kb.
• Примерные вопросы по литературе, 47.24kb.
• Распределены по тематическим коллекциям, 127.38kb.
• Рабочей программы учебной дисциплины «Литературная критика» Уровень основной образовательной, 64.23kb.
• История история России Соловьев, 43.79kb.

6. Типология литературной критики с точки зрения идеологической основы, принципиальных позиций анализа и оценки литературного произведения.

^ Проблема типологического рассмотрения литературной критики.

По субъекту критической деятельности:

Если субъект писатель – писательская;

Если читатель – читательская;

Профессиональная.

^ На основании того, с каким лит. направлением соотносится:

Реалистическая (Пушкин);

Сентементалистская (Карамзин);

Классицистская Ломоносов);

Романтическая (Жуковский).

^ В зависимости от метода лит.-критической деятельности

(Критический метод, по Манну, - это внутренний принцип самой критики, её скрытая логика, способ её подхода к литературе).

^ Основные источники крит. метода:

Филос.-эстетические взгляды критика;

Его соц.-политич. позиция;

Эстетич вкус.

Типология:

Нормативно-жанровая к.;

Романтическая к.;

Реальная к.;

Утилитарная к.;

Артистическая, эстетическая к.;

Философская к.;

Философско-эссеистская к.;

Социолого-публицистская к.;

^ В зависимости от идеологической основы:

Славянофильская;

Почвенническая;

Народническая,

Марксистская.

Почвенничество -  русское литературно-общественное направление 60-х гг. 19 в. Связано с деятельностью писателей-разночинцев, группировавшихся вокруг журналов братьев Ф. М. и М. М. Достоевских «ссылка скрыта» (1861—63) и «Эпоха» (1864—65); его идеологами и пропагандистами были также А. А. Григорьев и, И. И. Страхов. Термин «П.» возник на основе публицистики Ф. М. Достоевского с характерными для неё призывами вернуться к «своей почве», к народным, национальным началам. Генетически П. восходит к направлению «молодой редакции» журнала «ссылка скрыта», существовавшей в 1850—56, и идейно было родственным славянофилам (См. ссылка скрыта) (в т. ч. их нравственной ориентации на русское крестьянство); вместе с тем представители этого направления признавали некоторые положительные начала и в западничестве (см. ссылка скрыта). П. выступало против крепостнического дворянства и бюрократии, призывало к «слитию образованности и ее представителей с началом народным» и в этом видело залог прогресса в России. Почвенники высказывались за развитие промышленности, торговли, за свободу личности и печати. Принимая «европейскую культуру», они одновременно обличали «гнилой Запад» — его буржуазность и бездуховность, отвергали революционные, социалистические идеи и материализм, противопоставляя им христианские идеалы; полемизировали с журналом «ссылка скрыта». В 70-е гг. черты П. проявились в философском соч. Н. Я. Данилевского и «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского.

         Лит.: Кирпотин В., Достоевский в шестидесятые годы, М., 1966; Нечаев В. С.. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских, «Время». 1861—1863, М., 1972.

         С. С. Дмитриев.

Славянофилы - представители одного из направлений русской общественой и философской мысли 40—50-х гг. 19 в. — славянофильства, выступившие с обоснованием самобытного пути исторического развития России, по их мнению, принципиально отличного от пути западноевропейского. Самобытность России С. видели в отсутствии, как им казалось, в её истории классовой борьбы, в русской поземельной общине (См. ссылка скрыта) и артелях, в православии, которое С. представляли себе как единственное истинное христианство. Те же особенности самобытного развития С. усматривали и у зарубежных славян, особенно южных, симпатии к которым были одной из причин названия самого направления (С., т. е. славянолюбы), данного им западниками (См. ссылка скрыта). Для мировоззрения С. характерны: отрицательное отношение к революции, монархизм и религиозно-философские концепции. Большинство С. по происхождению и социальному положению были средними помещиками из старых служилых родов, частично выходцами из купеческой и разночинной среды.

         Идеология С. отражала противоречия русской действительности, процессы разложения и кризиса крепостничества и развития капиталистических отношений в России. Взгляды С. сложились в острых идейных спорах, вызванных «Философическим письмом» П. Я. Чаадаева. Главную роль в выработке взглядов С. сыграли литераторы, поэты и учёные А. С. ссылка скрыта, И. В. ссылка скрыта, К. С. ссылка скрыта, Ю. Ф. ссылка скрыта. Видными С. являлись П. В. ссылка скрыта, А. И. Кошелев (См. ссылка скрыта), И. С. ссылка скрыта, Д. А. ссылка скрыта, Ф. В. Чижов, И. Д. ссылка скрыта, А. Ф. ссылка скрыта, позднее — В. И. ссылка скрыта, В. А. ссылка скрыта. Близкими к С. по общественно-идейным позициям в 40—50-х гг. были писатели В. И. Даль (См. ссылка скрыта), С. Т. ссылка скрыта, А. Н. ссылка скрыта, А. А. ссылка скрыта, Ф. И. ссылка скрыта, Н. М. ссылка скрыта. Большую дань взглядам С. отдали историки, слависты и языковеды Ф. И. ссылка скрыта, О. М. ссылка скрыта, В. И. ссылка скрыта, И. И. ссылка скрыта, М. А. ссылка скрыта.

         Средоточием С. в 40-е гг. была Москва, литературные салоны А. А. и А. П. Елагиных, Д. Н. и Е. А. Свербеевых, Н. Ф. и К. К. Павловых. Здесь С. общались и вели споры с западниками. Многие произведения С. подвергались цензурным притеснениям, некоторые из С. состояли под надзором полиции, подвергались арестам. Постоянного печатного органа С. долгое время не имели, главным образом из-за цензурных препон. Печатались преимущественно в «ссылка скрытае»; издали несколько сборников статей «Синбирский сборник» (1844), «Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных» (1845), «Московские сборники» (1846, 1847 и 1852). После некоторого смягчения цензурного гнёта С. в конце 50-х гг. издавали журналы «Русская беседа» (1856—60), «Сельское благоустройство» (1858—59) и газеты «Молва» (1857) и «Парус» (1859).

Западники - представители одного из направлений русской общественной мысли 40—50-х гг. 19 в., выступавшие за ликвидацию крепостничества и признававшие необходимость развития России по западно-европейскому пути. Большинство З. по происхождению и положению принадлежали к дворянам-помещикам, были среди них разночинцы и выходцы из среды богатого купечества, ставшие впоследствии преимущественно учёными и литераторами. Идеи З. выражали и пропагандировали публицисты и литераторы — П. Я. Чаадаев, И. С. Тургенев, Н. А. Мельгунов, В. П. Боткин, П. В. Анненков, М. Н. Катков, Е. Ф. Корш, А. В. Никитенко и др.; профессора истории, права и политической экономии — Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин, П. Г. Редкий, И. К. Бабст, И. В. Вернадский и др. Примыкали к З. писатели и публицисты — Д. В. Григорович, И. А. Гончаров, А. В. Дружинин, А. П. Заблоцкий-Десятовский, В. Н. Майков, В. А. Милютин, Н. А. Некрасов, И. И. Панаев, А. Ф. Писемский, М. Е. Салтыков-Щедрин.

         В общественной борьбе против реакционной официальной идеологии, провозглашавшей единство «православия, самодержавия и народности», и в идейных спорах со славянофилами (См. ссылка скрыта) вместе с З. выступали в 40-х гг. А. И. Герцен, Н. П. Огарев, В. Г. Белинский. В конце 30-х и в 40-х гг. 19 в., когда между демократизмом и либеральной идеологией ещё не было тех противоречий, которые обнаружились позднее, на рубеже 50—60-х гг., Герцен, Огарев и Белинский воспринимались в общественно-идейных спорах и журнальной полемике как З., и сами себя к ним относили. Однако по сути взглядов и общественно-политических позиций они являлись представителями зарождавшейся революционно-демократической идеологии. Органами печати, в которых З. сотрудничали, главным образом были «Отечественные записки» (с 1839), «ссылка скрыта», «Русский вестник» (с 1856), «Атеней» (1858—1859), газета «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», литературные сборники «Физиология Петербурга» (1845), «Петербургский сборник» (1846).

Марксистская критика. Новый этап в развитии русской критической мысли ознаменовала марксистская критика, унаследовавшая и развивавшая в конце 19 — начале 20 вв. традиции революционно-демократические критики поры её расцвета; она складывалась в борьбе с народнической (Н. К. Михайловский) и декадентской (А. Волынский) Л. к. В работах Г. В. Плеханова был обоснован и осуществлен принцип историко-материалистического подхода к явлениям литературы, оценки их с классовых позиций. Важнейшее значение для развития марксистской Л. к. имели статьи и выступления В. И. Ленина. В цикле статей о Л. Н. Толстом Ленин обосновал "теорию отражения" применительно к литературному творчеству. Выдвинутый им (в статье "Партийная организация и партийная литература", 1905) принцип партийности литературы, его отношение к культурному наследию, защита реалистических традиций классической литературы оказали большое влияние на формирование марксистской Л. к. в России: её развитие связано с именами В. В. Воровского, А. В. Луначарского, М. Горького и др.

Работы Ленина имели принципиальное значение для утверждения методологических основ советского литературоведения.

Марксистская критика рассматривает художественные произведения в единстве всех его сторон и качеств — с точки зрения социологической, эстетической, этической. Л. к., как и само художественное творчество, служит средством познания жизни, воздействия на неё и подобно литературе может быть отнесена к области "человековедения". Отсюда — высокая ответственность критики как средства идеологического и эстетического воспитания.

пример: Статья Михайловского(марксистская) редактора «Отечественных записок» против Достоевского - «Жестокий талант» (1882) - выглядит ясной по мысли, политической позиции, хотя и односторонней по выводам. Михайловский предназначал своей статье определенную общественную миссию, которую поддержал позднее Антонович своим разбором «Братьев Карамазовых». Достоевский сам перед смертью изображал себя каким-то оплотом официальной мощи православного русского государства. И. Аксаков, Катков, Страхов, вся реакция 80-х годов раздувала его значение до размеров «духовного вождя своей страны», «пророка божия». Михайловский гордился постоянством своего критического отношения к Достоевскому. Он чутко уловил в 1902 году, что «звезда Достоевского, по-видимому, вновь загорается...» в связи с интересом к нему декадентов. Здесь критик в принципе предварял выступление М. Горького по поводу увлечения «карамазовщиной».

Михайловский считал, что Добролюбов напрасно приписывал Достоевскому сочувствие к обездоленным. Теперь смысл творчества Достоевского раскрылся вполне: писатель исходил всегда из предпосылок, что «человек - деспот от природы и любит быть мучителем», «тирания есть привычка, обращающаяся в потребность». Достоевский «любил травить овцу волком», причем в первую половину творчества его особенно интересовала «овца», а во вторую - «волк». Отсюда иллюзия «перелома» в творчестве Достоевского, а на самом деле перелома не было. Он любил ставить своих героев в унизительные положения, чтобы «порисоваться своей беспощадностью». Это - «злой гений», гипнотизирующий читателя. Некоторые критики упрекали Михайловского за то, что он слишком отождествлял взгляды героев со взглядами автора. Конечно, этого нельзя было делать, как заявлял позднее и сам Михайловский. Здесь нужна величайшая осторожность. Но Михайловский был прав, утверждая: хотя связи между героями и автором иногда просто неуловимы, из этого еще не следует, что их в действительности нет.Эти связи можно проследить и в поэтике романов. Михайловский многое верно подметил в творчестве Достоевского, хотя и объяснял слишком упрощенно. Например, он указывал, что Достоевский всегда нарочито «торопит» действовать своих героев, навязывает «толкотню событий»; у него в композиции наблюдается «архитектурное бессилие, длинноты, отступления, дисгармоничность; глава о старце Зосиме - просто «томительная скука»; у Достоевского нет чувства меры, нелегко извлечь его собственные мысли из речей действующих лиц, во всем какая-то неопределенность сопереживаний; в романах большая повторяемость типов, например тип взбалмошной, жестокой, странной, но обаятельной женщины. Но вряд ли верно заключение Михайловского, что в разработке этого типа Достоевский «всю жизнь ни на шаг не подвинулся вперед» (Полина, Настасья Филипповна, Грушенька). Именно в статьях о Достоевском Михайловский развивал важный тезис об условности в искусстве.

Фантастическую условность, которая есть в «Двойнике», он отрицал, считая, что нет никакого нравственного смысла в страданиях господина Голядкина; двойничество введено единственно, чтобы придумать для Голядкина двойное мучение, наслаждение страданием. Таков и Фома Опискин, беспричинно терзающий своими капризами обитателей села Степанчикова. Не отражение объективных данных, психологии данного человека, слоя общества, а одна страсть автора к мучительству привела к этому однообразию, думает Михайловский.

Актуальность выпадов Михайловского очевидна, во многом он был прав. Но очевидна и упрощенность его трактовок Достоевского. Все черты творчества объясняются личностью писателя, его капризом. Истоки творчества Достоевского не объяснены, гуманизм и реализм в их объективной сущности не раскрыты. Великий русский писатель оказывался только «жестоким талантом», словно это явление индивидуально-патологическое.

В этой ра­боте Михайловский не отступает от роли публициста-просветителя, стараясь прежде всего оградить современную молодежную аудито­рию от влияния популярнейших романов Достоевского. Для этого критик вступает в полемику с мнениями О. Ф. Миллера и В. С. Соловь­ева, видевших в авторе «Братьев Карамазовых» русского религиозно­го пророка, и, с другой стороны, с давней статьей Н. А. Добролюбова «Забитые люди», утверждавшей гуманистический пафос творчества Достоевского. Согласно представлениям Михайловского, Достоев­ский — «просто крупный и оригинальный писатель», чье творчество, однако, поражено целым рядом существенных пороков, главным из которых является как раз античеловеческая направленность его произ­ведений. Реализуя собственные психологические комплексы, Досто­евский, по мнению критика, изображает болезненный внутренний мир личностей, которые бесцельно и беспричинно мучают себя и других, выворачивая наизнанку устойчивые нравственные ориентиры добра, любви, справедливости. Герои Достоевского — явление нетипичное, исключительное, поэтому какого-либо позитивного, объективного смысла творения писателя не несут, а общественное воздействие его романов может быть только отрицательным.^ ЦИТАТЫ ИЗ СТАТЬИ К тому страстному возвеличению страдания, которым кончил Достоевский, его влекли три причины: уважение к существующему общему порядку, жажда личной проповеди и жестокость таланта.Прежде всего надо заметить, что жестокость и мучительство всегда занимали Достоевского, и именно со стороны их привлекательности, со стороны как бы заключающегося в мучительстве сладострастия.Как подпольный человек единственно для "игры" и по ненужной жестокости мучит Лизу; как Фома Опискин совершенно бескорыстно, только в силу потребности видеть мучения, терзает все село Степанчиково, так и Достоевский без всякой нужды надбавил господину Голядкину второго Голядкина и вместе с тем высыпал на него целый рог изобилия беспричинных и безрезультатных страданий.Шутка решительно не удавалась Достоевскому. Он был для нее именно слишком жесток, или, если кому это выражение не нравится, в его таланте преобладала трагическая нота.Мы, напротив, признаем за Достоевским огромное художественное дарование и вместе с тем не только не видим в нем "боли" за оскорбленного и униженного человека, а напротив -- видим какое-то инстинктивное стремление причинить боль этому униженному и оскорбленному

7. Культурно-исторические истоки русской литерат.критики 18 века. Классицистская критика. Осн.нормативные акты рус.классицизма как литер.-критич.факты.

Формирование русской литературной критики — длитель­ный процесс, начавшийся в петровскую эпоху и связанный как с изме­нениями в литературном сознании (прежде всего с возрастанием ин­дивидуального авторского начала), так и с усложнением характера ли­тературной коммуникации, расширением и расслоением читательско­го круга.Петровские реформы дали мощный толчок развитию российского общества. В самых разных сферах духовной жизни обнаруживали себя просветительские идеи: была учреждена Академия наук (1725). открыт Московский университет (1755), развертывалась книгоизда­тельская деятельность, появились первые газеты и журналы. Русская литература и критика XVIII в. развивалась в тесном контакте с запад­ноевропейским просветительским движением, не только осваивая ми­ровой эстетический опыт, но и выражая растущее национальное само­сознание.Широко известны слова В. Г. Белинского: «<...> каждая эпоха рус­ской литературы имела свое сознание о самой себе, выражавшееся в критике». Начальный этап в развитии русской литературной критики связан с утверждением в отечественной литературе классицизма (1740—1770-е годы). Становление теоретической и литературно критической мысли в данный период по-своему опережало развитие лите­ратуры. Специфика критики этих десятилетий состояла в ее невыделенности среди других форм литературно-художественной и науч­но-литературной деятельности. На первых порах она была слита, с од­ной стороны, с литературной практикой, а с другой. — с теоретико-литературными начинаниями. Решение Ломоносовым, Тредиаковским и Сумароковым грандиозной творческой задачи — задачи созда­ния новой русской литературы — требовало активного авторского са­моопределения и самоутверждения, оценок пройденного отечествен­ной литературой пути, аналитической проверки переносимых на рус­скую почву поэтических установок и норм.Критические суждения о литературе долгое время (вплоть до вто­рой четверти XIX в.) являлись привилегией русских писателей. В XVIII в критическое выступление чаше всего становилось обосно­ванием авторского права на индивидуальный эстетический опыт, своеобразной формой зашиты автором своего произведения от воз­можных нападок. Критическое начало ярко заявляло о себе в «пись­мах», «рассуждениях» и «предисловиях», которыми авторы нередко сопровождали издаваемые сочинения, а также а многочисленных эс­тетических трактатах и «риториках» («Рассуждение об оде вообще» В К.Тредиаковского, «Письмо о Правилах российского стихотворст­ва» и «Краткое руководство к красноречию» МВ. Ломоносова, «На­ставление хотящим быти писателями» А. П. Сумарокова и др.). «Письма», «предисловия», «рассуждения» выполняли по существу функцию литературной критики, становясь посредниками между автором и читателями, направляя и воспитывая эстетический вкус образован­ной части российского общества и начинающих авторов.

Одновременно критика уже на заре ее возникновения стала дейст­венным средством литературной борьбы, выливаясь в форму не толь­ко эпиграмм, сатир, пародий, стихотворных посланий, но и собствен­но критических статей.

Литературно-критические суждения писателей-классицистов но­сили нормативный, во многом «филологический» характер. Главными «жизненными центрами» рождающейся литературы стали споры во­круг проблем версификации, литературных жанров, стилевой упоря­доченности и языковой ясности. В качестве критиков в этот период выступали поэты, а по­тому вполне закономерна сосредоточенность теоретических и литера­турно-критических размышлений Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова прежде всего на различных вопросах стихотворной практики.

В 1735 г. в трактате «Новый и краткий способ к сложению россий­ских стихов» Василий Кириллович Тредиаковский (1703—1768) вынес своеобразный приговор устаревшей силлабической системе стихосложения по польскому образцу, подчеркнув ее неорганичность для отечественной словесности: большего «сладкоголосия» достигает русский народ в своих песнях, построенных по тоническому принци­пу. Разрабатывая начала новой силлабо-тонической системы стихо­сложения, автор трактата впервые вводил понятия «тонического раз­мера» и «стопы».

В обсуждение проблемы реформирования русского стихосложе­ния включился и Михаил Васильевич Ломоносов (1711—1765). В «Письме о правилах российского стихотворства» (1739) он объявил силлабо-тонический принцип стихосложения наиболее соответствую­щим духу русского языка, выделив среди других стихотворных разме­ров ямб: «Чистые ямбические стихи хотя и трудновато сочинять, одна­ко, поднимайся тихо вверх, материи благородство, великолепие и вы­соту умножают». Выступление Ломоносова заставило Тредиаковского пересмотреть ряд своих положений, признать ямб и окончательно отказаться от силлабической системы стиха.Существенной преградой для художественного творчества Ломо­носов и Тредиаковский считали и неупорядоченность лексического состава русского языка. В предисловии к переводу романа «Езда в ост­ров любви» (1730) и в «Речи о чистоте российского языка» (1735) Тредиаковский заявлял, что «славяно-российский» язык для «мирской» книги очень «темен», а потому литературным вполне может стать рус­ский разговорный язык.Подлинным преобразователем русского языка стал Ломоно­сов— автор «Риторики» (1748), «Российской грамматики» (1755) и «Предисловия о пользе книг церковных в российском языке» (1758). В последней из названных работ Ломоносов изложил учение о трех «штилях», разграничив разные стихии языка и закрепив за ними опре­деленные жанры. «Высокий» стиль, подчеркивал он, характерен для героической поэмы, оды и речей «о важных материях»; «посредствен­ного» («среднего») стиля должны держаться театральные сочинения, сатиры, элегии, эклоги и стихотворные дружеские письма; «низкий» стиль приличен для комедий, эпиграмм, песен, дружеских писем в прозе.Окончательное утверждение эстетики классицизма на русской почве знаменовалось появлением стихотворного трактата Александ­ра Петровича Сумарокова (1717—1777) «Две Эпистолы. В первой предлагается о русском языке, а во второй о стихотворстве» (1748). «Эпистолы» Сумарокова пред­лагали читателям систему норм и правил, следование которым могло бы привести к созданию литературы нового европейского типа. Автор отстаивал логическую стройность, ясность в развитии художествен­ной мысли, ратовал за соблюдение языковых норм, за строгое сохра­нение жанровых границ. Порой он выходил за рамки эстетики Буало и, ориентируясь на опыт русской литературы, расширял жанровую сис­тему, отдавая должное таким жанрам, как песня и комическая поэма.Трактат Сумарокова имел и еще одну примечательную особен­ность: в отличие от теоретического манифеста Буало, он не столько подводил итоги литературного развития (литература русского класси­цизма в этот период находилась еще в стадии становления), сколько подготавливал для него почву. В теоретико-литературных трудах Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова критика обретала не только стройную систему эстетиче­ских понятий, регулировавших творческую практику русских авто­ров, но и отправные критерии оценок художественных произведений на протяжении 1740—1770-х годов она постепенно выделялась в самостоятельную сферу литературной деятельности.

8. Особенности развития лит.критики в эпоху классицизма.Принципы критики, изложенные М.В.Ломоносовым в статье «Об обязанностях журналиста».

Одной из первых критических работ явилось написанное Тредиаковским «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол» (1750). Сумароков отразил эти нападки в своём «Ответе на критику», при­бегая к тем же способам аргументации, что и его оппонент, — к поис­кам стилистических просчетов в художественной практике самого Тредиаковского.

Образцом «грамматико-стилевой» критической рефлексии может служить сумароковская «Критика на оду», объектом на­падок в которой становится поэтическое творчество Ломоносова. Придирчивой критике здесь подвергнута одна из наиболее известных од — «На день восшествия на престол <...> императрицы Елисаветы Петровны» (1747). Сумароков порицал поэта за метафорические вольности. метонимические переносы, отсутствие ясности в некоторых стихах. Примечательно, что сумароковская критика, именно благода­ря ее придирчивости, помогала увидеть моменты преодоления класси­цистической нормативности я поэтической системе Ломоносова.

В отличие от Тредиаковского и Сумарокова, Ломоносов не оста­вил развернутых статей и как полемист выступал главным образом в стихах. Вместе с тем в богатейшем наследии этого «реформатора и основателя» (В. Г. Белинский) нельзя не выделить статью «Рассуж­дение об обязанностях журналистов» (1754), в которой Ломоносов выступил с требованием объективного разбора сочинений, разработал этический кодекс деятельности критика и журналиста. По глубокому убеждению Ломоносова, критик обязан «изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость», соблюдая при этом «естест­венные законы справедливости и благопристойности». Для критика постыдны «небрежность, невежество, поспешность», стремление «красть у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и су­ждения и присваивать их себе».

Анализ: Текст статьи состоит из трех смысловых частей — введения, разбора конкретной публикации, общих правил. В начале статьи Ломоносов говорит о злоупотреблении свободой слова, и ущерб был бы не так велик, если бы «большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие заработка, вместо того чтобы поставить себе целью строгое и правильное разыскание истины». Лишь только было замечено, что литературный поток несет в своих водах одинаково и истину и ложь, и бесспорное и небесспорное,— образовались общества ученых и были учреждены своего рода литературные трибуналы(академии и журналы) для оценки сочинений и воздания должного каждому автору согласно строжайшим правилам естественного права. Обязанность журналов состоит в том, чтобы давать ясные и верные краткие изложения содержания появляющихся сочинений, иногда с добавлением справедливого суждения либо по существу дела, либо о некоторых подробностях выполнения. Силы и добрая воля — вот что от них(сотрудников журналов) требуется. Силы — чтобы основательно и со знанием дела обсуждать те многочисленные и разнообразные вопросы, которые входят в их план; воля — для того, чтобы иметь в виду одну только истину, не делать никаких уступок ни предубеждению, ни страсти. Далее Ломоносов рассматривает пример из журнала, издаваемого в Лейпциге. Движение колоколов — предмет, который журналист подвергает критике, лишенной всякой основательности. Автор публикации пытается отвергнуть общеизвестные факты и доказать то, что недоказуемо – впадает в противоречие с собой. Он хочет вывести из предложенной академиком теории упругости еще одну воображаемую нелепость, которая состоит в том, будто все жидкости не менее упруги, чем воздух. До сих пор приводились бесспорные доказательства неспособности и крайней небрежности журналиста. Давая таким способом отчет о сочинениях людей науки, человек не только наносит вред их репутации, на которую он не имеет никаких прав, но и душит истину, представляя читателю мысли, совершенно с ней не сообразные. Поэтому естественно всеми силами бороться против столь несправедливых приемов. Если продолжать обращаться таким образом с теми, кто стремится приносить пользу республике наук, то они могут впасть в полное уныние, и успехи наук потерпят значительный урон.

Для подобных рецензентов следует наметить надлежащие грани, в пределах которых им подобает держаться и ни в коем случае не переходить их. Вот правила, которыми, думается, мы должны закончить это рассуждение. Лейпцигского журналиста и всех подобных ему просим хорошо запомнить их.

1. Всякий, кто берет на себя труд осведомлять публику о том, что содержится в новых сочинениях, должен прежде всего взвесить свои силы. Высказывать при этом неточные и безвкусные суждения значит сделать себя предметом презрения и насмешки; это значит уподобиться карлику, который хотел бы поднять горы.

2. Чтобы быть в состоянии произносить искренние и справедливые суждения, нужно изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость.

3. Нет сочинений, по отношению к которым не следовало бы соблюдать естественные законы справедливости и благопристойности. Однако надо согласиться с тем, что осторожность следует удвоить, когда дело идет о сочинениях, уже отмеченных печатью одобрения, внушающего почтение, сочинениях, просмотренных и признанных достойными опубликования людьми, соединенные познания которых естественно должны превосходить познания журналиста. Прежде чем бранить и осуждать, следует не один раз взвесить то, что скажешь, для того чтобы быть в состоянии, если потребуется, защитить и оправдать свои слова. Так как сочинения этого рода обычно обрабатываются с тщательностью и предмет разбирается в них в систематическом порядке, то малейшие упущения и невнимательность могут довести к опрометчивым суждениям, которые уже сами по себе постыдны, но становятся еще гораздо более постыдными, если в них скрываются небрежность, невежество, поспешность, дух пристрастия и недобросовестность.

4. Журналист не должен спешить с осуждением гипотез. Они дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин.

5. Главным образом пусть журналист усвоит, что для него нет ничего более позорного, чем красть у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и суждения и присваивать их себе, как будто он высказывает их от себя, тогда как ему едва известны заглавия тех книг, которые он терзает..

6. Журналисту позволительно опровергать в новых сочинениях то, что, по его мнению, заслуживает этого, — хотя не в этом заключается его прямая задача; но раз уже он занялся этим, он должен хорошо усвоить учение автора, проанализировать все его доказательства и противопоставить им действительные возражения и основательные рассуждения, прежде чем присвоить себе право осудить его.

7. Наконец, он никогда не должен создавать себе слишком высокого представления о своем превосходстве, о своей авторитетности, о ценности своих суждений.


Важное место в литературно-критических выступлениях писате­лей-классицистов занимала проблема литературных жанров. Опира­ясь на европейский эстетический опыт и на собственную художест­венную практику, Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков стреми­лись не только дать их классификацию, но и разработать теорию от­дельных литературных жанров, расцвет которых, по их мнению, выведет новую русскую литературу на мировой уровень. Писатели-классицисты, как известно, отдавали предпочте­ние «высоким» жанрам — эпопее, трагедии, оде. Уже в начале XIX в. свой вклад в разработку теории жанра оды внесет Гаврила Романович Державин (1743—1816). В «Рассужде­нии о лирической поэзии или об оде», над которым он работал с 1811 по 1815 г.. Державин обобщал не только опыт предшественников, но и собственную художественную практику.

Жанр трагедии получил обоснование в литературно-критических выступлениях Сумарокова, особое место среди которых занимает кри­тическое эссе «Мнение во сновидении о французских трагедиях». эссе демонстрировало подчеркну­тую верность автора традициям классицизма.

Теория жанра эпопеи получила развернутое обоснование в высту­плениях: Тредиаковского, а позже—М.М. Хераскова. В 1766 г. Тредиаковский опубликовал поэму «Тилемахида», сопроводив ее «Предызъяснением», обосновывающим его многолетний труд. В своих раз­мышлениях о героической поэме автор, с одной стороны, опирался на Аристотеля, Горация, Буало, французского теоретика А. Рамсе, а с другой, — на собственный творческий опыт, что помогав ему оригинально систематизировать теорию этого жанра и обогатить ее рядом новых, хотя и не бесспорных положений. Ряд основных положений разработанной Тредиаковским теории эпопеи был вскоре пересмотрен Михаилом Матвеевичем Хераско­вым ((733—1807). Второе издание своей «Россияды» (1779) поэт со­проводил «Историческим предисловием» и «Взглядом на эпические поэмы», где брал под защиту новейшие эпические поэмы на историче­ские темы. Он замечал, что предметом изображения в эпопее могут стать как события всемирного масштаба («относящиеся до всего чело­веческого рода», как, например, в «Потерянном рае» Дж. Мильтона тик и великие события в жизни нации, послужившие ее «славе», «ус­покоению» или, наконец, «преображению». Обращаясь к отечественной истории, автор «Россияды» признавал достойным предметом для эпопеи и деяния завоевателя Казани Ивана Грозного, ставшие уже по­лумифической древностью, и подвиги Петра Великого, хота и отме­чи, что эпическая поэма о событиях петровской эпохи, вследствие их недостаточной исторической удаленности, может быть обречена на неудачу. В выступлении Хераскова воплотились новые веяния време­ни — пробуждение национального самосознания, стремление выдви­нуть в отечественной литературе на первый план национально-исто­рическую тематику, — то, что станет одной из важных примет рус­ской литературной критики последней трети XVIII в.