Работа студентов материалы 58-й научной студенческой конференции
| Вид материала | Документы |
- Научно-исследовательская работа студентов: Материалы юбилейной 60-й научной студенческой, 4190.87kb.
- О хозяйства материалы студенческой научной конференции (18 февраля 3 марта 2008г.), 5864.74kb.
- Программа XXX v III студенческой научной конференции Краснодар 2011, 5443.59kb.
- Знание есть сила материалы 65 итоговой межвузовской научной студенческой конференции, 2615.55kb.
- Программа студенческой научной конференции за 2011 год воронеж, 696.04kb.
- Программа XXX v II студенческой научной конференции Краснодар 2010, 5432.78kb.
- Программа 61-й научной студенческой конференции (20-24 апреля) Петрозаводск, 854.03kb.
- Программа 58-й научной студенческой конференции петрозаводск Издательство Петргу 2006, 841.28kb.
- Через тернии к звездам материалы 64-й итоговой межвузовской научной студенческой конференции, 2452.55kb.
- И программа 65-й студенческой научной конференции Брянского государственного технического, 1518.22kb.
Секция истории и культуры
стран Северной Европы
РУССКИЕ ГЛАЗАМИ ШВЕДОВ. ВЕК XVII
Маркова А. — студ. 2 курса
Научный руководитель — канд. ист. наук, доц. Такала И. Р.
Шведский народ можно назвать нашим соседом. Взаимоотношения шведов и русских складывались в ходе тысячелетней истории, которая насыщена многочисленными войнами. Но, несмотря на вражду, страны поддерживали между собой торговые и дипломатические отношения. И восприятие русского народа формировалось у шведов в ходе войн, экономических и дипломатических связей.
Основными источниками в данном исследовании были исторические сочинения иностранных авторов (не только шведов), дипломатическая переписка, а также документы официального характера, связанные
с экономическими отношениями между Россией и Швецией. При этом, анализируя источники, не следует забывать о том, что шведские авторы в своих сочинениях описывают большие города: Москву и Новгород,
а что происходило в глубинке из их сочинений мы узнать не можем. Да и во многом сочинения шведов были направлены на то, чтобы сформировать в обществе определенное, как правило, негативное, мнение
о своем соседе — Российском государстве и его народе. Если сравнить сочинения о России шведских авторов с авторами из других стран, это можно увидеть вполне наглядно.
Так, шведы в XVII в. все еще воспринимали русских как «варваров». В шведских источниках того времени термин «варварский» встречается очень часто. Некоторые авторы объясняли этот факт непросвещенностью русских. Варварство было одним из аргументов и в антирусской пропаганде. Шведские источники того времени характеризуют русских как людей, склонных к обману, и отмечают их любовь к крепким напиткам. Но такие высказывания могут быть опровергнуты нешведскими иностранными источниками (Адам Олеарий, например). Такое разнообразие во мнениях объяснимо. Отношение к России определялось национальной принадлежностью авторов, их менталитетом, степенью осведомленности о стране пребывания либо политическими интересами. Таким образом, негативные отзывы шведов о России и русских не стоит считать полностью правдивым отображением действительности.
^
«СВОБОДУ КРЫЛАТОМУ ЭРОСУ!».
ЖЕНСКИЙ ВОПРОС В РАБОТАХ А. М. КОЛЛОНТАЙ
Рогозина М. — студ. 3 курса
Научный руководитель — канд. ист. наук, доц. Такала И. Р.
Александра Коллонтай известна как одна из первых российских феминисток, символическая фигура современного феминизма, практически единственная авторитетная женщина в руководстве большевистской партии, способная какое-то время влиять на гендерную политику в России. Без ее теории женской эмансипации невозможно представить историю феминизма. Многогранно ее литературное наследство, посвященное женскому вопросу: агитационно-пропагандистские работы, научно-исследовательские труды, доклады, речи на конгрессах и съездах, статьи, мемуары, дневники, письма и беллетристика. А. М. Коллонтай выступает с критикой трех основных форм общения между полами — легального брака, проституции и так называемого «свободного союза». Коллонтай видит выход из затянувшегося «сексуального кризиса» в коренном перевоспитании психики человека и формировании половой морали. Эта мораль должна основываться на принципах коллективизма, товарищеского сотрудничества и равенства. Александра Коллонтай прежде всего критикует «грубый индивидуализм» во взаимоотношениях, при котором мужчины используют женщин для получения духовных и физических удовольствий, не обращая внимания на их нужды и желания. Если в старом буржуазном обществе право выбора, право половой активности принадлежало мужчине, то в новом обществе это право должно перейти к женщине. Гармоничные отношения между мужчиной и женщиной видятся ей как любовный союз двух свободных и равноправных членов трудового коллектива, в котором любовь между мужчиной и женщиной покоится на трех главных принципах: равенство во взаимных отношениях, взаимное признание прав другого, товарищеская чуткость. А. М. Коллонтай была убеждена, что полное женское равноправие требует коренной ломки семейных отношений, которое даст женщине экономическую независимость, участие в производстве. Семьи же в таком обществе не существует, так как при капитализме мелкое домашнее хозяйство перестает производить какие-либо материальные ценности. Мужчина перестает быть единственным кормильцем семьи, так как его жена тоже идет на производство. Коммунистическое государство возьмет на себя тяготы домашнего хозяйства и материальную заботу о детях, матери и младенце. Коллонтай считала, что в новом обществе необходимо в первую очередь измениться женщине: стать свободной от уз экономической зависимости, от мужчины, открытой для любви, независимой, «пламенной революционеркой», готовой и способной реализовать себя на любом поприще — будь то партийная, общественно-политическая или научная деятельность.
^
Секция локальных и микроисторических
исследований
ЦЕРКОВЬ И ПРИЧТ В КАРЕЛИИ
В РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ:
АНАЛИЗ ИНФОРМАЦИИ МАССОВОГО ХАРАКТЕРА
Суслова Е. — студ. 5 курса
Научный руководитель — канд. ист. наук,
ст. науч. сотр., доц. Чернякова И. А.
^ Исследование выполняется при финансовой поддержке РГНФ
(проект 05-01-12123в)
Исследуемая тема включает в себя разнообразный круг вопросов: от изучения истории приходских церквей до определения численности, статуса, материального благосостояния духовенства, преемственности должностей церковно- и священнослужителей, реконструкции их родов. На данном этапе работы мы выявили количество церквей, а также численность и состав духовенства в Карелии в период раннего Нового времени. Основным источником явились материалы писцового делопроизводства, опубликованные в 1980―1990 гг. усилиями историков из Петрозаводска и Йоэнсуу в рамках межакадемического советско-финляндского проекта «Asiakirjoja Karjalan Historiasta 1500 — ja 1600 luvuilla: История Карелии XVI―XVII вв. в документах» (Г. Коваленко, И. Чернякова, В. Салохеймо, 1987; К. Катаяла, С. Хирвонен, 1991; И. Чернякова, К. Катаяла, 1993): дозорная книга Лопских погостов 1597 г., писцовые книги Водской пятины 1568 г. и Заонежской половины Обонежской пятины 1582/83 г. Мы опираемся также на акты церковного законодательства: Стоглав 1551 г., Деяния церковных соборов 1666/67 гг. Это позволяет изучать требования, предъявляемые к кандидатам, претендовавшим на священнический сан, круг обязанностей причетников, а также выявлять случаи расхождения норм закона с имевшей место практикой.
Во второй половине XVI в. в Заонежских и Лопских погостах (территория вокруг Онежского озера и к северу от него) и в Корельском уезде (северо-западное Приладожье) насчитывалось 138 церквей, из которых 52 стояли на погостах, 22 являлись монастырскими и 64 — выставочными. Богослужения в церквах осуществляли около 280 причетников. Священников в их числе было немногим более трети — 106 человек. Также в составе духовенства края служили диаконы (9), церковные дьячки (77), пономари (55), проскурники и проскурницы (33). Практически все священники принадлежали к белому духовенству. Иноками являлись всего 11 человек. Из них пять служили в церквах Андомского, Пиркиничского, Важинского, Олонецкого и Линдозерского погостов. Вероятно, они духовно окормляли старцев и стариц, живших в кельях, располагавшихся близ церквей. Церковные дьячки во много раз численно преобладали над диаконами. Источники упоминают о шести старцах-проскурниках и о шести старцах-пономарях, которые могли являться иноками или просто престарелыми вдовцами, уважаемыми в приходе людьми. Проскурниц, которыми являлись женщины-вдовы, насчитывалось 27 человек. В отдельно взятой церкви, как правило, служили лишь священник и церковный дьячок. Количество и состав приходского духовенства варьировались в зависимости от населенности погоста.
Результативность нашего исследования уже на данном этапе (еще предстоит анализ неопубликованных писцовых и переписных книг XVII в.) позволяет уверенно не согласиться с имеющимся в историографии суждением о невозможности плодотворного изучения ранней истории церкви в Карелии ввиду отсутствия документальной информации за XV—XVII вв. (М. Пулькин, О. Захарова, А. Жуков, 1999). Не абсолютное отсутствие исторических свидетельств, а их крайне недостаточная изученность является, по нашему мнению, причиной сложившегося положения.
^
ЛОКАЛЬНОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ СООБЩЕСТВО
В КАРЕЛИИ ДОПЕТРОВСКОГО ВРЕМЕНИ
(ПО МАТЕРИАЛАМ ОЛОНЕЦКОЙ ВОЕВОДСКОЙ ИЗБЫ)
Скосырева Д. — студ. 5 курса
Научный руководитель — канд. ист. наук,
ст. науч. сотр., доц. Чернякова И. А.
^ Исследование выполняется при финансовой поддержке РГНФ
(проект 05-01-12123в)
Предметом нашего исследования является мирское самоуправление в Карелии во второй половине XVII в. В докладе основное внимание уделено характеристике взаимоотношений старосты и крестьянского мира, а точнее, выявлению пределов обязательств, с одной стороны (староста), и вариативности ожиданий — с другой (крестьянское сообщество) на основе изучения коллекции документов Олонецкой воеводской избы. Данный фонд — важнейшее архивное собрание, содержащее более двенадцати тысяч текстов, лишь небольшая его часть известна науке до настоящего времени, так как была включена старейшей исследовательницей истории Карелии Р. Б. Мюллер в сборник «Карелия в XVII веке» (1948). В историографии мы, главным образом, опираемся на труды внесших большой вклад в изучение истории Карелии интересующего нас периода дореволюционного историка М. М. Богословского, ленинградского историка советского времени Р. Б. Мюллер, а также на известную серию замечательных статей Т. В. Старостиной, в 1940—1970-х гг. читавшей курсы по истории феодальной России и Карелии на ИФ ПетрГУ.
Из различных видов документов, составляющих фонд, в свете наших задач наиболее важны челобитные. Именно благодаря донесенной ими до нашего времени информации можно изучать взаимоотношения людей в микроизмерении локального крестьянского сообщества — «мира».
Хотя процедура выборов старосты в целом описана в историографии, нам в процессе работы с документами удалось уточнить некоторые детали и сделать дополнительные наблюдения. Все начиналось с оформления акта избрания («выбора»); затем тому, кого «излюбили и выбрали», следовало подписать его («приложить руку»), и тогда только документ вручался ему «миром». После этого получивший должность целовал крест и приводился к присяге. Заключительным этапом являлась передача вновь выбранному старосте «наказной памяти».
В обязанности старосты входили раскладка и сбор податей, наблюдение за порядком, представление интересов крестьянского сообщества в отношениях с государственными органами власти и управления. То, что не все старосты оказывались честными в ведении дел, что некоторые из них могли нанести огромный ущерб своей общине, допускали злоупотребления при сборе податей, не всегда справедливо раскладывали «тягло» на налогоплательщиков, хорошо известно в историографии. Однако, как выясняется при анализе множества документов, ставших доступными благодаря коллективной работе в Исследовательской лаборатории локальной и микроистории Карелии (особенную признательность за предоставленную информацию хотелось бы высказать И. Аристарховой, Е. Сусловой, а также А. Рыжкову), староста не случайно должен был быть непременно человеком состоятельным. Именно на него всецело ложилась ответственность за исправное несение тягла и сбор налогов. Степень и мера ответственности были чрезвычайно высоки. Нередко представления старосты о его обязательствах перед мирским сообществом и пределах активной самостоятельности не совпадали с ожиданиями крестьян. Плачевным результатом в случае необходимости покрытия недоимок могла явиться даже продажа с торгов его собственного двора.
^
Микроистория как исследовательское
направление в новейшей историографии
и его перспективы в приложении
к материалам Олонецкой воеводской избы
Рыжков А. — соискатель
Научный руководитель — канд. ист. наук,
ст. науч. сотр., доц. Чернякова И. А.
^ Исследование выполняется при финансовой поддержке РГНФ
(проект 05-01-12123в)
Известные нам труды исследователей, сделавших свой выбор в пользу микроисторического анализа (итальянцы Э. Гренди, Дж. Леви, К. Гинзбург, С. Черутти; француз Ж. Ревель; немцы Х. Медик, Ю. Шлюмбом, Т. Зоккол, К. Ульбрих; американцы Н. З. Дэвис, Д. У. Сабиан (речь идет об изданиях 1990—2003 гг., признанных мировым ученым сообществом абсолютно успешными), основаны на экспериментальном методе, выработанном источниковедческой практикой в рамках классической социальной истории. Признают, что данный опыт содержит вызов традиционной (макроисторической) модели исторического исследования, основанной на конструировании объектов. Практика микроисторического анализа характеризуется а) отказом от привычного стремления к воссозданию прошлого как серии парадигм; б) предпочтением, отдаваемым конкретному наблюдению, а не теоретическому построению; в) подчеркнутым интересом к изучению частных случаев в общем контексте общественных, экономических, культурных и политических условий. Характерными чертами микроисторического подхода являются, таким образом: 1) изменение масштаба исследования, 2) пересмотр понятия «контекст», 3) пристальное внимание к аналитическому рассмотрению отдельных ситуаций в поисках того, что принято именовать вновь введенным термином «нормальное исключение», 4) нарративная форма повествования.
Микроистория обращается прежде всего к темам социального характера, и в этом отношении 12.500 сставов архива Олонецкой воеводской избы являются непревзойденной по информативности источниковой базой. Документы охватывают сравнительно небольшой по времени исторический период — чуть более полувека, при этом содержанием каждого из них и является тот самый «казус», на который призван опираться микроисторический подход. Тысячи «челобитных», «выборов», «росписей», «сказок», «досмотров», «памятей», равно как входящие в состав этой архивной коллекции «судные дела», являются уникальными историческим свидетельствами о событиях, имевших чрезвычайную важность для их участников и общества в целом.
Выбранный подход к изучению территориально ограниченного Карелией архивного фонда — фронтальное прочтение всех без исключения текстов — позволяет исследовать существовавшую историческую ситуацию буквально «изнутри», следуя оценкам самих участников того или иного события, подчас противоположным, не ограничиваясь обычным «нанизыванием» дополнительных свидетельств на «каркас» общеизвестных констатаций. В центре внимания оказываются, таким образом, не какие-то аморфные слои населения, а локальные людские сообщества, часто отдельные лица, действовавшие в рамках собственных, коллективных или личных, всегда вполне выявляемых интересов и обладавшие своими неповторимыми и одновременно общими чертами.
^
МОНАСТЫРЬ И МЕСТНЫЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ СОЦИУМ
В КАРЕЛИИ В РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
Брусницына Д. — студ. 5 курса
Научный руководитель — канд. ист. наук,
ст. науч. сотр., доц. Чернякова И. А.
^ Исследование выполняется при финансовой поддержке РГНФ
(проект 05-01-12123в)
Цель доклада — показать противостояние и в то же время взаимодействие монастырей и местных крестьянских сообществ. Источниками в нашей работе на данном этапе послужили опубликованные писцовые книги Обонежской пятины 1563 и 1582 гг., публикации документов XVI—XVII вв., а также архивные материалы фонда Олонецкой воеводской избы: сотни актов, уже прочитанных к настоящему времени коллективом студентов в Исследовательской лаборатории локальной и микроистории Карелии.
Обычно монастырь в Карелии возникал как уединенная пустынь, где одинокий отшельник совершал молитвенный подвиг. Со временем у него появлялись последователи. Однако, по-видимому, было возможным и устроение монастыря при поддержке крестьянского мира как учреждения общественного призрения. Так, во второй половине XVI в. при многих погостских церквах жили старцы и старицы, нередко во главе с игуменами. Этот феномен еще ждет пристального внимания исследователей.
Обитатели монастыря неизбежно вступали в хозяйственные отношения с государством и окрестными жителями, и это сказывалось на характере их жизни. Стремясь к экономической независимости, монахи били челом государю о пожаловании им земель и угодий. Часто случалось так, что местные крестьяне считали отводимые им земли своими. Как следствие, возникали судебные тяжбы, длившиеся нередко десятилетиями. Зафиксированные в различных видах документов, они делают возможными конкретные наблюдения и вполне определенные выводы.
Поводы для конфликтов между монастырем и крестьянским сообществом коренились не только в спорах о земле и угодьях, но также в уходе крестьян из волости в монастырские вотчины в поисках более льготного налогообложения. В XVII в. распространенным явлением стали конфликты между монастырями и частными лицами. Случались и тяжбы, не связанные с деятельностью самого монастыря: между волостными «мирами» монастырских и государственных крестьян. Интересно отметить, что, несмотря на многочисленные споры и частые распри, вековая крестьянская практика вкладов в монастыри земли и угодий никогда не прекращалась. Немалое число документов сообщают о заключении всякого рода частных сделок с монастырями. В основном это купчие, закладные, данные и духовные. Документы свидетельствуют, что в отношениях монастыря и местного крестьянского социума периода раннего Нового времени имело место как противостояние в борьбе за пашни, пользование лесом и рыбными ловлями, так и выгодное взаимодействие, причем не только в сфере сугубо хозяйственной. Именно ближайшей обители нередко препоручалась забота о близких, особенно о несовершеннолетних сыновьях, на случай собственной преждевременной смерти.