Образ мира
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЧередование периодов сна и бодрствования |
- Смирнов «Образ Мира» это целостная, многоуровневая система представлений человека, 331.3kb.
- Мир образов и образ мира, 892.04kb.
- Доклад: "Слово. Понятие. Звуко-понятийный аппарат старославянской Азбуки и образ мира., 98.03kb.
- Блинов Аркадий Леонидович § 5; Ладов Всеволод Адольфович гл. 14; Лебедев Максим Владимирович, 19590.61kb.
- Мпгу, Москва Образ «своего» и «чужого» мира у детей современных традиционных культур, 250.46kb.
- Картина мира и образ мира как технологии социогуманитарного исследования, 193.69kb.
- «Образ мира», 3119.1kb.
- «Образ кошки в произведениях народов мира», 284.67kb.
- Мотивационная сфера личности, 353.84kb.
- Реферат на тему, 353.48kb.
Особым мифологическим значением наделяются ночи, отмеченные заметными погодными явлениями. Так, например, рябинные (воробьиные) ночи с грозой или зарницами – это бесовские ночи, во время которых черти играют свадьбы [см.: Агапкина, Топорков 1989; СМ, с. 115].
Завершая рассмотрение слов и устойчивых выражений, именующих мифологических персонажей, которые действуют в определенный суточный период, отметим, что типичным недостатком словарных дефиниций таких единиц является отсутствие указания на этот период. Так, например, диалектное слово еретк в «Словаре русских народных говоров» определяется лаконично: ‘2. Дух, тень умершего колдуна’ (Южн.-Сиб., Перм., Арх., Олон.) [СРНГ, вып. 9, с. 22]. Представляется, что в дефиницию данного слова должна быть включена также информация, содержащаяся в иллюстративном материале: Встающий из могилы в полночь и шатающийся до первых петухов [Там же]. Ср. с приведенной выше дефиницией слова вампир, содержащей сведения о соотнесении обозначаемого объекта с ночным периодом. Сказанное относится к дефинициям слов обортка – ‘6. Колдунья, которая превращается в разных животных’: Оборотка бегает ночью по дворам, выдаивает коров (Перм.); зарло – ‘сказочное существо’: Когда детям не спится ночью и ждут не дождутся они утра – их утешают: скоро, детки, придет Заряла (Смол.) [СРНГ, вып. 22; с. 180; вып. 11, с. 16] и т.п. Необходимость включения в дефиниции слов, отсылающих к суточному отрезку, подтверждается тем обстоятельством, что период активности мифологических персонажей исследователи рассматривают в числе их неотъемлемых характеристик [Гура 1997, с. 72; Криничная 2001; Эфендиева 1989, с. 31].
Основу для ориентации человека в суточном ходе времени составляют не только наблюдения за изменениями в окружающем, внешнем по отношению к человеку мире, но и постижение собственного микромира – ритмов человеческого организма, чередований видов деятельности и т.д. Эти знания отражены в семантике единиц, анализируемых в следующих разделах.
Бытийность. В значении слов, составивших указанную подгруппу (78 единиц), отразился факт «перемещения» человека по суточному кругу времени, проживания им того или иного суточного отрезка. При этом характер деятельности, осуществляемой человеком на протяжении этого периода, не столь важен, а потому фиксируется в значении в самом общем виде (‘занимаясь чем-либо’, ‘быть в пути’ и т.п.) или не указывается вовсе.
Несмотря на немногочисленность данной группы (36 единиц), в ней представлены единицы всех рассматриваемых денотативных классов. Приведем несколько примеров: стовать, перестовать – ‘пробыть где-либо сутки’ (Влад.); затреничать – ‘пробыть где-либо на пути раннее утро’ [Даль, т. 4, с. 647; т. 1, с. 1639]; нетровать – ‘не дожить до утра’ (Калуж.) [СРНГ, вып. 21, с. 199]; передневать, прост. – ‘провести где-либо день’ [МАС, т. 3, с. 60]; днвщик – ‘дневщиками зовут людей, пришедших куда-либо передневать’ [Даль, т. 1, с. 1094]; отвечровть – ‘1. Провести вечер, отдыхая или занимаясь чем-либо’ (Арх.) [СРНГ, вып. 24, с. 137]; заночевать – ‘задержавшись где-либо не дома, провести там ночь’ [СУ, т. 1, с. 992]; взть ночь (Волог.) / взять день (Олон.) – ‘пробыть где-либо ночь / день’ [СРНГ, вып. 4, с. 272] и др. Инвариантная часть значений приведенных единиц может быть сформулирована следующим образом: ‘прожить / провести каким-либо образом определенный суточный отрезок’.
В данной подгруппе единиц обращает на себя внимание включенный в денотативный класс <день> фразеологизм, в значении которого содержится качественная оценка проживания дневного периода: пропихнуть день – ‘прожить, просуществовать день скучно, безрадостно’ (Смол.) [СРНГ, вып. 32, с. 208]. Наличие подобного наименования именно в денотативном классе <день> можно объяснить тем, что день расценивается языковым сознанием как наиболее продуктивный для человека период. Для обозначения ситуации несоответствия этому представлению потребовалась специальная единица.
Слова и устойчивые словосочетания данной подгруппы можно считать родовыми по отношению к описываемым ниже единицам, в значениях которых конкретизируются состояния и виды деятельности человека, соотносимые языковым сознанием с тем или иным суточным отрезком.
^ Чередование периодов сна и бодрствования. Согласно научным представлениям, сон – это физиологическое состояние покоя, свойственное человеку и животным, которое наступает периодически, через равномерные промежутки времени в соответствии с внутрисуточным биоритмом активности – покоя [Большая электронная энциклопедия Кирилла и Мефодия]. Лингвистические словари при определении прямого (исходного) значения слова сон в целом следуют приведенному научному толкованию, ср.: сон – ‘1. Наступающее через определенные промежутки времени физиологическое состояние покоя и отдыха, при котором полностью или частично прекращается работа сознания’ [МАС, т. 4, с. 194], ‘периодически наступающее физиологическое состояние покоя, противоположное бодрствованию’ [Цыганенко, с. 392]. Последующее изложение призвано показать, что такая абстрактная характеристика состояний сна и бодрствования, как «периодичность», наполняется в языке конкретным смыслом, поскольку в языковом сознании указанные состояния закреплены за определенными периодами суток. Представительность материала этой группы (340 единиц) свидетельствует о разнообразии их содержания.
«Для носителя русского языка утро – это когда человек просыпается после ночного сна… когда просыпаются окружающие люди (или природа), и вокруг возобновляется жизнь» [Шмелев 2002, с. 57]. Это высказывание А.Д. Шмелева может быть подтверждено данными ассоциативных словарей русского языка, которые свидетельствуют о существовании устойчивой ассоциативной связи между утренним периодом и пробуждением. Так, в ассоциативное поле слова утро входит целый ряд единиц из семантической группы «сон – пробуждение», в их числе: вставать (14 ответов), будильник (5 ответов), подъем (3), хочется спать (2), пробуждение (1), рано вставать (1) и некоторые др. [САН РЯ, с. 181–182]. В свою очередь слова утро, утром выступают в качестве типичной реакции на стимулы будильник (10 ответов), проснуться (соответственно 9 и 30 ответов), а также входят в группу ассоциатов к словам будить (3 и 5 ответов), поспать (3), проспать (1 и 2 ответа), подниматься (1 ответ) [РАС, кн. 6, с. 292].
Представление об утре как о начале нового цикла жизнедеятельности человека воплощено во внутренней форме диалектных единиц: зажить – ‘просыпаться утром, вставать’ (Арх.); заживанье – ‘по глаголу заживать’ [Даль, т. 1, с. 1443] и т.п. Вследствие устойчивой взаимосвязи между утром и возобновлением жизненной активности именно утро в обыденном представлении является началом новых суток. Так, Т.Д. Рихтерман отмечает, что в представлении детей последовательность частей суток имеет одну постоянную точку отсчета – утро [Рихтерман 1991, с. 4].
Корреляция между пробуждением от ночного сна и ранним (утренним) временем суток фиксируется в семантике целого ряда языковых единиц. По диалектным данным, утро концептуализируется как ‘время, когда встают, просыпаются, приступают к работе’: встань – ‘время, когда крестьяне встают и отправляются на работу’ (Костром.); вставльная (ставальная) пора – ‘время пробуждения ото сна’ (Сиб.), ‘время, когда крестьяне встают и отправляются на работу’ (Арх., Олон., Новг., Иркут.); двстани – ‘ранним утром, досвету’ (Волог., Вост., Олон.); во вставнье – ‘утром, вставая с постели’ (Киров.) [СРНГ, вып. 5, с. 213; вып. 30, с. 29; вып. 5, с. 212, 213] и др.
Способность вставать вовремя является важной характеристикой труженика, концептуализированной в значениях таких единиц, как вставальщик, вставальщица – ‘встанливый работник’; встанливый – ‘не сонный, не ленивый, рано встающий, трудящийся’ [Даль, т. 1, с. 660] и т.п. В соответствии со сформулированным в пословицах принципом – Встань кормит, невстань бесхлебит – позднее пробуждение оценивается негативно: повалться – ‘проспать дольше обычного’ (Арх.) [СРНГ, вып. 27, с. 217]; постельничать – ‘валяться, нежиться долго по утрам в постели’ (Пск., Твер.) [Даль, т. 3, с. 897] и др. Однако чрезмерно раннее пробуждение также оценивается как отклонение от нормы: взбунтовться – ‘проснуться не вовремя, очень рано’ (Пск.); сбузкаться – ‘1. Проснуться раньше обычного’ (Р. Урал.) [СРНГ, вып. 4, с. 244; вып. 36, с. 192].
Не менее детально в языке концептуализирован момент отхода ко сну, приуроченный к вечернему (ночному) периоду. Установленное языковым сознанием соответствие между указанным процессом и временем его осуществления отразилось в семантике единиц русского языка. С одной стороны, во внутренней форме единиц, описывающих ситуацию отхода ко сну, обнаруживаются отсылки к вечерне-ночному времени суток, например: на ночь – ‘перед тем, как ложиться спать’ (Кемер.) [СРНГ, вып. 36, с. 272]; свечерться – ‘улечься спать’ [МАС, т. 2, с. 512] и т.п. В свою очередь глагол лечь в значении ‘лечь спать’ стал производящей базой для слов с временным значением: полг – ‘время, когда ложатся спать’ (Сарат.); долгова – ‘до вечера’ (Влад.); до лгома – ‘до ночи’ (Костром.); лежн-пору – ‘ночью, в полночь’ (Байкал.) [СРНГ, вып. 29, с. 54; вып. 8, с. 116; вып. 16, с. 314, 329] и т.п. Интересно, что по одной из версий этимологии слова ночь, предложенной Э.Х. Стертевантом, семантической базой для появления и.-е. значения ‘ночь’ выступило хетт. nekuz – отглагольное имя от гл. neku – ‘раздеваться, идти спать’, развившее значение ‘время сна, вечер’ [Трубачев, вып. 25, с. 177].
Нормативность ночного сна с позиций языкового сознания подтверждается, в частности, значением глагола ночевать: в ряду одноструктурных слов дневать, сутовать, вечеровать и т.п. только значение слова ночевать наряду с инвариантным компонентом ‘прожить, провести данный суточный отрезок’ содержит указание на то, как именно его длжно провести – ‘проспать (спать) ночь где-либо; расположиться где-либо для сна’ [МАС, т. 2, с. 511].
Итак, в традиционной (обыденной) картине мира прочно зафиксирован тот факт, что естественным состоянием человека ночью является сон: Куда ночь – туда и сон [Даль, т. 2, с. 1446]. Нарушение соответствия между ночным периодом и состоянием сна представляется для обыденного сознания столь существенным, что фиксируется в значении целого ряда единиц: неуспа – ‘человек, страдающий бессонницей’ (Волог.); курпать – ‘4. Долго не засыпать ночью’ (Пск., Твер.); ночная пполза – ‘страдающий бессонницей, бродящий по ночам человек’ (Олон.); бесснна кулига – ‘о ребенке, который плохо спит по ночам’; рябиновая ночь – ‘г) бессонная ночь’ (Арх.) [СРНГ, вып. 21, с. 198; вып. 16, с. 122; вып. 25, с. 206; вып. 16, с. 64; вып. 33, с. 35]. В этой связи интересно отметить, что вопреки ожиданиям самой частотной реакцией на стимул бодрствование является не день – период, для которого бодрствование норма, а ночь, по отношению к которой бодрствование составляет нарушение нормы [РАС, кн. 4, с. 176; кн. 6, с. 177].
Отдельного рассмотрения требуют единицы, выступающие в качестве наименований бессонницы. Определение данного явления в СУ представляется недостаточным: бессонница – ‘мучительное отсутствие сна, состояние, когда не спится’ [СУ, т. 1, с. 134]. Из двух коррелирующих компонентов значения (‘время суток’ – ‘состояние человека’) представлен только второй – ‘отсутствие сна’. Опора на имеющееся у носителя языка знание о закрепленности сна за ночным периодом времени помогает автоматически восстановить недостающий компонент дефиниции. Благодаря этому обстоятельству ее неполнота, на первый взгляд, неощутима. Интересно, что информация, упущенная авторами словарных статей, в силу ее очевидности для языкового сознания находит выражение во внутренней форме некоторых диалектных названий болезненного ночного бодрствования: изнчница (Пск., Твер.) [Даль, т. 2, с. 64; СРНГ, вып. 12, с. 160]; полунчница, полуншница (Свердл., Тюмен., Пск., Твер., Новг., Арх.) [СРНГ, вып. 29, с. 157] и т.п.
Отмеченный недостаток типичен для дефиниций целого ряда единиц, которые описывают отклоняющееся от установленной нормы поведение человека ночью. Например, негативная коннотация, заложенная во внутренней форме глагола прошариться в значении ‘провести время без сна, не сомкнув глаз’ (Том.) [СРНГ, вып. 33, с. 45], получает свое объяснение только при восстановлении утраченного в дефиниции указания на ночное время. Наличие данного компонента подтверждается и иллюстративным материалом статьи: Приедут ночью, всю ночь прошарются, а утром с етими глазами опять на покос. Отмечаемая авторами словарей экспрессивность выражений глаз с глазом не было (не сошелся) – ‘не спать’, не смыкать глаз – ‘не засыпать даже на короткое время; совсем не спать’ [ФСРЛЯ, т. 2, с. 257] может быть обоснована лишь при соотнесении отмеченного бессонного состояния с ночным периодом, так как по отношению к другим суточным отрезкам бодрствование является для человека естественным состоянием.
Описанные противоречия могут быть устранены путем выделения у слов сон, спать наряду с основным значением особого оттенка, фиксирующего свойственную языковому сознанию тенденцию соотносить данное состояние прежде всего с ночным периодом: сон – ‘ночной сон’ и спать – ‘находиться в состоянии ночного сна’. Отметим, что в СУ словарная статья слова спать выстроена именно таким образом: ‘1. Находиться в состоянии сна. || То же о ночном сне’ [СУ, т. 4, с. 426]. По существу, авторы словарей, формулируя значения слов бессонница – ‘болезненное отсутствие сна’ [МАС, т. 1, с. 86]; обесснеть – ‘плохо спать’ (Моск., Азерб. ССР) [СРНГ, вып. 22, с. 26] и т.п., апеллируют именно к этим оттенкам значения, неэксплицированным в других толковых словарях.
Состояние сна, конечно же, не является привилегией исключительно ночного отрезка суток. Другим суточным отрезком, по отношению к которому сон рассматривается как естественное состояние, являются сумерки. Объяснение этому кроется в переходном, пограничном характере данного временного отрезка: дневного света уже недостаточно для каких-либо занятий, а искусственный зажигать еще рано; трудовой день закончился, время вечерних увеселений еще не наступило – остается спать, а точнее кунть, то есть дремать: В сумерки кунется (Южн., Зап.) [СРНГ, вып. 16, с. 95]. В качестве подтверждения к сделанному выводу приведем статью из словаря В.И. Даля, посвященную слову сутмничать – ‘спать перед вечером в сутемки’ (то есть в вечерние сумерки. – С.Ц.): А лягте, девки, постеменичайте до вечеринки-то (Сев.) [Даль, т. 4, с. 647]. О сохранении данного представления в сельской местности на протяжении XX в. свидетельствуют зафиксированные в «Словаре русских народных говоров» формы этого же слова: посумрить – ‘поспать в сумерки’ (Волог., 1905) и посмерничать – ‘поспать в сумерки’ (Костром., 1975): Сумерки, перед этим-то временем посумерничать надо… они сумерничают, поспят, потом телевизор смотрят [СРНГ, вып. 30, с. 251].
Состояние бодрствования в традиционном сознании связывается прежде всего с дневным периодом, который воспринимается как время наивысшей активности человека, наполненное разнообразной деятельностью. Однако анализ языковых единиц вносит коррективы в подобное представление: в светлую часть суток происходит чередование периодов бодрствования и сна. Для мира животных и птиц наряду с ночным отдыхом и сном – ночёвкой выделяется время днёвки – ‘дневного отдыха и сна’ [МАС, т. 2, с. 512; т. 1, с. 406].
В.Б. Гольдберг, сопоставляя английские и русские литературные единицы, входящие в лексико-семантическое поле «сна – бодрствования», утверждает, что значение английского словосочетания have / take a nap – ‘недолгий сон в дневное время’ не представлено отдельной лексемой в русском языке [Гольдберг 1980, с. 75]. Однако привлечение материала всего национального русского языка опровергает это утверждение. Традиция отдыхать, спать в дневное время (особенно после обеда) фиксируется с помощью целого ряда диалектных единиц русского языка, например: опочвок – ‘отдых, послеобеденный сон’ (Смол.); раздневmь – ‘отдыхать днем’ (Твер.) [СРНГ, вып. 23, с. 286; вып. 33, с. 328]; отдыхть – ‘спать, особенно днем после обеда’; полуднничать – ‘спать, отдыхать, по обычаю, после обеда’ [Даль, т. 22, с. 1874; т. 3, с. 678]; одрфить – ‘ослабеть от излишнего сна во время дневного жара’ (Твер.) [СРНГ, вып. 23, с. 64].
Обычай отдыхать днем уходит в далекую древность: по преданию, разоблачение москвичами одного из самозванцев было ускорено тем обстоятельством, что он не спал после обеда [Белов 2000, с. 184]. Сон днем не был обязателен, но, как отмечает В. Белов, «в большинстве семей работники не отказывались от короткого послеобеденного сна, возвращающего силы и бодрость» [Там же]. Любопытно, что хранимое в языке представление о желательности дневного сна (отдыха) имеет научное обоснование: в соответствии с природными биоритмами взрослому человеку требуются 1–2 периода дневного сна, о чем свидетельствуют приступы дневной сонливости, рассеянности и расслабленности. В жаркие летние дни, когда палящее солнце лишает возможности работать в поле, дневной сон становился необходимостью. Возможно, этим обстоятельством объясняется отсутствие в числе приведенных примеров единиц, бытующих на северных территориях, где лето редко бывает знойным. В заключение отметим ту деталь, что если по данным диалектных единиц послеобеденный отдых после работы предстает как факт естественной жизни, то в значении соответствующей им единицы литературного языка дневной сон (отдых) представлен как принудительно-дисциплинарная мера: мертвый час – ‘время отдыха после обеда (в больницах, санаториях)’ [СУ, т. 2, с. 189].
Питание. Данная группа включает 224 единицы, анализ которых позволяет представить разные схемы распределения приемов пищи в зависимости от принадлежности слов и устойчивых сочетаний литературному или диалектному языку.
На основе анализа семантики литературных единиц можно воссоздать предельно простую схему распределения приемов пищи в течение суток, в соответствии с которой выделяются:
1) утренний прием пищи: компоненты этой ситуации представлены в значении таких слов, как завтрак – ‘утренняя еда’ и ‘|| пища, предназначенная для утренней еды’; завтракать – ‘есть завтрак’ [МАС, т. 1, с. 505] и в производных от этого глагола словах: отзавтракать, позавтракать и т.д.;
2) дневные приемы пищи: обед – ‘основное принятие пищи, обычно приуроченное к середине дня’, ‘|| пища, кушания, приготовленные для такой цели’, ‘|| перерыв в работе, на время такого принятия пищи’; обеденный – ‘предназначенный, служащий для обеда’ [МАС, т. 2, с. 525]; обедать, обедывать – ‘есть за обедом, в урочную пору среди дня’ [Даль, т. 2, с. 1638]; адмиральский час – ‘время выпить и закусить (от времен Петра I, когда заседания в адмиралтейств-коллегии заканчивались в 11 часов утра, и наступало время обеда)’ [СУ, т. 4, с. 1237]; полдник – ‘принятие пищи между завтраком и обедом или между обедом и ужином’ [МАС, т. 3, с. 256]; ‘легкая еда между обедом и ужином, а также время такого приема пищи’ [Вялкина 1975б, с. 36] и др.
3) вечерний прием пищи: ужин – ‘вечерняя еда, последний прием пищи перед сном’, ‘пища, предназначенная для вечерней еды’; ужинный – ‘разг. предназначенный для ужина’; ужинать – ‘есть вечером’ [МАС, т. 4, с. 474]; отужинать, проужинать и т.д.
Картина распределения приемов пищи в течение суток, запечатленная в семантике диалектных единиц, организована более сложно за счет нескольких обстоятельств. Во-первых, помимо основных приемов пищи, которые в целом соответствуют описанным на материале литературных единиц, схема суточного принятия пищи в диалектах предполагает выделение нескольких промежуточных, например: перехвток – ‘5. Еда между основными приемами пищи’ (Влад., Волог., Костром., Сев.-Двин., Новг., Петрогр., Пск., Калин.) [СРНГ, вып. 26, с. 258]. Во-вторых, число приемов пищи, их распределение в течение суток варьируются в зависимости от географических и сезонных характеристик, которые влияют на продолжительность рабочего дня.
Таким образом, описываемая диалектная модель суточных трапез объединяет в себе несколько подмоделей. Кроме того, в основу номинации различных суточных приемов пищи в разных диалектах положены одни и те же признаки, что порой, в силу неполноты или неточности дефиниций, затрудняет решение вопроса о том, с каким отрезком времени соотносится называемый диалектной единицей прием пищи.
По данным «Словаря русских народных говоров», самый ранний прием пищи имеет следующие диалектные наименования: перехвтка – ‘6. || Еда до завтрака’ (Пск.), ‘6. Ранний завтрак’ (Пск., Твер., Калин., Петерб.); рщик – ‘ранний завтрак’ (КАССР) [СРНГ, вып. 26, с. 259; вып. 35, с. 324]. Утренняя еда не должна чрезмерно обременить человека перед началом рабочего дня – «неосновательность» утреннего приема пищи подчеркивается внутренней формой таких слов, как перекска – ‘2. || Завтрак’ (Пск., Твер., Костром.); задка – ‘3. Завтрак’; перехвтывать – ‘3. Завтракать’ (Пск., Твер., Смол., Костром., Петерб., Новг.) [СРНГ, вып. 26, с. 138; вып. 10, с. 75; вып. 26, с. 260]; подкусть – ‘позавтракать’ (Пск., Твер.) [Даль, т. 3, с. 461]; почайпить – ‘|| позавтракать’ [СРНГ, вып. 30, с. 371].
Этимологической основой литературного наименования утреннего приема пищи – завтрака – выступает признак ‘утро’. Этот же признак реализован во внутренней форме диалектного слова тренничать – ‘завтракать рано утром, есть натощак’ [Даль, т. 4, с. 1100]. В этой связи интересно привести утверждение Л.В. Вялкиной о том, что «ни в одном современном славянском языке, кроме русского, слова, обозначающие утреннее принятие пищи, не связаны этимологически со значением ‘утро’» [Вялкина 1975б, с. 32]. Как отмечает исследователь, в ряде северо-восточных говоров за словом завтрак закрепилось значение ‘полудновать’, ‘есть полдник’ [Там же, с. 33]. Имеющийся в нашем распоряжении материал позволяет утверждать, что имеет место и обратное явление: в словаре под ред. Д.Н. Ушакова областные слова полдник и полдничать зафиксированы соответственно в значениях ‘завтрак, еда в полдень’ и ‘завтракать, закусывать в полдень’ [СУ, т. 3, с. 512]. Для ряда диалектных слов, значения которых связаны с ситуацией утреннего приема пищи, слова полдень, полдник выступают в качестве мотивирующей базы, например: дополдник, дополденки, доплдник, дополдни (Яросл.) [Даль, т. 1, с. 1170, 1168]; доплдни (Яросл.) [СРНГ, вып. 8, с. 127] в значении ‘завтрак’; доплдничать [Даль, т. 1, с. 1168]; подновать (Олон.) [СРНГ, вып. 3, с. 947] – ‘завтракать’.
Особого рассмотрения заслуживает уникальное наименование, в основе которого лежит признак ‘заря’: зоревать – ‘3. Ужинать или завтракать’ (Дон.) [СРНГ, вып. 11, с. 338]. Это слово интересно в том отношении, что в его значении ситуации утреннего и вечернего приема пищи рассмотрены как симметричные, связанные с одним и тем же природным явлением, повторяющимся в течение суток. На первый взгляд, аналогичным семантическим содержанием наделено диалектное слово размвка – ‘легкий ужин или завтрак’ [СРНГ, вып. 34, с. 22], однако в данном случае в основе отождествления утреннего и вечернего приемов пищи лежит признак ‘насыщенность трапезы’, не имеющий отношения к осмыслению суточного хода времени.
По утверждению Л.В. Вялкиной, в некоторых русских говорах слово обед имеет значение ‘первый прием пищи’ [Вялкина 1975б, с. 33, 35]. Однако это вовсе не означает упразднения завтрака: дело в том, что обед на некоторых территориях имеет место в значительно более раннее время по сравнению с традиционными представлениями. В.И. Даль поясняет эту ситуацию следующим образом: «В Архангельской, Олонецкой, Пермской и Новгородской губерниях крестьяне завтракают со светом, в девять часов обедают, в два часа паужинают, в восемь ужинают» [Даль, т. 3, с. 57]. В этой ситуации схема суточных трапез по существу не меняется, только время первого и второго приема пищи сдвигается на более ранние сроки. В ряде диалектов в схеме суточных трапез присутствует понятие «второй завтрак», которое реализуется в значении таких слов, как победье – ‘1. Второй завтрак’ (Новг., Олон., Твер.); дбедье – ‘закуска до обеда’ (Олон.) [СРНГ, вып. 25, с. 203; вып. 8, с. 73]; пабедок – ‘второй завтрак’ [Вялкина 1975б, с. 40]; полдник – ‘второй завтрак’ [Там же, с. 37] и др.
Для обозначения еды в дневное время служат такие диалектные единицы, как половндень – ‘2. Обед в середине дня’; пвод – ‘обед’ (Новг.); объед – ‘обед’; посндать – ‘|| пообедать’ (Твер.) [СРНГ, вып. 29, с. 89; вып. 25, с. 111; вып. 22, с. 274; вып. 30, с. 188]. Особо отметим слова пжинать (Краснояр., Свердл.) и пвжнать (Арх., Костром.) в значении ‘обедать’ [СРНГ, вып. 25, с. 109]: в их семантике реализован исконный смысл рефлекса *jug- – ‘юг, полдень’ [Черных, т. 2, с. 285–286]. Центральное положение в диалектной системе суточного принятия пищи занимает обед, приуроченный к середине дня. Мысль о преимущественной значимости обеда среди суточных приемов пищи выражена в пословице Павжина – не важна, ужин – не нужен, дорог обед. В Вологодской области обеденный стол ласково называют божья благодать, божья ладонь – «садиться на него, хотя бы и по рассеянности ни под каким видом нельзя» [СРНГ, вып. 3, с. 45, 48].
В диалектах широко представлены наименования приема пищи, промежуточного между обедом и ужином: пообдки – ‘еда по обеде’; полдник, плдник – ‘у рабочих, крестьян в поле: закуска, еда между обеда и ужина; полуднют, полдничают, плдничают в 12’; полповодничать – закусывать после полдника, часа в четыре’ (Ниж.-Сем.); плдничанье, полдничанье, полднование, полдновка – ‘пища в полдень’; пужин, пужина, пужна, пуженье, пуженки – ‘перекуска промеж обеда и ужина, например за чаем’ [Даль, т. 3, с. 757, 679, 683, 57] и многие др. В.И. Даль указывает четкие временные границы пужинной поры: в Архангельской, Олонецкой, Пермской и Новгородской губерниях пужинают в два часа [Даль, т. 3, с. 57]. По данным «Словаря русских народных говоров», в Вологодской области время пвжны соответствует 3–4 часам дня, в Петербуржской области плужнуют около 4-х часов дня [СРНГ, вып. 25, с. 109].
Признак ‘вечер’ лежит в основе внутренней формы нескольких глаголов, обозначающих процесс перекуски до ужина: навечерть, навечерть, надвечркать – ‘поесть до ужина’ (Пск., Твер.); пвечерничать – ‘закусывать около заката солнца’ [Даль, т. 2, с. 1039; т. 3, с. 2]. Этот же признак является мотивирующим для диалектных единиц, связанных с обозначением основного приема пищи в вечернее время: вечря – ‘ужин’ (Новг., Новорос.); вечрянье – ‘ужин’ (Новорос.); вечерять – ‘ужинать’ (Новг., Новорос., Ворон.); перевечрки – ‘окончание ужина’ [Даль, т. 1, с. 463; т. 3, с. 92] и др. В словаре В.И. Даля фиксируется также две единицы с корнем