Geum.ru

Н. А. Потапушкин фразеологические единицы русского языка в лингвокультурологическом аспекте учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Методологические основания лингвокультурологического описания фразеологических единиц
Культурно-национальная специфика фразеологических единиц
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
идиомы, устойчивые словосочетания или коллоквиализмы, составные термины и наименования, пословицы и поговорки, крылатые слова и выражения, речевые штампы и клише, грамматические фразеологизмы.

В лингвокультурологическом аспекте будут представлены единицы различных фразеологических разрядов, но в основном – идиомы, потому что они больше всех содержат культурную информацию. Но ни в коем случае не надо исключать из анализа фразеологические сочетания или коллоквиализмы, пословицы и поговорки, а также фразеологические единицы других разрядов. Мы проанализировали все разряды фразеологических единиц не только в целях их лингвокультурологического описания, но и для того, чтобы прояснить некоторые общие проблемы теории фразеологического значения (см. проблемы объекта фразеологии, релевантности различных признаков для определения сущности фразеологизмов, таких, как устойчивость, идиоматичность, образность и т.п., выработки технологии описания фразеологизмов различных разрядов и, конечно, культурной коннотации фразеологических единиц). Основным же разрядом фразеологических единиц в нашей книге и описании, повторяем, являются идиомы, составляющие ядро фразеологической системы русского языка.


^ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ


О лингвокультурологии, несмотря на её «молодость», писали много. В целом лингвокультурологию можно определить следующим образом: Лингвокультурология – это наука, «возникшая на стыке лингвистики и культурологии и исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке» (Маслова 1997, 8). Во фразеологических единицах, как ни в каких других единицах языка, «отразились и закрепились» проявления культуры. Фразеологизмы отдельными своими сторонами «показывают» историю культуры, современные её проявления. Культурный компонент фразеологических единиц имеет непосредственное отношение к прагматике. Отнесённость культурного компонента к прагматике определяется прежде всего тем, что «субъект речи и её адресат – это всегда субъекты культуры» (Телия 1996, 225).

Для лингвокультурологии базовым понятием является культурная коннотация языковых единиц. «Культурная коннотация – это в самом общем виде интерпретация денотативного или образного мотивированного, квазиденотативного, аспектов значения в категориях культуры. Применительно к единицам фразеологического состава языка как знакам вторичной номинации, характерной чертой которых является образно-ситуативная мотивированность, которая напрямую связана с мировидением народа – носителя языка, средостением культурной коннотации, ее основным нервом является это образное основание» (Телия 1996, 214).

Анализ культурной коннотации фразеологизмов предполагает выяснение следующих вопросов: какова сущность культурной коннотации, какова культурно-национальная специфика фразеологизмов, какова технология воплощения культурной коннотации в содержание фразеологизма как языкового знака, что является объектом изучения в лингвокультурологии как науке, каким образом коннотативно-культурологическая функция причастна к прагматическому использованию фразеологических единиц в речи, каковы источники культурно значимой интерпретации фразеологизмов, каковы пути и способы исследования культурного компонента фразеологических единиц в антропологической парадигме знаний и многие другие. В нашей работе мы остановимся на самых главных проблемах.

Фразеологические единицы являются наиболее «представительными» единицами лингвокультурологии: внутренняя форма фразеологических единиц, являющаяся носителем мотивированности, часто содержит элементы национально-культурного плана, так как фразеологизмы возникают на основе «образного представления о действительности, отображающего по преимуществу обиходно-эмпирический, исторический и духовный опыт языкового коллектива, связанный с его культурными традициями» (Телия 1993, 302).

Фразеология, по В.Гумбольдту, - один из способов языкового мировидения, что даёт основание говорить о существовании в каждом языке фразеологической картины мира (см. об этом: Кириллова 1990, 57; Добровольский 1988, 97).

Каким образом культура воплощается в языке, в частности, во фразеологических единицах? В.Н.Телия выдвинула гипотезу, а потом показала пути её реализации в области фразеологии. Суть гипотезы заключается в том, что «если единицы языка обладают культурно-национальной спецификой, то последняя должна иметь свои способы её отображения и средства соотнесения с ней, т.е. служить своего рода «звеном», соединяющим в единую цепь «тело знака» (а для знаков вторичной номинации – это и «буквальное значение» самого означающего) – с одной стороны, а с другой – концепты, стереотипы, эталоны, символы, мифологемы и т.п. знаки национальной и шире – общечеловеческой культуры, освоенной народом – носителем языка» (Телия 1996, 215).

Что касается фразеологических единиц, то у них средством воплощения культурно-национальной специфики является образное основание, внутренняя форма фразеологизма, образная гештальт-структура (часто включающая в себя культурно маркированные компоненты, обозначающие «культурные» реалии). Способом же указания на культурно-национальную специфику является «интерпретация образного основания в знаковом культурно-национальном «пространстве» данного языкового сообщества» (Телия 1996, 215). Тут надо заметить, что между культурой и языком нет прямого соотнесения: между ними можно «поставить» пресуппозицию (ранее приобретённое знание) как ключ к интерпретации. Интерпретировать содержание культурной коннотации, заключённой во фразеологизме, без пресуппозиции невозможно. Это очень важное методологическое положение. Например, чтобы понять значение фразеологизма есть чужой хлеб – «жить за чужой счёт», надо знать, что в основе этого фразеологизма лежит архетип хлеба как символа жизни, благополучия, материального достатка и что это освещено светом Библии, согласно заветам которой человек (первоначально это был Адам) должен был добывать себе хлеб в поте лица; хлеб обязательно должен быть «своим», т.е. заработанным собственным трудом, если же кто-то ест чужой хлеб («живёт за счет других»), то такое поведение осуждается. Чтобы понять значение фразеологизма не хлебом единым жив человек – «нужно заботиться об удовлетворении не только материальных, но и духовных потребностей», надо знать библейское сказание не хлебом единым (в старослав.: не о хлебе едином) будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божих. Чтобы понять значение фразеологизма бросать слова на ветер – «говорить впустую», надо знать, что в основе этого фразеологизма «лежит миф о том, что через ветер с помощью колдовства (произнесения плохих слов во время порыва ветра) можно насылать болезни» (Маслова 1997, 96), чтобы понять значение фразеологизма встать с левой ноги – «быть в плохом настроении», надо иметь в виду миф, распространённый ещё с античных времён в Европе и на Ближнем Востоке, согласно которому считалось, что правая сторона – хорошая, а левая – плохая. Поэтому встать после сна с левой ноги предвещало неудачу.

Итак, содержанием культурно-национальной коннотации фразеологизмов является интерпретация образного основания (внутренней формы фразеологизма) в знаковом культурно-национальном «пространстве» данного языкового сообщества. Из этого можно вывести два методологически важных следствия: 1) культурное знание можно «вылавливать» из внутренней формы идиомы: в ней наличествуют «следы» культур, предшествующих современному состоянию – обычаи и традиции, исторические события и элементы быта» (Добровольский 1988, 97) и 2) культуру можно понимать как способ ориентации субъекта в эмпирической, культурной, духовной жизни на основе норм, эталонов, стереотипов, символов, мифологем и т.п. знаков национальной культуры, традиционно установившейся в определённом национальном (языковом) социуме. При таком понимании культуры можно переформулировать и понимание культурной коннотации: отнесённость к эталону и есть культурная коннотация.

Во фразеологии можно выделить некоторые основные, на наш взгляд, области, являющиеся, по словам В.Н.Телия, источниками культурно-значимой интерпретации фразеологизмов (Телия 1996, 239 – 253). О них говорится также и в книге В.А. Масловой: «На фоне объекта исследования (лингвокультурологии – Н.П.) можно выделить несколько его предметов, каждый из которых тоже состоит из отдельных лингвокультурологических единиц. Мы выделили 9 таких предметов, но их количество может быть ещё увеличено: 1) объект лингвострановедения – безэквивалентная лексика и лакуны; 2) мифологизированные языковые единицы: обрядово-ритуальные формы культуры, легенды, обычаи, поверья, закрепленные в языке; 3) паремиологический фонд языка; 4) эталоны, стереотипы, символы, ритуалы; 5) образы; 6) стилистический уклад языков; 7) речевое поведение; 8) взаимодействие религии и языка; 9) область речевого этикета» (Маслова 1997, 12).

Сейчас мы остановимся на основных понятиях, относящихся к анализу культурного содержания идиом в лингвокультурологическом аспекте. Мы это сделаем с целью отграничить лингвокультурологию от лингвострановедения, во-первых, и указать на методологические основы лингвокультурологического описания фразеологических единиц, во-вторых.

Безэквивалентная лексика и лакуны в структуре идиом исследовались в основном в лингвострановедении. Лингвострановедение при этом понималось как наука, изучающая вместе с языком культуру и историю страны, особенности природы, экономики, общественное устройство, нравы и обычаи, фольклор, художественную литературу, искусство, науку, быт народа, населяющего эту страну (см.: Верещагин, Костомаров 1980).

Лингвострановедение основывалось в основном (хотя и не исключительно) на кумулятивной функции языка, согласно которой язык является средством накопления, хранения и источником внеязыковой информации, в том числе и культурно-значимой. Языковые единицы (слова, фразеологизмы и т.п.) являются носителями знаний, которые Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров называют фоновыми. В самом деле, многие компоненты идиом могут содержать указание на этнографические реалии (лапоть – в идиоме не лаптем щи хлебать, аршин – в идиоме мерить на свой аршин, самовар – в пословице в Тулу со своим самоваром не ездят и др.), на архаические элементы (зеница – в идиоме хранить как зеницу ока), на исторические элементы (ижица – в идиоме прописать ижицу – «стар. и шутл. Проучить, наказать»: ижица – название последней, 43-й, буквы церковнославянской азбуки, по форме напоминающей римскую цифру «пять»). Прописать – тщательно выписать. В старой школе, когда учеников пороли, следы от порки были похожи на ижицу, что и послужило образным стимулом к образованию идиомы); Мамай в идиоме как Мамай прошел – «большой беспорядок, разгром, опустошение». Хан Мамай предпринял ряд опустошительных походов в русские земли в 1373 и 1376 годах, что послужило образным основанием для возникновения этой идиомы. Некоторые компоненты русских фразеологизмов являются лакунами в других языках (русское бобыль из фразеологизма жить бобылем – «разг. Жить одиноко, без семьи», во французском языке, например, это слово является лакуной, так как ему нет однословного соответствия). Все подобные лексемы обычно подробно описываются в лингвострановедческих словарях фразеологических единиц, пословиц и поговорок (см.: Фелицына, Прохоров 1979; Фелицына, Мокиенко 1990) с целью показать «историю и культуру» русского народа. См., например, описание слова блины в том и другом словаре в связи с пословицей первый блин комом или фразеологизмом печь как блины – «делать что-либо много и быстро». Блины – национальное русское кушанье. Блин – тонкая мягкая лепешка из жидкого кислого (дрожжевого) теста, испеченная на сковороде. Блины едят с маслом, сметаной, икрой, яйцами, вареньем и т.п. Первый блин часто бывает неудачным (плохо снимается со сковороды, получается как ком, а не лепешка), но по нему хозяйка определяет, жидко или густо замешено тесто, хорошо ли прогрелась и промаслилась сковорода» (Фелицына, Прохоров 1979, 78). См. описание других слов в составе пословиц и поговорок. Например, в словаре (Фелицына, Мокиенко 1990, 125) довольно пространно описываются сани и всё, что связано с ними в русской жизни. Описываются сани в связи с выражением садиться не в свои сани – «занять более высокое, не соответствующее своим способностям положение по службе, в обществе и т.п.». Говорится неодобрительно в адрес характеризуемого. Выражение садиться не в свои сани – результат некоторого перефразирования хорошо известной русской пословицы «Не в свои сани не садись», означающей - «не берись не за своё дело» и «не пытайся равняться с тем, кто принадлежит к более высокому обществу». Именно в последнем, более старом, значении употребляет эту пословицу А.С.Пушкин в «Сказке о рыбаке и рыбке»: «А народ-то над ним насмеялся: - Поделом тебе, старый невежа! Впредь тебе, невежа, наука: Не садится не в свои сани!» Широко употребляется слово сани и в других популярных русских пословицах: Каковы сами, таковы и сани; Готовь сани летом, а телегу зимой; Там сани хороши, где хозяин хорош.

Употребление слова сани в русском фольклоре отражает значимость этого средства транспорта в условиях России, где зима длится очень долго. Зимняя дорога с утрамбованным копытами и санными полозьями снегом, кибитка и быстрая тройка впряжённых в неё лошадей – один из популярных в дореволюционный период символов России. Этот образ запечатлён на картинах многих русских художников, отражён в многочисленных народных песнях и романсах, в стихах и прозе русских поэтов и писателей. На Руси существовало немало разновидностей саней – открытые сани и сани с крытым верхом (кибитка), большие дорожные сани и маленькие – городские, крестьянские сани (дровни), используемые в обиходе, и детские ручные санки для катания с гор. По числу запрягаемых в сани лошадей различались сани троичные (тройки), парные и одиночные. Катание на санях было одним из любимых увеселений на русских народных праздниках зимой, например, на святки (праздничное время от рождества до крещения) и на масленицу (своеобразный праздник проводов зимы перед так называемым великим постом). Эти народные традиции сохранены и обогащены в наше время. Зимой во многих городах России в парках культуры проводятся «праздники русской зимы», непременным атрибутом которых является катание на санях.

Сани сопровождали русского человека и в весёлые минуты, и в печальные. Ни одна деревенская свадьба зимой не обходилась без стремительной скачки на зимней тройке с бубенцами. В древности на санях провожали в последний путь умерших.

Буквальный смысл выражения «садиться не в свои сани» – сесть в более просторные, богаче украшенные сани, чем позволяет социальное положение данного человека. Ведь по саням, как и по летним выездам в каретах, определялся прежде всего социальный статус их владельца» (Фелицына, Мокиенко 1990, 125 – 126).

Авторы лингвострановедческих словарей, справедливо полагая, что «целый ряд фразеологизмов содержит в своей семантике национально-культурный компонент», отмечают их троякую страноведческую ценность: «во-первых, они отражают национальную культуру нерасчленённо, комплексно, со всеми своими элементами, взятыми вместе, т.е. своими идиоматическими значениями …, во-вторых, русские фразеологизмы отражают национальную культуру расчленённо, т.е. членами, единицами, словами своего состава…, наконец, в-третьих, фразеологизмы отражают русскую национальную культуру своими прототипами, поскольку генетически свободные словосочетания описывали определённые обычаи, традиции, особенности быта и культуры, исторические события и многое другое» (Фелицына, Мокиенко 1990, 8-9). При этом прототипы фразеологизмов рассказывают «о традиционной русской грамотности (от Аза до ижицы, буква в букву, с большой буквы, от доски до доски, азбучная (прописная) истина, от корки до корки, приложить руку, читать по складам, слово в слово, с красной строки, точка в точку, чёрным по белому, на ять и т.п.)…, о детских народных играх, о денежной системе, о ремеслах, о традиционном врачевании, об охоте и рыбной ловле, о русской флоре и фауне, внешнем виде человека, о его одежде и обуви, об особенностях повседневного быта и о многом другом» (Фелицына, Мокиенко 1990, 9). Мы специально выписали довольно длинную цитату, чтобы сказать следующее: лингвострановедческие словари, безусловно, полезны (особенно для иностранцев, изучающих русский язык), из них можно почерпнуть много сведений о русской жизни, однако в них поясняются большей частью собственно национальные ф а к т ы материальной, социальной или духовной культуры, составляющие прототип фразеологических единиц, но не указывается соотношение фразеологических единиц с концептами общечеловеческой или национальной культуры. Культурно-национальная информация вводится в лингвострановедческие словари в основном историческим или этимологическим образом, но «такой приём ввода культурно-национальной информации указывает лишь на исходную для образного основания этого фразеологизма ситуацию (прототип), выраженную в буквальном значении идиомы, лишь проясняет аналогию, лежащую в основе метафоры, но не эксплицирует культурно-национальной значимости собственно значения фразеологизма в живом его употреблении: как общее правило, «обычные» носители языка не владеют историко-этимологической «подоплекой» значения фразеологизма. Экспликация культурно-национальной значимости фразеологизма достигается на основе рефлексивного – бессознательного или осознанного соотнесения этого живого значения с теми «кодами» культуры, которые известны говорящему» (Телия 1996, 218 – 219). Настоящими же кодами культуры являются значения мифов (мифологем), легенд, обрядово-ритуальных форм культуры, обычаев, поверий, символов, стереотипов, эталонов, ритуалов и т.п. (См. пояснение этих понятий в работах: Маслова 1997, 13-19; Телия 1996, 238 – 253 и др.). Сейчас мы дадим лишь краткие пояснения основных упомянутых выше лингвокультурологичесих понятий. Миф – древняя форма познания и объяснения мира, выражающаяся в народных сказаниях о богах и легендарных героях, о происхождении жизни на земле. Важнейшей частью мифа является мифологема – важнейший персонаж или ситуация, как бы «главный герой мифа», который может переходить из мифа в миф (Маслова 1997, 14). Мы хотим специально обратить внимание на то, что миф – не выдумка, а живая реальность для сознания людей. «Миф не есть бытие идеальное, но – жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность» (Лосев 1994, 14). Не признавая реальности мифа, трудно рассчитывать на понимание национально-культурного своеобразия многих идиом современного языка. См., например, сизифов труд – «книжн. Тяжелая и бесполезная работа». По происхождению этот фразеологизм является калькой. За оскорбление богов Зевс осудил коринфского царя Сизифа на вечные муки в царстве мёртвых: он должен был вкатывать на гору большой камень, который снова скатывался вниз. Миф пересказан в «Одиссее» Гомера (УIII – УII вв. до н.э.). Добавим к тому, что миф является не выдумкой, а реальностью, ещё то, что «мы ничего не поймём в греческой жизни и истории, если не примем во внимание, что боги и демоны были для греков абсолютной, стопроцентной реальностью, которая и определяла все решения – от частных до государственных, результаты битв, походов и прочих предприятий. Мы ничего не поймём в жизни средневековья и истории, если сочтём глупым суеверием веру в дьявола, а процессы над ведьмами – недоразумением, результатом чьей-либо глупой и злонамеренной выдумки» (Ионин 1996, 150-151). Мифы как реальное бытие людей важны для поэзии, религии, искусства и т.п. Для нас же проблема мифа важна соотношением мифа и конкретных проявлений жизни общества, важна тем, что в мифе содержатся не только абстрактные, но жизненно важные для человека переживаемые им категории мысли и жизни, обладающие «своей собственной истинностью, достоверностью, закономерностью и структурой» (Ионин 1996, 152), важно то, что мифологическая действительность для обычного человека более жизненна, чем действительность, проецируемая наукой. Именно поэтому мы не согласны считать миф донаучной формой познания мира: мифологическое объяснение мира существует не до научного, а наряду с научным, мифологическая действительность не абстрагируется в научных процедурах, а является параллельной, альтернативной научному видению мира. Причем «мифологическая действительность сильнее и, так сказать, более всеобъемлюща, чем действительность, проецируемая наукой» (Ионин 1996, 152). Можно верить, что с точки зрения «простого» индивида мифологическое сильнее научного, так же как «житейское выше всякой власти» (В.Лихоносов).

В основе мифологического сознания лежат архетипы. Архетип – это устойчивый образ, возникающий в сознании индивида определенного языкового социума и имеющий распространение в культуре (Сендерович 1994, 144). Архетипы заданы изначально в языке, см. такие архетипы, как левое – правое, верх – низ, мужское – женское, далекое – близкое и т.п. По отношению к архетипам не задаются вопросом «почему так?», а если отвечать на этот вопрос, то надо сказать – «то изначально, это как земля вращается вокруг солнца». Архетипы усваиваются вместе с языком. В целом мифологическое сознание является основой культурно-языкового поведения человека. Переход от мифологического сознания к «современному» осуществляется в основном через метафоры, в том числе и через те, которые лежат в основе устойчивых и фразеологических сочетаний (ср.: печаль охватывает человека, ложится на сердце, горе навалилось, горе ходит по людям, горе в сердце ношу, горе заставляет плакать и т.п.). Архетипы обращены вглубь времени, истории человеческого сознания. Море, например, в русском языке является архетипом для понимания и выражения чувств, см. сочетания: чувство бурлит, переполняет кого-либо, чувство выплеснулось наружу, море чувств, глубина чувства, мелкое чувство, глубокое чувство и т.п. «Мифология – хранилище архетипов» (Юнг 1996). Таким образом, первобытный образ, названный однажды «архетипом», всегда коллективен, т.е. он является общим для отдельных народов и эпох. По всей вероятности, наиболее важные мифологические мотивы общи для всех времен и народов. «Человек находится во власти архетипов до такой степени, какой он себе и представить не может, т.е. современный человек даже не понимает, насколько он находится во власти иррационального» (Маслова 1997, 14). В русском языке есть немало фразеологизмов, имеющих в своей основе тот или иной архетип, например, архетип воды лежит в истоках двух противоположных по значению рядов фразеологизмов: негативного (концы в воду – «не осталось никаких следов, улик», мутить воду – «умышленно запутывать дело, создавать неразбериху», выводить на чистую воду – «разоблачать кого-либо, уличать кого-либо в чем-либо» и др.) и позитивного (воды не замутит – «очень скромен, тих, смирен, даже малейшего зла не сделает», живая вода – «то, что исцеляет от душевных недугов, даёт энергию и бодрость» и др.). Архетипическое значение этих фразеологизмов либо «просвечивает» через прозрачную внутреннюю форму (концы в воду, мутить воду, воды не замутит), либо проходит через века в русском фольклоре (живая вода – из сказок: волшебная вода, оживляющая мёртвых).

Мифы, которые, как мы уже говорили, являются «стопроцентной реальностью», могут трансформироваться в легенды – «продукты сознательного творчества» (Маслова 1997, 81). Так, на основе легенды появился фразеологизм вавилонское столпотворение – «беспорядочная толпа людей, суматоха, неразбериха». Выражение из старославянского языка. Из библейского рассказа о попытке строительства в Вавилоне башни (столпа) до небес. За дерзость Бог наказал строителей башни, сделав их разноязычными. Люди прекратили строительство башни, так как перестали понимать друг друга. На значение выражения позже, возможно, в русском языке оказало влияние близкое по звучанию слово «столпиться».

Для раскрытия культурного содержания идиом важно представить описание символов, стереотипов, эталонов, ритуалов.

В лингвистике более всего установилось феноменологическое понимание символа как вещи, награждённой смыслом. В структуре идиом у отдельных компонентов вырабатывается символьное значение (см.: нести крест – «терпеливо переносить страдания, невзгоды, мириться со своей печальной участью», где крест – символ страдания, восходящий к евангельскому рассказу о том, как Иисус нёс крест на место распятия; держать вожжи в руках – «сосредоточить в своих руках власть, руководство», отбиться от рук – «выйти из повиновения, стать непослушным» – в этих фразеологизмах у компонента рука развивается символьное значение «власть»; быть чьей-либо правой рукой –«быть первым помощником», протянуть руку помощи – «оказать помощь кому-либо» – в этих фразеологизмах у компонента рука развивается символьный смысл «помощь» и т.п.

Эталоны – это то, в чём образно измеряется мир. Эталоны обычно существуют в языке в виде образных сравнений: злой, как собака; глуп, как пробка; здоров, как бык; тонкий, как былинка; толстый, как бочка; работать, как негр; пьяный, как сапожник и т.п. Воспроизводимые из поколения в поколение, эталонные сравнения связаны с миропониманием, потому что они являются «результатом собственно человеческого соизмерения присущих ему свойств с «нечеловеческими» свойствами, носители которых воспринимаются как эталоны свойств человека» (Телия 1996, 241 – 242). Таким образом, эталон – это устойчивое сравнение свойств человека или предмета со свойствами какой-либо реалии. В качестве реалии может выступать человек или натуральный объект, вещь, которые с точки зрения обиходно-культурного опыта людей являются знаком доминирующего в них свойства: баран – глупый (глупый, как баран), медведь – неуклюжий (неуклюжий, как медведь), заяц – трусливый (трусливый, как заяц), лиса – хитрая (хитрый, как лиса) и т.п. Основания таких устойчивых сравнений составляют один из важных культурных кодов в определённом культурном социуме и традиционно воспроизводятся в каждом поколении.

Стереотип, в отличие от эталона, - это тип, существующий в мире, он измеряет деятельность, поведение и т.п. Стереотипы поведения как важнейшие среди стереотипов могут переходить в ритуалы. Разница между ними в том, что при реализации стереотипов человек может не осознавать целей, ради которых действие совершается. Ритуал же всегда предполагает рефлексию относительно значения его исполнения. Ритуал условен, конвенционален. Социологическое понимание ритуала имеет по необходимости более общий характер. Воспользуемся определением В.Фукса (цитируем по книге: Ионин 1996, 133): ритуал – это «социально регулируемая, коллективно осуществляемая последовательность действий, которые не порождают новой предметности и не измеряют ситуацию в физическом смысле, а перерабатывают символы и ведут к символическому изменению ситуаций.» Посредством ритуалов поддерживаются общие культурные нормы и ценности народа. См., например, ритуалы, закрепленные во фразеологических единицах: преподнести хлеб-соль кому-либо – «Оказать почести при встрече гостей», в этом фразеологизме закреплён ритуальный обряд: при встрече почётных гостей русские люди преподносят «хлеб-соль» – каравай хлеба и солонку с солью; класть в гроб (могилу) – «хоронить умершего», значение фразеологизма объясняется обрядом захоронения покойников и т.п. Обряд при этом понимается как определённые действия, установленные обычаем или ритуалом и воплощающие какие-либо религиозные представления, бытовые традиции и т.п. См., например, фразеологизм пойти под венец – «жениться или выйти замуж», значение фразеологизма объясняется церковным обрядом возложения венца на голову жениха и невесты.

Таким образом, главным для анализа культурного содержания идиом является расшифровка мифов, мифологем, архетипов, символов, стереотипов, эталонов, ритуалов и т.п. и шире – образа мыслей, образа жизни, образа жизнедеятельности обычных индивидов русского языкового социума, интерпретация базовых ключевых универсалий.

Из наших предыдущих рассуждений можно сделать некоторые общие выводы.

В изучении фразеологизмов необходимо разграничивать лингвострановедение и лингвокультурологию. В лингвострановедении большей частью объясняются собственно национальные ф а к т ы материальной, социальной или духовной культуры, составляющие прототип фразеологических единиц, но мало показывается соотношение фразеологических единиц с концептами национальной или общечеловеческой культуры. В лингвокультурологии экспликация культурно-национальной значимости фразеологизма достигается на основании рефлексивного – бессознательного или осознанного соотнесения живого образа (внутренней формы) фразеологизма с теми «кодами» культуры, которые известны говорящему: настоящими же кодами культуры являются значения мифов (мифологем), легенд, обрядово-ритуальных форм культуры, обычаев, поверий, символов, стереотипов, эталонов, ритуалов и т.п. В практическом плане (например, в лингвистическом описании русского языка в учебных целях, в преподавании русского языка иностранным учащимся и т.п.) главным должна быть и н т е р п р е т а ц и я образного основания (внутренней формы) идиом в знаковом культурно-национальном «пространстве» русского языкового сообщества.

Владение культурной коннотацией фразеологических единиц является для представителей одного языкового социума в той или иной степени обязательным для выражения культурно-языковой компетенции. Нельзя мыслить о мире, не зная основных категорий культуры своего языкового этноса. Культурные сущности, усваиваемые человеком « с молоком матери», лежат в основе понимания мира, в основе представлений о пространстве и времени, причине, следствии, судьбе, жизни, смерти, личности, воле, совести, труде, богатстве, бедности, семье, любви, дружбе, родине, и т.п. Фразеологические единицы воплощают в себе культурные сущности обычно в национально-самобытной форме. Именно поэтому интерпретация культурно-национальных коннотаций фразеологических единиц «нацеливает» на понимание глубинных черт русского народного менталита.


^ КУЛЬТУРНО-НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ


Мы уже говорили о том, что для понимания культурной коннотации фразеологических единиц необходимо интерпретировать образное основание внутренней формы фразеологизмов в знаковом «пространстве» русского языкового сообщества. Это главное в изучении культурно-национальной специфики фразеологических единиц. Культурное знание «вылавливается» из внутренней формы фразеологизма потому, что в ней содержатся такие элементы, которые придают фразеологизму национально-культурный колорит. При этом они могут быть связаны с обиходно-эмпирическим опытом народа, со сферой материальной культуры, с историческим опытом народа и т.п.

Приведём примеры фразеологизмов, связанных с обиходно-эмпирическим опытом народа. Лезть на рожон – «сгоряча, необдуманно и нерасчётливо идти на риск или навстречу опасности». Подразумевается, что при ином поведении такого риска можно было бы избежать. Внутренняя форма фразеологизма лезть на рожон связана с ситуацией охоты на медведя, в которой применялся рожон. Рожон – это заострённый кол, рогатина. Разъярённый зверь лез на выставленный охотником рожон – широкий нож, заточенный с обеих сторон, на длинной палке с перекладиной под лезвием, за которую медведь сам хватается, сам лезет на рожон. Заварить кашу – «создать своими действиями неожиданно сложную и неприятную ситуацию» (говорится с неодобрением). Подразумевается ситуация, в которую вовлечено большое количество людей. Часто имеются в виду необдуманные, неверные действия. Это собственно русское выражение, употребляющееся в русском языке примерно с ХУII века. Оно возникло путём переосмысления слова каша в значении «званый обед, праздник по поводу именин или свадьбы» в «беспорядок, суматоха, сумятица, путаница» (см. об этом: Шанский, Зимин, Филиппов 1995, 77; Бирих, Мокиенко, Степанова 1998, 257). Знать себе цену – «правильно оценивать свои возможности, достоинства». Это собственно русский фразеологизм. Культурная мотивация значения этого фразеологизма объясняется практикой найма на работу: тот, кто знает себе цену, не станет унижаться, не продешевит. Зубы заговаривать/заговорить кому-либо – «отвлекая разговорами, отвести внимание от чего-либо». Это собственно русский фразеологизм. Мотивация значения объясняется лечением болезней (в частности, зубов) заговорами. На сон грядущий – «шутл. Перед сном». Это собственно русский фразеологизм, употребляется с ХIХ века. Первоначально на сон грядущим (буквально «идущим ложиться спать»). Объясняется названием раздела молитв, читаемых перед сном. Золотые руки – «одобр. Мастер своего дела, очень искусный в своём деле человек». О том, кто умеет делать всё, за что ни возьмётся. Наломать дров – «прост. Наделать глупостей, ошибок». Это собственно русское выражение. Здесь дрова – в значении «хворост, валежник», который не рубят, а ломают (обычно на колене), что получается неаккуратно. Не ударить в грязь лицом – «не осрамиться, показать себя с хорошей стороны». Это собственно русское выражение. Этимологически восходит к дракам и к соревнованиям борцов, в которых случалось, что слабого соперника опрокидывали ничком на землю. Несолоно хлебавши (уйти) –«прост., шутл. Не достигнув цели, не получив удовлетворения". Это исконное (не заимствованное) выражение. Вероятно, связано с бережным отношением к соли на Руси. Угощая, солили пищу тем гостям, которых уважали или старались задобрить. Тем людям, которыми пренебрегали, подавали пресную пищу. Обвести вокруг пальца кого-либо - «ловко обмануть, перехитрить кого-либо». Это собственно русское выражение. Внутренний образ фразеологизма объясняется жульничеством базарных иллюзионистов. Фокусник брал у кого-либо какой-нибудь предмет и обводил им вокруг пальца для отвода глаз. В это время его сообщники очищали сумки и карманы зазевавшихся зрителей.

Приведём примеры фразеологизмов, связанных со сферой материальной культуры. Попасть впросак –«по своей оплошности оказаться в невыгодном, неудобном положении». Это собственно русское выражение. Первоначально попасть в просак. Просак – это станок для скручивания верёвок. В такой станок часто попадала одежда рабочего, который и оказывался в неудобном положении в буквальном смысле. Мастер кислых щей – «прост. Неважный, плохой мастер». Это собственно русское выражение. Мотивация значения этого фразеологизма объясняется тем, что кислые щи – крестьянские щи, готовить которые не представляло особых трудностей. Производное выражение профессор кислых щей. Тянуть канитель –«неодобр. О медленном, нудном, затяжном деле или разговоре, о досадной потере времени». Выражение – бывший термин мастеров золотошвейного дела. В старину медные, золотые и серебряные нити для церковных риз, офицерских эполет и для вышивки по бархату изготовляли вручную, кустарным способом: раскаляли металл и осторожно вытягивали клещами тонкую проволоку, которая называлась канитель. Процесс этот был длительным, нудным и кропотливым – отсюда и переносное значение. (См. об этом: Бирих, Мокиенко, Степанова 1998, 247). Ставить/поставить (класть/положить) во главу угла – «считать, признавать что-либо главным, основным, особо важным». Это собственно русское выражение. Мотивация значения объясняется обыкновением во время строительства ставить (класть) под углы дома надёжные опоры (каменные столбы, большие камни и т.п.). Тёртый калач – «об опытном человеке, которого трудно обмануть». Это собственно русское выражение. Мотивация значения этого фразеологизма объясняется тем, что изделие под названием тёртый калач выпекают из крутого теста, которое долго мнут и трут. Плести кружева – «говорить витиевато, сложно, не доходя до сути; сплетничать, злословить». Это собственно русское выражение. Мотивация значения фразеологизма объясняется метафоризацией буквального процесса плетения кружев. Вить верёвки из кого – «заставлять кого-либо поступать по своему желанию, подчинять всецело своей воле». Это собственно русское выражение, связанное с производством верёвок. Значение фразеологизма объясняется образным переосмыслением исходной формы фразеологизма. Довести до белого каления кого-либо – «лишить самообладания, сильно рассердить кого-либо». Это собственно русское выражение. Из речи кузнецов. Мотивация значения фразеологизма объясняется образным переосмыслением кузнечной обработки металла: металл при нагревании перед ковкой делается красным, затем светлым (белым). Каление – нагревание. Охулки на руку не положит – «не упустит своей выгоды». Это собственно русское выражение. Первоначально своеобразная рекламная формула мастерства ремесленника, высокого качества его изделий. Подразумевалось, что кто-либо не допустит, чтобы хулили работу, сделанную его руками. Охулка – от хулить. Не покладая рук работать, трудиться –«беспрерывно, с усердием, не переставая» (говорится с одобрением). Это собственно русское выражение. Мотивация значения фразеологизма объясняется тем, что работники физического труда, отдыхая, кладут натруженные руки на стол, на скамью, на подлокотники кресла, на колени и так отдыхают.

Приведём примеры фразеологизмов, связанных с историческим опытом народа. В этих фразеологических единицах встречаются страноведческие и культурно маркированные компоненты. Мамаево побоище – «крупная ссора, драка; беспорядок, разгром». Это исконное выражение. Мотивация значения фразеологизма объясняется именем татарского хана Мамая, совершившего в ХIУ в. опустошительное нашествие на Русь и разгромленного русскими войсками в Куликовской битве (1380 г.). Побоище – поле битвы после сражения, а также само сражение. Погиб, как швед под Полтавой – «прост. 1. Попасть в безвыходное положение, оказаться беспомощным», 2. «Нравственно, морально опуститься». Во фразеологизме отражается память о важном для России событии – Полтавском сражении. Оно произошло 27 июня 1709 года у города Полтавы на Украине во время Северной войны 1700 – 1721 гг., которую Россия вела со Швецией. Русская армия под командованием Петра I разгромила шведскую армию Карла ХII. Остатки шведских войск сдались, а сам Карл ХII бежал в Турцию. Благодаря победам в Северной войне Россия получила выход к Балтийскому морю, окрепли её политические и торговые связи с Западной Европой. Казанская (казанский) сирота – «ирон. О человеке, прикидывающемся несчастным, обиженным». Это собственно русское выражение. Употребляется в русском языке с ХУII в. Первоначально так говорилось о татарских мирзах (князьях), которые после покорения казанского царства русскими (во время Ивана Грозного) старались получить от русских царей всевозможные поблажки, жалуясь на свою горькую участь и т.п. В русском языке очень много фразеологизмов, связанных так или иначе с историческим опытом народа. Здесь мы приведём в основном те фразеологизмы, в которых отражается история, понимаемая как «совокупность фактов и событий, относящихся к прошлой жизни» (Словарь русского языка в четырех томах. Издание третье, стереотипное, М., 1985, стр.695). Потёмкинские деревни – «книжн. Обман, очковтирательство, показной блеск чего-либо при неблагополучном состоянии дел». Это собственно русское выражение. Употребляется с конца ХУIII – начала ХIХ в. Мотивация значения этого фразеологизма идет от имени Г.А. Потемкина (государственного деятеля времён Екатерины II), который после присоединения Крыма к России совершил поездку в Крым с императрицей Екатериной II. Потёмкин приказал строить на пути императрицы показные селения с расписными избами, выставлять празднично одетых людей и т.п. с целью показать императрице процветание новой территории. Филькина грамота – «прост. Фальшивый или не имеющий силы документ». Это собственно русское выражение. Ф и л ь к а – глупый, недалёкий человек. Время возникновения этого фразеологизма относят к царствованию Ивана Грозного, который преследовал Московского митрополита Филиппа, выступавшего против бесчинств царя: царь презрительно называл разоблачительные послания митрополита Филькиными грамотами. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – «Выражение разочарования из-за неудачи в каких-либо непредвиденных обстоятельствах». Это собственно русское выражение. Употребляется с начала ХУII в. Обычно связывают с отменой права перехода крестьян от одного хозяина к другому, что было и без того ограничено и могло происходить только за неделю до Юрьева дня (26 ноября по старому стилю) и неделю после. Так полагал В.И. Даль. По нашему же предположению, в осенний Юрьев день, после окончания сельскохозяйственных работ, хозяева рассчитывались с наёмными работниками и обычно обсчитывали их. В это же время возникло слово объегорить с четкой семантикой «обмануть»: Юрьев день назывался также днём Егория и днём Георгия. Как Бог на душу положит – «произвольно, как получится». Это собственно русское выражение. Мотивация значения фразеологизма объясняется тем, что царские суды в Москве, в Приказе большого Двора, решал сам государь, который почитался Божиим помазанником и судил, как «Бог ему на сердце положит». Во многих фразеологизмах так или иначе закреплены факты и события, связанные с конкретными историческими лицами, поступками, высказываниями исторических лиц. Например, пришел, увидел, победил – «о быстрой победе, скором решении какого-либо дела и т.п.». Этот фразеологизм представляет собой кальку с латинского veni, vidi, vici. По свидетельству Плутарха и Светония, эти слова Юлий Цезарь сказал одному из своих друзей в связи с быстро одержанной победой над понтийским царём Фарнаком в 47 г. до н.э. Жребий брошен! – «книжн. Окончательное решение принято, пути назад нет». Это фразеологизм представляет собой кальку с латинского аlea jacta est. Юлий Цезарь произнёс эти слова, приняв смелое решение выступить против римского сената. Святая простота – «о человеке простодушном, наивном до глупости». Этот фразеологизм – калька с латинского O sancta simplicitas! Приписывают Яну Гусу: осуждённый на сожжение, он будто бы произнёс эту фразу на костре, увидев, как какая-то старушка в простодушном религиозном послушании бросила в костёр охапку принесённого ею хвороста. Восходит к речи (325 г.) одного из богословов. Окно в Европу – «о Петербурге, с основанием которого Россия приобрела выход в Балтийское море». Это собственно русское выражение. Активно вошло в употребление после опубликования поэмы А.С.Пушкина «Медный всадник» (1834 г.). Выражение восходит к словам итальянского писателя Альгаротти (1712 – 1764 гг.): «Петербург – это окно, через которое Россия смотрит в Европу» («Письма о России»). Некоторые фразеологизмы могут быть рассмотрены как исторические не потому, что они связаны с деятельностью каких-либо исторических личностей, а потому, что в них отражены факты прошлого, которые в современной жизни не наблюдаются, от них остался только «след» в народной памяти в виде неосознаваемой рефлексии относительно образа, заложенного во внутренней форме фразеологизма. См., например, по первое число (всыпать) – «сильно, строго наказывать кого-либо». Это собственно русское выражение. В нём отражается факт исторического прошлого. В старых школах учеников пороли независимо от того, виноват или не виноват ученик, каждую неделю. Если пороли сильно, то этой порки хватало на последующие недели, вплоть до первого числа следующего месяца. Прокатить на вороных кого-либо – «устар. Провалить на выборах, забаллотировать кого-либо». Это собственно русское выражение, возникшее посредством образного переосмысления. При голосовании в урну опускали белые и чёрные шары. Чёрные шары означали голоса против. В о р о н ы е – лошади чёрного цвета. Не без влияния приметы: Вороных коней под жениха с невестой в поезд не берут («Словарь» В.И.Даля). Под спудом – «без примения, без употребления, в бездействии». Это исконное (не заимствованное) выражение. Древнерусское с п у д - сосуд, колпак, которым накрывали (тушили) свечи, светильники; позже – скрытое место, тайник (зарегистрировано в «Словаре Академии Российской» 1794 г.). Зарубить на носу что-либо – «запомнить крепко, навсегда». Это собственно русское выражение. Первоначально означало «поставить зарубку (отметину и т.п.) на н о с (ср. ноша) – то, что носили с собой, при себе. Это были обычно палочки, дощечки и т.п., на которых ставили зарубки, засечки, чтобы вести учет работы, долгов, отпущенного товара. Кроме зарубок завязывали также узелки на поясе, на платке и т.п. (ср. завязать узелок на память). Во всех фразеологизмах, приведенных выше, так или иначе отражаются национальные черты русского народа, его истории, конкретных действий людей, обычаев и т.п.

Однако в языке существуют фразеологизмы (их подавляющее большинство), план выражения которых не обнаруживает никаких национальных черт. Д.О.Добровольский говорит, что «с интуитивной точки зрения не вполне ясно, почему мы должны усматривать некую национальную или культурную специфичность в таких идиомах, как лезть на стенку, качать права, не моргнув глазом» (Добровольский 1997, 37). Однако подобные фразеологизмы, сформированные как правило на образно-метафорической основе, так или иначе участвуют в формировании языковой картины мира и тем самым являются по сути дела основанием национальных культур. В работах В.Н.Телия отчётливо прочитывается мысль, что культурно-национальная специфика идиом усматривается в том, что их семантику можно интерпретировать в терминах культуры, которая признается национальной по сути (Телия 1996, 214-215). Ещё можно усматривать во фразеологии национальную культуру потому, что значения фразеологизмов интерпретируются с позиции ценностных установок, свойственных менталитету того или иного народа. Если ценностные установки признать релевантными в аспекте национальной культуры, то можно считать культурно-специфическими такие идиомы, как плевать в потолок, считать ворон, валять дурака и т.п., так как в них выражается «стереотипная для русского самосознания установка: «недостойно человека заниматься (тем более активно) заведомо пустопорожними, нерезультативными делами» (Телия 1996, 257). Дадим этимологическое пояснение, касающееся фразеологизмов плевать в потолок и валять дурака. В буквальном смысле русские люди никогда не плевали в потолок. Выражение плевать в потолок является производными от поплёвывать в потолок – «заслуженно отдыхать после длительных тяжёлых работ». Крестьянин во время отдыха лежал на полатях или на печке и, покуривая, сплёвывал с губ табачные крошки. Полати располагались близко к потолку, место лежания на печке тоже. Однако если крестьянин долго залёживался на печке или на полатях, то ему говорили «хватит плевать в потолок», так глагол поплёвывать изменился в плевать, а семантика всего фразеологического оборота поплёвывать в потолок – «заслуженно отдыхать…» изменилась в «лодырничать, ничего не делать», что и выражается фразеологизмом плевать в потолок, который в русском национальном менталитете содержит элемент негативного отношения к лодырничеству: недостойно человека лодырничать. Фразеологизм валять дурака – «бездельничать», происходит от детской игры, забавы с игрушкой-неваляшкой, обычно представляющей собой Иванушку-дурачка (Ваньку-встаньку), которого и пытались повалить. Просторечный вариант этого фразеологизма валять ваньку. Эта игра-забава ассоциировалась с пустым времяпровождением. Другое значение валять дурака – «притворяться непонимающим, глупым» развилось под впечатлением несуразности такого занятия для взрослого человека. Ср. с предыдущими фразеологизмами другие фразеологизмы, например, лежать на печи и сидеть сложа руки, выражающие значение, которое означает такие действия, которые в русском народе вызывают осуждение. Выявление национальной специфики фразеологизмов, подобных приведённым выше, становится более очевидным при сравнении с фразеологизмами другого языка (см. выявление национально-культурной специфики фразеологизмов русского языка относительно некоторого другого языка у Д.О. Добровольского. Такой подход к выявлению национально-культурной специфики Д.О. Добровольский называет сравнительным 1997, 40).

Д.О. Добровольский предлагает также и интроспективный подход к выявлению национальной специфики фразеологических единиц. В таком случае он предлагает разграничивать культурную специфику применительно к кругу явлений, выделяемых на основе сравнительного подхода, и национальную специфику применительно к интроспективному подходу: «при всей своей условности такое терминологическое разграничение оправдано тем, что при сравнительном анализе одним из важнейших критериев оказывается возводимость установленных межъязыковых различий к специфике соответствующих культур, в то время как интроспективный подход предполагает обращение к интуиции носителей языка, характеризующих некоторые явления как «свои и только свои», то есть сугубо национальные» (Добровольский 1997, 41).

Как бы то ни было, план выражения многих фразеологизмов, непосредственно не обнаруживающих никаких национальных черт, влечёт за собой рассмотрение фразеологизмов в аспекте культуры через посредство своих образно-метафорических внутренних форм, обычно специфичных в разных языках, а также – ценностных установок, тоже специфичных в различных языковых социумах. См., например, русские фразеологизмы старый воробей, ни рыба ни мясо, не все дома, писать как курица лапой и т.п.

Здесь в содержание идиом закладывается «духовное основание – нравственная, этическая, эстетическая и т.п. система ценностной ориентации в мире» (Телия 1993, 304). Эта система находит своё выражение в соотнесении и с эталонами и стереотипами, характерными для менталитета русского народа. Например, в основе прототипической ситуации русского фразеологизма ни рыба ни мясо лежит что-то не похожее ни на мясо, ни на рыбу, не относящееся ни к тому, ни к другому виду пищевых продуктов. Ассоциативно-образное восприятие этого фразеологизма связано в сознании русского человека со стереотипом: что-то среднее между мясом и рыбой, ни то, ни другое, ни то, ни сё. Отсюда и значение «ничем не выделяющийся, средний, посредственный человек».

В описании национально-культурного содержания фразеологических единиц главный вопрос состоит в том, что считать национально-культурной спецификой. Полагаем, что в решении этого вопроса не должно быть крайностей, а также излишней «точности», как и в понимании содержания культуры вообще. В понимании культуры доминирует несколько направлений (см. об этом: Культурология 1998, 12-13): 1) культура – совокупность материальных и духовных ценностей, созданных человеком; такая аксиологическая интерпретация культуры отсылает нас к сфере бытия человека, которую можно назвать миром ценностей; 2) деятельностный подход к пониманию культуры, рассматривающий культуру в контексте личностного становления или характеризующий её как универсальное свойство общественной жизни. Разумеется, аксиологический и деятельностный подходы не исчерпывают собой всего многообразия взглядов на понятие культуры в современной литературе о культурологии. Самое главное, что рассмотрение содержания «культуры» позволяет нам при помощи термина «культура» фиксировать общее отличие человеческой жизнедеятельности от биологических форм жизни, качественное своеобразие исторически конкретных форм этой деятельности при различных этапах общественного развития в рамках определенных эпох, общественно-экономических формаций, этнических общностей (первобытная культура, европейская, античная (греческая и римская), русская культура, особенности сознания и поведения людей в конкретных сферах общественной жизни (культура труда, политическая культура, культура мышления), способ жизнедеятельности социальной группы (например, культура класса) и отдельного индивида (личная культура) (Культурология 1998, 14).

Такое «широкое» понимание культуры, будучи применённым к описанию культурного содержания фразеологизмов, позволяет лингвистам-исследователям вобрать в круг описания большое количество фразеологических единиц и глубже исследовать их культурную коннотацию. Разумеется, культурное содержание фразеологизмов будет по-разному представляться, будем ли мы связывать его со значением так называемых слов-реалий типа самовар, лапти, щи в составе фразеологизмов и мы не лаптем щи хлебаем, в Тулу со своим самоваром не ездят и т.п., или будем «видеть», каким образом фразеологизмы участвуют в формировании языковой картины мира, являясь по сути дела основанием национальных культур, или будем пытаться эксплицировать культурно-национальную значимость фразеологизмов на основании регистрации рефлексивного – бессознательного или осознанного соотнесения живого образа (внутренней формы) фразеологизма с теми «кодами» культуры, которые известны говорящему, значения которых составляют мифы (мифологемы), легенды, обрядово-ритуальные формы культуры, обычаи, поверья, суеверия, символы, стереотипы, эталоны, ритуалы и т.п.

Русские фразеологизмы, отражая элементы культуры, связаны с очень многими областями человеческой жизни. Здесь мы опишем фразеологические единицы, относящиеся к наиболее главным областям. Группировку фразеологических единиц дадим в зависимости от компонентов, входящих в структуру фразеологизмов и принадлежащих к той или иной области человеческой жизнедеятельности.