Содержание: Предисловие

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 35

отцов Церкви особенно интересен св. Григорий Нисский

(ок. 335 - ок. 395). Он действительно был прежде всего

христианским теологом, представлявшим христианское ми-

ровоззрение. Но, как и у Оригена", его христианское миро-

воззрение пропитано идеями, почерпнутыми из греческой

философии или подсказанными ею, так что оно предстает

как сплав или синтез платоновских, среднеплатонических и

неоплатонических элементов и христианской веры". Еди-

ное есть Троица"; Логос, или Слово, воплотился во Христе;

подобие человека Богу, отмеченное Платоном, есть резуль-

тат действия божественной благодати; возвращение челове-

ческой души к Богу является не просто одиноким восхожде-

нием индивида, но осуществляется во Христе и через Хри-

ста как главу Церкви^. Григорий был теологом-мистиком,

который настаивал на том, что только благодаря мистиче-

скому опыту человек может воспринять божественное при-

сутствие. В то же время он утверждал, что такие формы ис-

следования, как естественная философия, не должны прези-

раться или отвергаться. И сам он рассуждал о таких вещах,

как онтологический статус тех качеств, из которых состав-

лены тела".

Из греческих отцов Церкви Григорий Нисский настроен

наиболее философски. Его мысль была одним из главных ис-

точников вдохновения для первого выдающегося философа

средних веков - Иоанна Скота Эриугены.

4

Латинские отцы Церкви вообще не слишком увлекались

философской спекуляцией. Св. Иероним, великий знаток

Писания, в моменты отступничества (очевидно, он рассмат-

ривал их именно так) отдавался скорее чтению латинской

литературной классики, чем философствованию. Св. Амвро-

сий, как уже отмечалось, больше благоволил этике, нежели

метафизике. Св. Григорий Великий, хотя и был знаменит

как человек, занимавший папский престол, не был ни Пла-

тоном, ни Аристотелем. А вот св. Августин был выдающим-

ся мыслителем. Хотя в первую очередь и главным образом

он являлся теологом, его философские размышления, по мне-

нию Бертрана Рассела, который не был большим другом хри-

стианства, обнаруживали "очень значительное дарование"^.

Поэтому уместно посвятить Августину отдельную главу.

Христианская мысль в античности (Августин).

Августин родился в 354 г. в Тагасте на территории нынеш-

него Алжира. Его мать, Моника, исповедовала христианство,

а отец, Патриций, был язычником. Августин учился сначала

в Тагасте, затем в Мадавре и, наконец, в Карфагене. Он полу-

чил вполне приличное преимущественно литературное обра-

зование^. В юности он испытал сильные плотские страсти и

вскоре после прибытия в Карфаген отошел от религии, в ко-

торой был воспитан матерью^. В восемнадцатилетнем воз-

расте Августин прочитал диалог Цицерона "Гортензий", ко-

торый пробудил в нем стремление к мудрости; однако он не

сумел найти ее в христианстве. Он считал Ветхий Завет во

многих отношениях отталкивающим. А иудео-христианское

учение о сотворении Богом всех вещей казалось ему совер-

шенно несостоятельным. Ведь оно возлагало на Бога ответст-

венность за существование зла. А разве это возможно, если

Бог, по утверждению христиан, абсолютно благ? Стремление

к просветлению привело Августина к принятию дуалистиче-

ского учения манихеев, согласно которому существует два ос-

новных начала, из коих одно ответственно за добро и челове-

ческую душу, а другое - за зло и материю, включая тело".

Ответственность за бурные страсти, следовательно, может

быть возложена на злое начало как творца царства тьмы^

В 383 г. Августин, ставший к тому времени учителем в

Карфагене, покинул Африку и отправился в Рим. В 384 г. он

получил должность придворного преподавателя риторики в

Милане. К тому времени его вера в манихейство пошатну-

лась, но он склонялся скорее к академическому скептициз-

му, чем к христианству. Однако чтение "платонических трак-

татов" в латинском переводе Викторина*' привело к тому,

что его мнение о христианском учении улучшилось. Ибо нео-

платонизм убедил его в двух вещах. Во-первых, может су-

ществовать и действительно существует духовная реальность,

в возможности которой он начал сомневаться. Во-вторых,

присутствие зла в мире можно примирить с учением о боже-

ственном творении. Ведь зло, согласно Плотину, есть не не-

кая положительная вещь, но отсутствие блага. Это не

означает, что зло нереально, иллюзорно. Слепота, физическое

зло, есть отсутствие зрения, но это отсутствие реальное. По-

добным образом нравственное зло есть отсутствие правиль-

ного порядка воли, однако оно вполне реально. В то же вре-

мя такие "отсутствия", как слепота или темнота (отсутствие

света), не являются положительными вещами, которые

должны быть сотворены Богом, сотворившим все вещи"".

От самого Августина мы знаем, что неоплатонизм способ-

ствовал его обращению в христианство. Но он не разрешил

его нравственного конфликта. Августин слушал проповеди св.

Амвросия в Милане, читал Новый Завет и познакомился с

историями обращения в христианство Викторина и жития

св. Антония Египетского. Наконец, в 386 г. произошел знаме-

нитый эпизод, описанный в восьмой книге "Исповеди"^, и в

следующем году Августин был крещен св. Амвросием.

Вернувшись в Африку, Августин был рукоположен в свя-

щенники, а в 395 г. посвящен в помощники епископа Вале-

рия, которого и сменил в 396 г. на престоле епископа Гип-

понского. Умер Августин в 430 г., когда вандалы осаждали

его епископальный город.

1

.Как епископ, Августин, естественно, уделял больше внима-

ния Писанию, чем сочинениям языческих философов, и раз-

витию теологии, нежели построению теории, которую мож-

но было бы назвать философской системой. Кроме того, он

активно участвовал в теологических спорах с донатистами**,

пелагианами^ и другими, и эти споры, поглощавшие льви-

ную долю его времени, дали толчок к созданию значитель-

ной части его литературных произведений. Вполне понятно,

следовательно, почему некоторые авторы, писавшие об Ав-

густине, подчеркивали ослабление его философских интере-

сов. Но хотя их позиция корректирует переоценку влияния

неоплатонизма на мысль Августина, всякое предположение

о том, что он забросил философию, нуждается в уточнении.

Философия, по крайней мере такая, которая привлекала

Августина и которую он считал достойной, означала для не-

го знание о том, где надо искать подлинное и прочное сча-

стье и каковы пути его достижения. Человеческая жажда

счастья является причиной или основанием философии. Фи-

лософствование есть поиски мудрости. Настоящая мудрость

обнаруживается исключительно в знании и стяжании Бога.

Со времени своего обращения Августин, естественно, верил,

что искание мудрости, которое можно было видеть в грече-

ской философии или по крайней мере в некоторых течени-

ях мысли, достигло своей цели в христианстве. Однако он,

безусловно, не думал, что тот, кто отдался христианской ре-

лигии, немедленно обретает мудрость и счастье в полном

смысле этих слов. Христианин может возрастать в мудрости

и подобии Богу благодаря благодати. И его цель - прочное

счастье- может быть достигнута только на небесах, в со-

зерцании Бога. Если, следовательно, "философия" понимает-

ся как поиски счастья и познания Бога, то ясно, что Авгу-

стин никогда не забрасывал философию. Философия как по-

иски может быть оставлена позади только тогда, когда цель

поисков полностью достигнута.

Если, однако, мы будем понимать слово "философия" в

ограниченном смысле, в котором она отличается от теологии,

то, конечно, совершенно правильно будет сказать, что чисто

философские интересы Августина ослабевали по мере того,

как он углублялся в теологическую спекуляцию и втягивался в

теологические споры. Без сомнения, правильно также, что

уменьшалось влияние неоплатонизма. об этом можно судить,

например, по отношению Августина к св. Павлу и его учению.

Впрочем, хотя Августин, будучи епископом, был погружен в

предметы, которые мы сочли бы теологическими, его "Испо-

ведь", написанная спустя не так уж много времени после его

посвящения в сан, содержит пассажи, которые можно счи-

тать философскими даже в нашем теперешнем понимании.

И "Град Божий", написанный Августином на склоне лет,

представляет известный философский интерес, даже если в

целом он признан сегодня теологическим трудом.

Августин фактически не проводил между философией и

теологией четкого различения, которое было осуществ-

лено позднее в средневековье. Как мы видели, он использо-

вал термин "философия" в очень широком смысле. В то же

время он был вполне способен отличить признание суждения

истинным просто вслед за авторитетом (так ребенок верит в

истинность какого-либо утверждения со слов своих родите-

лей) от признания суждения истинным в результате размыш-

ления. Относительно христианской веры он утверждал, что

вера предшествует, но что за верой - везде, где возможно, -

должно следовать уразумение^. Конечно, согласно нашей тер-

минологии, интеллектуальное прояснение веры и ее импли-

каций является теологической деятельностью. Но, занима-

ясь ею, Августин использовал философские понятия, пусть да-

же, как мы отмечали, влияние неоплатонизма слабело.

'Но хотя Августин и не проводил сколько-нибудь четкого

различения между философией и теологией, в его сочинени-

ях есть рассуждения, которые можно назвать философски-

ми в том смысле, какой вкладывается в этот термин даже

после их различения. И именно на таких рассуждениях, вер-

нее, на некоторых из них, мы здесь и сосредоточим внима-

ние. Сделать это - значит, вероятно, исказить мысль Авгу-

стина. Ведь если понимать философию так же, как он, надо

описывать его мысль в целом. Кроме того, фрагменты, кото-

рые можно считать философскими в современном смысле

слова, часто включены у Августина в теологический контекст.

Однако в такой книге, как наша, необходимо проводить по-

литику избирательных извлечений с целью показать склад

ума Августина и образ его мыслей в той области, которую

современный исследователь назвал бы философской.

Уже отмечалось, что, когда вера Августина в манихейство

пошатнулась, он испытал влечение к академическому скепти-

цизму. Но хотя после крушения системы верований флирт

со скептицизмом был вполне естествен, скептицизм все же

не был той философией, в которой Августин мог найти удов-

летворение. Во-первых, он страстно искал истину, благодаря

которой человек мог бы жить. Вовторых, он вскоре понял,

что на самом деле мы не можем по-настоящему и искренне

сомневаться во всем. Например, рефлексия убедит любого

человека, что он не может обманываться, думая, что сущест-

вует. "Ведь если бы ты не существовал, то не мог бы обма-

нываться в чем бы то ни было"^ Здесь, коль скоро дело каса-

ется положения sifaQor, sum (если я обманываюсь, то я семь),

Августин предвосхищает Декарта, хотя и не пытается, как

пытался Декарт, положить эту истину в основание философ-

ской системы. Для Августина она просто пример очевидно-

стей, которыми мы несомненно обладаем.

Августин прекрасно сознает, что в связи с чувствен-

ным познанием возникают проблемы. Он полагает, правда,

что мы непосредственно сознаем внешние предметы. Поэто-

му ребенка можно учить посредством описания значений

многих терминов, имеющих отношение к телесным вещам;

однако это обучение посредством описания зависит в конеч-

ном счете от знания-знакомства, от научения значениям не-

которых терминов посредством того, что мы называем ос-

тенсивным определением^. И Августин не сомневается, что

существуют внешние предметы, на которые можно указать.

Возможность несуществования внешнего мира вообще не

входит в число занимавших его проблем. Однако он, конечно,

понимает, что некоторые случаи как будто бы заставляют нас

усомниться в свидетельстве или надежности чувств. Сходя-

щиеся линии железной дороги не входили, правда, в сферу

опыта Августина, однако другие наши старые друзья (хорошо

знакомые всем, кто следит за дискуссиями вокруг современ-

ной теории чувственных данных) были знакомы и ему - ска-

жем, избитый пример с частично погруженным в воду веслом,

которое кажется изогнутым. Если в подобных случаях я дове-

ряю свидетельству чувств, не совершаю ли я ошибку?

Августин отвечает на этот вопрос отрицательно. Если вес-

ло, частично погруженное в воду, кажется изогнутым и если

я говорю: "Весло кажется изогнутым", то мое высказывание

истинно. Однако, говоря; "Весло действительно изогнуто", я

выхожу за рамки свидетельства чувства. Другими словами,

ошибочно мое суждение о свидетельстве чувства, а не само

свидетельство. Зрение показывает мне, каким весло кажется

в определенных обстоятельствах; однако оно не показывает,

каково весло "само по себе", независимо от его явления в

данных обстоятельствах. Следовательно, о зрении нельзя ска-

зать, что оно лжет.

Стоит обратить внимание на представление об этой

ситуации, сложившееся у Августина. Внешние вещи вызыва-

ют изменение в органах чувств; однако, по его мнению, те-

лесное не может воздействовать на нетелесное, или духов-

ное. Душа, замечая или наблюдая изменения в органах

чувств^, вырабатывает свои суждения, тогда как чувства не

составляют никаких суждений. Поскольку, следовательно, ло-

гическая истинность и ложность являются предикатами су-

ждений, мы не вправе говорить, что чувства ошибаются или

лжесвидетельствуют, хотя, конечно, они могут дать повод для

ложных суждений ума.

Мы могли бы подумать, что отнесение ошибки за счет су-

ждения, а не изменений в органах чувств или ощуще-

ния, мало чем или вовсе не поможет нам отличить явление

от реальности. Однако можно утверждать, что философ вовсе

не обязан объяснять нам, как отличить, например, весло, ко-

торое кажется изогнутым просто потому, что частично по-

гружено в воду, от весла, которое действительно изогнуто.

ибо мы уже знаем, как это сделать. И даже если мы этого не

знаем, не следует ждать объяснений от философа, философ

может разве что попытаться разъяснить теоретическое за-

труднение, которое имеет мало общего с практической жиз-

нью. Многие люди, во всяком случае, сочли, что Августин по-

могает указать мухе выход из бутылки (используя выражение

Витгенштейна), пусть даже образ души, наблюдающей изме-

нения в чувствах, не особенно способствует пониманию.

Августин, таким образом, пытается избавиться от скепти-

цизма, основанного на предполагаемой ненадежности чув-

ственного опыта. Однако, как и прежде Платон, он сосредо-

точивает внимание главным образом на высказываниях, ко-

торые, с его точки зрения, характеризуются неизменностью,

необходимостью и всеобщностью. Рассмотрим, например,

математические высказывания. Такое высказывание, как

8+2°10, для Августина неизменно истинно^. Кроме того,

оно необходимо истинно. Оно не просто оказывается ис-

тинным в данном случае, хотя могло бы быть и ложным. Не

является оно также иногда истинным, а иногда ложным.

Оно как бы властвует над умами, а не наоборот. Наконец,

это высказывание универсально истинно. То, что ток возду-

ха есть приятный ветерок, может показаться истинным од-

ному человеку и ложным другому, ибо этот другой человек

может воспринимать его как отвратительный сквозняк. Ис-

тинность же математического высказывания не затронута

личностными факторами. И одна и та же истина может быть

самостоятельно усмотрена людьми, живущими в разных час-

тях света и в разные исторические периоды.

Согласно Августину, мы усматриваем такие истины спо-

собом, подобным тому, каким мы видим телесные предметы.

Так, мы видим дерево, потому что оно здесь и может быть

увидено. Сходным образом вечные истины образуют умопо-

стигаемый мир истины. В некотором смысле они могут быть

увидены здесь и интуитивно постигнуты. Далее, этот умопо-

стигаемый мир истины открывается размышлению как ос-

нованный на абсолютной истине самой по себе - Боге. Если

мы обрадуемся к Августину в надежде найти ряд тщательно

разработанных доказательств существования Бога, то нас

ждет разочарование. Отправной точкой для него является ве-

ра. И хотя в ходе поисков верой уразумения самой себя Ав-

густин рассуждает об очевидности или знаках божественно-

го присутствия и деятельности, приводимые им "аргумен-

ты" - как правило, не более чем обобщения, напоминания

для уже верующих. Его излюбленный аргумент, однако, исхо-

дит из вечных истин, и эта линия аргументации появляется

вновь в некоторых философских системах нового време-

ни, особенно в философии Лейбница. Главная мысль состоит

в том, что как человеческое воображение и его продукты от-

ражают изменчивый человеческий ум, так и вечные истины,

которые открываются умом и вынуждают его признать се-

бя, отражают вечное основание, вечное бытие.

Эта линия доказательства едва ли произведет сильное впе-

чатление на умы людей, усвоивших учение Юма о высказы-

ваниях, которые устанавливают "отношения идей", или тео-

рию тавтологий Витгенштейна. Они могли бы спросить: ка-

кое отношение имеют аналитические суждения к сущест-

вованию Бога? Нужно, однако, помнить, что Августин нахо-

дился под сильным впечатлением от истин, которые, по его

мнению, в каком-то смысле превыше человеческого ума (в

том, так сказать, смысле, что человек может их узнать, но не

изменить) и которые истинны вечно, тогда как человече-

ский ум изменчив. В то же время он не думал, что сфера

вечных истин существует просто "вне" всякого ума, незави-

симо от него". Он считал, что они указывают на Бога, выяв-

ляя вечный базис, или основание. Собственно отношение

вечных истин к Богу не разъясняется ни в философии Авгу-

стина, ни в философии Лейбница. Однако ясно, что Авгу-

стин, как много позднее и Лейбниц, полагал, что они требу-

ют метафизического основания, которое само по себе вечно.

Однако, спрашивает Августин, как возможно, что измен-

чивый и заблуждающийся ум способен постигать неизмен-

ные истины с безошибочной достоверностью? Современный

философ мог бы ответить вопросом.' а почему бы нет? Что, в

самом деле, странного в способности изменчивого и оши-

бающегося человеческого существа познавать истинность

аналитических суждений? Августин, однако, полагает, что че-

ловеческий ум в каком-то смысле превосходит себя или, ско-

рее, свою зависимость от чувств и вступает в сферу вечной

истины. И он спрашивает, как это возможно. Вспомним пла-

тоновскую теорию (или миф) "воспоминания", согласно ко-

торой ум вспоминает то, что видел в предшествующем су-

ществовании". Правда, и Августин некоторое время, как вид-

но, забавлялся мыслью о предсуществовании души, но в ко-

нечном счете ее отверг. И он заменил платоновскую теорию

воспоминания собственной теорией божественной иллю-

минации, которая позволяет нам не только видеть вечные

истины, но также судить о вещах в их отношении к вечным

критериям - идеям".

Темы света и иллюминации были, конечно, широко рас-

Blog

Содержание: Предисловие