Русская философия сложный и многогранный процесс, который включает в себя многие направления как идеалистической, так и материалистической ориентации
| Вид материала | Документы |
- Тема 1 Понятие психологии общения, 208.48kb.
- Философское учение платона содержание, 163.53kb.
- Конспект урока литературы в 7 классе, 72.53kb.
- Для студентов ифм общая характеристика, 272.13kb.
- Секция «Менеджмент» Основные функции кадрового менеджмента, 451.56kb.
- Е. Р. Крылова Холодинамика представляет собой си систему новых взглядов на процесс, 41.52kb.
- Уки, полезно и даже необходимо обратиться к истории ее развития, рассмотреть, как шло, 933.09kb.
- Интегральный эффект внедрения альтернативного энергоносителя – биогаза, 69.35kb.
- К вопросу о человеческом и искусственном интеллекте, 75.75kb.
- От лат. «приспособляю» это сложный процесс приспособления организма, который происходит, 75.53kb.
ВВЕДЕНИЕ
Русская философия - сложный и многогранный процесс, который включает в себя многие направления как идеалистической, так и материалистической ориентации. Противоречивость ее определяет немалые споры и в историческом прошлом, и в настоящее время. Заявив о себе как о явлении мировой духовной культуры, русская философия тем не менее продолжает отстаивать свои права как на статус «философии самобытно русской», так и на статус философии как рационально-научного знания. В первом случае русская философия рассматривается как «национальное самосознание эпохи», выражение русского характера и русской души, во-втором речь идет исключительно о влиянии зарубежных философских направлений и школ.
Оценки русской философии даже в конце XIX – начале ХХ века не только противоречивы, порой – взаимоисключающи. Вл. Соловьев, например, полагавший, что «в философском мировоззрении как личный, так и национальный дух действует вполне свободно и самостоятельно, и … здесь, по преимуществу, нужно искать выражения нашей культурной самобытности», не находит «никаких положительных задатков или хотя бы сколько-нибудь определенных вероятностей … великого и независимого будущего России в области мысли и знания».
Соловьев писал так в годы, когда русская философия только вступала «в период систем». Однако подобные утверждения характерны и для более позднего периода. Они находят определенное отражение в целом ряде статей, явившихся первыми попытками создания истории русской философии. Пока речь идет не столько об историко-теоретических экскурсах, сколько о стремлении дать общую картину русской философии, определить тенденцию ее развития и основные факторы формирования. Таковы работы Я. Колубовского, А. Введенского, В. Чуйко.
Одной из самых ранних работ такого рода является статья Я. Колубовского «Философия у русских». Представленный материал является для того времени наиболее полным и в содержательном, и библиографическом плане, обзором русской философии, и, как отмечает автор, «отдельных философских дисциплин».
Можно не соглашаться с целым рядом положений Колубовского, с его прямолинейным желанием во что бы то ни стало «привязать» каждого русского философа к западно-европейским концепциям, но нельзя отрицать того факта, что его работа представляет собой добротную «канву» отечественной философской культуры XIX века. В недалеком будущем эта «канва» превратится в многоцветный, поражающий многообразием «узор» в исследованиях Э. Радлова и Г. Шпета.
Через пять лет после работы Колубовского появляется небольшая статья В. Чуйко «Русская философия». В беглом обзоре трудов наиболее известных русских философов критерием, так же, как и у Колубовского, является близость к той или иной западно-европейской школе.
А. Введенский понимает сложность определения русской философии: «ведь постоянно приходится слышать, что у нас все еще нет своей философии и что мы еще надолго осуждены ученически усваивать и повторять чужие воззрения, нисколько не участвуя в их дальнейшей разработке и даже не применяя их к развитию нашей культуры». Ну, а если русская философия и признавалась, то «как тепличное растение», «результат искусственного воспитания здорового русского ума в несвойственном духе» и в направлении, которое противоречит его «природным наклонностям».
Введенский пытается вывести эту проблемы из своеобразного тупика. Он рассматривает развитие философии в России как следствие глубокой внутренней потребности, подчеркивает жизнеспособность русской философии, оптимистически смотрит в ее будущее. Введенский был одним из немногих русских исследователей, которые оценивали заимствование в философской мысли как явление обязательное. Необходимость усвоения образцов «более широкого и систематического мышления» несомненна, и русскими мыслителями они были найдены в немецком идеализме.
Введенский нашел «ключ» к развитию русской философии. Можно не соглашаться с его периодизацией, что и сделал позднее Радлов, можно упрекать его в излишнем оптимизме, но главная заслуга Введенского состоит в том, что он попытался определить место философской мысли в русской культуре в целом, наметив в то же время процесс дифференциации философских дисциплин. Этот подход в историко-философских исследованиях начала века не был «проработан» до конца, но потребность в нем «витала в воздухе».
Первоначально проблема возникновения отдельных философских дисциплин в России выглядит бессмысленной. Понадобился иной подход, иная оценка русской философии, обоснованные огромным информационным материалом русской духовной культуры начала ХХ века, для того чтобы появились глубокие и содержательные характеристики русской логики и гносеологии, психологии, этики и эстетики. Масштабный скачок в этом направлении был совершен работами Э.Л. Радлова, прекрасного знатока истории мировой и отечественной философии.
Радлов впервые попытался выявить характерные черты русской философии в 55 томе Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1898 г.), его интерес к этой проблеме прослеживается в двух изданиях «Философского словаря». «Очерк истории русской философии» (1912 г.) явился во многом систематизацией уже высказанных им положений, но включает в себя целый ряд новых взглядов, имеющих для характеристики русской философии принципиальное значение. Позднее, в 1920 году, было подготовлено второе издание «Очерка», в значительной степени переработанное и содержащее огромный историко-теоретический материал.
Радлов находит в русской философии черты, не являющиеся бесспорными, но заслуживающие самого пристального внимания: они определяют ее специфический, национальный характер.
Радлов понимает, что специфика русской философии имеет глубокие корни в «особенностях русской жизни», в этом он особенно близок Введенскому. Положения, связанные с особенностями «русской души» и «русской жизни», не являются открытием Радлова: о жажде чудесного, искании пророчества, стремлении к оправданию личного и общественного спасения, жажде мученичества, искании подвига и искупительной жертвы спорили и в XIX столетии и в начале ХХ века. Но Радлов на этой основе пытается определить специфику русской философии, в значительной степени по-новому рассматривая влияние западно-европейских школ.
Характерные черты русской философии были рассмотрены А.Ф. Лосевым в опубликованной в Цюрихе статье «Русская философия» (1919 г.). Материал свидетельствует о принципиально новом подходе к проблеме формирования русской философии. Новизна обнаруживается уже в предпосылке характеристики, в ответе на вопрос «осуществляется ли познание только в русле мышления?» Развитие мировой философии свидетельствует о наличии «нелогических и дологических слоев познания и мышления». По мнению многих, за этим скрывается наивное, мифологическое понимание философии, но «мы и должны быть мифологами, - отмечает Лосев, - потому что почти вся русская философия являет собой до-логическую, до-систематическую, или, лучше сказать, сверхлогическую, сверхсистематическую картину философских течений и направлений».
Лосев, таким образом, разрубил «гордиев узел» извечного противопоставления философии как системы рационального знания и философии как миросозерцания, который в русской философии приобрел формы антагонизма заимствования и самобытности философских концепций. Он развивает мысль, которую в свое время только наметил А. Введенский, и которая в работах Э. Радлова приобрела форму надежды на будущее русской философии.
Лосеву нет нужды доказывать особый характер русской философии, как не оспаривает он и то, что литература, им исследуемая, именно философская, и именно русская.
Для Лосева русская философия представляет собой определенное единство, и уже поэтому в статье не идет речь об эстетике как самостоятельной дисциплине. Но нельзя не видеть в этой ранней лосевской работе будущего историка и теоретика эстетики. Взгляд на мир как не целостность, характеризующий русскую философию, найдет позднее свое место в его интерпретации философии античности. «Античная философия очень эстетична», - пишет он, - а античная эстетика «представляла собой не что иное, как эстетику жизни». Аналогии лежат на поверхности: русская философия есть «теория жизни», она онтологична по своей сути и исходит из определения мира как эстетически организованной целостности. Такова философия славянофилов, Вл. Соловьева, С. Трубецкого, П. Флоренского, и в этом смысле русская философия «не только полна эстетики, но в своих вершинных формах собственно и является эстетикой».
Как же решается вопрос взаимодействия западно-европейской и русской философии, таких разных по основополагающим принципам?
В основе русской философии – Логос, и в противоположность западно-европейскому рационализму она провозглашает «восточно-христианский логизм», в противовес меонизму – «полнокровный и беспокойный мистико-онтологический реализм, а бескровному и абстрактному имперсонализму – динамический и волюнтаристический тонизм». Эта противоположность – не статична: русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между западно-европейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом и является «беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом».
Лосев не ставит задачей дать исчерпывающую характеристику историко-философского развития России, считая это невозможным в рамках статьи. Но приоритет философии «самобытно русской», не имеющей аналогов на Западе, в работе Лосева несомненен. Ее многосторонность и многообразие в настоящее время не поддаются классификации и точным формулировкам, «систематизация русской философской мысли, т.е. выделение и описание основных типов собственно русского мировосприятия, - задача отдаленного будущего». Не все характеристики русских философских школ, данные Лосевым, можно принять безоговорочно: он явно принижает значение материализма и позитивизма в России и не считает нужным анализировать работы, связанные с этими философскими школами. Лосев только общим «мазком» дает русских неокантианцев, не вдаваясь в анализ даже основных работ. Его характеристика русской самобытной философии далеко не полна. Но основную, поставленную в работе задачу – выделить специфически русское направление в современной философии, показать его истоки и главные тенденции развития – Лосев решает плодотворно. Будущее русской философии вселяет самые большие надежды: «самостоятельная русская философия, поднявшаяся на высокую ступень апокалиптической напряженности, уже стоит на пороге нового откровения, возможно, также и новой кристаллизации этого откровения, т.е. новых догм».
В начале 20-х годов историей русской философии занялся Г.Г. Шпет. Написана только первая часть: задуманная, многотомная коллективная «История русской философии» не состоялась. Шпет не характеризует современные направления русской философии, его исторический экскурс далек от ХХ века. Но общая характеристика и прогнозы развития русской философии, соотношение различных направлений философской мысли в русской духовной культуре делают эту работу одной из самых значительных в русской философской историографии ХХ века.
«Очерк развития русской философии» несовременен с формальной точки зрения. Но с содержательной и методологической – это «прорыв» в философию будущих десятилетий. Г. Шпет пишет свое исследование тогда, когда им критически переработана феноменология Э. Гуссерля, написана первая часть «Истории как проблемы логики», подготовлена рукопись «Герменевтика и ее проблемы», публикуется первая статья из «Введения в изучение этнической психологии». «Очерк» создавался параллельно с «Эстетическими фрагментами», и будущий автор эстетико-философского исследования «Внутренняя форма слова» не мог не выявиться в историческом анализе русской философии.
Историческое исследование Г. Шпета строится на незыблемой позиции автора: он «сторонник философии как знания, а не как морали, не как проповеди, не как мировоззрения». Именно «философия как знание есть высшая историческая и диалектическая ступень философии». Что же в таком случае, представляет собой русская философия, которая «как знание» не существует? Она находится «в предварительной истории», «становится в знание». Русская философия глубоко национальна, она приобретает национальный характер не в ответах – научный ответ, действительно, для всех народов и языков – один, а в самой постановке вопросов, в подборе их, в частных модификациях. Не идеальные формы и не содержание проблем, а интерес и отношение к той или иной проблеме, к той или иной стороне в ней носят народный характер. Но в таком случае русская философия определяется не изображением фактов, а введением их в должный контекст, «установлением и выбором этого контекста». Для Шпета этот контекст – «сфера философского и философско-исторического освещения нашей культуры», в этой связи им рассматривается формирование «общественного философского сознания» в России.
Отношение к отечественной философии проявляется в трех позициях. Первая, предполагающая утилитаризм как характерную черту философии, определяет ее как «мудрость и мораль»: «философия должна учить жить мудро как в самом широком, так и в самом узком смысле практической жизни». Вторая позиция предполагает понимание философии как «метафизики и мировоззрения». Здесь представление о пользе более возвышенное и тонкое: «спасение души, разрешение загадок смысла жизни, оправдание мира». И только третья позиция определяет философию как «чистое» знание, неутилитарное и незаинтересованное.
Для Шпета утилитарное отношение к знанию – свидетельство «некоторой примитивности культуры и духа», оно должно исчезнуть вместе с развитием их», с преодоления в русской культуре «варварского невегласия». В России это преодоление идет чрезвычайно сложно, и история русской философии, по Шпету, есть история философии, которая «не познала себя как философию свободную, не подчиненную, как философию чистую, философию – знание, философию как искусство». Это история донаучной, утилитаристской философии: «восприятие идеи и ее движения в русской философии не-чисто, донаучно, примитивно, не-софийно, не мастерское».
Рассмотренный выше материал позволяет выявить основные тенденции отечественного философского самосознания. Авторы первых исторических исследований, от Колубовского до Шпета, уделяя различное по объему и содержанию внимание отдельным философским дисциплинам, выявили определенные формы их существования.
Объективное историческое исследование не может не показать, что русская философия – национально-самобытна, и эта самобытность во многом определяется православно-христианской традицией. Несомненна и связь русских интеллектуалов с западноевропейской философской культурой. Но сама по себе констатация этих фактов недостаточна. Главное состоит в том, чтобы понять, какие факторы определяли развитие русской философии, какие мотивы побуждали национальную мысль обращаться к Западу и какие идеалы определяли специфический характер русской философии.
Ответить на поставленные вопросы в процессе вузовского обучения призвано данное учебное пособие.
^ ГЛАВА 1. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ В ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЕ ДРЕВНЕЙ РУСИ
- Основные черты и периодизация русской философии
Возникновение и развитие русской философии происходит под влиянием факторов, которые заставляют сравнивать эти процессы с западноевропейскими. Западная Европа сознавала себя наследником античной философии, и это вводило в ее интеллектуальную культуру готовую философскую терминологию, и в качестве образца – определенную структуру философской мысли. Иная основа философии русской: она постоянно находила рядом с собой «напряженную и активную философскую мысль на Западе». По словам В. Зеньковского, «живая философская современность вставала перед русскими умами в таком богатстве и силе, что это не только пробуждало философские интересы, но и стесняло их, давило на них. Нужны были огромные усилия для того, чтобы совместить в себе необходимое ученичество и свободное собственное творчество».
Другими словами, русская философия долгое время формировалась под влиянием творческого влияния западно-европейских мыслителей. Но идеи Запада переплавились в историософию П.Я. Чаадаева, «русскую идею» «славянофильства», в философию всеединства Вл. Соловьева. Этот процесс принимает форму диалектического единства заимствования и самобытности русской философии и воспринимается как закономерность, если принять за основу определение, данное русской философии А.Ф. Лосевым: «русская философия является насквозь интуитивным … даже … мистическим творчеством, у которого нет времени, а, вообще говоря, и охоты заниматься логическим оттачиванием мысли». Русская самобытная философия в этом аспекте представляет собой постоянную борьбу между «западноевропейским абстрактным ratio» и «восточно-христианским конкретным, богочеловеческим Логосом». С этих позиций становится понятным и определение русской философии как «жизнетворчества», «жизнеутверждения».
Русская философия как «чисто мистическое постижение сущего» постигает его только в символе, в образе, «посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности». Символ выступает сущностным принципом русской философии. Речь идет об особенностях формирования универсалий, раскрывающих содержание философских концепций – таких, например, как София Вл. Соловьева, «первоявление» С. Франка, Космос – единосущее П. Флоренского. Такая постановка вопроса требует обращения к анализу единства русской философии и искусства, эстетического восприятия мира в целом. Русские философы устанавливают необходимость единства бытия как Космоса и человеческого бытия, преодоления «распыленности» и бесформенности человеческого существования, которое выражается в «раздвоенности» между миром природы и миром культуры», «бездушной закономерности макрокосмоса» и области целей и ценностей человеческого микрокосмоса. В качестве обязательной выдвигается задача примирения бытия и ценности, природы и культуры, космического и человеческого, в качестве объединяющего начала, в числе других, предлагается идея религиозная.
Идея целостности, к которой стремится русская философия, находит выражение в таком уникальном философском явлении как «русский космизм». Основной материал, привлекаемый для анализа этого направления, является благоприятной основой для постановки проблемы взаимосвязи философии и естествознания. Сама постановка основных проблем русского космизма свидетельствует о философском осмыслении проблемы бесконечности мироздания и конечности человека: человек вырван из космической системы, он одинок и ему, так же как и паскалевской «тростинке на ветру» неуютно и беспокойно. Попыткой преодоления этого выступают космические теории Циолковского, Умова, Чижевского, Федорова, Вернадского.
Русская философия в своем историческом развитии была «укоренена» в духовной культуре. Русская мысль всегда «оставалась связанной со своей религиозной почвой; здесь был и остается главный корень своеобразия … и разных осложнений в развитии русской философской мысли», подчеркивал Зеньковский. И культура, и религия определяли зависимость русской философии от государства и политических процессов в России. Следует подчеркнуть, что русской философии (в разной степени в различные исторические периоды, но всегда!) было свойственно «вдохновение свободы». Сложность и противоречивость историко-философского процесса в России сделали затруднительным периодизацию русской философии – вопрос до настоящего времени остается дискуссионным. Думается, что наиболее приемлемым представляется периодизация, в основе которой лежит характеристика русской духовной культуры и специфика российской истории.
- Первый этап – XI-XVII вв. Длительный период от языческой политеистической картины мира к монотеизму православия. Основная форма общественного сознания – религия. Основная проблематика философской культуры этого периода – религиозно-этическая. Но и в рамках религиозного сознания ставятся вопросы философско-мировоззренческого характера, они свидетельствуют о внимании к проблемам человека, о попытке определить его положение в России, об особой значимости чести и достоинства человека. В переписке А. Курбского с Иваном IV формулируются отдельные элементы «естественного права» - в этом русские мыслители и публицисты опережают Европу.
- Второй этап – конец XVII – начало XIX века. По проблематике может быть соотнесен с западноевропейским Возрождением. Но в России утверждение принципов гуманизма связано с ослаблением позиций Церкви и развитием секулярной культуры, реформами Петра I. Именно в это время формируется русская наука, закладывается система отечественного образования. Чуть более ста лет понадобилось русским мыслителям для того, чтобы наметить проблематику, аналогичную западноевропейской философии Нового времени и Просвещения. Философия находит выражение в работах М.В. Ломоносова, Н.И. Новикова, А.Н. Радищева. Теперь формируется не только морально-религиозная философия, но и натурфилософия (Ломоносов) и антропология (Радищев) в классических вариантах.
- Третий этап – XIX век – характеризуется формированием национального самосознания, и в соответствии с этим – самобытной русской философии. В начале века наибольшими авторитетами для русских мыслителей были французские просветители, в 20-30 годах – Фихте и Шеллинг, в 40-50-ых – Гегель и Кант, с 60-70 годов философскими авторитетами стали позитивисты, затем Маркс и Энгельс. Последние десятилетия века выдвинули в «зону повышенного внимания» русских интеллектуалов творческие искания А. Шопенгауэра и Ф. Ницше.
Проблемное поле русской философии XIX века распадается на три сравнительно автономные, но тесно взаимодействующие сферы: «познания», с основной оппозицией «вера-знание»; «действия» с основной оппозицией «аполитизм - революционаризм»; «ценностей» (нравственности) с основной оппозицией «альтруизм - эгоизм». В каждой из сфер присутствует альтернативная ориентация на определенный «идеал» или «тип». В сфере познания это идеал рациональности (духовности), задаваемый либо религией, либо наукой. В сфере действия - идеал социальности, представляемый либо монархией, либо демократией (в вариантах: либерализм, социализм, анархизм). В сфере ценностей - идеал человека, определяемый либо с помощью некоторых форм коллективности («государство», «народ», «община», «церковь»), либо посредством личностных атрибутов («разумность», «нравственное чувство», «природа человека»). Таким образом, русская философия предстает как многообразие философских доктрин, систем, школ и традиций, организованных вокруг двух «полюсов» - «философии тотальности» (целостности, коллективности) и «философии индивидуальности». И в этом - специфическая особенность русской философии XIX столетия.
- Четвертый этап – это философия ХХ века. Название весьма условное, так как оно характеризует лишь хронологические параметры. Особенности русской философии ХХ века состоят, прежде всего, в отсутствии целостности – и проблематической и организационной. В философии этого периода можно выделить:
а) философию «серебряного века», которая характеризуется духовным «взлетом» самобытной русской философии и формированием нового религиозного сознания;
б) философия, которая развивалась в рамках советского общества в послеоктябрьский период. Тоталитарный режим не смог искоренить оригинальности философского мышления Г. Шпета, А. Лосева, М. Бахтина, В. Асмуса, Э. Ильенкова, многих других;
в) русская философия в эмиграции: развитие русского экзистенциализма, утверждение принципов евроазийства, проблемы русской культуры и истории в трудах Н. Бердяева, Л. Шестова, И. Ильина и др.
Философия постсоветского периода еще требует дальнейшего изучения.
^ 1.2. Древнерусская философия: от принятия христианства до зарождения профессиональной философии
Русская философия представляет собой оригинальное образование мировой философской мысли. Включенность в отечественную культуру в целом (см. 1.1) позволяет рассматривать XI – XVII века как начальный период русской философии, обладающий чертами своего становления и развития. Для него характерно восприятие, с одной стороны, элементов славянского языческого мировоззрения, с другой – теоретических положений развитой к тому времени восточнохристианской философской и богословской мысли. От Византии, бывшей главной хранительницей античного наследия, Русь получила немало образов, понятий основополагающей для европейской культуры античной цивилизации, но не в чистом, а в христианизированном виде. В XI – XIII вв. о древнерусской философской мысли можно говорить как о сложившемся явлении, а в XV – XVI вв. она переживает свой расцвет; в XVII веке начинается постепенная смена средневекового типа мышления новоевропейским.
Принявшее окончательные формы в Х в. языческое сознание восточнославянских племен явилось итогом многотысячелетнего архаического периода, главными установками которого можно считать нерасторжимость с природными циклами, политеистическое поклонение стихиям, не различение духовного и материального аспектов бытия, культ тотемов и предков как способ социальной детерминации. Христианство вводит напряженное противостояние духа и материи, в мире и человеке усматривается непримиримая борьба двух противоположных начал, отождествляемых с Богом и дьяволом, добром и злом, душой и плотью. Человек взывается к моральной ответственности, его жизнь подключается к мировому универсуму, судьба народа становится частью общечеловеческой истории.
Реально древнерусское сознание при господстве православного учения включало элементы языческого прошлого, что принято называть двоеверием. В отличие от западноевропейской схоластики, языком которой была латынь, отечественная философия, с самого начала следовала традиции славянских первоучителей Кирилла и Мефодия, создавших азбуку и положивших начало перевода Библии как основного источника средневековых представлений о мире и человеке на старославянский язык.
Неотделимость от контекста культуры в целом, тесный союз с литературой и искусством, когда многие философские идеи воспринимались не в виде понятийно-логических и системно-образующих конструкций, а через художественно пластические образы, и отсюда тяготение к живому, образному слову, публицистичности, особый интерес к исторической и нравственно-этической проблематике составляют отличительные черты русского средневекового философствования.
Термин «философ», «философия», «философствовать» довольно часто встречаются в древнерусской письменности, но их значение было гораздо шире, чем в современном языке. Памятники свидетельствуют об уважительном отношении к философии на Руси, показывают ее высокий статус и дают опосредованное понимание самой философии и смысла философствования. Непосредственные же представления о ней выражены в ее определениях: наиболее авторитетный для Руси того времени византийский мыслитель и богослов VIII в. Иоанн Дамаскин дал 6 определений философии: «философия есть познание сущего как такового … познание человеческих и божественных вещей … помышление о смерти произвольной и естественной … уподобление Богу в возможной для человека степени … искусство искусств и наука наук … любовь к мудрости».
Первое на славянском языке определение сформулировал первоучитель Кирилл, прозванный философом. В посвященном ему житии сообщается, что под философией он понимал «знание вещей божественных и человеческих, насколько может человек приблизиться к Богу, которое учит человека делами своими быть по образу и подобию сотворившего его». Далее раскрывается понимание философии как возвышенного стремления к Софии Премудрости Божией.
После введения христианства в Киевской Руси новая идеология нуждалась в осмыслении серьезных богословско-философских вопросов бытия и сознания, и это стимулировало рост интереса к мировоззренческой проблематике. Центральным мировоззренческим понятием было понятие Бога, осмысленное как высший синтез субстанционального, морального, социального и иного отношения к бытию. Главным назначением усваиваемой священной мудрости было научение человека добродетельной жизни и осознанию им высшего смысла своего существования.
Этическим руководством была Псалтырь. После Азбуки и Часослова она стала на Руси следующей обязательной для изучения книгой. Псалтырь была не сухим учебником, а ярким поэтическим произведением, оказавшим глубокое воздействие на всю средневековую культуру и поэзию вплоть до нового времени. К числу наиболее ценных источников философско-онтологического характера следует отнести «Шестодневы», пространственно истолковывавшие библейский сюжет о сотворении мира.
Среди оригинальных сочинений на первое место по своему философскому значению следует поставить «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона (конец Х – середина XI в.). Оно является первым известным нам памятником древнерусского торжественного красноречия, это яркое творение публицистики и вместе с тем глубокое историческое сочинение. «Слово о законе и благодати» посвящено величию Руси, богоизбранности ее властелинов. Вопреки церковной схеме, трактовавшей благодать как исполнение закона, древнерусский мыслитель-книжник считал их абсолютно противоположными и противостоящими друг другу. Закону чуждо представление о высшем благе – свободе, он целиком погружен в быт, в суету земных страстей. Он не облагораживает, не очищает, а только плодит зависть и тяжбы, гнев и преступление. Он веселит явным, не ведая тайного, дает малое, не зная вечного. Для Илариона очевидно, что благодать, упраздняя закон, приводит к уничтожению рабства. Ветхий завет сменяется Новым, рабство – свободой. В этом суть развития человеческой истории. С помощью метода символического толкования Ветхого завета Илларион построил богословско-историческую концепцию, в которой доказывалась включенность «земли русской» в общемировой процесс «божественного света» над «тьмой» язычества.
В интерпретации Иллариона христианство оказывалось учением о свободе как органическом состоянии человечества. Это противоречило официальным постулатам церковной идеологии, однако вполне соответствовало моральным заветам первоначального христианства. Иларион открывал перед русской философией широкий путь самобытных исканий, предопределив ее внимание к историософии.
Мыслителей, писателей, публицистов можно обнаружить не только среди лиц духовного звания. Культурным деятелем XII в. из мирян является великий князь Владимир Мономах (1053–1125), создатель «Поучения», пронизанного постоянным напоминанием о следовании добру, неприятии зла в любом обличье, о «страхе Божием» как начале всякого благого деяния, а также призывом к примирению и прощению взаимных обид, преодолению ненависти и розни ради единства русской земли.
«Поучение» Владимира Мономаха – один из немногих текстов, где дан этический кодекс поведения мирян. Праведная жизнь любого человека достигается «добрыми делами»: «покаянием», «слезами» и «милостыней». Максимы личного поведения князя оказываются одновременно и политическими принципами.
Особенности философских исканий того времени нашли отражение в сочинении митрополита Никифора «Послание к Владимиру Мономаху о посте». Это один из самых ранних древнерусских текстов, где содержатся рассуждения о познавательных способностях человека, связанных с психологией, душевной организацией личности. Кроме проблем гносеологических в нем затрагиваются вопросы социально-этического порядка. Автор исходил из представления добра и зла, истины и заблуждения.
Вслед за Платоном Никифор выделял три части или силы души: разум («словесное»), чувство («яростное») и волю («желание»). Разум – старше и выше всех, и обладание им отличает человека от животного, наделяя способностью познавать небо и прочие творения. Разумом надо уметь правильно пользоваться: он может и возвышать человека к Богу, и низводить к дьяволу, который тоже был разумен, но возгордился и пал. Причину это Никифор усматривал в неодинаковой достоверности доставляемых чувствами «припоминаний». Все они – и слух, и зрение, и осязание, и обоняние, и вкус – в одном отношении безупречны, в другом – обременены «прегрешениями». Наиболее истинно только зрение, поэтому то, что мы видим не без ума, видим верно. Иное дело – слух: его труднее всего контролировать разуму.
Особое влияние на развитие русской культуры этого периода оказывает исихазм ( от греч. hesichia - покой, тишина, безмолвие, отрешенность). В широком смысле слова исихазм понимается как аскетическое учение о внутренней духовной сосредоточенности с помощью определенных приемов медитации, разработанное раннехристианскими отшельниками IV – VII вв. (Макарий Египетский, Иоанн Лествичник и др.), а в более узком смысле как возникшее в IV в. на Афоне и наиболее разработанное теоретически Григорием Паламой религиозно-философское учение о нетварных (божественных) энергиях, улавливаемых «энергийным центром» человека. Практика исихазма связана с деятельностью Сергия Радонежского и его учеников – молчальников.
С середины XIV в. меняется положение древнерусской церкви. Духовенство раскалывается на противоборствующие группировки: первая – иосифляне, «богомольцы князей московских», вторая – обосновывает необходимость духовного обновления церкви – это исихасты, нестяжатели.
На всем движении нестяжательства ярко запечатлелась личность «великого старца» ^ Нила Сорского (1433–1508). После Нила остались «Предание ученикам» - трактат, посвященный вопросам монашеского самосовершенствования, и несколько посланий к разным лицам.
Два пункта учения Нила Сорского вызывали особенное недовольство иосифлян. Во-первых, это запрет монастырской собственности. На церковном соборе 1503 г. старец открыто провозгласил, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы черньци по пустыням, а кормили бы ся рукоделием», физическим трудом. Во-вторых, он призывал отказаться от украшения храмов: «яко не лепо чюдитися делом человеческых рук и о красоте здании своих величатися».
Как и все исихасты, Нил прежде всего рассуждал об «умном делании», познании божественного. Опираясь на Григория Синаита, он исследовал различные «мысленные брани», которые досаждают душе, «всевая в ее пороки и согрешения». Причина всего предметы и явления внешней действительности. Благодаря чувствам они «объявляются» уму и преобразуются в простые идеи («помысл прост»). Эта начальная стадия развития страсти обозначается понятием «прилог». Если ум склоняется к «приятию помысла», тогда наступает вторая стадия – «сочетание», т.е. соединение возникшей идеи с «произволением» человека, его волей. На этой стадии богоугодна только такая мысль, которая может быть направлена в русло благих деяний. Всякая иная мысль должна быть решительно отсечена, ибо в противном случае возникает «сложение», т.е. согласие души с тем, что «глаголет вражий промысл», «съластное» ощущение. Затем наступает «пленение», обращение к чувственному образу, и в конечном счете утверждается страсть – высшая любовь и приятие земного мира, человеческих «мечтаний». Страсть формирует нрав человека, его жизненные позиции.
Нил Сорский мыслил в категориях рационализма, но его рационализм служил не средством достижения истины, а способом возвышения веры. Мудрование – это своеобразная гигиена ума, духовная профилактика, позволяющая освободить ум от ощущений, оградить его от мирского, тварного. Его зримое выражение – плач, «слезное видение мира», предрасполагающее к приятию святости. Как через мудрование приходит разумение, так через плач утверждается благоразумие. Благоразумие уравновешивает ум, освобождая его от словесных форм. Оттого оно равнозначно молчальничеству.
В начале XVI в. складывается одна из важнейших доктрин отечественной философии истории – «Москва – Третий Рим». Она была сформулирована в посланиях старца Филофея.
Стержень теории Филофея – идея провиденциализма: все происходящее в жизни людей и народов определяется и свершается всевышней десницей Божьей; мощью и промыслом его возводятся на престолы цари и достигают своего величия, созидаются и разрушаются царства, процветают и гибнут народы. В истории человечества нет и не может быть ничего случайного. По свидетельству пророков, которым был открыт промысел Божий, история человечества есть история мировых царств, чередующихся в порядке преемственности тех народов, которых Бог избирает орудием своих предначертаний. Круг исторических судеб человеческих закончится торжеством и гибелью трех мировых царств, трех Богом избранных народов: с гибелью последнего, третьего царства наступит конец мира, Страшный суд. Два из этих царств уже пали: ветхий Рим, а за ним и Рим новый, так как изменили православию. С их падением единственным хранителем богооткровенной веры осталось царство Русское. Это царство – третий и последний Рим.
Проблемы общественного устройства и путей развития России стоят в центре такого цикла памятников, как «Переписка Ивана Грозного и Андрея Курбского». Если самодержавец выступал за абсолютистскую, ничем не ограниченную монархию, то опальный князь отстаивал идею «Святорусского царства», основанного на соблюдении законности, признании прав родовой знати и координации действий царя духовными и земскими соборами. Курбский имел и непосредственное отношение к развитию собственно философской мысли XVI в. Он переводил труды Иоанна Дамаскина, написал ряд натурфилософских сочинений. Ему же принадлежат произведения, которые позволяют говорить об их авторе как первом русском ученом в области логики.
От Нила Сорского в русскую интеллектуальную мысль пришли первые ростки «естественного права». Андрей Курбский в своей полемике с Иваном Грозным обвиняет самодержавца в том, что он «затворил русскую землю, сиречь свободное естество человеческое, аки в адовой твердыне». Один из первых русских вольнодумцев Матвей Башкин, восставая против рабства, ссылается на Евангелие: «Христос всех братией называет, а у нас кабалы (т.е. держим рабов)». Публицист Иван Пересветов пишет: «Бог человека сотворил самовластным и самому себе повелел быть владыкой».
Духовная культура XVI века, как свидетельствуют приведенные примеры, подготовила основу идеологических процессов не только следующего столетия. Она выразила необходимость коренных реформ, которые позднее были осуществлены Петром I. В ее рамках ставятся новые проблемы осмысления мира, нашедшие отражение в дальнейшем становлении и развитии русской философии.
Крупнейшим мыслителем русского средневековья является ^ Максим Грек (1470-1556), своеобразно соединивший византийские, возрожденческие и древнерусские традиции.
С ним советовались Василий III и Иван Грозный, им восхищался А. Курбский, среди его учеников – Федор Карпов, видный дипломат и публицист Московской Руси. Максим Грек дал свое определение философии, считая ее возвышенным божественным знанием, которое «благоукрашение нрава законополагает…, целомудрие, мудрость и кротость восхваляет, добродетель и порядок устанавливает в обществе». Максим Грек считает, что миссия философа – выше царской. В духе своего времени он делит философию на внешнюю, светскую, и внутреннюю, христианскую. Первая полезна в познании мира и «исправлении мышления», вторая служит исправлению души человеческой. В работах Максима Грека рассматривались вопросы онтологии (учение о Боге – субстанции), гносеологии (логика, интуитивное познание, символизация в мышлении), философской антропологии (части души – разумная, волевая, чувственная, 5 видов сенсуалистического познания, человек как микрокосм и др.), этики и социально-исторического анализа (генезис морали, концепция гармонии светской и духовной властей и др.).
XVII век – время небывалых противоречий и контрастов в экономической, политической, духовной жизни общества, небывалых даже по сравнению с острейшими потрясениями второй половины XVI века. Катастрофическим было положение русской земли в начале столетия, когда оказалось разрушенным достигнутое с таким трудом государственное единство и надо было снова начинать борьбу за возвращение Новгорода, Смоленска, пришлось освобождать Москву от иноземных интервентов. А в последние десятилетия века не только Новгород и Смоленск, но и древний Киев пошли под знамена Российского государства. Русские люди на востоке вышли на берег Тихого океана, а на западе петровские полки начали борьбу за укрепление на жизненно необходимых берегах Балтики. В начале века – невиданное ослабление государственной власти, «смутное время» и калейдоскопическая смена царей, в конце столетия – абсолютная власть монарха, перед силой которого отступает не только боярство, но и могущественная церковь.
Социальная среда и вновь возникшие потребности российского общества способствовали особой динамике развития духовной культуры в целом, философии, в частности. Широкое распространение во 2 половине XVII в. получили Азбуковники – обширные рукописные справочники энциклопедического характера. В них даются определения философии, вводятся сведения о Платоне, Демокрите, Аристотеле, Эпикуре и других философах, истолковываются образы Софии, объясняются термины «сущность», «свойство», «вещество», «ипостась», «космос». Возникают первые эстетические трактаты.
В развитии отечественной философской мысли значительную роль сыграла Киево-Могилянская академия. Ее основатель Петр Могила ввел курс наук, взяв за образец систему преподавания Краковского университета. Воспитанники академии вместе с выпускниками основанной позднее Славяно-греко-латинской академии составили костяк деятелей отечественной культуры второй половины XVII – первой половины XVIII в. В Москве в 1649 году царским окольничим Ф.М. Ртищевым было открыто училище при Андреевском монастыре «ради российского рода в просвещение свободных мудростей учения». Для преподавания в нем пригласили около 30 украинских ученых монахов, которые занялись не только преподаванием, но и переводами книг. Было осуществлено свыше 30 переводов, среди них – труды Фукидида, Плиния Младшего, Эразма Роттердамского.
Процесс пересмотра принципов древнерусской культуры сформировал идею «европеизации» русского общества. В этом виделся смысл перестройки культуры, унаследованной от средневековья. Однако европеизация понималась по-разному, и в соответствии с этим в светских кругах общества возникают две враждебные группировки — грекофильская (старомосковская партия) и западническая (партия «латинствующих»). Представители грекофильской партии видели идеал культуры в христианской Византии, в художественных достижениях Балканских стран. Они прекрасно понимали, что русская средневековая культура отживает свое время, но полагали, что сразу уничтожить многовековые культурные традиции невозможно. На первых этапах достаточно лишь количественное накопление знаний. Представители грекофильской группировки считали эту задачу главной, они обогатили русскую культуру многочисленными переводами не только художественных произведений, но и справочников по различным отраслям знаний, словарей и медицинских пособий. «Латинствующие» свой культурный идеал искали в странах Западной Европы. Они ввели в культурную жизнь России литературные, эстетические, исторические и философские споры, «любопрения», без которых не может существовать ни одна динамично развивающаяся культура.
«Латинствующие» создали в Москве профессиональную писательскую общину. Складывается показательный культурологический тип — литератор-профессионал. Он занимается педагогикой, учительствует, собирает личную библиотеку, интересуется книгоиздательством. Знает, по меньшей мере, два языка. Писательский труд считает главной жизненной задачей.
Наиболее известными представителями грекофильской традиции был придворный поэт Карион Истомин. Вождем и крупнейшим деятелем «латинствующих» стал Симеон Полоцкий, в сочинениях которого немало сюжетов, образов, символов, притч на философские темы. В труде «Рифмологион» есть главы с названиями «Истина», «Гражданство», «Закон», «Мысль», «Разум». В особой главе «Философия» приводятся высказывания Фалеса Милетского (о мудрости как высшей ценности), Диогена (философия научает терпению), Аристиппа (она же учит смелости с сильными мира сего), Аристотеля (врачует нравы).
Особую роль в воздействии на русскую философскую культуру оказал хорват ^ Юрий Крижанич (1617-1683), прибывший в Москву в 1659 году. Он разработал систему классификации всех видов знания, восходящую к классической средневековой схеме «семи свободных наук», но усовершенствованную и дополненную новым содержанием. В главе «О мудрости» трактата «О правлении» (известного под условным названием «Политика») Крижанич проводит различие между мудростью, знанием и философией. Мудростью он считает познание «наиболее важнейших и наивысших вещей» (Бога, природы, общества, человека), знанием – «понимание причин вещей», философией – «желание мудрости» (отсюда – философ – «рачитель мудрости»). Философия – это не особое искусство или наука в ряду других, а, скорее, «тщательная и обдуманная рассудительность или опытность в суждении о всех вещах». Философия выступает как высшая ступень всех видов познания; познавая суть вещей, каждый разумный человек может постепенно превратиться в философа. Особо выделял Крижанич «политическую мудрость», сформировав целостную и развернутую программу разумного управления державой. Смысл ее сводится к объективному анализу страны, народа, природных ресурсов, традиций и умелому использованию его результатов.
В 1687 году в Москве начались занятия в Славяно-греко-латинской академии, первом высшем учебном заведении России, сыгравшем значительную роль в развитии отечественной культуры, в т.ч. и философского мышления. Во главе академии стали греческие монахи братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Ими были созданы учебники по грамматике, поэтике, риторике, логике, психологии и физике. В дальнейшем почти все из них использовались в преподавании и сыграли определенную роль в становлении фонда отечественной философской литературы. В XVII в. началась постепенная профессионализация философии и выделение ее в особую форму общественного сознания и область духовной деятельности. Отечественная мысль теснее смыкалась с европейской, древнерусская мудрость постепенно интегрировалась в русскую философию нового времени. XVII век стал завершением многовекового пути развития древнерусской культуры и философской мысли, он же стал прологом нового этапа в ее развитии. Многие из традиций, заложенных в допетровский период (этизация и эстетизация философских идей, интерес к бытию человека и общественно-политической тематике, сильная художественная струя в философском творчестве, публицистичность и практическая направленность мышления), вошли в отечественную философию последующего периода.